Танцы на стеклах. Книга 2

Алекс Д, 2020

Продолжение истории разрушительной любви сына шейха и американской студентки. События переносятся на родину арабского принца, где среди восточного колорита, под палящим солнцем, героев ждут тяжелые испытания и бешеная страсть. Боль, предательства, одержимость и ненависть, интриги и танцы… танцы на стеклах. ДЖАРЕД: Мы могли быть другими. В самом начале. Но сложилось иначе. Как в бреду. Как в наркотическом дурмане. Я сошёл с ума, но и ее вина тоже есть… Она мне позволила. МЕЛАНИЯ: Загадка любви в ее многоликости. Нам достались самые острые грани. Я не просила, никто не пожелает… Внимание! 18+ Книга содержит нецензурную брань и сцены насилия.

Глава 8

«Смерть — это стрела, пущенная в тебя, из моих рук! А жизнь — подаренная мной тебе, это всего лишь мгновенье, пока"она"до тебя долетит…»

Мелания. Настоящее

Следующие дни я провела в муках, ожидании приговора и новостей о нем. Служанки ничего не говорили о состоянии Джареда, и лишь через три дня я вытрясла информацию из Амира, который смотрел на меня, как и прежде — с восхищением и интересом. Но на этот раз его взгляд был куда глубже. Словно он знал… знал, нашу с Джаредом тайну.

Джаред спас мне жизнь, выбежав за дверь, почти сразу после моего нападения. Он был прав: меня бы закидали камнями до смерти, если бы кто-то узнал о том, что я прикончила наследника.

Не знаю, чем я думала. Не знаю. Я просто сошла с ума в плену, у меня произошла полнейшая замена ценностей, глобальный душевный переворот.

Вместе с запоздалым раскаянием, ко мне приходит, вдруг, горькое осознание:

Никогда. Никогда уже я не буду прежней… после него.

— Что с ним? Скажите… прошу, скажите, — едва сдерживая слезы, я вцепилась в Амира. Мужчина вздрогнул от моего прикосновения.

— Господин жив и идет на поправку, bent^[19]. Это все, что я могу вам рассказать.

— Пожалуйста, скажите… хоть что-нибудь. Скажите мне больше. Он точно поправится?! Точно-точно?

— Его выписывают через неделю, или две.

— Можно мне навестить его? Поговорить… мне нужно кое-что ему сказать. Пожалуйста, передайте мне его слова. Прошу вас, Амир, — я умоляю непреклонного солдата, читая по его глазам: Джаред приготовил для меня что-то ужасное.

«Я сделаю хуже…» — его слова, что он бросил мне напоследок. Что хуже? Хуже плена, маски и смерти? Хуже предательства, измены, и распускания грязных слухов обо мне? Хуже борделя? Куда уж хуже, Джаред?

Когда мы перестанем купаться в ненависти? Когда мы, наконец, угомонимся, и не будет ли… слишком поздно?

— Нет, bent. Это исключено, — Амир резко разворачивается к выходу, и прежде, чем выйти за дверь, он бросает мне тихое:

— И на вашем месте, я бы морально подготовился к встрече с elimalkik^[20], bent. Он не из тех, кто прощает… подобное, — Амир выделил последнее слово, по которому я убедилась в том, что он знает… знает, что это я напала на Джареда.

И молчит. Раз я до сих пор жива.

Еще одна неделя кажется мне целым годом. Я то и дело вздрагиваю, когда слышу шаги по ту сторону двери. Но каждый раз ко мне заходит не Джаред, а Самина и Хана — чтобы оставить еду, к которой я вновь не притрагиваюсь…

Я сижу на подоконнике и смотрю на удивительное явление для этой жаркой страны, с вечно ясным небом и жгучим солнцем.

Сумерки… густые, тяжелые облака закрыли на небе все звезды. Превратились в плотные тучи темно-синего цвета. Я не могла поверить, в это, но к звуку бушующих волн добавился еще один: с небес пошел небывалой силы ливень, а яркая, смертоносная молния поделила небеса на двое.

И снова… снова ослепляющая вспышка.

Последней каплей стал гром такой силы, от ударной волны которого, затряслись стекла.

В следующую секунду произошло то, что заставило меня задрожать всем телом.

Сначала я почувствовала его приближение, а потом услышала звук тяжелых, размеренных шагов. Я соскочила с подоконника, и понеслась в один из углов спальни, словно это могло спасти меня от страшной участи.

Дверь распахнулась, и я увидела Джареда. Затем, Амира, который резко опустил взгляд в пол, увидев меня в женственном платье, а не в абайе.

Джаред не выглядел уставшим, или болезненным. Все своим видом он олицетворял лишь три слова:

Ярость.

Власть.

И наказание.

Да… его наказание будет действительно хуже. Хуже всего, что он уже сотворил со мной.

Джаред

Придумать наказание для Мэл за нападение на меня, было несложно. Я знаю способ, который заставит ее испытывать боль и ужас каждый раз, когда она попытается ослушаться меня или задумает очередную глупость. Развлечения, которые придумывала для меня Нора, когда я был не способен справляться с ее извращенными методами воспитания, до сих пор, во время плохой погоды, заставляли ныть мои ступни от боли. Я усовершенствовал методы первой жены отца. Это будет мучительное, но красивое наказание, которое Мелания никогда не забудет. Меня нельзя упрекнуть в отсутствии воображения и плохом вкусе.

Я подъезжаю к дому на побережье перед закатом. Уверен, что она не ждет меня сегодня. Амир следует за мной, всем своим видом выражая несогласие с моими действиями. Мне плевать, что он там думает. Такой же наемник, как и остальные. Его предки были рабами. И то, что теперь он свободен, ничего не меняет. Рабство у него в крови. Сегодня я отстранил его от наблюдения за Мэл, и сейчас специально взял с собой, заставил тащить бархатный разноцветный тяжелый мешок с битыми стеклами до спальни Мелании. Это будет уроком им обоим. Она увидит, что Амир не способен ей помочь. Только я хозяин ее судьбы. Я решаю, смеяться ей или плакать, стоять на коленях или танцевать на стеклах.

В спальне горят нижние лампы, наполняя ее уютным, теплым светом.

Мэл стоит в другом конце спальни в длинном, бирюзовом, шелковом платье на бретельках. Яркий принт и восточный орнамент придают ее наряду экзотический вид, но она никогда не будет такой, как местные женщины. Ее бледная кожа не темнеет под местным солнцем, светлые волосы и ярко-глупые глаза делают Меланию Йонсен похожей на редкую драгоценность среди наскучивших побрякушек. Она изумленно застывает, глядя на меня. В глазах ужас и боль. И снова с открытым лицом…

— Не смотреть, — приказываю я Амиру, который и так знает правила, не поднимая глаз от пола. — Выйди, ты мне больше не нужен, — добавляю я.

Когда дверь за Амиром закрывается, я делаю шаг вперед, а Мэл в одном ритме со мной — два шага назад.

— Не ожидала увидеть меня так скоро, Мэл? — с издевкой спрашиваю я. Девушка молчит, глядя на меня большими глазами, обхватывая себя руками. Защитная поза, которая не поможет ей скрыться от меня.

— Надеюсь, ты подумала о своем опрометчивом поступке? — спрашиваю я, пристально вглядываясь в черты красивого лица. Она выглядит обескураженной, растерянной, но искры гнева в глубине аквамариновых глаз говорят о том, что она снова будет дерзить и показывать характер.

В ответ снова молчание. Я пожимаю плечами, возвращаясь к двери, возле которой Амир оставил мешок с необходимым для наказания реквизитом. Тащу его за собой на середину комнаты и рассыпаю битые разноцветные стекла прямо на турецкий ковер, который потом придется выкинуть. Смотрятся осколки очень даже красиво. Почти сказочно. Словно сверкающий ковер из самоцветов.

Поворачиваюсь, чтобы поймать ее взгляд. Девушка испуганно смотрит то на меня, то на рассыпавшиеся по полу стекла, в тревоге кусая губы. Я скольжу по ней медленным оценивающим взглядом.

— Мне нравится твое платье, Мэл. Оно подойдет для представления, — произношу я невозмутимо. — Ты готова понести наказание? Ответь? Это простой вопрос.

— Практика показала, что ты не понимаешь слов, Адам.

— Ах, снова Адам, — восклицаю я, насмешливо кривя губы. — Ты продажная, меленькая, лицемерная сучка. Даже здесь ты продолжаешь играть в свои блядские игры. Я — Джаред только в том случае, если ты собралась поиметь меня. Но как только ситуация обращается не в твою пользу, я снова Адам.

— Видишь, ты сам все понимаешь, — с вызовом заявляет Мэл, вздергивая подбородок. Я беру стул, о который она терлась, как текущая сучка в прошлый раз, когда изображала из себя умирающую от страсти шлюху, ставлю его по центру и опускаюсь, вытягивая ноги. Смотрю на Мэл, которая с опаской наблюдает за моими действиями и не шевелится, словно приросла к полу.

— Ты знаешь, что случилось бы с тобой, melegim, если бы я указал на тебя пальцем. Просто намекнул, что ты как-то причастна к ранению одного из сыновей короля этой страны? — не поправляя задравшуюся футболку, обманчиво-равнодушным тоном, спрашиваю я. Она отрицательно качает головой, все так же воинственно глядя на меня.

— Казнили бы, — резко бросаю я, — Без суда и следствия. И даже не спросили бы, какой вариант казни ты предпочитаешь. А учитывая то, что ты отличаешься внешне от местных женщин, тебя бы для начала поимели все, кому приглянулось бы твое личико. И только после этого закопали бы заживо. Забросали камнями или утопили бы в заливе. Все зависит от воображения того, кто выбирал бы способ наказания для неверной, совершившей покушение на жизнь члена королевской семьи. Ты думаешь, что я лгу, Мэл? Похоже, что я могу лгать о таких вещах?

Я вижу, как вся кровь отливает от ее щек, и даже губы становятся бледными, когда до нее доходит смысл моих слов.

— Ты считаешь, что я чудовище. Я злой и несправедливый. Но ты до сих пор жива и прекрасно выглядишь, — снова окидываю ее детальным взглядом с головы до ног. — Ты слышала когда-нибудь о Башне смерти, Мэл?

Она отрицательно качает головой, и, широко улыбаясь, я продолжаю.

— В Йемене, на острове, недалеко от берега, стоит Башня Смерти, куда, как говорят местные, на лодках привозят провинившихся женщин, затаскивают их наверх, и сбрасывают с высоких стен прямо на камни во двор, не имеющий выхода. И считается удачей, если женщина умирает сразу, но представь, если по ужасной случайности, она выживает и остается, один на один, среди костей и гниющих трупов других приговоренных. Без воды и еды, с тяжелыми ранами. Рыбаки нередко слышат крики выживших женщин, похожие на вой обезумевшего животного. Скажи мне, Мэл, тебе кажутся наши законы жестокими?

— Мы не в Йемене, — произносит Мэл едва слышно. Я холодно усмехаюсь, складывая руки на коленях в замок.

— Мы в Анмаре. Ты права, но здесь, до сих пор, правосудием управляет суд шариата. Могу сказать, что это тот же суд, что приговаривает девушек к Башне Смерти.

— Зачем ты мне рассказываешь о ваших садистских законах?

— Мне нужно чтобы ты понимала, что тебя ждет. Если ты снова решишь своевольничать.

— Отправь меня домой, и я не буду доставлять тебе неприятности.

— Ты их уже доставила. К тому же, ты забыла про тридцать миллионов, которые до сих пор не отработаны.

— Я их не брала! — в гневе кричит Мэл. Тяжело вздыхаю, качая головой.

— Сколько можно, melegim? Файлы ушли с твоего компьютера во время рабочего дня. Мы поссорились, и, возможно, ты хотела мне досадить. Но никакая обида не отменяет того, что компания потерпела убытки. Кто мне их возместит? А пошатнувшийся престиж корпорации? Эту коллекцию ждали многие модные дома и особенные клиенты. Я привез тебя сюда, проявил гостеприимство, и чем ты мне отплатила, Мэл?

— Гостеприимство? — возмущенно воскликнула Мэл. — Серьезно? Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Конечно, — невозмутимо и уверенно, киваю я. — Посмотри на себя. Ты хорошо одета, накормлена, живешь на шикарной вилле на берегу Персидского залива. Многие мечтают о таком.

— И быть проданными в бордель? — глаза Мэл яростно сверкают, когда она делает шаг по направлению ко мне.

— Все просто, melegim, в борделе ты будешь отрабатывать свой долг, — небрежно пожимаю плечами.

— Это торговля людьми!

— У меня к тебе новое деловое предложение, Мэл. Но для того. чтобы принять правильное решение, я хочу, чтобы ты понесла заслуженное наказание. — показываю пальцем на гору битых стекол на ковре. — Станцуй для меня. И сделай это так же красиво и чувственно, как соблазняла меня неделю назад. Примени свои актерские таланты и порадуй меня. Может быть, я изменю свое решение.

— Нет, — в голубых глазах отражается ужас и неверие. — Ты не можешь просить о таком!

— Босыми ногами, Мэл.

— Джаред, это безумие…

— Джаред? Я же говорил, ты лицемерная сучка. Почему я должен испытывать к тебе жалость, Мэл? Ты разве жалела меня, когда рассекла мою грудную клетку осколком?

— Ты сам довел меня!

— Или танцуешь, или я отправлю тебя в бордель. Прямо сейчас. Выбор, по-моему, очень прост, — заявляю я на полном серьезе.

С наигранным равнодушием наблюдаю, как внутри Мэл происходит борьба. Она с ненавистью смотрит в мои глаза, кусая губы, и сжимая в кулаки свои маленькие ладошки. Она никуда не денется и сделает то, что я приказываю.

Я научу ее послушанию.

— Я передумал… Насчет платья. Хочу комплект с монетами. У тебя есть, я знаю. Переоденься и возвращайся, а я пока музыку включу. Какую ты предпочитаешь?

— Пошел к черту, Саадат, — сквозь зубы бросает мне Мэл, направляясь к гардеробной, и закрываясь внутри. Я встаю и подхожу к стереосистеме, выбирая музыку, под которую наяды обычно танцуют бэллиданс для меня и моих гостей. Сочетание флейты и звуков ритмичного барабанного ритма. Восточная музыка надоела мне, как и танцы живота, на которые я в свое время уже насмотрелся. Думаю, Мэл меня не удивит. Включаю, когда слышу звук открывающейся двери. Поворачиваясь, я наталкиваюсь на ее испепеляющий взгляд. В голубых полупрозрачных шелках, которые едва скрывают ее тело, Мелания выглядит в миллион раз круче чем пресловутая Шехерезада. Лиф, инструктированный драгоценными камнями, приподнимает ее грудь, и я судорожно сглатываю, изучая Мэл, словно незнакомку. Гребаное видение. Мой взгляд скользит по плоскому животу, и опускается еще ниже — к блестящему поясу, который слишком низко сидит на бедрах.

При каждом ее шаге монетки мелодично звенят, и я наблюдаю за ними, как завороженный, возвращаясь к стулу.

— Если мне не понравится, наказание не будет засчитано. А, значит, ты не искупишь свою вину, и я не отменю своего решения насчет гарема, — предупреждаю я на всякий случай. Мэл закрывает лицо вуалью, пронзая меня ледяным взглядом. Подходя к краю покрывала из переливающихся осколков, она почти не дышит, прежде чем поднять правую изящную ножку и встать прямо на стекла голой ступней.

Я наблюдаю за ее лицом, прекрасно зная, насколько это больно. Кожа ступней пронизана огромным количеством нервных окончаний. Это безумно больно, когда в нее впиваются десятки осколков одновременно. Незабываемое ощущение…

— Танцуй, — жестко приказываю я.

— Будь ты проклят, Саадат, — произносит Мэл, начиная двигаться. Я смотрю на ее лицо, ища в глазах признаки боли и отчаянья. Но вижу только гнев и твердую уверенность пройти испытание. Не показать свою слабость. Упрямая, отчаянная сучка. Если честно, я надеялся, что она начнет меня умолять простить ее еще до того, как встанет на ковер из битого стекла. Но она оказалась сильнее, чем я думал.

Ее глаза не отрывались от моих, пока она грациозно и чувственно двигала стройными бедрами и руками, изображая танец искушенных наложниц. Меня бросило в жар от напряжения, которое снова заструилось между нами, вспыхнуло, заискрилось. Мой взгляд невольно заскользил по изящным кистям, хрупким плечами, тонкой талии и вздымающейся груди, едва прикрытой голубым, прозрачным шелком. Каждое движение стройными бедрами сопровождалось звоном монеток, каждый жест был пронизан невероятным соблазном, словно она танцевала не на стеклах, а на персидском ковре.

Я тяжело задышал, ощущая, как сложно контролировать собственные эмоции, наблюдая, как передо мной изгибается сексуальное тело Мелании Йонсен. Никакие незажившие раны не способны были остановить мое безумное влечение, одержимую, болезненную потребность заполнить ее собой. Но я пришел сюда не за сексом, хотя не думать о нем, глядя на нее сейчас невозможно. Пора взглянуть правде глаза. Мои чувства к Мэл вышли за пределы удовлетворения сексуальной потребности.

Я чувствую к ней больше, чем могу себе позволить. Больше, чем готов признаться самому себе.

Мое проклятие. Ведьма. Мeligim. Shaitanah.^[21]

Маленькая, совершенная девушка, словно созданная для меня. Коварная, неверная…

Безумная, смелая. Сумасшедшая.

Я скольжу взглядом по ее груди, вспоминая, насколько красивой она выглядит без одежды. Идеальная. Для меня.

В комнате становится душно, и я вижу, как на лбу Мэл блестит испарина. Я и сам горю. Мелодия набирает тональность, вместе со скоростью моего пульса. Ее глаза сверкают, глядя в мои, но не сразу я понимаю, что их блеск — вовсе не очередной воинственный вызов, а слезы, которые она сдерживает из последних сил. Я опускаю взгляд вниз, глядя на осколки, залитые кровью. Проучить, напугать, я не думал, что она осмелится, сможет вытерпеть так долго. Околдованный ее танцем, я забыл…

— Хватит. Стой! — кричу я, вскакивая на ноги. Протягиваю руку, хватаю ее за запястье и тяну на чистый, непокрытый стеклами, пол. С губ Мэл срывается судорожный вздох, когда ее ступни касаются прохладной поверхности. Я держу Меланию за плечи, не позволяя осесть на пол. Меня трясет, как в лихорадке, и я не знаю, что за чувство заставляет тянуть ее к себе сжимая в объятиях, и качать, как ребенка, шепча, бессмысленные теперь, слова утешения. Она безвольно обвисает в моих руках, прижимаясь щекой к груди, прямо напротив раны. Но мне не больно, и, даже когда соль от ее слез попадает на кожу, я не чувствую ничего, кроме глубокого раскаянья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

19

Девушка — араб.

20

Хозяин — араб.

21

Дьяволица — араб.