Стеклянный купол

Алексей Егоров (2025)

Несколько лет Лангар Жестокий успешно совмещал любовь с долгом, но теперь сама судьба заставляет его сделать выбор. В окружении могучих противников он пытается найти лучший выход, пока время, отмеренное на счастье, стремительно истекает. Последняя надежда — чудесный дар, который может обернуться спасением или проклятием.

2

Храм Голбакана стоял в самом сердце города, на центральной площади, рядом с дворцом префекта, зданием имперского банка и роскошными особняками знати. Даже на их фоне храм выглядел внушительно, его шпили возвышались над землей на добрую полусотню метров. Архитектура ритуального сооружения отличалась явной агрессией: острые углы, совершенство форм и крупные каменные блоки давили наглядной мощью. При этом цвет облицовочных плит был серым, невзрачным. На фоне яркого окружения серость храма слегка портила впечатление, но в то же время подчеркивала его исключительность.

Ардийцев встретили у самого входа: высокой арки, украшенной традиционным голбитским орнаментом. Местные храмовники застыли, словно богатые статуи в длинных шелковых балахонах. Балахоны покрывала сложная вязь из серебра — любимого металла Голбакана. Вопреки ожиданиям гостей, в храм их не пустили. Без всяких разъяснений ардийцев проводили к другому зданию, соединенному с серой громадиной через воздушную галерею.

Этот дом, а скорее — дворец, скромностью не отличался. Он состоял из трех протяженных ярусов с надстройками в виде островерхих башенок. Каждый ярус был богато украшен лепниной, скульптурами, живыми растениями; резной фасад рассекали стреловидные окна. Крыша здания представляла собой единую террасу, она обрамляла высокий стеклянный купол — ардийцы предположили, что света внутри особняка много.

Сопровождающие сменились, храмовники передали гостей местной прислуге. Одежда слуг также имела нашивку с символом храма, эти люди принадлежали верховному жрецу Алавию Геору. Вопросов по-прежнему никто не задавал, ардийцев здесь явно ждали. Обстановка внутри особняка оказалась еще более вызывающей: каждая комната, через которую они проходили, была облицована разными породами камня, отполирована до блеска и наполнена роскошью.

Наконец гости попали в главное помещение: просторный зал, заключенный в самом центре здания. Именно его укрывал стеклянный купол, именно он занимал сразу три яруса в высоту. По стенам зала тянулись балконы и галереи, а под ними раскинулся живой сад с изящными мраморными статуями, деревянными топчанами и каменными столешницами. Посреди сада журчали несколько фонтанов, они наполняли водой широкий белокаменный бассейн. К бассейну ардийцев и подвели. Только сейчас Лангар сообразил, что у них не забрали оружие. Это было особенно удивительно: либо хозяин настолько им доверял, либо настолько презирал.

Алавий Геор сидел по пояс в воде, у самого края бассейна. Одежды на нем не было. Верховный жрец Голбакана широко развел руки и непринужденно откинулся на мраморный парапет. Для столь высокого титула он был невероятно юным: еще моложе Урила, а тому исполнилось всего двадцать пять. Кожа Алавия выглядела розоватой, тело — щуплым, он явно не привык перетруждаться и редко бывал на солнце. Мягкие черты лица, крупные голубые глаза и пухлые губы превращали его в вечного ребенка. Золотистые волосы добавляли образу еще больше первозданной невинности. Однако настоящий Алавий Геор раскрывался во взгляде: холодный, насмешливый, пронизывающий — он сразу же настораживал.

В чаше бассейна верховный жрец был не один. Рядом с ним плавали и плескались семь девушек. Лангар не переставал удивляться: все девушки принадлежали к разным народам, отличались фигурами, цветом кожи и волос. Хробара Достойного занимало другое. Учение Голбакана призывало последователей к скромности — и знатные голбитки, и простолюдинки укрывали тело с головы до пят, являя свою красоту только законному мужу. В то же время мужчины голбитов связывали жизнь с единственной спутницей, матерью семейства. Алавий Геор, как главный хранитель традиционных ценностей, открыто попирал их все. Обнаженные девушки смущения не выказывали, они вообще не обращали на гостей никакого внимания.

— А, пришли наконец-то, — заговорил Алавий без всяких вступлений, его голос звучал чисто и звонко. — Наконец-то удостоили меня чести. Польщен. Уже год, как я верховенствую в храме Имонгонарха, а мы с вами до сих пор не знакомы. Что же заставило вас пойти на такую… любезность?

— Приветствую вас, святейший избранник Серебряного Властителя Голбакана! — В отличие от хозяина, мастер Хробар не собирался нарушать установленный церемониал. — Благодарим, что нашли время принять нас у себя, благодарим, что согласились выслушать. Уже третий год мы живем в вашем прекрасном городе, несем народу Голбитора мудрость своего Храма, мудрость Ардии…

— О каком храме ты говоришь, старик? — прервал его Алавий. — Какому богу вы, четверо, поклоняетесь?

— Наш бог — это знание, господин, — терпеливо пояснил Хробар. — Абсолютная Мудрость, к которой любой человек стремится по своей природе. Ведь именно разум отличает нас…

— Значит, вы безбожники, — вновь перебил его хозяин. — Которые, как известно, стократ хуже неверных. Неверные-то понимают, как устроен мир, и лишь не признают верховенство Серебряного Властителя. Они глупцы, но глупцов можно перевоспитать. А вы, ардийцы, неисправимы. Вы ни во что не верите, постоянно требуете доказательств. И даже когда они перед вами, все равно сомневаетесь. Но самое скверное — вы несете свои сомнения моему народу. Как его духовный заступник, я не смею этого допустить.

— Ваш предшественник…

— Мой предшественник был старым идиотом. Он считался знатоком нашего учения, но совершенно не понимал его суть. Поэтому и терпел таких, как вы. К счастью, Голбакан его прибрал. Для Имонгонарха наступают новые времена, времена очищения и праведности.

— За два с лишним года я неплохо познакомился с вашим учением, — невозмутимо заявил Хробар. — Признаю его глубину и прогрессивность, даже с учетом мифической сущности Голбакана. Кроме прочего, в нем сказано: «Твердость, умеренность и смирение — вот главные добродетели здоровой души». А сейчас я смотрю на вас и задаюсь вопросом: смеет ли наставник быть лицемером? Может ли призывать к тому, чего сам не придерживается? И для кого именно наступят «времена праведности»?

Лангар несказанно удивился, он не ожидал от мастера подобной дерзости. Хорошо, что у них не отобрали клинки: обычно после таких выпадов начинается самое интересное! Однако на этот раз Алавий Геор не перебивал и внимательно дослушал речь Хробара. С каждым упреком улыбка на лице хозяина становилась шире. А потом Алавий ответил, совершенно спокойно и вкрадчиво:

— Для праведников. Времена праведности наступят для праведников. Ну-ка, сестрички, объясните этому старому дуралею, зачем вы здесь. Встаньте за мной!

Девушки, которые до этого вели себя непринужденно, мгновенно подчинились приказу. Они выбрались из бассейна и выстроились в ряд на парапете, прямо за спиной Алавия. Каждая покорно опустила глаза, но это был единственный знак смущения — ардийцы в подробностях рассмотрели красоту обнаженных тел. У Урила перехватило дыхание, его природа взяла верх над воспитанным смирением.

— Красавицы! — Алавий запрокинул голову и довольно причмокнул, окидывая девушек взглядом снизу. — Я лично выбирал каждую. Прежде они были простыми рабынями, но милостью Голбакана их жизнь разом переменилась. Теперь каждая живет при мне в неге и роскоши, как преданная служительница нашего бога. Ты верно сказал, старик, я его избранник! Но не только. Серебряный Властитель наделил меня великой силой, отразился во мне, как в смертном воплощении. Если ты так хорошо разобрался в нашем учении, то должен знать, что у Голбакана есть восемь жен, которых он взял силой. Напомнишь, как их зовут?

— Это восемь сестер, им поклоняются народы лиерли, — ответил Хробар. — Легендарные богини, побежденные и плененные Голбаканом. Их имен я, к сожалению, не припомню.

— Что ж, тогда я тебе помогу. На живом примере, — усмехнулся Алавий. — Смотри, вот эта прелестная ораденка — моя любимица и старшая из сестер — Эранфель. Следом за ней голбитка — Менетоси, а дальше харатка — Навитара, велизарка — Икенаята, леврачка — Вельгрелла, кехенка — Аникала и Ашильяла — серая кетменка. Не хватает только Сальбари. Гинпийская красавица безвременно нас покинула, теперь вот подыскиваю ей замену. Как и Голбакан, я считаю этих прелестниц своими женами. Как и Голбакан, я не спрашивал их согласия. Но спросите же вы, ардийцы, мечтает ли кто-то из них меня покинуть? Вернуться в рабство, нужду? Нет, ведь праведная жизнь под властью Серебряного Властителя куда приятнее! И скоро я докажу это остальным, верным и не очень. Подарю праведникам новый мир, от которого они уже не захотят отказаться. Ты же мудрец, старик — должен понимать, на что я намекаю. Ну же, напряги свои дряхлеющие мозги!

— Мы вам мешаем, — хмыкнул Хробар. — В мире блаженных рабов для Абсолютной Мудрости места нет.

— Точно! — рассмеялся Алавий. — Вот только те, кого ты называешь «блаженными рабами» — и есть настоящие люди. Не нужна им ваша Абсолютная Мудрость. Спросите любого: ему гораздо милее сытный стол, мягкое ложе и красивая наложница. Мудрецы всегда хотят большего — они всегда несчастны. Однако несчастье несчастью рознь. Если не уберетесь из моего города, обязательно в этом убедитесь.

— Безусловно?

— Да. С безбожниками договариваться не о чем. Возрадуйтесь уже тому, что отпускаю вас с миром.

— Нам потребуется пара недель, чтобы закрыть представительство, — прикинул Хробар.

— У вас будет пара недель, но после наступления нового года я не желаю вас здесь видеть, — отчеканил Алавий и тут же мягко обратился к девушкам: — Прыгайте в воду, красавицы, эти мужчины и так слишком долго вами любовались. Ашильяла! Ко мне, моя дикая прелесть!

— Вы совершаете ошибку, Алавий, — сказал ему напоследок Хробар. — Просвещение удержать невозможно. Пусть мы уйдем, но придут другие.

— Спасибо, что напомнил, — промурлыкал хозяин, заключая в объятья серокожую кетменку. — Пока я возглавляю этот храм, в Имонгонархе не примут ни одного ардийского проходимца. А возглавлять его я буду до-олго!