Тень, ключ и мятное печенье

Алексей Котейко (2025)

Девушку из высшего общества находят мёртвой в портовых трущобах. Состоятельная дама уверена, что привидения пытаются выжить её с мужем из недавно купленного дома. Жертва несчастного случая оставляет странное наследство, не успев назвать имя того, кому оно завещано. В агентстве «Зелёная лампа» считают, что клиент — это всегда клиент, каким бы странным, фантастическим или безумным ни был конкретный случай. Здесь берутся за самые разные дела — иногда даже за такие, от которых отмахнулись пастыри душ и блюстители закона. У Лайоша Шандора и его компаньонов свои методы работы; возможно, порой необычные, но в большинстве случаев действенные. Впрочем, бывают и исключения.

Глава 2. Шепчущие тени

Когда-то Овражки были скоплением переулков на крутых склонах левобережных холмов, прямо у крепостных стен. Здесь в маленьких домиках, тесно прижавшихся один к другому, селились гарнизонные офицеры и мастеровые, обслуживавшие крепость. Со временем цитадель потеряла своё оборонительное значение, большую часть старых стен и валов срыли, проложив обсаженные каштанами бульвары, а взамен крохотных домишек и лабиринта проходных двориков появились отдельно стоящие особняки в окружении ухоженных садов.

С тех пор Овражки заняла старая аристократия — те, кто с гордостью прослеживал свой род едва ли не до момента основания города, либо те, кто получил свой титул ещё во времена, когда на стенах цитадели несла постоянный дозор бдительная стража. Впрочем, в последние лет пятьдесят на смену некоторым прежним жильцам, чьё семейное древо окончательно ушло в небытие, стали являться новые. По большей части это были дельцы, сколотившие капиталы в промышленности, в банковском секторе или на бирже, так что коренное население Овражков смотрело на таких соседей с неудовольствием, а их неприятностям радовались если и не напоказ, то уж за глаза точно.

Лайош Шандор и Виола Энне выбрались из кэба напротив несколько запущенного, но всё ещё красивого и добротного дома, построенного лет двести назад. Сыщик сверился с визитной карточкой, которую накануне днём принесла в контору горничная. К карточке прилагался весьма щедрый гонорар — только за то (как поясняла надпись на обороте визитки), чтобы глава агентства «Зелёная лампа» посетил потенциальную клиентку лично.

— «Поместье Роуз-Холл, мадам Ульм», — он вытащил из кармана жилетные часы с двумя продольными вмятинами на крышке, сверился с ними, и спрятал обратно. — У нас ещё пять минут. После вас, мадемуазель, — Шандор придержал калитку.

Сад явно начали приводить в порядок, но ножницы садовника ещё не коснулись большинства розовых кустов, подаривших поместью его название. Несмотря на позднюю осень, среди уже поникших листьев кое-где сохранились одиночные бутоны — алые, жёлтые, белые. Эти последние цветы выглядели странно и чужеродно, только усиливая ощущение уныния и тоски от окружающего пейзажа.

— Понадобится немало денег и времени, чтобы привести тут всё в приличный вид, — заметил Лайош, шагая по дорожке. Камни в ней в основном были старые, позеленевшие от времени и дождей, но в некоторых местах попадались и уложенные совсем недавно.

— Хозяева стараются, — заметила Виола.

— И не хотят, чтобы старания пропали даром.

Дверь им открыла уже знакомая горничная, которая немедленно провела визитёров в гостиную. Здесь навстречу гостям из кресла у камина поднялась пухленькая женщина с замысловатой причёской. Сложное сооружение парикмахерского искусства было призвано сделать даму визуально выше ростом, но вместо этого скорее придавало ей сходство со сдобным пирожным, украшенным завитками крема. У мадам Ульм были тонкий голосок, временами скатывавшийся в едва слышный шёпот, и заплаканные глаза.

— Всё, что я вам хочу рассказать, чистейшая правда! — с порога заявила она. Затем смутилась и добавила растерянно. — Добрый день, господин Шандор.

— Мадам Ульм, — сыщик снял цилиндр и изобразил вежливый полупоклон. — Моя ассистентка и секретарь, мадемуазель Энне. Не волнуйтесь, пожалуйста, и расскажите, что именно произошло.

— Меня выживают из дома.

— Враги? Соседи? Родственники?

— Привидения.

Удивление промелькнуло на лице сыщика, но спустя мгновение оно вновь приняло спокойное и участливое выражение.

— Мадемуазель Энне, — Лайош приглашающе указал Виоле на одно из свободных кресел.

— Да-да, присаживайтесь, прошу! — засуетилась мадам Ульм. — Выпьете чего-нибудь?

— Благодарю, не стоит беспокоиться. Итак, привидения?

— Да, — хозяйка наполовину села, наполовину упала без сил в своё кресло, и вытащенным из кармашка кружевным платочком принялась промокать глаза, снова наполнившиеся слезами.

— Может быть, в таком случае, вам следовало пригласить фратера?

— Мы уже приглашали. Трёх! Они прочли молитвы, освятили весь дом, но это ни капельки не помогло.

— А Канцелярия?

— Когда святые отцы ничего не смогли сделать, мы обратились в Канцелярию. Они прислали двух констеблей и сержанта, те осмотрели весь дом — и ничего не нашли.

— Почему же вы считаете, что я смогу что-то сделать?

Мадам Ульм замялась, но затем, теребя в руках платочек и упорно не желая встречаться с сыщиком глазами, тихо-тихо забормотала:

— У вас… у вас есть определённая репутация, господин Шандор.

— В самом деле?

— Да. Про вас говорят, что вы уже решали загадки, существование которых не признавала Церковь. И помогали людям, когда от их просьб отмахивались в Канцелярии. Я очень надеюсь, что вы поможете и мне.

— Пожалуйста, расскажите про ваших привидений.

Женщина легонько вздрогнула и впервые с того момента, как села в кресло, встретилась взглядами с Шандором. Тёмные глаза сыщика смотрели внимательно и спокойно, но куда важнее оказалось то, что в них не было и тени недоверия к услышанному. Виола с удивлением заметила, что мадам Ульм перестала всхлипывать, и что пальцы женщины уже не так нервно и быстро перебирают платочек. Затем хозяйка заговорила:

— Мы с мужем купили этот дом полгода назад. До того он два года простоял пустым после смерти последнего жильца. Через месяц после покупки мы переехали сюда, и поначалу всё было прекрасно. Затем рабочие, которых мы наняли для ремонта западного крыла и оранжереи, стали жаловаться на недомогания. Муж решил, что они просто хотят набить цену, и уволил их, взяв другую бригаду. Но всё повторилось. А потом ещё раз. До сих пор оранжерея и западное крыло стоят не отремонтированными. Похожая история получилась и с садом: у нас сменилось уже пять садовников, но сад так и не привели в порядок.

— А где ваш муж?

— Он уехал на две недели по делам. Собственно, — мадам Ульм поколебалась, но потом всё-таки решила, по-видимому, быть откровенной, — он не хотел, чтобы я обращалась к кому-либо после того, как у нас побывали фратеры и констебли. Сказал, что всё это лишь игра воображения, и ни к чему придавать ей значение. Но это не воображение, я знаю!

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Простите, что приходится заставлять вас вспоминать пережитое, но мне важно знать все подробности. Вы тоже испытывали недомогание, как работники?

— Нет. Хотя в последнее время меня не оставляет гнетущая тоска, но, наверное, осенью в нашем городе похожие чувства терзают многих. Однако я видела тени в дальних комнатах, которые пропадали, стоило мне приблизиться. И слышала разные странные звуки! Шаги этажом выше, в совершенно пустых помещениях. Вздохи. А однажды ночью — крик.

— Не мог кричать кто-то снаружи?

— Нет, это точно было внутри дома. А ещё, — мадам Ульм глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, но вместо вздоха получился отчаянный всхлип. — А ещё голоса!

— Голоса? — Шандор легонько кивнул Виоле, и та подчеркнула это упоминание в записях.

— Да. Они шепчут.

— Шепчут в какое-то определённое время? В каком-то конкретном месте?

— Обычно это происходит вечером. Несколько раз было ночью. В разных местах — за ужином в столовой, в библиотеке, в спальне.

— Не было ли чего-то повторяющегося в тот момент? Ну, скажем, вы всегда сидели, или стояли. Или, может быть, начинали засыпать?

— В столовой? — мадам Ульм с удивлением посмотрела на сыщика.

— Почему нет, люди от усталости могут уснуть где угодно.

Она понимающе кивнула.

— Нет, ничего такого. В столовой это было за ужином, и голоса слышал также муж, а ещё горничная, прислуживавшая нам. В библиотеке я читала, это был совсем ранний вечер, только-только начали сгущаться сумерки. А в спальне это случилось за полночь, я уже спала, но проснулась, словно меня разбудили. В тот раз я отчётливо видела тень — это была человеческая фигура. Она стояла в углу спальни, возле камина, и могу поклясться — смотрела на меня. Когда я зажгла лампу, тень пропала.

— Фигура была мужская или женская? — сыщик снова кивнул, делая помощнице знак отметить в записях и этот пункт.

— Мне показалось, что женская. Но было темно, я видела только силуэт в лунном свете.

— В лунном свете… А вы не замечали, звуки и тени появлялись при разных фазах луны?

Мадам Ульм растерянно заморгала, на миг даже забыв про свой платочек. Потом пробормотала:

— Я не обратила внимания… Но, знаете, между этими случаями было по нескольку дней, иногда больше, иногда меньше — думаю, это всё-таки не было связано с фазами луны.

— А что насчёт погоды? Не было ли в тот момент тумана, дождя, сильного ветра?

— Простите, — мадам Ульм вконец растерялась, и даже повернулась к Виоле, словно надеясь найти у неё поддержку, — но этого я не помню.

— Хорошо, — Лайош подбадривающе улыбнулся. — Эти шепчущие голоса враждебны? Агрессивны?

— Нет. Скорее… печальны.

— Тогда почему же вы считаете, что они хотят выжить вас из дома?

— Каждый раз после этих случаев меня охватывал такой страх, что хотелось бежать прочь без оглядки. Когда я проснулась и увидела тень в спальне, до утра не смогла сомкнуть глаз — муж отпаивал меня чаем с ликёром и успокаивал. Будь я тогда дома одна, наверное, сразу же уехала бы в отель.

— Понимаю. Но ведь вы уже несколько дней одна?

Мадам Ульм слабо улыбнулась.

— Сара спит со мной в спальне, на кушетке.

— Ваша горничная?

— Да.

— А сколько ещё слуг в доме?

— Марта и Роберт — наши кухарка и конюх, они живут в домике в дальнем конце сада, при конюшне. Луиза — посудомойка, её комната рядом с кухней. Ещё есть Этьен, лакей мужа, но он сейчас вместе с ним.

— А садовник?

— Последний уволился прямо перед отъездом мужа.

— Ясно. Пока вы одна, вы видели эти тени, или слышали голоса?

Мадам Ульм побледнела, пальцы судорожно сжали измятый платочек.

— Да, — едва слышно произнесла она. — Один раз. И я впервые различила внятное слово.

— Что это было за слово?

— «Берегись!»

* * *

В отличие от мадам Ульм, Тайная канцелярия обошлась сухой официальной телеграммой, которую к девяти утра принёс в контору мальчишка-рассыльный. Это было на следующий же день после обнаружения трупа девушки в Гнилой Гавани. Телеграмма приглашала господина Лайоша Шандора явиться в Канцелярию к двум часам пополудни, чтобы дать показания по делу Эвелины Санду. Поэтому когда они неспешным шагом дошли до ближайшей остановки трамвая на бульваре Северной Башни, Виола отправилась обратно в контору, а сыщик зашагал дальше, к площади Короля Рене.

Застроенная четырёх — и пятиэтажными домами с узкими фасадами, эта площадь когда-то была торговым сердцем тогда ещё только зарождавшегося города. Потом её прославили костры ведьмовских процессов, чуть позже — несколько бунтов, во время которых стало прямо-таки традицией врываться в ратушу и выбрасывать из окон всех государственных служащих. Теперь старинные особняки, прежде принадлежавшие купеческим гильдиям и влиятельным вельможам, занимали государственные учреждения и офисы крупных компаний.

Третье слева от ратуши здание, ещё со времён бунтов получившее у горожан ироничное прозвище «дом добрых людей», целиком принадлежало Тайной канцелярии — учреждению, созданному для противодействия всем видам и формам преступности. Не только на улицах, но и на протекающей через этот человеческий муравейник реке, а также на проходящих над городом маршрутах дирижаблей. За узким фасадом скрывалась целая анфилада протянувшихся вглубь квартала зданий, переходов и внутренних двориков, имевших выходы и выезды на каждую из окрестных улиц. Парадные двери с площади предназначались для посетителей — и именно сюда направился Лайош Шандор. Предъявив одному из дежурных клерков полученную телеграмму, он дождался, пока клерк по внутреннему телефону вызовет сюретера, и тот подтвердит приглашение. Затем сыщику выдали пропуск визитёра, и Шандор по хорошо знакомому пути поднялся на четвёртый этаж, в кабинет господина Ла-Киша.

Сюретер пребывал в самом паршивом расположении духа, и на вежливое приветствие сыщика только проворчал что-то неразборчивое. Господин Ла-Киш по своему обыкновению устроился не за рабочим столом, а на диванчике в оконной нише, разглядывая раскинувшееся за стеклом море черепичных крыш. На подоконнике стояла давно остывшая чашка с крепким чёрным кофе. Лайош отметил про себя, что секретаря в комнате не было — стало быть, сюретер хотел сначала побеседовать с сыщиком наедине.

— Вы виделись с советником Санду? — поинтересовался Ла-Киш.

— Нет. Советник прислал чек и уведомил меня, что больше в моих услугах не нуждается.

— И на том спасибо, — буркнул сюретер.

— Хотя я вовсе не считаю, что моя работа закончена.

Ла-Киш нахмурился, но на Шандора это не произвело никакого впечатления.

— Во всём случившемся есть что-то неправильное.

— Вы мне говорите! — фыркнул сюретер.

— Именно. Вам. Потому что едва ли кто-то ещё в вашем учреждении стал бы меня слушать.

— Не забывайтесь, — предостерёг Ла-Киш.

— Я всего лишь имел в виду, что для Канцелярии дело, в общем-то, предельно ясно. Будет арестован господин Тропс…

— Уже арестован.

— Возможно, он сознается в убийстве. Возможно, он не имеет к нему никакого отношения — но всё равно сознается…

На последнюю реплику сыщика глаза сюретера полыхнули недобрым огнём.

–…или не сознается, и тогда это дело окажется одной из городских загадок, помещенных в ваши архивы.

— Вы хотите сказать, что мы не умеем работать? — саркастически поинтересовался Ла-Киш. Шандор примиряющим жестом поднял вверх раскрытые ладони.

— Прекрасно умеете. Но для этого у Канцелярии должно быть то, с чем, и те, с кем можно работать. Ведь других подозреваемых, кроме Тропса, у вас нет?

— Нет, — нехотя отозвался сюретер.

— И если у него окажется подтверждённое алиби — дело останется не раскрытым?

— Всегда могут появиться неожиданные свидетели.

— Гарольд… В Гнилой Гавани? Вы же сами в это не верите.

Сюретер не ответил. Он взял чашку с остывшим кофе, сделал глоток, поморщился и поставил чашку обратно на подоконник. Поднялся с диванчика и, заложив руки за спину, принялся медленно расхаживать перед окном туда-сюда. Шандор терпеливо ждал.

— Допустим, — Ла-Киш остановился, приняв какое-то решение. — Ну а вам-то что за дело до смерти Эвелины Санду?

Сыщик рассеянно потёр указательным пальцем переносицу, словно собираясь с мыслями.

— Я ведь уже сказал — во всём этом есть что-то неправильное. У девушки из высшего общества роман с простым клерком из Сити. Местом своих развлечений они выбирают заброшенный причал в районе… с не самой лучшей репутацией. А затем девушка каким-то образом вновь оказывается на том же самом причале, но уже одна и мёртвая.

— Вы были наняты, чтобы проследить за этой девушкой и сдать её вместе с любовником в руки пышущего праведным гневом отца.

— Верно. Но сдать живой и здоровой. Отцовский гнев может быть суров, однако не до такой же степени. Хотя, конечно, бывает всякое.

— Надеюсь, Лайош, вы понимаете, что если советник Санду узнает о вашем намерении продолжать розыски, дело для вас может кончиться плохо?

— Не узнает, — по губам сыщика пробежала давешняя лёгкая тень улыбки. — Вы ведь ему не скажете.

Сюретер фыркнул, демонстрируя своё мнение относительно такого предположения.

— А потом, я не думаю, что советник имеет какое-либо отношение к случившемуся. Это была бы слишком сложная комбинация, в которой не видно ровным счётом никакого смысла.

— Я бы не спешил отказываться и от такого варианта, — рассеянно посоветовал Ла-Киш, снова отвернувшись к окну.

— Разумеется. Как и от варианта, что убийцей всё-таки может быть Абрахам Тропс. Но если спросите меня, думаю, стоит искать мятное печенье.

— Вы снова за своё?! Какого лешего вам далось это мятное печенье! — сюретер резко обернулся к сыщику.

— Мятное печенье — последнее, что Эвелина Санду ела перед смертью. Очень много мятного печенья. Честное слово, Гарольд, у меня до сих пор во рту стоит привкус мяты.