Клетка бесприютности

Саша Мельцер (2024)

У них разная Москва: Лу живет центральными проспектами и разноцветными бульварами, Игорь — дворами с разбитым асфальтом и серыми панельками. Он — молодой отец-одиночка и будущий врач; она — талантливая художница с перспективами на успешную карьеру. Их любовь длиною в два года превращается в зависимость, когда один судьбоносный выбор Игоря перечеркивает все. Он исчезает, а она продолжает им жить.

глава шесть: сладкий латте и американо без сахара

Чтобы подготовиться к государственным экзаменам в медицинском, сдать их не ниже «отлично» и выцарапать свой красный диплом, мне нужно было продать душу дьяволу. Дьяволом мог быть кто угодно — ректор; куратор; преподаватель по анатомии, ненавидевший меня с третьего курса, но каждый год сидевший в комиссии; и даже мой отец, устроивший очередной пьяный дебош за стенкой. Мы с Вадиком вмонтировали в дверь слабый металлический крючок — несильно, но все же защищавший нас при очередном отцовском буйстве. Вадик лежал на своей кроватке — через год нашей жизни здесь мы купили вторую, — такой низкой, что казалось, она касается матрасом пола, а я сидел за учебниками, в третий раз перечитывая одно и то же предложение, но никак не мог вникнуть в смысл.

— Давай поиграем? — попросил Вадик, и кровать под ним раздражающе скрипнула. — В машинку или бродилку… Нам в школе на Новый год подарили, а мы еще ни разу не…

— Вадь, — я перебил его, мгновенно устыдившись, но не дав договорить. — Посмотри, вот это все мне нужно выучить к следующему месяцу. И это только первая часть. Некогда в бродилки играть.

— Со мной никто не играет, — пожаловался он, достав одинокую машинку из ящика прикроватной тумбочки, и громко прокатил ее по линолеуму в спальне. — Хотя бы почитаешь мне на ночь?

— Ты сам умеешь читать.

— Но я хочу, чтобы ты! — я резко обернулся, крутанувшись на стуле, и сын отпрянул. — Я каждый вечер один читаю или с бабушкой. А с тобой редко. Ну пап… Давай в бродилку… Или в машинки…

Конец ознакомительного фрагмента.