Проклятые земли. Левиафан. Книга 4

Алексей Фролов

Он пришел в этот мир ради мести и не остановится ни перед чем, чтобы покарать предателя, которого здесь знают под именем Белен. Рунные камни, хирд конунга Эйрика, молодой шаман и бог-кузнец – для него все это лишь инструменты, с помощью которых он объединит нордманов, соберет величайшую армию севера и поставит земли притенов на колени. А что дальше – не имеет значения, ведь её уже не вернуть…

Глава 3. Тебя ждут в Вальхалле

Костер для берсерков они сложили добрый. Побросали тела в пламя вместе с одеждой и оружием, как было принято у нордманов. Стоять рядом и вкушать запах горящей плоти не стали, поспешили к гавани.

Гуннар, как и обещал, лодку не тронул.

В непроницаемом полумраке два силуэта сели в скрипнувшую под их весом посудину, оттолкнулись веслами от берега. Двинулись напрямик к пристани Хортена. Был бы снеккар, можно было бы и напрямую до Осгордстранна дойти, подумал Аудун.

Лодка оказалась довольно широкой, так что они с Лейвом взяли на себя по веслу. Гребли на удивление слаженно, хотя Аудун, у которого в этом деле был немалый опыт, даже и предположить не мог, что эриль владеет гребной техникой. В юном теле таилась недюжинная сила, несмотря на то, что в габаритах Лейв серьезно уступал большинству нордманов. Однако ж он был сыном своего народа, со всеми, как говорится, вытекающими.

— А Гуннара ты знаешь? — в два выдоха спросил Аудун, налегая на весло.

— Ульфхеднара? — переспросил шаман. — Нет. Нас отдельно привезли.

— Было в нем что-то, — пояснил воин, поймав вопрошающий взгляд эриля. — Не солгал, похоже, беловолосый. Как и я он, не отсюда.

— Тут сказать ничего не могу, — Лейв попытался пожать плечами, не отрываясь от весла. Вышло невразумительно. — Но можешь не сомневаться, мы его еще увидим.

— Откуда знаешь? — Аудун недоверчиво взглянул на рунического шамана. — Ты ж вроде больше не колдовал при мне.

— Не колдовал, — согласился Лейв. — Просто чувствую, знаю. Бывает у меня такое.

— Такое, — сказал Аудун с нажимом. — У всех бывает.

Они бы посмеялись, если бы не были заняты греблей. Но лодка летела вперед, точно подгоняемая владычицей Ран, и до берега оставалось меньше хальфвара. В столь поздний час городская пристань пустовала. Два кнорра, что он видел днем, остались на своих местах, а вот снеккар куда-то делся. Зато рыбацких лодок прибавилось, потому как к вечеру рыбаки, что ходили на север за хортенский мыс, возвращались домой, к семьям.

В хортенской корчме, что обнаружилась прямо за пристанью, Аудун снял две комнаты, но прежде, чем отправиться на боковую, пригласил Лейва за один из дубовых столов, массивные доски которого насквозь пропитались медом, блевотиной и другими продуктами людской жизнедеятельности, по большей части — еще менее приятными к узнаванию. Воин прикинул, что раз уж эриль увязался за ним, стоит хоть немного разузнать о юном шамане, а пара кружек меда в этом деле точно не повредит.

Они сели в дальнем углу большого квадратного зала с арочными перекрытиями, недалеко от металлической жаровни, что давала черного удушливого дыма не меньше, чем тусклого желтого света. Но была уже поздняя ночь и посетителей корчмы, обедневших на пару бронзовых брактеатов, подобные мелочи уже мало волновали, тогда как корчмарские служанки, толстые и неказистые бабы в летах, казались неизмеримо краше, чем минувшим вечером, что тоже шло в плюс корчмарю.

— Пусть стезя наша полна будет славы! — провозгласил Лейв, поднимая здоровенную деревянную кружку (а иных в корчме и не было, ну не пили нордманы из малой тары). — Скьель!

— Скьель! — поддакнул Аудун, улыбнувшись. Вокруг царил веселый гвалт и шум, посреди которого он чувствовал себя довольно сносно, почти как дома. Он давно уже не посещал таких мест и воспоминания о далекой юности нахлынули штормовой волной, вмиг разметавший все тревоги и сомнения.

— Кстати, я надеюсь, что ты все же поделишься со мной своими мыслями насчет этой самой стези, — заявил эриль, в два огромных глотка осушив кружку и смачно после сего действа рыгнув. Пил он как нордман, не отнять. — Я имею ввиду…

— Я понял, что ты имеешь ввиду, — перебил его Аудун, у которого имелись собственные вопросы. — Обязательно, но позже. Скажи-ка лучше, ты ведь эриль Хортена?

— Верно, — кивнул Лейв, потом окрикнул одну из служанок-трэллов и, когда та обратила на него внимание, поднял над головой кружку, перевернув ее вверх дном. Из кружки выпало пару капель меда, знак получился недвусмысленный. — Как понял?

— Никак, — хмыкнул Аудун. — Иногда можно не думать, а просто слушать. О тебе до Тёнсберга слухи доходят. Слишком молод ты для эриля, но у годи Хортена, как я понял, не было выбора.

— Помер старший эриль, — пожал плечами парень. Осоловелый взгляд подернулся пеленой инстинктивной грусти. — Учитель мой, хороший был человек, мудрец великий. Но время его пришло, и отправился он сквозь Железный лес.

— Учитель твой меня мало интересует, — довольно резко ответил воин. — А вот ты, несмотря на младость свою, не дурак и не слабак. В этом я и сам убедился уже. Да только как же берсерки тебя спеленали? А главное — по что?

— А так, Хель их забери, и спеленали! — злобно гаркнул Лейв, принимая у служанки две кружки меда. Грусть мгновенно улетучилась из его прозрачных, едва синеватых глаз. — Ага, погоди. Так ведь Хель их и забрала, видать! Хах!

— Ближе к сути, — с натянутой улыбкой проговорил Аудун, ударяя свою кружку о поднятую кружку шамана.

— Отказался я им настои целебные делать, вот почто, — Лейв внезапно посерьезнел. Мед был хороши несмотря на то, что эриль жадно поглощал принесенную к питью баранину и хлеб, пьянел он быстро. А еще, надо думать, сказалось пребывание в плену. — Они пригрозили, тогда я их послал далеко и надолго, пообещав проклятие навести. Надо было, кстати! Псы эти не рискнули ко мне в открытую лезть, но ночью трое пробрались в мой дом, что на краю Хортена стоял и взяли меня. С амулетом тем были, а я ведь не знал, даже клинка не схватил, когда они в окна щеманулись. Голыми руками на них полез, на колдовство в расчете. А оно вон как вышло!

— А что с домом? — уточнил Аудун, не имевший привычки упускать детали. Хотя переспрашивал он редко, обычно довольно быстро сам приходил к нужным выводам и находил верный ответ.

— А? — Лейв оторвался от смачного куска баранины и посмотрел на собеседника блуждающим взглядом.

— Ты сказал, дом «стоял», а не «стоит» на краю города, — пояснил воин. — Сожгли что ль?

— Ага, — кивнул Лейв с набитым ртом, потом натужно проглотил мясо. — Это ж отступники, но слову годи — вне закона. Для них, псов войны, ничего святого нет. А еще берсерки! Да сам Всеотец от них сразу отрекся, будь уверен!

— Буду, — пообещал Аудун и опрокинул в горло кружку меда.

— Ну а теперь насчет моего вопроса, — Лейв хоть и захмелел мальца, а все ж не спешил расставаться с трезвым рассудком. — План то у нас какой?

— Помнишь, что ты мне сказал? — спросил в ответ воин. — Почему я не смогу одолеть своего врага в одиночку?

— Потому что с ним король и войско! — процитировал шаман собственные слова. Кажется, он сам был искренне удивлен тому, что так легко и точно сумел их воспроизвести.

— Значит, мне нужен свой король и свое войско, — без тени улыбки констатировал Аудун. Мгновение Лейв молча смотрел на него, потому хотел уже разразиться дичайшим смехом, но в последнее мгновение что-то остановило его. Вполне возможно — взгляд Аудуна. Взгляд человека, который не остановится ни перед чем, пока не получит желаемое.

— Это ведь не шутка, — сглотнул Лейв. Не от испуга, отнюдь. Скорее от осознания невероятности слов, произнесенных его собеседником.

— Не шутка, — кивнул Аудун, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Затем он перевел взгляд с эриля на кого-то позади. Сощурился, присматриваясь. Потом глаза его округлились, а губы разошлись в непроизвольной улыбке. Как показалось шаману — плотоядной, хищнической.

— И знаешь, что, — продолжил воин, едва не лучась от восторга, внезапно осенившего его лицо. — Нам даже не придется никуда идти, чтобы начать осуществление этого нехитрого плана.

— Я не… — эриль хотел что-то сказать, но Аудун тут же его перебил.

— Я ведь не путаю? — спросил он тихо, придвинувшись к Лейву и указывая глазами ему за спину. — Это один из хускарлов Эйрика Агнарсона?

— И не просто хускарл, — в тон ему, едва ли не шепотом, ответил эриль, обернувшись и без труда узнав воина, о котором говорил Аудун. — Это его знаменосец! Ингвар Неистовый, Сокол Вестфольда, лучший воин…

Аудун уже не слушал. Он поднялся, оправил льняную рубаху (верхняя шерстяная лежала рядом на лавке, потому как, хотя на улице выл ледяной ветер и шел снег, в корчме, само собой, было жарко). Потом воин повел головой из стороны в сторону, встряхнул руками и направился вглубь зала.

— Только не лезь, — бросил он Лейву напоследок. — Лишь если нам помешают.

— Кому помешают? — воскликнул эриль. — В чем помешают? Что ты…

Он тут же осекся. Шаман действительно был довольно умен и уже практически понял, что задумал Аудун. Однако он хорошо знал, какие слухи ходят о хускарле Ингваре и пресловутая инерция мышления не позволяла ему даже представить, что кто-то может бросить вызов столь прославленному воину. Вот только Аудун был не «кто-то», и вообще не отсюда.

Он никогда раньше не видел Ингвара, но два дня кряду провел на рыночной площади Тёнсберга, которая полнилась отнюдь не одними лишь слухами. А потому знал, что знаменосец конунга Эйрика Агнарсона красив и статен, у него длинные светлые волосы, которые он заплетает в несколько массивных кос. Борода у него тоже светлая и заплетает он ее в две косы, перевязывая с концов тонкими кожаными шнурами, на которые вешает подвести в форме Мьельнира с тайными воинскими рунами. Глаза у него цвета снега в горах, а на правой руке — большой серебряный браслет, подаренный самим Эйриком после битвы при Логене.

Описания, которые Аудун слышал от совершенно разных людей, во многом расходились, например, кто-то говорил, что от одного взгляда Ингвара враги каменеют, а другой утверждал, будто своими глазами видел, что воин тот высок, точно ётун и столь же силен. Но, походив с утра до ночи среди разномастной гудящей толпы, собравшей торговцев и покупателей со всего региона от Тёнсбрега до Хортена и даже Холместранна, начинаешь довольно быстро отличать зерна от плевел.

Теперь, когда Лейв подтвердил догадку Аудуна, сомнения как рукой сняло, а план его обрел четкость. Он прошел мимо стола, за которым сидел Ингвар, аккурат таким образом, чтобы задеть его локоть. И ровно в тот момент, когда воин подносил кружку с медом ко рту. Мед расплескался в стороны, обильно залив пышную светлую бороду и ворот серой рубах из тонко обработанного льна.

— Аккуратнее будь! Впредь! — донеслось из-за спины, когда Аудун прошел дальше к стойке корчмаря. Он не обернулся, но замедлил шаг, ожидая, что сейчас ему на плечо ляжет сильная мозолистая рука и рывком развернет его на себя. Но нет, когда Аудун присел у стойки и взглянул через плечо, Ингвар как ни в чем не бывало продолжал пить мед и смеяться с друзьями.

Воин хмыкнул, заказал у корчмаря кружку меда и подумал о том, что знаменосец конунгане просто драчун, которому Всеотец в детстве вложил в руку клинок, да забыл вместо этого что-то доложить в голову. Он не заводился с мелочей, не искал битвы попусту. Это признак сильного человека и сильного воина.

Аудун отпил немного меда и двинулся к своему столу, за которым сидел Лейв с отвисшей до района коленок челюстью и глазами, что шириной могли поспорить с мировой бездной Гиннунгагап. По пути он вновь «случайно» толкнул Ингвара, но в этот раз уже сам обронил на него изрядную долю меда из своей кружки. Во второй раз воин не выдержал и поднялся.

— Эй! — пророкотал он вслед удаляющемся Аудуну. Голос у него был низкий, но не басовитый. — Ты нешто с зайцами в родстве?

Аудун подмигнул оторопевшему Лейву и неспешно развернулся в направлении Ингвара.

— Заяц бежит, когда чует страх, — продолжил Ингвар с легкой улыбкой. — Волк, медведь — они стоят до конца. Но заяц бежит. И ты бежишь.

— Что ты имеешь в виду? — с самым невинным видом спросил Аудун. Он сделал несколько нетвердых шагов в направлении Ингвара и остановился, качнувшись. Несколько капель меда вылетели из его кружки и демонстративно легли на и без того уже вымокшую рубашку хускарла.

— Я имею ввиду, что ты уже в третий раз облил меня медом, — проговорил Ингвар, в его голосе зазвучали громовые раскаты, пока еще далекие, но неумолимо приближающиеся. — Но ты не извинился и не ответил на мои замечания.

— Ты думаешь, я сделал это намеренно? — Аудун заискивающе посмотрел на него. Ингвар был выше на полголовы.

— Нет, но… — начал воин, но Аудун перебил его.

— Говоришь нет, но обвиняешь! — резко и громко заявил он, явно привлекая всеобщее внимание. — Или считаешь, что я вру тебе в лицо?

— Я не хочу… — и вновь хускарл не успел договорить, будучи перебит собеседником.

— Не хочешь, а говоришь! — уже откровенно дерзко выкрикнул Аудун. — Называешь лжецом, трусливым зайцем! А сам, стало быть, волк? Или как там тебя — сокол?!

Мгновение Ингвар смотрел на него, не меняясь в лице. Затем глаза воина медленно сузились, он чуть приопустил голову.

— Я понял, чего ты хочешь, незнакомец, — он сделал полшага вперед, встав к Аудуну вплотную. Разница в росте и ширине плеч стала еще более очевидной. — Но подумай дважды. Ведь ты знаешь, кто я.

— Мне плевать, кто ты! — выкрикнул Аудун, во всю имитируя залетного торговца, не в меру пригубившего меда после особо удачной сделки. — Сокол Вестфольда? Хоть чайка! Драуг тебя возьми…

— Извини, но ты сам виноват, — тихо проговорил Ингвар, а затем посмотрел поверх головы Аудуна и обвел взглядом притихшую корчму. Теперь его голос звучал громко и уверенно. Даже властно. — Я вынужден вызвать тебя на хольмганг, дабы сохранить свое достоинство. Мне жаль, что в земли предков тебя приведет хмельное питье, а не вражья сталь.

По залу прокатилась волна гомона, в основном — радостного, так как увидеть в деле первый клинок Вестфольда доводилось немногим.

— Посмотрим, — прошипел в ответ Аудун, стараясь скрыть удовлетворение. — Быть может, конунгу Эйрику давно нужен был новый знаменосец.

Ингвар не понял его слов, он повернулся к друзьям и коротко кивнул им. Те споро выскочили из корчмы, чтобы подготовить место для поединка. Хускарл бросил на Аудуна еще один взгляд, покачал головой и направился к выходу, подхватив с лавки ножны, плотно обтянутые коричневой кожей и отделанные блестящей латунью.

Когда Аудун в сопровождении Лейва вышел на улицу, все уже было готово. На пустыре слева от корчмы десяток человек встали в круг, оцепив ровную площадку диаметром около трех гейров. Каждый держал в руке факел, когда появился Аудун факелы как раз закончили поджигать.

Ингвар уже стоял в кругу. Он снял рубаху, оставшись лишь в серых коротких портках, которые ниже колена сменялись плотными шерстяными обмотками саржевого плетения, сбегавшими по ноге точно по серпантину в невысокие кожаные ботинки с костяными застежками. Он был массивен и крепок, большие рельефные мышцы закаменели не холоде и не отличались от гранита ни цветом, ни, надо думать, твердостью.

На шее воина Аудун заметил большую серебряную подвеску в форме Молота Тора, украшенного трискелями и рунами. Филигранная работа, отметил про себя Аудун, такую вещицу легко можно сменять на полную кольчугу или мастерски сработанный клинок.

Сам он был не столь атлетичен, как знаменосец конунга, а потому решил не снимать рубаху, только повыше закатал рукава, обнажив не слишком толстые, но жилистые запястья. Он вошел в круг и осмотрелся.

— Твои воины добры ко мне, знаменосец! — сказал Аудун как можно громче, стараясь придать голосу насмешливое выражение. Тут главное — не перегнуть палку, с этими ребятами ему еще вместе города штурмом брать. — А будут ли они добры настолько, что одолжат мне клинок! Хоть какой завалящий! Обещаю вернуть в целости, и даже кровь твою буйную смахну!

Из толпы за его спиной раздалось несколько смешков. Ингвар прищурился и посмотрел на кого-то за пределами круга факелов. Мгновение спустя из темноты вылетел клинок. Он двигался вертикально по широкой дуге, был брошен умелой рукой, но явно без надежды на то, что будет пойман. Однако ж Аудун не только поймал меч, но тут же эффектно крутанул им восьмерку, на излете подхватил другой рукой и повторил движение. Потом немного поперебрасывал клинок из руки в руку, привыкая к весу и длине.

В заиндевевшем воздухе повисла гулкая тишина. Ветер стих. Снег падал из темноты над головой ровными крупными хлопьями, будто кто-то там в вышине рвал на мелкие кусочки тюк ваты и бросал эти кусочки вниз, забавляясь их плавным низвержением под людские подошвы. Потеплело.

Ингвар наклонил голову на бок и кивнул Аудуну. Тот кивнул в ответ и они сошлись. Воин уже все отлично понимал, но не собирался отступать, просто не мог.

Я тоже не могу, устало подумал Аудун, ты уж прости, парень.

Знаменосец конунга атаковал стремительно и умело. Его клинок рванулся вперед точно змея, Аудун отбил его взмахом своего оружия и едва круг факелов наполнился тягучим, полным губительной тоски звоном схлестнувшейся стали, хускарл атаковал вновь, косым сверху. Он него Аудун ушел в сторону, затем пригнулся, уворачиваясь от продольного удара, атаковал сам — колющим в живот. Ингвар изогнулся, пропуская меч противника в пальце от собственного бока и поднял клинок по смертельной дуге, стараясь располосовать врага от брюха до горла.

Аудун отпрыгнул и выставил меч вперед. Знаменосец не дал ему передышки, он сбил его меч и тут же уколол, целя в лицо. Аудун нырнул под его меч и сделал шаг вперед, смещаясь за спину противника. Он начал разворачиваться, одновременно нанося размашистый продольный удар, но Ингвар просто перепрыгнул через его оружие и ударил сверху. Сталь вновь вгрызлась в сталь, протяжно зазвенев — толи от боли, толи от наслаждения. В стороны ринулись снопы желтых искр и каждая из них отразилась в небесно-прозрачных глазах хускарла.

Он был отличным воином, возможно — великим. Аудун давно не встречал таких бойцов и позволил себе насладиться поединком. Они будто танцевали, сходясь и расходясь в стремительных неуловимых пируэтах, призванных нести не красоту, но смерть. И тем не менее, была в этом своеобразная красота. Красота отточенных движений, безупречных векторов атаки, выверенных уходов, когда воина и гибельную сталь разделяет не больше волоса, но не потому, что он слишком поздно начал уклонение, а потому что он так решил.

А потом, когда Аудун понял, что толпа вокруг перестала дышать, Ингвар его зацепил. Совершенно неожиданно, выходя из пируэта, хускарл изменил траекторию движения клинка и направил его вверх. Тот, пройдя под выставленным для защиты клинком Аудуна, полоснулего по левому бицепсу. Порез был короткий, но глубокий, если бы он пришелся в район живота или паха, ситуация могла бы поменяться самым кардинальным образом.

Аудун понял, что больше тянуть нельзя.

— Прости, — прошептал он одними губами. Ингвар либо не понял его, либо подумал, что это очередная уловка. Он вновь ринулся в бой, яростно, но не теряя головы.

— За Эйрика и Всеотца! — прорычал знаменосец и обрушился на врага в стремительном рубящем ударе. Что произошло дальше заметили немногие. Но многие потом будут тысячи раз пересказывать этот поединок, добавляя в него все больше невероятного.

Аудун, делая шаг вправо и поднимая меч для защиты, едва заметно дернул левым плечом и развернул левое колено, что умелому противнику давало четкое указание — это обманное движение, он будет нырять под клинок в другую сторону, сокращая дистанцию. Ингвар был опытным воином, поэтому все понял и стал переносить вес тела на правую ногу, одновременно опуская локоть правой руки, чтобы пресечь вражеский маневр. Он и подумать не мог, что его оппонент сумеет скомпенсировать едва заметный, но чересчур энергозатратный рывок в противоположном направлении и продолжит движение по изначальному вектору, то есть — право. Аудун сумел. Он сделал молниеносный пируэт и, легко взмахнув клинком, отрубил Ингвару голову.

Ветер все также молчал. А кто-то там, высоко-высоко, продолжал ронять на грязную землю обрывки ваты, только стал делать это рывками, будто содрогаясь от рыданий.

— Тебя ждут в Вальхалле, — тихо уронил Аудун, глядя на завалившегося на бок хускарла, вокруг которого темная почва, припорошенная снегом и утоптанная их смертельным танцем, неминуемо багровела, превращаясь в грязно-алую жижу.

Он крутанул меч вокруг запястья и воткнул его в землю рядом с остывающим телом. Затем в молчании покинул круг хольмганга.

Никто не проронил ни слова. Воины Ингвара склонились над погибшим знаменосцем, Аудун знал, что они будут делать, но не стал смотреть, не было нужды. Остальные побрели обратно, в объятия меда и слабых на передок служанок-трэллов.

Лейв кутался в серый шерстяной плащ у входа в корчму, сложенную из массивных дубовых бревен, матово-черных от пережитых зим.

— И что теперь? — спросил эриль, в глазах шаман стояло непонимание.

— Теперь за нами придут, — спокойно ответил Аудун. Он глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. — Но не сейчас. Наутро. И мы поедем к конунгу, ибо ему нужен новый знаменосец. А кто лучше всего подойдет на эту роль?

— Тот, кто сразил старого знаменосца, — хмуро кивнул эриль. — В честном поединке, что немаловажно. Замысел я твой разгадал, но… так ли было нужно убивать его? Неужели не было другого пути?

— Был, — тут же согласился Аудун, он начинал чувствовать холод. Разгоряченное схваткой тело остывало. — Но этот — самый быстрый. Жалеешь, что пошел за мной?

— Нет, — медленно покачал головой эриль и посмотрел на него так, будто обиделся. — Я ведь дал клятву.

— Мне ты клятв никаких не давал, — напомнил Аудун, осматривая вспоротый бицепс. Придется наложить тугую повязку, иначе кровь не остановить.

— Тебе нет, — пояснил шаман. — Я дал клятву Всеотцу. Поклялся пройти с тобой до конца, ибо таков путь, что мне указали вёльвы. Таков мой вюрд.

— Указали? — с улыбкой уточнил Аудун. — Не отмеряли?

— Нет, — эриль резко мотнул головой. — Каждый сам творец своего вюрда.

— Я понял тебя, — Аудун ступил на широкое крыльцо. — Но чтобы вюрд свой встретить в здравом уме, я тебе настоятельно рекомендую выспаться. Что и сам собираюсь сделать.

— Чуть позже, — отмахнулся Лейв, посмотрев куда-то на север, поверх деревянных двускатных крыш, над которыми вились тугие змейки серого дыма. — Раз я покидаю Хортен, мне тут нужно закончить пару дел. Например, оставить за себя другого старшего эриля.

— И ты это будешь делать посреди ночи? — удивился Аудун. Рунический шаман пожал плечами, хотя это движение почти не было заметно под плащом и шерстяным худом. Воин кивнул ему и, ни сказав больше ни слова, оправился в корчму. Наверное, это правильно, подумал он, негоже оставлять город без старшего эриля. Тем более, что грядут неспокойные времена.

Тем более, что грядет война.