Корабль теней

Алексей Сергеевич Гуранин

В акватории военной базы на севере СССР неожиданно появляется таинственный старый корабль. Команда моряков отправляется на разведку – необходимо выяснить, что это за судно и откуда оно взялось. Череда мистических, странных, пугающих событий, происходящих на борту корабля, приводят героев в ужас. Что за духи живут здесь, и как сохранить рассудок при встрече с ними? Смогут ли моряки спастись из цепких объятий «летучего голландца», смогут ли победить своих внутренних демонов и остаться людьми?

Глава 2

Борт к борту

Двигатель «Аиста» покашливал, подхрипывал, заикался, но все же работал. Приезжие мотористы, командированные весной из Мурманска, проверяли его и так, и эдак, но бело-синий «Аист», словно заранее зная о приезде спецов с Большой земли, будто бы оживал, брал себя в руки и все проверки проходил без замечаний. «Ребята, но ведь дохлый он! Так вот уйдешь километров на пятьдесят и застрянешь, а потом ищи тебя, свищи! Да и дизеля жрет немерено!» — ругался завгар порта Макарычев, по прозвищу «Макар», низенький, круглый и суетливый. Он, активно жестикулируя короткими полными руками, размахивая ими, как ветряная мельница, чуть ли не на коленях умолял мотористов все же перебрать злополучный ЗД-20 «Аиста», но те только отмахивались: не положено, — двигатель работает исправно, а что расход великоват, так топлива в стране хватает.

— Володя, сбавь малость обороты, а то опять перегреем! — Иван Петрович внимательно прислушивался к нестабильному стенокардическому кряканью дизеля.

— Хорошо, мичман, будь-сделано! — послышалось из кабины.

Иван Петрович, докурив, выщелкнул окурок в волны. Сняв с коленей старый саквояж, он поднялся и, широко, по-морфлотски, расставляя ноги, перешел с кормы к открытой задней двери рубки. Внутри, у штурвала, сидел Володя Горбунов — молодой, статный, чуть щеголеватый парень в идеально отутюженных форменных брюках и спасжилете поверх тельняшки. Его слегка длинноватые волосы были привычно взъерошены, лихой вихор на затылке воинственно топорщился кверху. Рядом с Володей, на правом сиденье, сгорбившись, притулился Витек, лицо его было бледным.

— Малых, ты чего такой смурной?

— Мутит меня, мичман. Сколько раз уже говорил нашему кап-два, не отправляй меня в море, я уж лучше на берегу поработаю, — отозвался Витек. — Морская болезнь, слыхал?

Иван Петрович усмехнулся.

— Какая морская болезнь? Так и скажи, принял лишку вчера, а сегодня страдаешь. Я этот винный дух еще с утра от тебя почуял.

— Вот вечно ты, Петрович, принижаешь человека. — Витек обиженно отвернулся.

Володя улыбнулся:

— Ладно, матрос, не вешай носа. На обиженных воду возят, а на таких, как ты, — целый океан!

— Какая скорость, Володя? — мичман указал пальцем на приборную доску.

— Указатели хандрят. Не поймешь. Двенадцать?

— Думаю, узлов восемь-десять, не больше.

— Так мы до вечера идти будем. А ведь надо еще успеть вернуться обратно к вечерней смене.

— До бригантины километров тридцать пять — сорок, судя по карте. — Иван Петрович взял у Витька с колен засаленную карту. Близоруко прищурившись и сдвинув очки в роговой оправе с кончика носа поближе к глазам, он провел пальцем вдоль нарисованной карандашом линии.

— Почему «бригантины»? — удивился Володя.

— А, Тонечка так назвала. Хорошо бы, говорит, это оказалась бригантина с названием «Мечта».

— Тонька баба горячая, — оживившись, отозвался Витек.

— Что ты имеешь в виду? — с холодком переспросил Володя.

— Ну как что. Титьки, зад, все при ней. Зажать бы ее в форме одежды номер ноль да в тихом месте…

— Я т-те зажму! — вскинулся мичман. — Ты ей уже давно проходу не даешь со своими шуточками. Тоже мне, Олег Попов.

— А че я? Нормально общаемся…

— Витек, — спокойно сказал Володя. — Если я еще раз услышу от Антонины, что ты к ней подваливаешь, — хоть одно слово, — я тебя к битенгу фалом за яйца привяжу. И оставлю на ночь подумать о своем поведении.

— Че ты? Че катишь-то на меня? Пошутил же я. — Витек заметно скис и вновь уставился в пол.

Володя, отвернувшись к стеклу, одной рукой подруливал по ветру. На его скулах играли желваки. Иван Петрович смотрел на него с легкой улыбкой — горячий и вспыльчивый, порой не в меру яростно борящийся за вселенскую справедливость лейтенант Горбунов был из тех, кто, как говорится, располагает к себе. В мореходном училище на него наверняка заглядывались девчонки.

— Володя, а как Юля-то твоя?

— Жива-здорова, — чуть помедлив, ответил тот.

— Свадьбу-то когда играть будете?

— Да, там такое дело… — Горбунов сделал неопределенное движение бровями. — В общем, до этого еще дожить надо. Ты не волнуйся, Петрович, как только все решим — я тебя первого приглашу пить, да не шило какое-то, а настоящий армянский коньяк.

— А меня? — отозвался Витек.

— И тебя. Если будешь себя хорошо вести.

— Володя, глянь по носу. Что-то странное.

Впереди, в нескольких километрах от катера, над водой лежала шапка тумана — плотного, белесого, как клейстер, совершенно непроглядного. Как будто кто-то одним махом выпотрошил перьевую подушку прямо на сине-серую гладь моря. Определить, какого размера эта туманная шапка, было довольно сложно, — она постоянно двигалась, меняла форму, словно живая. Как-то неестественно это выглядело, ненормально, — ясный предвечерний небосвод, совершенно без единой тучки, без единого облачка, что большая редкость для Баренца, почти ровная глядь моря вокруг, и посреди всего этого безмятежного пейзажа — огромный туманный купол на волнах.

— Че это? Дым? — Витек приподнялся с места, всматриваясь в купол.

— Туман. Дым в такую погоду шел бы кверху, — отозвался Володя. — Зимой над Кольским порой бывает туман, да не просто туман — туманище, врагу не пожелаешь. Плотный, мокрый, до костей пробирает! Видимость — буквально метра три-четыре. Хаживал я…

— Начнем с того, — перебил мичман, — что при сегодняшних метеоусловиях вообще не должно быть никакого тумана. Во всяком случае, я за свою жизнь такого вообще ни разу не видал.

Хотя нет, видал, — внутренне поправил себя Иван Петрович. Летом сорок второго он, приписав себе два года, попал на сторожевой корабль СКР-19, бывший «Дежнев». Холодной августовской ночью немецкий крейсер «Адмирал Шеер» в компании нескольких эсминцев и подводных лодок совершил прорыв в районе Диксона. Корабль, на борт которого буквально тремя неделями ранее поднялся юнга Иван Павловец, получил несколько огромных, больше метра, пробоин, вода срывала трюмные перегородки. Младший командный состав поставили к орудию, хотя с борта опасно накренившегося и вздрагивающего, как от боли, СКР-19, вести огонь было непросто. Все ждали отмашки командира Гидулянова. «Шеер», этот гигант, вооруженный по последнему слову военной немецкой мысли, произвел серию залпов по ледоколу «Александр Сибиряков», не оставив тому никаких шансов. «Сибиряков», словно подломившись, клюнул носом и начал погружаться в воду. Вскоре от него осталась только шапка дыма на бурлящих волнах. Раненому юнге некогда было рассматривать гибель «Сибирякова», приспешники «Шеера» вели ожесточенный обстрел «Дежнева», но чудовищный дымный купол, оставшийся от тяжелого советского ледокола, прошитого залпами громадных 280-миллиметровых орудий «Шеера», запомнился Ивану Петровичу на всю жизнь. То был первый его настоящий бой, и юнга с тех пор часто видел его во сне — этих ребят, с которыми он едва-едва только успел сдружиться, эти заплаты на бортах — после боя с «Шеером» СКР-19, получив более пятисот пробоин, каким-то чудом дошел своим ходом до Дудинки, его отремонтировали, и до самого конца войны он нес службу в составе Севморфлота. Иван Петрович еще много лет после войны носил в кармане маленькую желтую фотографию юной кудрявой девушки с адресом на обороте, — фотографию, которую передал ему тяжело раненый пулеметчик Коля Волчек с наказом, если что, сообщить о его гибели. Коля выжил, но встретиться с ним больше не довелось — юнгу Павловца перевели на другое судно, и от тех страшных событий на СКР-19 у него остались лишь тяжелые воспоминания, осколки в правом подреберье и эта желтая, выцветшая фотография. Иван Петрович все хотел узнать, дожил ли Волчек до победы, и уже после войны отправил фотографию и коротенькое письмо по адресу, указанному на обороте, но ответа так и не получил.

— Три-одиннадцать запрашивает Бекас-два, прием! — звонкий голос Тонечки из рации прервал воспоминания мичмана. Шапка тумана, расстилающаяся над водой перед катером, казалось, вдвое выросла в размере — «Аист» понемногу приближался к ней, натужно кряхтя дышащим на ладан дизелем. Становилось заметно прохладнее — то ли от того, что солнце уверенно двигалось к горизонту, то ли от близости этого туманного облака, то ли от какого-то нехорошего, гнетущего предчувствия. Иван Петрович заметил, что и Володя, и Витек слегка поеживаются, и это успокоило его — волноваться вместе все-таки куда приятнее, чем поодиночке.

— Бекас-два на связи, прием, — слегка бравурно ответил Горбунов, сняв со стойки микрофон рации. — Что случилось, Тоня?

— У нас-то все хорошо, Володя, а вот у вас… — в динамике послышался какой-то шум, а затем раздался голос Григория Юрьевича, начальника военно-морской базы:

— Бекас-два, это Юркаускас. Доложите обстановку. Прием.

— Та-ак, — протянул Володя. — Приближаемся к сектору Б-114. Впереди, то есть, гм, по носу… Как бы это сказать. Туман. Шапка тумана над водой.

— Туман? — голос Юркаускаса звучал устало, удивление едва сквозило в его словах. — Не дым?

— Гарью не пахнет, — рассудительно ответил Горбунов. — Видимость в этой каше неважная. Будем наощупь двигаться, если не рассеется. Странный какой-то туман, — чуть помолчав, добавил он. — Прием.

— При такой погоде его не должно быть, да, — согласился Юркаускас. — Да и вообще в это время года.

— Я не об этом. Обычный туман не так выглядит. Просто дымка, как облако, лежащее на земле. А этот — постоянно движется, словно кто-то перемешивает его ложкой, как молоко в стакане с какао. И он не белый, а какой-то сизо-серый. Непонятного цвета. — В голосе Володи читалось легкое недоумение.

— Бекас-два, задача простая, — чуть помолчав, продолжил Юркаускас. — Обнаружить неопознанное судно, выяснить его название и принадлежность, нанести местоположение на карту. Наладить связь с экипажем по рации, мегафону или с помощью световых сигналов. В случае отсутствия контакта подняться на борт и исследовать судно. Постоянно держать радиосвязь с базой. Оружие при себе, но применять в крайнем случае. Вопросы? Прием.

— Вопросов нет. Прием, — спокойно ответил Володя; казалось, размеренный тон Юркаускаса и четко отданные им команды вселили в него уверенность.

— Я пока остаюсь на базе, буду… — связь внезапно стала ухудшаться, и голос Григория Юрьевича с трудом пробивался через помехи и шум. — В любом случае… пшшш… Антонина вызовет… шшшш…

— Три-одиннадцать, прием, прием! Помехи на основном радиоканале. Перехожу на резервную частоту. — Володя перещелкнул черный клювик верньера рации на одно деление влево. — Три-одиннадцать, прием!

Но в динамике рации слышались только похрипывания и пощелкивания, голос Юркаускаса пропал. Володя пощелкал переключателем туда-сюда, меняя частоты, но везде был все тот же монотонный шум, треск, словно и не было никакой базы с ее узлом связи, и Тоня не сидела за столом у сине-серой коробки стационарной рации. «Аист» остался в одиночестве — без голоса и без связи с внешним миром.

В этот момент катер вошел в дымку.

* * *

Мотор приглушенно клокотал. Все звуки, голоса в этом тумане звучали так, словно в уши вложили два куска пропитанной «левомеколем» ваты — так делают при отите. Видимость оказалась не такой уж и плохой — на расстоянии десятка метров еще можно было различить стальную рябь волн. Команда «Аиста» примолкла. Катер малым ходом продвигался в слоистой дымке. Попытки включить носовой фонарь приводили лишь к тому, что серое марево, казалось, сгущалось прямо перед катером. Заметно стемнело и похолодало.

— Странный туман, — нарушил тишину Витек. Его обычная развязность уступила место осторожности, он стал как будто ниже ростом, сжался и пристально, как затаившийся зверь, всматривался в белесый морок вокруг катера.

— Да. Необычный, — согласился Иван Петрович, снимая очки и протирая их носовым платком.

— Снаружи как будто плотная оболочка, а внутри он более разреженный. И постоянно перемешивается, — добавил Володя. — Здесь, в пределах этой туманной шапки, словно бы свой микроклимат, что ли. Эх, взять бы образец для исследования…

— Давайте уже найдем эту чертову лайбу, сделаем все, что приказано и свалим подальше от этого микроклимата, — в голосе Витька слышалось раздражение.

— Покойно, Малых, покойно. Не егози. — Мичман открыл свой саквояж и достал оттуда вязаный джемпер. Витек, оглянувшись, удивленно цокнул языком:

— Ого, Петрович. Да ты запасливый. Может, у тебя там и подушка с одеялом есть?

— Всякое бывало, — неопределенно ответил мичман, натягивая джемпер поверх тельняшки. — Когда столько лет на флоте, всегда держишь под рукой эн-зе. Мало ли что приключится. — Он осторожно, оберегая ноющий локоть, надел китель поверх джемпера и защелкнул саквояж.

— Где же эта посудина?! И как мы свяжемся с базой, когда ее найдем? Три зеленых гудка в тумане? А вдруг это шпионы какие? Куда мы с вашими двумя пистолетиками против них?!

— Остынь, Витек, не наводи панику, — усмехнулся мичман.

— Да брось, Малых, ну какой шпион может ходить на допотопном ободранном судне? Это скорее корабль-призрак. Слыхал о таком? — Володя обернулся и исподтишка подмигнул Ивану Петровичу.

— В смысле «призрак»? — напрягся Витек.

— Ну, знаешь, есть такие суда, которые уже много лет дрейфуют по морям, без команды и без курса. Между прочим, многие их видели. Считается, что такие плавучие гробы полны скелетов или призраков погибших на борту людей.

— Обзовись! Сам видел, что ль?

— Видеть не видел, но свидетельств полно. Есть и фотографии, и рассказы очевидцев. Про «Летучий Голландец» слыхал? — Володя явно ерничал, но встревоженный Витек не замечал этого.

— «Летучий Голландец» — это же байка, да?

— Может, и байка. Это еще в XVIII веке было. А вот «Оранж Медан» — уже в наше время. Что, тоже не слыхал?

— Че это?

— Вот представь. Послевоенное время. В водах недалеко от Малайзии раздается сигнал «SOS». Два сообщения — «Оно придет за мной, остальные уже мертвы» и «Все, я умираю» — по рации. Ну, само собой, окрестные корабли кинулись на пеленг, искали «Оранж» несколько часов, наконец одно судно — кажется, британское, — его обнаружило. Пытались связаться по рации, с помощью световых сигналов, но ответа не было. Бортанулись, высадили на «Оранж» пяток человек, те заходят в рубку и видят — на полу лежит капитан и несколько членов экипажа. Все мертвые. Ну, понятное дело, пошли по кораблю, смотреть, вдруг кто выжил — но нет, всем крантец. Лежат на палубе, словно защищаясь, все перекореженные, заиндевелые уже, а на лицах ужас застыл. И собака стоит, замороженная, в такой позе, словно рычит на кого-то.

— Володя, хорош байки травить. Видишь, у Витька уже корчи начались, — укоризненно прервал Горбунова мичман.

— А вдруг это он и есть, этот «Оранж»? — опасливо спросил Витек.

— Не, это точно не он. Когда британцы исследовали судно, в трюмах что-то рвануло. Столб огня, натурально, дым, щепки… Томми не стали геройствовать и дали стрекача обратно к себе на шип. Потом на «Оранже» бабахнуло еще несколько взрывов, и он пошел ко дну. А британские моряки, которые высаживались на нем, в течение года все сошли с ума.

— Негоже, Вовка, на борту такие страсти рассказывать, плохая примета, — испуганно сказал Витек. Руки его слегка вздрагивали, порою он прижимал правую ладонь к груди, и Горбунов поймал себя на мысли, что Малых, скорее всего, носит нательный крестик.

— Володя, Витек прав. Завязывай сочинять. — Иван Петрович укоризненно покачал головой.

— Да не сочиняю я. Это правда. В литературе описано. — Володя как будто слегка обиделся.

В этот момент воздух прорезал отдаленный, но громкий скрежет.

— Снасти скрипят, — определил мичман. — Глядим во все глаза, он где-то рядом.

— «Оранж»? — переспросил Витек.

— Сам ты «Оранж»! — огрызнулся Горбунов. — Бригантина Тонькина.

— Цыц, балабоны! — голос Ивана Петровича был необычайно напряжен и строг. — Отключить говорильню и включить зенки!

Наступила тишина, сопровождаемая только приглушенным бормотанием дизеля «Аиста», работающего на самых малых оборотах. Катер плавно двигался во влажной, вязкой полутьме, раздвигая носом туман. Видимость существенно снизилась — на расстоянии пяти-семи метров уже невозможно было что-то разглядеть, во все стороны расстилался беспроглядный сизо-серый студень тумана. Мичман и Витек, стоя на корме, вертели головами, пытаясь различить источник скрежета; Володя, сидя в рубке, напряженно вцепился в штурвал и исследовал окрестности по носу катера. Слышалось звяканье цепей, скрип каких-то металлических частей таинственного судна, но дымка надежно скрывала его. Погода тем временем внезапно начала портиться — набежавший холодный ветер рвал хлопья тумана, перемешивал его, покачивая «Аист», экипаж которого зябко ежился, несмотря на плотное обмундирование — опытный Юркаускас не зря потребовал одеться как следует.

Вдруг катер резко вильнул, Иван Петрович и Витек едва удержались на ногах, в последний момент успев ухватиться за поручни не крыше рубки, из которой послышались крепкие ругательства.

— Твою мать, чуть было не въехал в него! — Володя, заглушив двигатель, выбрался на кормовую палубу «Аиста».

Мичман и Витек обернулись к левому борту. Буквально в паре-тройке метров от катера возвышался когда-то давно крашенный белой краской, а сейчас ободранный, в ржавых потеках борт незнакомого корабля. Дымка тумана словно расступилась вокруг таинственного судна, и экипаж «Аиста» смог рассмотреть его.

Это была совсем не бригантина и отнюдь не военный корабль. Здоровенная гражданская посудина, старая, проржавевшая, метров тридцати пяти — сорока в длину, заметно перекошенная на левый борт, поскрипывая, плавно качалась на волнах. Помятые алюминиевые поручни-леера, опоясывающие палубы, были местами оторваны от креплений и висели плетьми, царапая металл обшивки и касаясь волн. Сиротливо висящие концы заржавленных якорных цепей постукивали о борта. В носовой части судна возвышалась рыже-серая рубка. На ее наружных стенах просматривались нарисованные темные бублики — места для размещения спасательных кругов, и прямоугольник пожарного щита. Стекла окон рубки были целы, хоть и в потеках грязи. Здесь, вблизи судна, было слышно, что оно словно живет своей жизнью — похрустывает, постанывает в такт качке, бормочет о чем-то своем.

Володя спустился в рубку «Аиста» и включил рацию. Пощелкав переключателями, он несколько раз произнес в микрофон: «Три-одиннадцать, прием! Три-одиннадцать, это Бекас-два. Прием!» и, не получив ответа, вновь вышел на палубу. В руке у него был гудок-ревун.

— Связи с базой нет, ребята. — Он передал ревун мичману.

— А с ним? — Иван Петрович тряхнул головой в сторону старого судна.

— Хм, да я понятия не имею, на какой волне связываться с этой посудиной.

— Попробуй на гражданских. Вряд ли это военное корыто.

Володя вновь спустился в рубку и принялся колдовать над рацией. Вокруг «Аиста» и таинственного корабля сгущался мрак.

— Хреново, что сейчас не июнь, — тихонько сказал Витек. — В такой темноте мы мало что увидим.

— Ну да, полярный день был бы нам на руку, — согласился мичман, отщелкивая с пояса «Зарю». Он направил фонарик на рубку корабля и просигналил несколько раз: АА, АА, АА.

— Чего делаешь, Петрович?

— Условный световой сигнал, вызов незнакомого судна. Международный код.

— Солидно, — с уважением ответил Витек. — Это как?

— Да все просто. Морзянка. Только не звуком, а вспышками. Смотри: короткая — длинная, короткая — длинная. Попробуй посигналь своим фонарем. — Витек тоже отщелкнул «Зарю» с пояса, направил на корабль и неумело помигал. Мичман тем временем несколько раз крякнул ревуном те же сигналы — АА, АА, АА.

Из рубки выбрался Горбунов, вид у него был раздосадованный.

— Нет связи. По всем частотам пробовал, и гражданским, и военным. И с базой также связи нет. Чертовщина какая-то.

— Я послал условные световые сигналы — они тоже без ответа, — слегка важничая, ввернул Витек.

Ему было приятно и лестно, что мичман не отмахнулся от него и доверил ответственное дело — кодовый световой вызов. Старая привычка чуть что ощетиниваться на окружающих выработалась у Витька еще с детдомовского детства и надежно укрыла его коркой недоверия и обособленности, коркой крепкой и непробиваемой, оберегающей, как ему казалось, от всех бед. Но он не мог не признаться себе, что сейчас, в атмосфере какой-то гнетущей неопределенности, будучи отрезанным от берега и связи, ему хотелось быть частью команды, быть своим. Вот опытный Петрович, он все знает, он старый морской волк. Вот крепкий и сильный Володя, он, если что, отобьет, защитит… Витек внутренне ухмыльнулся: тоже мне, Малых-жертва коллективизма. Как в стаде — если овца одинока, волк как пить дать слопает ее, а если овец два десятка, то шансы выжить существенно возрастают.

— Ну, че дальше-то делать будем?

— Швартуемся к кораблю — и на борт, — ответил мичман. — Володя, возьми оружие на всякий случай.

— При себе, — коротко ответил Горбунов, похлопав по кобуре с «АПС-кой», закрепленной справа на поясе. Он вынул из рубки кошку на крепком тросе и, привязав свободный его конец к швартовной утке «Аиста», забросил ее на борт корабля.