Стеклянный купол

Алексей Егоров (2025)

Несколько лет Лангар Жестокий успешно совмещал любовь с долгом, но теперь сама судьба заставляет его сделать выбор. В окружении могучих противников он пытается найти лучший выход, пока время, отмеренное на счастье, стремительно истекает. Последняя надежда — чудесный дар, который может обернуться спасением или проклятием.

1

Имонгонарх, империя Голбитор, 860 год от Начала Возрождения

— Проклятые ардийцы! Выметайтесь вон!

Булыжник легко прошил стекло, взорвал его цветными осколками витража. Пожилой мужчина успел отшатнуться, быстро прикрылся рукой. Лицо его при этом было совершенно невозмутимым. Остальные держались не хуже, они проводили камень безучастными взглядами. Тот ударился о стену, отскочил в сторону, громко хлопнул о плиты пола.

Шум с улицы нарастал. Сквозь гомон толпы пробивались отдельные выкрики:

— Убирайтесь из города, твари!

— Валите из Голбитора!

— Смерть иноземным лжецам!

— Последний грамотно сказал, наверняка провокатор, — заметил один из присутствующих.

В небольшой комнате их было четверо. Все четверо родом из Ардии — страны на далеком западе. Все четверо — жрецы, представители высшей касты ардийского общества. Высокий жрец, который прямо сейчас вытряхивал осколки из длинных седых волос, носил титул Просветителя. Несмотря на почтенный возраст, он обладал крепким телосложением и держался молодцевато. Ардийские храмовники тренировали тело до самой смерти, придерживались умеренного питания, тщательно следили за здоровьем — лучшие должны быть примером. Просветители служили примером не только для ардийцев, они несли знания иноземным народам. Но в этот раз их, похоже, ждало разочарование.

— Все еще надеетесь привить им мудрость, Хробар? — Разоблачитель провокатора снисходительно покосился на старика. — Мы здесь уже третий год — и вот она, благодарность! Камни и проклятия. Нет, я не подвергаю сомнению ваш опыт или мастерство, но результаты…

— Голбитор — самое перспективное государство востока, — менторским тоном произнес Хробар. — Всего за полтора столетия жалкие задворки Орадена объединились в могучую империю. И она постоянно расширяется! Превращается в силу, с которой вынуждена считаться не только древняя прародина, но и весь мир. Эта сила должны быть направлена в нужное русло. Нами. Понимаете меня, Иркан?

— Мне не пять лет, мастер. К чему эта лекция? Я ведь говорю…

— О другом. Разумеется. Но поскольку ваш вопрос, ваша претензия не соответствует вашему высокому статусу, я решил напомнить вам элементарные истины.

— Убирайтесь вон! — донеслось с улицы.

— Может, им напомните? — усмехнулся Иркан, указывая на окно. — К чему эти словеса, мастер? Давайте уже признаемся: мы не справились. Перспективному государству, которое постоянно расширяется, наше учение даром не нужно. У голбитов и прочих тейленли, да простит меня мой язык, есть свой бог. Голбакан. Его заветы гораздо проще, понятнее, роднее. Служители Голбакана доходчиво объясняют землякам, как жить. У нас так не получается.

— Все у нас получится… — Хробар запнулся, он едва увернулся от осколков. В витражном окне зияли уже две широких пробоины.

— Все у нас получится, — повторил Просветитель, не обращая внимания на ухмылку Иркана, — ведь мы пришли на благодатную почву. Голбиты — смышленый народ, они самостоятельно построили гражданское общество…

— И сейчас это гражданское общество закидывает нас камнями. Дружно закидывает, факт.

— А нынешний император Голбитора — мудрый человек. Продолжает дело своего предка, принимает наших жрецов со всех десяти земель!

— Принимает, но защищать не собирается. Где же стража, которая угомонила бы этих прекрасных граждан?

— Бросьте ерничать, Иркан, — поморщился Хробар, — вам не к лицу. В нашем деле бывает всякое, для этого храмовников и обучают боевым навыкам. К тому же вы прекрасно знаете, из-за кого эти люди здесь собрались. Почему так хотят нас прогнать. Проблема не в народе, а в конкретном человеке.

— Что это меняет, наставник? — заговорил третий жрец.

Этот обладал смуглой кожей, рельефным лицом, проницательными глазами — от голбитов он отличался только высоким ростом и длинными темно-русыми волосами. Звали его Лангар Жестокий, и он по-прежнему признавал Хробара наставником, хотя уже семь лет ему не подчинялся. После Третьего Посвящения жрец получал право выбирать собственный путь. Лангар выбрал свободу, но уважение сохранил.

— Это все меняет, Лангар, — обратился к нему старый мастер. — С любым человеком можно договориться.

— Если не уберетесь до захода солнца, мы подожжем трактир! — Опять провокатор, теперь его голос узнали все. Угрозы были не для ардийцев, они подзадоривали толпу.

— Подожгут, — заверил Иркан, осторожно подглядывая в окно.

— Третий год на исходе, мастер, — напомнил Лангар. — Не поздновато ли договариваться?

— Договариваться никогда не поздно. Попытаемся еще раз. Прямо сейчас. Вооружаемся и идем в храм Голбакана.

— До встречи в Вечности, братья! — мрачно пошутил Иркан.

У остальных жрецов предсмертное прощание улыбки не вызвало.

— Нас разорвут, — сухо предположил четвертый, самый молодой храмовник. Его звали Урил Рыжий, и он почти не боялся.

— Не думаю, — покачал головой Хробар. — Иркан верно подметил, имперских воинов там нет, а обычные горожане умирать не готовы. Да и сражаться не обучены. Могут только растерзать, толпой. Поэтому смыкаем круг и держим их на длину клинка. Того, кто нападает — режем, но не насмерть, только чтобы крови побольше. Следите за мастером Лангаром, он большой умелец калечить людей. Не обижайтесь, Лангар, сейчас это комплимент.

Лангар не обижался. В отличие от остальных, он с детства привык к причудам наставника. К вежливому «вы», будь перед тем архонт или пятилетний воспитанник. К вызывающей невозмутимости, за которой скрывался острый ум. В какие бы переделки они не попадали, с каким бы противником не сталкивались, Хробар всегда знал, как поступить — уныние и отчаяние были ему неведомы. Поэтому и сейчас Лангар не возражал. Вытащил из ножен узкий ардийский меч, следом кинжал для левой руки, и двинулся к дверям вместе с остальными. За дверью была лестница, под лестницей — просторный и пустой зал трактира. Потом еще одна дверь, входная, с тремя мощными засовами. А дальше — улица, полная разгоряченных людей. Сперва они накатили: с ревом, будто живая волна, но при виде ардийских клинков отступили.

— Мы идем к храму! — громко сказал Хробар Достойный с идеальным местным выговором. — Я буду говорить с Алавием Геором!

После этих слов заступить им дорогу не решился никто.