Ретивые легенды Великой Отечественной войны. Калёный серп и молот боевитой братии

Алекс Динго

«Ретивые легенды Великой Отечественной войны. Калёный серп и молот боевитой братии». Часть 1. Часть 2. Часть 3. Сборник рассказов, основанных на реальных событиях. Это истории настоящих героев – бойцов Красной Армии и их верных четвероногих спутников, которые боролись и победили. А также героические истории храбрых солдат-союзников и их бравых братьев меньших.

РЕТИВЫЕ ЛЕГЕНДЫ ВОВ. ЕЗДОВЫЕ СОБАКИ — «КРЕПЫШИ — МАЛЫШИ»

Мартовское вечернее серовато — мраморное небо наших дней быстро потемнело. Таял снег. С крыш домов, по трубам и козырькам стекали капельки воды. Тянуло весенней свежестью. На дороге за несколькими домами шумели автомобили. Они неслись навстречу друг другу. Из труб каменной кочегарки тянулся тёмный дымок. Он, плавно петляя, поднимался всё выше и растворялся. На третьем этаже особняка крутого дяди Золотова в окнах засиял свет. За углом у продуктового магазина кто — то кого — то крыл благим матом. Появились даже смазливые вопли. Там чуть ли не плакали.

Из тёмной подворотни выбежал большой, слегка пушистый пёс Рим. Он приостановился. Потянул носом, видимо, изучая запахи. Массивная голова, вытянутая морда, глаза треугольником, — в целом вырисовывался симпатичный кобель. Он частенько убегал от своего непутёвого хозяина. Тот прозябал в кабаках с собутыльниками.

Я вышел из своего каменного гаража. Моё светлое лицо с веснушками тут же обдуло приятным, прохладным ветерком. В свои двадцать восемь лет занимался исключительно творчеством. Звёзд с неба не хватал. Резиновые сапоги облюбовали слякоть. Легкие взяли в себя столько воздуха, сколько смогли. Сразу обратил внимание на собаку. Рим, завидев меня, слегка завилял хвостом. Раньше его не видел. Видимо, я пришёлся ему по душе с первого взгляда. Или он просто относился ко всем дружелюбно и по приятельски.

— Пёсик. Привет. Крепыш. Пёсик, — навеселе произнёс я.

Большой, слегка пушистый бродяга Рим неторопливо, неохотно подбежал ко мне. Всё время повиливал хвостом. Треугольные большие уши чуть дёргались. Лукаво смотрел куда — то в сторону. Слегка косился. Я погладил собаку по голове. Затем похлопал по боку и пожал ему широкую лапу.

— Хороший пёсик. Хороший. Молодец. Хороший пёс. Ошейник у тебя. Гуляешь… Да… Как зовут? — спросил я у собаки, как будто, если бы даже он очень захотел, дал мне ответ.

Рим отбежал чуть в сторону. Он живо ко мне терял интерес. Выкатил из слюнявой пасти язык. Быстро осмотрелся, дёрнув ушами. Тихонько побрёл по заснеженной дорожке. Нюх обострился. Виднелась легкая деловитость. Живо помчался в сторону дороги.

Я, недоумённо взирая на собаку, неторопливо пошёл по заснеженной площадке к своему многоквартирному дому. Под ногами чавкала слякоть. На заборе увидел соседского чёрного кота Барсика. Он словно жеманно улыбался, бегло глянув на моё лицо. Только что подкрепился свежей рыбкой, которую получил от старого рыбака Василия. Виднелось спокойствие. Над крышей дома промелькнула стайка ворон. Пернатые понеслись не на шутку.

— Каррр… Каррр… Каррр…

Близилась ночь. На улице совсем стемнело. Ветер чуть поддувал. Веяло легкой прохладой. Отдавало свежестью. Во дворе тускло засветил фонарь. С крыши дома капала вода. Где — то в подворотне быстро промелькнула маленькая собачка Жуля. Она притиснулась к сумке пышногрудой квартирантки Вальки. Её глаза наполнились невероятным буйством, когда заметила собачку.

— А ну пошла от меня сволота… Я тебя сейчас удушу бестия. Вот ведь засранка. Опять повадилась. Ещё увижу вырву задницу тебе с корнем, — закричала Валя.

— Ууаавуавуавуавуаввв…

Я, прикрыв форточку, слегка ухмыльнулся. Задёрнул на окне шторы и включил в комнате свет. Старенькая лампа под японский стиль мне очень нравилась. Присел на скрипучий стульчик. На рабочем столе тихо загудел мой персональный компьютер «Apple». Я взялся щелкать мышкой.

— Так… Так… Посмотрим… Что тут у нас… интересно…

На широком мониторе показалась старая, большая, военная, чёрно — белая фотография. Я, улыбнувшись, слегка прищурился. Немного ближе к столу пододвинул стул. Решил внимательно рассмотреть изображение ретро снимка. Между делом выпил немного горячего чай стаком. Вдохнул аромат жасмина. На кухне тихонько тикали настенные часы.

— Вот это да. Кругом снег. Голые деревья. Четыре собаки в упряжках тащат пулемёт на тачанке. А ещё четыре ящика патронов. Во дают собачки. Молодой солдат в белом маскхалате позади собак быстро идёт. Шаг широкий. Круглое лицо довольное. Он точно позирует. Видно сразу. Солдат русский. Внешность весьма приятная, — небольшой носик и рот, глаза узкие. За его плечами висит винтовка. Он слегка для виду рукой придерживает тяжёлый пулемёт. А может и не для виду. Но позирует. Его, скорее всего, тут снимал кто — то для газеты… Военный корреспондент. Это реально. Советский солдат и его верные спутники. Наверное, направляется к местам боёв. Псы подвозят тяжёлый груз. А его снимает неизвестный фотограф.

Это что собаки тащат пулемёт на нартах. Нет. Это же лыжи. Обычные лыжи. Только умело соединённые. Вот это да. А собаки породы лайки бегут себе, как на прогулке. Нет. В собачьих мордашках просматривается небольшое напряжение. Они все как на подбор. Большие, крепкие. Собаки послушно бегут в парах. Они смотрят вперёд. Ездовые собаки на войне тащат за собой пулемёт на самодельных санках. Невероятно. А кругом толщи снега лежат. Вокруг большие и маленькие заснеженные деревья. Вот были времена! Где интересно они находятся? — задумчиво размышляю я, глядя на фотографию.

На сереньком однотонном небе тихонько ползёт дымка. Порошит слегка декабрьский снежок 1941 года. Ветер чуть поддувает. Где — то далеко, словно белая пелена. А вокруг заснеженные пустынные пригорки, пухлые перелески, мутные дали. На Карельском фронте, казалось, не прекращаясь, гремят оглушительные взрывы. Канонады потрясают воздух. На поле брани ввысь тянутся глыбы дыма. Они плавно перетекают в тёмные, жуткие облака.

Скрипя по снегу, быстро бегут ездовые собаки: Тузик, Акапулько, Чаппи, Кузя. Они связанные упряжками. Тащат за собой боевой груз на нартах. Чуть приостанавливаются. Из ноздрей пар. Все мордастые, крепкие псы — маламуты. Тузик и Акапулько родные братики. Часто дерутся, когда на привале. Не всегда и в шутку. А за дело впрягаются дружно. У них серая добротная шерсть, широкие лапы, карие глаза, — красавчики. Чаппи пронырливый и не в меру весёлый. У него светло — коричневая шубка. Кузя самый мощный. Морда просто волчья. Даже повадки как у хищника. Но упрямый до жути. Клыкастые бойцы знают своё дело. Вместе набегали уже не одну сотку километров.

Солдат — старший сержант Владимир Заяц в белом маскхалате бежит рядом. Только поспевает. Молодой, мускулистый парень — спортсмен. Его рекорд штанга весом в двести килограммов лежа. Подружка Маруся тоже из тяжелоатлетов. Сама румяная, червлёная губами, глаза, как у пантеры. Прощаясь, любовники долго целовались в тёмной подворотне. Её красивое тело пламенело. Её пышная грудь ободряла. Язык во рту парня крутился, как уж на сковородке. Сладкий поцелуй в засос на пятнадцать минут. И таких ещё лобызаний с десяток. Потом губы еле шевелятся. Он придерживает рукой пулемёт на тачанке. Малыши разогнались не на шутку. Кто — то ворчит, рычит немного.

— Ууууаааауууу…

Владимир, улыбаясь, вновь придерживает рукой пулемёт на плоской тачанке. Лыжи ладно скользят.

— Давайте. Давайте мои хорошие. Крепыши — малыши. Ещё около километра осталось. Уже близко. Давайте милые. Вперёд, вперёд. Малыши — крепыши, — бодро произнёс он.

— Уууаааууууу…

Ездовые собаки побежали чуть быстрее, проваливаясь в снегу. Дёргают слюнявыми языками. Быстро дышат. Слегка ворчат, рычат, фыркают. Акапулько за главного — рулевого. Вытягивается чуть вперёд. Из пасти пар вылетает. Тузик рядом. Ничего не имеет против прогулки. Глаза весёлые. Чаппи и Кузя бегут в один ритм. Все бегут ровно.

— Уууаааууууу…

На однотонном небе витала безмятежность. Ветер чуть поддувал. Слегка морозило. Вновь запорошили редкие снежинки. Дорожка уводит со склона в низину. Там перелесок с двух сторон. Заснеженная тропка. А дальше всё в гору. И крутой поворот.

Ездовые собаки проворно бредут. Слегка ворчат. Немного прижимаются друг к другу. Тащат за собой на самодельных нартах тяжёлый пулемёт «максим» на плоских саночках. Боец рядом спешит, сливаясь с белым пейзажем. Винтовка на спине немного ёрзает. Лицо стынет. Иней на лбу и щеках. Изо рта пар. Тяжело дышит. Ноги увязают в глубоком снегу. Акапулько, взирая на бойца, замедляется. Послушно смотрит.

— Пру. Всё. Стойте крепыши — малыши. Приехали. Дальше. Кто-нибудь один побежит…

Солдат прихватил рукой ведущую собаку за ремень. Упряжка останавливается. Псы ворчат. Тузик повалился на снег. Чаппи вздыхает. Немного коситься. Смешно дёргает языком. Кузя живо виляет хвостом. Куда — то рвётся. Акапулько лезет вперёд. Видимо, хочет показать себя. Владимир, скинув с рук рукавицы, живо решил отвязать от упряжки пса Кузю. Решение моментальное. Пёс проверенный и толковый. «Сегодня Кузя побежит… Акапулько уже бегал…».

— Уууууааааууу…

— Ввваааууу, — рьяно гавкнул пёс Акапулько.

Владимир повесил на собаку мешок с боеприпасами. Кузя немного прогнулся. Чуть завилял хвостом. Завертел массивной головой. Уже знает, что делать надо. Уже не терпится. Надо бежать.

— А ну — ка тихо. Акапулько сидеть. Хватит выть… Кузя ты побежишь. Твоя очередь. Дорогу знаешь. Только сейчас. Вот тебе мешок с ящиками патрон для пулемёта. Прибежишь, отдашь…

Акапулько примолкает. Валится на снег. Смотрит куда — то вдаль. Как будто немного расстроился.

— Всё. Беги Кузя. Беги. Только смотри. Там. Снаряды рвутся. Сам всё знаешь… Беги, — произносит Владимир.

Пёс Кузя, держа на себе мешок с боеприпасами, пускается вперёд. Он живо побежал по заснеженной земле перелеска. Словно на прямую. Нырнул в снег. Быстро задышал. Уже теряется за голыми кустарниками и деревьями. Как будто на дальнем пригорке серый заяц замаячил. И всё время удаляется.

Владимир, поглаживая рукой пса Чаппи, потерял из взора Кузю. Наморщил лоб. «Давай Кузя… Ты можешь… Ты на это дело поставлен… Ты сделаешь… Вы все мои герои малыши — крепыши…».

— Уууаааауууууу…, — взвывает Тузик.

— Кузя принесёт. Он доберётся…

— Ууууууаааууу, — подаёт голос Акапулько, лёжа на снегу.

Небо окутала тусклая однотонная пелена. Ветер чуть поддувал. Слегка веяло морозом. Неподалеку слышались грохоты от разрывающихся, артиллерийских снарядов. Словно гром перед майской грозой.

Пёс Кузя, держа мешок с боеприпасами на спине, быстро бежал по снегу. Он остановился, уткнувшись мордой в белую пыль. Треугольные уши поджал. Почуял неладное.

В воздухе свист. Гул всё ближе. Неподалеку упал артиллерийский снаряд. Заснеженная земля взметнулась вверх. По ветру живо развеялась бело — серая пыль. Повалил дымок.

Кузя приподнявшись, резво понёсся. Ловко перескочил через небольшую яму. Вытянулся в струнку. Живо побежал вперёд. Но чего — то испугался. Прижался брюхом к снегу. Клыкастый боец, вильнув хвостом, заскочил в небольшую воронку.

Вновь свист. Прогремел взрыв. Снежная пыль вперемешку с землёй взлетела на воздух. Со свистом пролетело несколько шальных пуль. Они трассирующие.

— Уууууаааууу…

Кузя, чуток обождав, выскочил из воронки. Он, выкатив из пасти язык, быстро побежал по снегу. Язык висит. Тяжело дышит. Даже харкает немного. Из слюнявой пасти тянется пар. Пёс спрыгнул в траншею. Радостно закрутился перед бойцами. Рядовой Константин Фомин заприметил собаку. Коренастый, щекастый мужичок побагровел. Он прицельно выстрелил из винтовки. Зажался у стенки траншеи. Принялся быстро перезаряжать орудие.

— Собака прибежала с боеприпасами. Патроны для пулемёта. Кому патроны? — громко закричал он.

— Нам. Сюда… Скорее…

— Молодец пёсик… Вовремя поспел…

Рядовой Андрей Альохин — усатый мужик с широкими губами и голубыми глазами подбежал к собаке. На телогрейке виднелись пулевые отверстия. Её словно изрешетили. Вопрос у всех товарищей возникал один, — «Как он ещё жив?». На ногах добрые валенки. Он живо снял мешок с боеприпасами. Одной рукой крепко прихватил пса за ухо. Клыкастый малыш облизнулся. Немного фыркнул. Добрые глаза сияли.

— Молодец пёсик. Вовремя прибежал. Сейчас мы зададим фрицам жару, — произнёс боец.

— Давай Альохин заряжай. Вовремя пёсик патрон подкинул, — произнёс сержант Валентин Касян.

— Зарядил, — сказал рядовой Альохин.

— Давай… Вижу ползут уже…

Раздался свист. На белом пригорке показались немецкие солдаты. Они рассредоточились. Двигались небольшими перебежками. Затарахтел их пулемёт. Впереди уже виднелась физиономия наглого Юнга. Она горела красным цветом. Он ценитель дорогой выпивки. Он, несильно метнув гранату, замертво повалился на снег. Ещё один крепкий солдат Энгельс пополз в сторону. Ему снарядом пронзило мякоть на ноге. На сухом лице небольшой шрам. Глаза маленькие чёрные, как угольки. Его тело просто изрешетили пули. Он замер, лёжа ничком на снегу. И новая волна атаки. Автоматчики открыли огонь.

Пулемётчик — сержант Валентин Касян крепко прижался к орудию. Он нажал на курок. На лице виднелась кровь. Чиркнуло осколком. Мозолистые руки тоже в крови. Раненых помогал оттаскивать. Пятидесятилетний мужичок имел крепкую хватку. Работал на шахте со школьного возраста. Адски затрещал пулемёт «максим». Засвистели косяки пуль.

— Лезут гады. АААА, — произнёс боец.

Пёс Кузя, обождав немного, выпрыгнул из траншеи. Метнулся в тыл. Только пятки засверкали. Клыкастый малыш — крепыш, вильнув хвостом, резво побежал по снегу. Его ждал хозяин.

P.S.

Зимой на нартах, летом на специальных тележках под огнем и взрывами ездовые и санитарные собаки вывезли с поля боя около 700 тысяч тяжелораненых, подвезли к боевым частям 3500 тонн боеприпасов.