Империя полураспада

Александр Холин, 2007

Начало нового века… Те, кто умеет заглядывать в будущее, предупреждали мир о Третьей мировой, которая должна вспыхнуть на изломе времен. Но никто не предполагал, что началом конца может стать пожар высочайшего в мире сооружения… Мозаика событий в романе Александра Холина пугает и обнадеживает, заставляет думать и надеяться, что подобного не случится, и не даст скучать никому! Мы представляем необыкновенную художественную прозу. Острота и непредсказуемость сюжета, яркий калейдоскоп событий с легким налетом апокалиптичности, совершенно новый взгляд на известнейшие и мрачные факты истории современного мира – все это ожидает читателя в предлагаемой книге, создавая впечатление «Романа последних времен»!

Глава 1

Вертолёт МЧС методично рассекал непробиваемую крышу Останкинского тумана. Собственно, это был вовсе не туман, а плотный густой дым с места пожара. Всего несколько часов назад Москву встряхнула свеженькая сплетня: горит Останкинская телебашня! В это трудно было поверить, во всяком случае, поверить сразу. Как же так? Ведь самая большая в мире! Ведь там защита на защите и защитой защищается! Строили-то, в какие времена? — мы догоним и перегоним братанов-американов! Значит, использованы все существующие и несуществующие сопроматные законы с правильными, семижды семь проверенными расчётами. Такого просто не может быть, потому что быть не может!

С другой стороны, тут же подкрадывалась мыслишка: а вдруг? Хотя вертолёт летел неслабо, только эти мысли неслись много быстрее в амбициозной башке Родиона Рожнова, капитана пожарной службы, спешащего на небывалый в мире пожар. А что?! Нигде, никогда такого ещё не было и, скорее всего, не будет. Здесь Россия опять утёрла нос америкосам! Просто смех сквозь слёзы.

За капитаном Рожновым заехал домой сам заместитель начальника Пожарной Авангардно-Спасательной Службы при Совете Министров России. А это далеко не «абы как» и не «абы что».

Подполковник Наливайко заехал не просто, мимоходом, а прилетел на вертолёте, севшем на площади перед Киевским вокзалом. В этом людном месте гнездилось множество торговых точек, но пустого места пока хватало. Вертолёт приземлился недалеко от дома. Необычайное зрелище привлекло внимание привокзальных бомжей и праздных любопытствующих. Виданное ли дело, Киевский вокзал постепенно превращается в почти частный аэродром!

Дверь квартиры долго не открывалась, но, наконец, резко распахнулась, обнажив невыспавшегося и очень сердитого хозяина коммунальной берлоги.

— Какого лешего!.. — с порога рыкнул хозяин. Но, увидев, кто к нему пожаловал, сразу стушевался. — Товарищ подполковник?! Вы? Но как вы узнали?.. Ах, да. Что я говорю, — вслух мыслил Рожнов.

— Может быть, разрешишь войти? — спросил Наливайко, вполне понимая растерянность хозяина.

— Конечно, конечно, — посторонился Рожнов.

Подполковник, не разуваясь, прошёл в комнату, заглянул в кухню, потом обернулся к капитану:

— Один, что ли? Собственно, это и хорошо. Никто мешать не будет.

— Чему мешать? — округлил Рожнов полусонные глаза.

— ЧП у нас, капитан. Собирайся.

— Но ведь я же отстранён от службы за самовольство при выполнении поставленной задачи, — протокольно отчеканил Рожнов.

— Ладно тебе, Родион, обиженку корчить, — прикрикнул на него подполковник. — Ты прекрасно знаешь, что лично я без дела не заявился бы. Ферштейн?

— Яволь, — кивнул хозяин. — Чем могу?..

— Можешь. Сорок армейских секунд тебе на сборы. Остальное расскажу по дороге.

— Сорок пять, — пробовал торговаться Рожнов.

— Я сказал — сорок! — отрезал Наливайко. — Выполнять!

…Внезапно клочья дыма разлетелись в стороны, перед глазами возникло небывалое зрелище. Ночь, совсем не интересующаяся пожаром, стремилась к своему завершению и таяла прямо на глазах. А ещё ей помогала башня, превратившаяся к этому времени в саркофаг теле-радиотрансляции во всей столице и не только. Казалось, даже тело бетонного саркофага прорезают насквозь плазменные лучи онгонного сатанинского огня. Ведь не может же гореть в огненной ауре бетонный монолит! Тем не менее, это было. Клубы чёрного ядовитого дыма разносились далеко над городом. Куча пожарных машин, сгрудившаяся у фундамента, бесцельным образом поливала бетонные стены из брандспойтов.

Вертолёт примостился в проезде Дубовой рощи недалеко от Останкинского кладбища с наветренной стороны, чтобы заранее не нахвататься угарного газа.

Что ожидать от происшествия и как с ним бороться — пока не знал никто. Хотя отсюда видны были суетящиеся вокруг башни пожарники. Да что толку? Пытаются по раздвижным пожарным лестницам добраться насколько возможно, только толку от этого — чуть. Такая лестница выдвигается максимум на пятьдесят метров. Хотя бригадир прибывшего наряда сообщил о возможности или, скажем, попытке урезонить внутреннее горение, ведь огонь распространился пока ещё не везде. Но для этого необходимо было увидеть, разобраться в ситуации и сконцентрировать мечущихся пожарников в мощную заградительную команду.

«Если вы допускаете ошибку в описании природы огня, ваша ошибка распространится на все отрасли физики — ведь во всём, что создаёт природа, главным агентом всегда является огонь».^[2]

Надо же. Это самое Родион вычитал накануне пожара! Как будто кто-то предупреждение послал. Ведь эта любопытная фраза запомнилась почему-то. Известно, что ничего случайного в мире не бывает. Только все логические выводы необходимо было отложить на потом. Философствовать сейчас некогда. Надо сообразить, что же всё-таки происходит.

Гореть могут только кабельные фидеры, а потушить кабель в бетонном «бронежилете» практически невозможно. Думай, Рожнов, думай! Вообще, стоит ли гасить эти фидеры? Сгоревший кабель всё равно не вернёшь, а биться об стенку лбом небезопасно. Может, просто в доступных местах перерубить кабель? Это одно из наиболее реальных решений. Ладно, не стоит голову забивать, как бороться с пожаром, не обследовав ещё самоё место? Вдруг какая-нибудь другая проблема возникнет? Просто так Наливайко не прилетел бы. Он хотел по дороге о чём-то рассказать, да промолчал, значит, так надо.

Несколько десятков струй воды били из брандспойтов. Казалось, башня живёт какой-то своей особенной жизнью. Огонь мог пульсировать только по кабельным каналам внутри башни, как кровь по жилочкам человечьим.

— Капитан, — выглянул из вертолёта подполковник. — Я сейчас. Нам надо к генеральному конструктору, он во-он в том доме живёт, — Наливайко показал на квартал жилых домов, кучковавшихся неподалеку от пламенеющего объекта.

Родион Рожнов на секунду залюбовался вышедшей из-под контроля стихией, диктующей окружающему миру свои безапелляционные требования и не принимающая ничего лояльного, дипломатического.

Вот уже десять дней, как капитан Рожнов был отстранён от исполнения служебных обязанностей за непротокольное самовольство в служебной обстановке. Мало ли что — усмирил пожар! Мало ли что — применил систему направленных взрывов! Москва — не научно-исследовательский полигон! Мало ли что в России практически все относятся к потенциальному возникновению пожара с великорусским пренебрежением. Не положено — значит, не покладено. И никому ничего не докажешь. Только к запретам у нас в стране испокон веков неравнодушны. Могут запретить и пожарнику пожар тушить, Рожнов даже улыбнулся, вспомнив нашумевший пожар в Капотне. А ведь «Нефтеперегонный» — не хрен с морковкой…

Мобильник несколько минут усиленно надрывался. Капитан вышел из ванной, на ходу вытирая руки полотенцем. Подцепив мобилу, он всё же глянул на определитель и скабрёзно усмехнулся.

— Капитан Рожнов слушает, — буркнул он хриплым, не успевшим избавиться от неудовольствия голосом.

— Рожнов?! Где тебя носит? — взорвалась трубка.

— Ага, скажи «где, где», так и тебе захочется, — парировал Родион.

— Ты мне кончай пургу мести. В Капотне на «Нефтеперерабатывающем» пожар. Так что ноги в руки и…

— Слушай, майор, моя смена закончилась, — перебил Рожнов. — Позвони Тяглову. Он с пожарами не хуже справляется.

— Ты, Рожнов, не лезь на рожон, — рявкнула трубка. — Сказано выезжать, значит, выезжайте. И в полном составе. Ты лично отвечаешь.

Родион Рожнов постоянно грызся с майором Красновым из-за несоответствия взглядов. Но это уже дела не касалось. Начальника, какой он ни будь уважаемый, полезно держать всегда на расстоянии, а то живенько оседлает и ножки свесит.

— Разве я когда-нибудь увиливал от службы, майор? — спокойно осведомился Родион. — Вспомни, совсем недавно в Одинцово на пожаре «Одилака» так рвануло, что мало не показалось. А всё потому, что ты по-своему сделал, но отвечать мне пришлось.

— Не лезь в бутырку, Родион, — поутих немного майор. — Кто старое помянет, тому глаз вон. А я тебе дело предлагаю. Ты давно у меня канючишь — дать разрешение на направленный взрыв? Считай, выпросил.

— Да ну? — не поверил капитан.

— Вот те ну, — гнул своё майор. — В Капотне на «Нефтеперерабатывающем» пожар пока ещё третьей категории. Чтоб он не перерос в пятую, дуй туда с отборными оглоедами и проводи свои долбаные опыты. Тем более, что это все в черте города, хоть и на берегу Москва-реки. В общем, сказано — выполняй. А вздумаешь кочевряжиться, завтра же будет рапорт начальнику ПАСС ГУВД, генерал-майору Рубцову лично. Это я тебе официально обещаю.

— Слушаюсь, — только и смог вымолвить Родион. — Но не забудьте распорядиться, чтоб из Балашихи в срочном порядке пригнали цистерну жидкого азота.

— Какой, к хрену, азот? У тебя всё с крышей в порядке?

— Не ори, майор! — взорвался Рожнов. — Не будет азота — можешь свой рапорт в задницу себе засунуть! Вместе с пожаром!

В Капотню к «Нефтеперерабатывающему» заводу прорвались без особых приключений в двух машинах. Всякую переброску войск перед битвой Рожнов переносил тяжко, нападало какое-то дикое оцепенение. Аналогичные чувства испытывали, видимо, и его бойцы. Что же такое — битва с огнём? Этого объяснить никто бы не смог. Навскидку, огонь — просто видение и ничего более!

Конечно, у него есть свой язык, он даже может петь. И летать — не хуже любой птицы. Но гибким мощным языкам пламени никогда не справиться с мускулистыми струями воды. В этом их большая разница. Если животворная вода несёт с собой смерть, то в огне смерть умирает, вернее, исчезает бесследно.

Недаром во многих древних религиях умерших полагалось сжигать. Это была священная мистерия Всеблагого огня, когда человек не только уходит в мир иной, но, говорят, обретает даже путь к возвращению, к реинкарнации Люди искренне верили, что человеку нет места нигде, кроме как на земле. Поэтому он должен, обязан вернуться, пусть под другим именем, в образе другого существа, это считалось человеческой повинностью. А ежели сие — правда, то хуже нет — ждать синюю птицу и догонять поезд. Уходя — уходи.

Справа по курсу показалось зловещее зарево. Тут же запищал мобильник в кармане гимнастёрки. Родион нехотя вытянул его и нажал кнопку связи:

— Рожнов слушает.

— Э-э-э, капитан. Ты где? — проблеяла трубка.

— Тангиев, ты, что ли? — рыкнул Рожнов. — Мы на подъезде. Что там, совсем туго?

— Совсем, капитан. Э-э-э, ты быстрее не можешь? Мои сбить пламя с цистерны пытаются. Никак.

— Ясно. Гони людей рыть канаву в штык вокруг очага, — распорядился капитан.

— В штык глубиной? — не понял Тангиев. — Зачем? Мои сбить пламя не могут…

— Делай, что говорят! — снова рявкнул Рожнов. — А то я из тебя отбивную сделаю! Всё понял?

Трубка обиженно хрюкнула, но заткнулась. Машины, мигая синими маячками и разливаясь сиренами, свернули с МКАДа в сторону Первого квартала Капотни. Жители, завидев пожар на нефтеперегонке, давно успели попрятаться. Ведь если рванёт — весь район снесёт начисто, это и коню понятно. А вот как остановить?

Машины влетели во двор «Нефтеперерабатывающего», как две скоростных «Феррари» на гонках в пустыне. Во дворе, кроме пожарников, тоже никого не наблюдалось. Хотя нет. Навстречу Рожнову бросился хорошо упитанный, «протокольный» господин с бешенными навыкате глазками, трясущимися губами и облапыванием близлежащего пространства.

— Сделайте что-нибудь! Вызовите пожарные вертолёты! Ведь сгорит же! Ведь рванёт! И пол-Москвы — к чёртовой бабушке! Ведь нефтеперегонка! Что ж вы стоите! — суетился упитанный.

— Не дёргайся! — остановил его Рожнов. — Ты чё, змей, раньше вызвать не мог? Теперь заткнись и не мешайся.

В это время на территорию завода вполз КАМАЗ с укреплённой на борту серебристой бочкой. В таких обычно перевозили жидкий азот.

— Самое время, — обрадовался Рожнов. — А, Тангиев, — кивнул он подбежавшему пожарнику. — Сними намордник.

Капитан узнал пожарника несмотря на противогаз, выглядывающий из-под каски на голове, как пятачок поросёнка. Пока Тангиев сдирал противогаз, капитан что-то усиленно чертил фломастером в папке.

— Смотри сюда, — показал он Тангиеву. — Я не знаю, давно ли горят эти две ёмкости, но если наш взрыв будет раньше, то всё, ништяк. Понял?

Пожарник только кивнул в ответ и зачем-то стряхнул с рукава прорезиненной робы хлопья пенной баланды, коей его команда давно уже безуспешно поливала охваченное пожаром двухэтажное заводское здание и стоящие неподалёку наземные ёмкости. Ну, здание понятно, отстоять можно. А вот две поставленные на попа бочки необъятного объёма от пламени явно избавляться не собирались.

— Значит так, — вернулся к вопросу Рожнов. — Тут я набросал планчик. Где твои прокопали траншейку?

— Здесь, здесь и здесь, — сделал отметки фломастером пожарный.

— Ага, — кивнул капитан. — Толково и с умом. Если всё путём будет — с меня жбан пива.

— Ладно, сочтёмся, — ухмыльнулся Тангиев.

— Семёнов, Волин, — окликнул капитан своих орлов. — Идите сюда. Вот в этих местах заложите привезённые нами гостинцы. А КАМАЗ с цистерной азота надо загнать с другой стороны.

— Э-э, друг. Ты не так делаешь, — встрял Тангиев. — Я тоже подрывник, я дело знаю.

— Вот у себя в Чечне и подрывай всё, что плохо лежит. А здесь, в Москве, твои кунаки и так уже потренировались на взрывах жилых домов, — отрезал Рожнов. — Подгони лучше КАМАЗ вон туда, — он указал место между догорающим зданием и пылающими нефтецистернами.

Тангиев обиженно пожал плечами, возражать начальнику не стал, но «оторвался» на сидевшем за рулём водителем КАМАЗА:

— А ну вылазь! — скомандовал он.

— Чё ты, мужик, — пытался возразить тот. — Я сам отгоню. Ты только скажи, куда.

— Э-э-э, я два раза не повторяю! — пожарник открыл дверцу и вытащил шофёра из кабины за воротник.

Потом Тангиев забрался в кабину и погнал дизелек, куда приказал капитан.

Шофёр с досадой сплюнул, но лезть в бутылку поостерёгся. Пожарники — с ними не поспоришь.

Между тем, ребята Рожнова растащили взрывчатку по указанным местам и ждали команды капитана, немного мандражируя — а вдруг эти бочки рванут раньше!

Тогда детонация неизбежна, тогда взлетит точно пол-Москвы. Из столицы давно уже выведены все нефтеперегонки. Только в Капотне уцелела. Надо же! И капитан, хоть он мужик толковый, а чего-то не мычит, не телится.

И тут у всех пожарных зазвенели в карманах зуммеры. Это была долгожданная команда: Four! Гул взрывов перекрыл все остальные шумы, а прямо перед двумя горящими цистернами разверзлась земля, куда оба огненных факела и рухнули. Под оглушительный грохот взрыва плавно осело здание, разваливаясь на куски, и часть постройки тоже свалилась под землю. За ним в провал полетел и КАМАЗ.

Трещина в земле оказалась не очень глубокая, но для машины хватило. Тем более что прикованный к её бортам резервуар с жидким азотом лопнул, как мыльный пузырь, потопляя под своим содержимым бушующее пламя. На это, видимо, и рассчитывал капитан, поскольку справиться с нефтяным пожаром вряд ли можно было по-другому, то есть, подручными средствами.

— Хорошо, что Тангиев вовремя и на указанное место машину подогнал, — доложил капитану Волин. — Правда, КАМАЗ гикнулся, ну да чёрт с ним.

— А где сам Тангиев? — встревожился Рожнов.

Поиски пожарника ни к чему не привели. Лишь несколько часов спустя труп Тангиева обнаружили в кабине дизеля. Он то ли замешкался, то ли ещё что, но так и не успел выпрыгнуть из автомобиля. Ситуация складывалась довольно неважнецкая.

На следующий день Рожнов из-за полученного стресса, и «честно» заработанной усталости, едва не опоздал на «разбор полётов». В кабинет, начальника ПАСС ГУВД генерал-майора Рубцова, капитан осторожно прокрался и примостился на стоящий возле стеночки стул.

— Вы отдаёте себе отчёт?! — громыхал во всю генерал-майор. — Устроили средь бела дня испытательный полигон в центре города!

— В Капотне, — подсказал его заместитель.

— Ах, да. Чуть ли не в центре города! Вы хоть понимаете всю ответственность вышеозначенного момента? — генерал поперхнулся, налил воды в стакан, глотнул, затем вытащил большой клетчатый платок, вытер руки и уже чуть спокойнее продолжил:

— Это из ряда вон выходящее происшествие приравнивается к Чрезвычайным, то есть к террористическим актам. Всем нам известна существующая нестабильность, и допускать такое не простая халатность, это преступление! Кто-то должен нести за это ответственность! Понимаете, задача пожарных — тушить огонь, бороться с пламенем, не допуская промахов и просчётов. Вы же устраиваете очередной несанкционированный взрыв, принёсший гибель человеческих жизней.

— Одной жизни, — опять шепнул заместитель.

— Пусть одной, — поправился генерал. — Но жизнь бойца важна для государства во все времена. Кстати, подайте рапорт о посмертном награждении погибшего, — обернулся он к заму. — Почему вы вообще решили применить взрыв? Что за самодеятельность?

— Товарищ генерал, разрешите доложить, — поднялся с места майор Краснов. — Несколько лет назад одним из моих подчинённых был разработан метод борьбы с лесными пожарами. На поверку, метод неплохо себя зарекомендовал при лесных пожарах…

— Товарищ майор, вы не в Африке, и наша столица — не джунгли. Речь идёт не о новых методах борьбы с пожарами. Речь идёт о наглом самоуправстве! Около двух с половиной килограммов тротилового эквивалента взорвано почти в центре города!

— В Капотне, — опять поправил заместитель.

— Неважно, — рыкнул тот. — Кто проводил непосредственно взрывные работы, принёсшие человеческие жертвы? Отвечайте!

— Капитан Рожнов, — вытянулся в струнку майор.

— Рожнов? Где он? — генерал обвёл хищным взглядом присутствующих.

— Капитан Рожнов, — поднявшись по стойке смирно, доложил Родион.

Генерал долго рассматривал его, будто примеряясь, с какой части тела начать человекопоедание.

— Пойдёте под суд, капитан, — генерал снова обернулся к заму. — Наливайко, вручите ему подписку о невыезде.

— Слушаюсь, — ответил тот.

— Ситуёвина складывается не в дугу, — отметил про себя Родион, выходя из кабинета после окончания разборок. — С этакими склонностями к непроходимому армейскому уставу можно забыть о нормальной спасательной службе.

Исполнение устава и результативная работа — два медведя в одной берлоге. Если победит первый, то вскорости жди государственный план по пожаротушениям. Если же таковых не предвидится, то впору самому поджигать и тушить, чтобы план выполнить.

— Товарищ капитан, — сзади незаметно подкрался Наливайко с заготовленной бумаженцией о невыезде. — Вам необходимо расписаться, а заодно и составьте докладную, где толком изложите, что и как произошло.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — кивнул Рожнов.

— Э, да вы совсем скисли, — брови заместителя полезли вверх. — Нельзя так, милейший, нельзя. Начальство — оно обязано быть строгим, будь то генерал, президент, или папа Римский.

— Причём тут папа? У нас православная страна, — пожал плечами Рожнов. — А передача дел в суд, сами понимаете, не булка с маслом. Я что — в своих личных интересах использовал пару килограмм государственной взрывчатки? Или «Нефтеперерабатывающий» завод в Капотне взлетел на воздух, а заодно и все жилые дома в районе, а? Погиб офицер пожарного дивизиона? — было, согласен. Но это — просто дикий несчастный случай! Человек вовремя не успел выпрыгнуть из КАМАЗа! Ты, Наливайко, обязан взять с меня расписку, я знаю. Но ты же сам не первый год служишь, сам бывал в подобных ситуациях. Чего ж на меня наезжаешь? Или за компанию?

Подполковник стряхнул с кителя капитана невидимую пылинку, приложил пальцы обеих рук к своим вискам, на минуту прикрыл глаза. Потом снова посмотрел на Рожнова.

— Слушай, Родион, — вкрадчиво начал он. — Я не призываю идти на баррикады и доказывать свою невиновность. Тогда уж точно все шишки на тебя свалят. Ты этого хочешь? Нет? Вот и славно. Сейчас распишись в писульке и несколько дней можешь поваляться дома у телеящика. Или мотай куда-нибудь на рыбалку, только потихоньку, чтоб никто не знал. Мобилу держи при себе. Я, как что-то прояснится, сразу сообщу. Представь, не все забывают, что друзьям надо помогать. Во всяком случае, дело выеденного яйца не стоит, спустим твою чрезвычайку на тормозах. Только, прошу, не суетись, не высовывайся и не дёргайся. Договорились?

— Знаешь, Антон, — полувопросительно, полуутвердительно проворчал Рожнов. — Знаешь, мне до сих пор казалось, что наш любимый начальник Рубцов птица совсем иного полёта?

— И что же тебе казалось? — поднял бровь подполковник.

— Когда он лично награждал меня знаком отличия, даже нашей внутриважной газетёнке «На страже» интервью дал о моих изобретательских новшествах. Мне тогда по-честному казалось — он настоящий офицер, знающий и любящий своё дело, а сейчас…

— А что сейчас? — перебил его Наливайко. — Напортачил немного и хочешь как страус — голову в песок? Не получится. Не твоему же непосредственному начальнику Краснову брать на себя ответственность, а? Где он, кстати? Слинял уже. Вот в этом он весь. Когда тебя публично награждали — гоголем ходил, а теперь: я — не я, и шляпа не моя. Вот такие они все, начальники, и ты таким будешь, так что не отчаивайся.

А сейчас вали домой и ни с кем не разговаривай, никому на временное отстранение от обязанностей не жалуйся. Тем более, что об этом кроме генерала знаем пока только мы с тобой. Так что не всегда говори, о чём думаешь, но всегда думай, о чём говоришь. Ферштейн? Вот и славно, — заместитель начальника подцепил подписанный капитаном формуляр и с озабоченным видом отправился в канцелярию.

Уже спускаясь по эскалатору в метро, Рожнов подумал, что недаром на его «Волжанке» движок вчера стуканул. Может, показалось, а, может, и нет.

Двадцатьчетвёка заводилась, как и раньше, с пол-оборота. Но всё-таки к мастакам в сервис её отогнать следовало. Мало ли что! А если на рыбалку — и там где-нибудь движок заклинит? Врагу не пожелаешь такого.

Машина — вчера, «ковёрный» нокаут — сегодня. Что ж, это нормально. Жизнь должна быть полосатой, иногда подставлять такие вот рогатки, иначе вообще жить неинтересно будет. Какую байку для жены выдумать? Ведь у него сегодня очередное дежурство, а придётся дома киснуть.

Дом, где жил Родион, выпадал из категории обычных в том смысле, что ни одного, обычного москвича в нём не наблюдалось. Хотя, не был он похож и на знаменитое элитное поселение на Софийской набережной. Даже планировка дома была нетипичной, поскольку место это облюбовал МОСХ, и все насельники жилища слыли художниками, архитекторами, либо писателями или артистами.

Сам Рожнов к выдающимся личностям себя не приписывал, поскольку квартиру в этом кооперативе удалось купить только через любимую тётушку, которая в Союзе художников вертела всем и всеми, как хотела.

Шутка ли — устроить вернисаж, либо просто рядовую выставку — все обращались с поклоном именно к ней. Ну и сделала племяннику свадебный подарок. На службе мужики сначала дружно ахали: «Живёшь на площадке с самим Президентом Российской Академии художеств! Ах, повезло!» Правда, Рожнов так и не понял — в чём повезло-то? Но спорить с народом не стал.

А тут ещё изобретение Рожнова широкую известность получило. Направленный взрыв во время пожара тушит всё и гаснет сам! Конечно, Рожнов сразу и сам стал знаменитым. Да только ни повышения в должности, ни в зарплате не последовало. Наоборот, получил отстранение. Более того, после сегодняшнего «разбора полётов» жди ещё неприятностей. Как назло, все гадости сваливались в последнее лето уходящего в небыль столетия. Мистика какая-то. Собственно, с мистикой у Родиона столкновения уже были, когда он на месячишко ездил к другу на Украину. Тот подарил ему модель кубических шахмат, которые до сих пор не нашли ещё нигде применения.

Кстати, хорошо, что вспомнил. Надо бы заехать на Трубную площадь, где у Гарри Кимовича Каспарова личный шахматный клуб почти напротив театра «Современной пьесы», бывшего когда-то обычнейшим Домом Политпросвещения. А Танька? А что Танька? Подождёт, на то она и жена. Пусть думает, что он на дежурстве, и волноваться не будет.

Шахматный клуб встретил Рожнова обновлённой входной дверью с кнопочным замком и глазком телекамеры. На звонок дверь открылась свободно: то ли его здесь уже узнавали охранники, то ли просто был приёмный день. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, капитан отметил, что мраморные ступеньки так и остались выщербленными. Неужели на ремонт денег не хватило? Эта мысль вызвала мимолётную улыбку: у Каспарова — нет денег!

— У нас пожарное состояние в норме! — встретил Рожнова на пороге Лёха Сазонов, администратор клуба, яростный шахматист и алкоголик.

— Лёша, ты опять под шофэ? — Родион выразительно щёлкнул себя по горлу. — Всё своё умение пропьёшь, не боишься?

— Я? — взвился Сазонов. — Я тебе ещё ни разу не проигрывал и в скором будущем не предвидится.

— А если? — поддел его Родион.

— Тогда прошу, — Лёха перекинул через рукав безупречного чёрного пиджака вафельное полотенце, как делают официанты, и показал на столик с уже расставленными фигурами. — Светик, — добавил он, обращаясь к девушке за стойкой бара. — Сотвори-ка мне «Северное сиянье», а Родиону…

— Двойной «Капучино», — добавил тот.

Шахматные партии быстро крадут время. Пока Алексей расправлялся с «Северным сияньем» — ёрш водки и шампанского, — а Родион налегал на кофе, ночь заглянула в окно и напомнила игрокам, что домой сегодня не мешало бы всё-таки заглянуть.

— Ладно, — тряхнул головой Родион. — Ты, вижу, формы не теряешь, и я рад за тебя. Только жениться бы тебе не мешало. Сопьёшься ведь.

— Вот тогда уж точно сопьюсь, — парировал администратор.

— Верю, верю. Но я не за этим сегодня приезжал.

— То есть? — подозрительно прищурился Сазонов.

— Я сто лет назад приволок вам проект кубических шахмат, — напомнил Рожнов.

— Да, было что-то такое… а, может, не было, — замотал головой Лёха. — Ты это… забудь. Оно тебе надо?

— Если бы не надо — не пришёл бы, — отрезал капитан. — Я тебя обучил в них играть?

— Ну, обучил, — неохотно согласился Лёха.

— Кто громче всех вопил, что это прыжок в человеческом развитии?

— Ну, я? А что дальше? — в глазах у Алексея вспыхнул трезвый огонь, будто бы и не прикладывался тот несколько раз к «Северному сиянию». — Чтоб ты знал — нынешним шахматным корифеям плевать на твои изобретения. Все давно уже сидят в удобных кожаных креслах, имеют послушных племенных тёлок, кучу зелёного бабла, и никому больше ничего не надо! Когда я нарисовал в «Фото-шопе» объёмный рисунок твоих шахмат, почти все наши управленцы на полчаса прилипли к монитору. Но не больше того! Потом каждый отмахивался, мол, не пудри мозги! Пойми, Родька, я к тебе хорошо отношусь, знаю, ты из тех немногих, на кого можно положиться, но и ты меня тоже пойми! Наши дерьмократы… да что наши — всё человечество шарика настолько дебильно, и развивать его не стоит, вредно. Вот разве в солдатиков поиграть, пострелять, найти, наказать виновных, поговорить «о худом мире, который лучше доброй войны», а после расползтись по парашам… и снова друг в друга палить. Ладно, ты меня понял…

Рожнов брёл Цветным бульваром в сторону метро по уже порядком потемневшей Москве, которая тоже, наверно, чувствовала, что вот, накатила чёрная полоса. Только у столицы с наступлением утра всё «чёрное» закончится, а тут… А что тут? Тоже всё закончится. Будет день — будет пища. Сегодня ничего уже не должно случиться. Танька бы только не запилила. Но она-то, наверно, уже спит, вот и хорошо. Значит, пилить не будет. А то очень часто в последнее время начала практиковаться в анальных семейных сценах, медленно переходящих в примитивный кухонный бокс. Это ли не лучшее времяпровождение?.. Ладно, завтра объясню, что и как. Утро вечера мудренее.

…Лифт доставил Родиона на чётвёртый этаж. Он вставил ключ в дверь и подумал, что всё-таки очень хорошо иметь свой собственный остров. Пусть не таинственный, но свой, где можно скрыться, спрятаться от гоняющихся целый день за тобой поганеньких неприятностей. На острове можно просто отсидеться, а можно даже поговорить с его хозяйкой, которая, может быть, даст добрый совет. Осторожно прикрыв входную дверь, Родион включил свет в прихожей и остолбенел: на видном месте стояли мужские туфли. Чужие туфли. Чужие!

Рожнов быстро направился прямо в спальню. За дверью послышался какой-то шум. Видно, пришёл он не вовремя. Помешал! Дверь оказалась запертой изнутри на щеколду, но это особой преградой для него вовсе не являлось. Отойдя на шаг, капитан пинком распахнул дверь и влетел в комнату.

Щёлкнув выключателем, он оглянулся. В углу, в кресле, гнездилась Танька, прикрываясь халатом, тихо поскуливая в предвкушении мужниных «ласк». Между креслом и разобранной кроватью стоял мужик одной ногой уже влезший в штаны и никак не попадающий в штанину другой. Рожнов шагнул к нему, в это время мужик поднял голову навстречу летевшему кулаку. Охнув, мужик отлетел к шкафу и осел на пол. Рожу его, пока ещё не посиневшую от удара, Родион наконец-то разглядел.

Тут он сам едва устоял на ногах: майор Краснов!

Капитан рухнул в кресло, стоящее у окна, и закрыл ладонями лицо. Ничего не хотелось видеть и слышать. Но из другого угла спальни доносились испуганные Танькины всхлипыванья. Как же она могла? Как?! Ох, мрази поганые, только и умеют, что юбки задирать и ноги раздвигать… И перед кем!! Но ведь Краснов должен был знать, что генерал только что отстранил Родиона до решения трибунала от дежурства. Должен? Ничего, никто никому ничего не должен. Что ни делается — всё к лучшему.

— Эй ты, осколок унитаза, — обратился он к очухавшемуся начальнику. — Быстро собирай свои гнидники, и чтоб я тебя не видел!

— Капитан, я всё объясню, — сделал попытку майор. — Я…

— Ещё одно слово, и тебя уже унесут, — просипел Рожнов.

Краснов, видимо, понял, что действительно надо уносить ноги самому, пока есть возможность. Когда входная дверь за ним закрылась, Родион взглянул на свернувшуюся клубочком в кресле Татьяну. Та под его взглядом опять заскулила, но, к счастью, ничего объяснять не пыталась.

— Ты тоже за ним проваливай…

Жена пошевелилась, однако и не думала покидать кресло. Вероятно, решила, что всё, как всегда, можно спустить на тормозах. Видимо, плохо она за десять лет совместной жизни изучила Родиона. Да и стремилась ли узнать? Он сейчас ощущал растущее где-то в глубине сознания жгучее желание взять Таньку за ноги и ахнуть головой о стенку. На миг перед глазами возникли белые рельефные обои в подтёках крови и серого мозгового вещества.

— Слышь, ты…

В этих сдавленных зубами словах Татьяна услышала угрожающую опасность и пулей вылетела в прихожую. Потом дверь за ней хлопнула, а Родион всё так же сидел, не шевелясь, в кресле. Окна заметно посерели. Значит, скоро рассвет. Рожнов заставил себя подняться, побрёл на кухню, достал из холодильника бутылку с подмигивающим «Распутиным», налил полную фаянсовую кружку и хлопнул одним глотком. Поначалу ничего даже не почувствовал. Потом где-то в глубине души пробежала тёплая струйка вспыхнувшего пороха.

Это уже ничего. Значит, будем жить. Собственно, не умирать же из-за того, что Петру Петровичу Краснову развлечься захотелось. Он, видите ли, прохлопал, что подчинённый в данное время отстранён от несения служебных обязанностей, а лох этот забыл, что не всегда не вовремя домой являться должно. Вот и получили оба.

Танька… как же так? Ведь он ей верил! Верил женщине, а она оказалась чужой. Недаром ей в школе прозвище Лолита приклеили. Танька тогда безумно в Набокова влюблена была, вот и получила — Лолиту. Собственно, она такой же до сих пор осталась. И даже не в физическом плане, а в духовном. Впрочем, не всё ещё потеряно. Вернее, ничего не потеряно, всё только начинается. Татьяна самолично произвела кастрацию их семейной жизни. Посмотрим, куда кривая вывезет. Баба с возу… то есть, леди с дилижанса — пони легче.

Родион скинул китель, ослабил, наконец, галстук и, прошел в спальню, бухнулся сначала на растерзанную кровать. Но чуть ли не сразу вскочил. Подушка сохранила ещё Танькин запах волос, а вот постель! Постель явно пованивала чужим. Скомкав простыни и одеяло, Родион прошлёпал в другую комнату и с маху рухнул ничком на тахту.

Примечания

2

Boerhgave. Elements de Chime, trad,2, viol, Leide. 1752. t.1.p.144.