Алиса видит сны

Алекс Рауз (2024)

Алиса кажется обычной девушкой, ходит в офис и совершенно ничем не выделяется. Потому что все её усилия уходят на то, чтобы такой казаться. В офисе она не сводит глаз с молчаливого коллеги Максима, но никогда не рискнёт с ним заговорить… Не рискнёт ведь? У Алисы есть страшная тайна — она не в себе. Алиса не в себе уже давно. Она живёт на два мира, и порой очень сложно отличить, какой из них реален. Раньше она просто проваливалась в сюр «кроличьей норы», но теперь у её галлюцинаций появился сюжет. Раз за разом она попадает в одно и то же место, где нужно бежать и спускаться всё ниже, где руки холодеют от страха, а вокруг царит тлен под алыми небесами с металлическим привкусом крови. И после каждого спуска становится всё хуже. Алисе предстоит понять, зачем она здесь, что за странный человек без лица стал её спутником, как всё это связано с её настоящей жизнью и как тут выжить. А этот момент в реальном мире Максим разрушит стену молчания между ними.

Глава 11. Алиса спускается ниже (3-4)

Прихожу в себя на знакомой пыльной дороге, в кровавых сумерках. Кажется, до конца своих дней теперь я буду рисовать в тетради только эту картину, но так и не смогу передать весь ужас этих красок. Они бы свели меня с ума, если бы я не уже…

Сложно, чертовски сложно сказать, где иллюзия. Быть может, Алиса, сидящая в своей крохотной квартире и мечтающая о вкусном обеде, рисующая в пыльной тетради — просто мой далёкий, спокойный сон. Ведь должна я когда-то спать и видеть хорошие сны?

И все разговоры с психологом о безумии моей матери, невысказанные слова про отца, о котором я даже говорить-то боюсь — это спасительная игра сознания. Как бред умирающего, белый туннель, попытка ухватиться за последнюю соломинку, чтобы не потонуть в агонии панического"настоящего".

Пыль забивает нос, и дышать становится тяжелее. Поднимаюсь с колен, даже не пытаясь их отряхнуть. Снова отвесная скала справа, снова чернеющий обрыв по другую руку, и дорога, уходящая во тьму. Впервые думаю, что моя та, другая жизнь, не так уж плоха.

Я совершенно одна. И я должна идти.

Дэмиан так убеждал меня в этом, что сомнений уже не возникает — промедление тоже смерть. Но и в движении нет жизни.

Робкая надежда, что я встречу его впереди, ещё теплится. Он столько раз помог мне, а я не смогла в тот единственный момент, когда должна была. Не так важно, человек он или нет — если я встречу его, то сделаю всё, что смогу.

Если Дэмиан ещё жив…

От этой мысли тоже стало пусто.

Я никогда не мучилась своим вынужденным одиночеством. И никогда раньше не могла подумать, что другие люди, их отсутствие в моей жизни, заставит испытывать такие странные, неприятные чувства. Пустота внутри тоже бездна, но она не смотрит и не пугает, просто медленно откусывает от моей худой души кусок за куском.

И вот я одна, побитая, с зияющими дырами внутри, опять иду по этой дороге. Максимально беззащитна, укрытая лишь неожиданным для меня желанием выжить во что бы то ни стало. Оно стучит в висках и не позволяет сдаться, как бы страшно ни было. Оно мой единственный и дырявый щит.

Сверху падает первая капля дождя. Стараюсь не обращать внимание на её цвет и запах. В животе урчит от голода, и металлический привкус, которым отдаёт всё вокруг, будет очень не к месту. Шарю рукой по спине и нахожу капюшон — впервые замечаю, что я в той же одежде, в которой была там, в другом мире.

В старой серой куртке, которую накинула, чтобы сбегать в магазин в соседнем доме — вот, что здесь действительно выглядит и ощущается нереальным. Обычная одежда обычного мира. Далёкого и совсем не моего.

Затягиваю капюшон туже, дует промозглый ветер и дождь за мгновение превращается в ливень. Стена воды скрывает от меня и горизонт, и обрыв. В сгустившейся тьме я прижимаюсь ближе к скале, но иду всё равно медленно. Воспоминания о чужих взглядах ещё живы. И хотя в этот раз я не чувствую ничего подобного — здесь можно ждать чего угодно.

А самое ужасное — в такую погоду я не услышу приближающегося топота. Охота, которая не сбивается с моего следа, как бы глубоко в бездну я не спускалась. Кажется, она гонит меня вперёд, как зверя, в расставленную ловушку. Потому что здесь только одна дорога, и я боюсь даже думать о том, что ждёт меня в её конце.

Жалею, что не спросила у Дэмиана, где мы. Ведь он точно знал, а я, наоборот, знать боялась. И виной тому была не надежда, что я не окажусь тут вновь, а отупляющее безразличие к происходящему. Я так привыкла прятаться и бежать, что было совершенно неважно, где это делать.

Всегда одни и те же действия, схемы. Мой личный набор выживания, который в последнее время подводит меня всё чаще. И эта странная дорога из кошмаров — первое место, которое должно было научить меня мыслить иначе. Должно было?

С каждым шагом дождь продолжает усиливаться, и я прикрываю голову руками. С неба сыплются колючие льдышки, и я буквально чувствую, как они раздирают рукава куртки, оставляют на теле крохотные синяки. Идти становится больно, и я хочу повернуть назад.

Зайти за границу непогоды и, если не переждать её, то хотя бы получить передышку. Набраться сил, чтобы попробовать снова… Но кому я вру, ведь я одна? По доброй воле я не смогу себя заставить пойти сюда вновь.

Одежда давно вымокла и потяжелела настолько, что мешает идти. Руки трясутся от холода. Ноги скользят по лужам и льду, скопившемуся в них. Останавливаюсь буквально на мгновение и прижимаюсь к скале после очередной неловкой попытки устоять. Я не готова к таким испытаниям.

А потом вспышка молнии озаряет всё вокруг…

И вместо мокрой, ледяной дороги я вижу тела. Десятки, сотни наваленных друг на друга тел. Женщины, мужчины, старики — огромное людское месиво до самого горизонта. Они лежат недвижимо, и мой мечущийся взгляд выхватывает ошмётки их покорёженных тел и красную, красную кровь, которой залито всё вокруг…

Взглянуть себе под ноги я не успеваю. Вспышка гаснет, и я вновь одна стою на дороге, прижавшись к скале. Гром забирает мой истошный крик.

Целую вечность я стою без движений, вглядываясь в стену воды. Не вижу совершенно ничего, лишь пустую дорогу под ногами. Иллюзия?

Мне больше не холодно и почти не больно, потому что я не чувствую тела. Всё внутри заледенело ещё во время моего крика, и теперь не отогреется никогда. Голода больше нет — из последних сил я пытаюсь не блевануть желудочным соком в очередную чёрную лужу.

Я снова иду, но руки дрожат уже не от холода. Я бы закрыла глаза и шла на ощупь, но слишком боюсь оступиться. Боюсь упасть на дорогу и почувствовать не мокрую землю, а что-то совсем другое.

Внутри я не прекращаю орать.

Не представляю, где нахожу силы продолжать. Если бы я верила в бога — я бы молила, чтобы этот мир стал нереальным, закончился, больше никогда не приходил мне в кошмарах. Но если бы бог существовал — он бы не допустил такого, даже в моём бреду.

Следующая вспышка вдалеке, но такая же яркая. Я скольжу на чьей-то руке и только чудом не падаю вниз. Рука гнилая и буквально растекается под моими стопами.

Я хватаюсь за скалу и крепко жмурюсь, надеясь хоть так сбежать от этого ужаса. Но продолжаю видеть тела.

Повсюду распахнутые глаза, искажённые мукой.

Благословенная темнота снова укрывает меня дождём. Я помню, в какой стороне обрыв, и думаю о нём всё больше.

Дышать тяжело. Я буквально заставляю свои лёгкие расширяться и набирать холодный мокрый воздух. Теперь мне чудится, что даже в темноте я ощущаю зловонный дух повсеместного гниения. Я вдыхаю его, и сама разлагаюсь внутри. И продолжаю вдыхать, раз за разом, потому что не могу отказаться от кислорода.

Поднимаю одну ногу, потом другую, потом снова первую. Я хочу идти вперёд без мыслей и без чувств, но у меня не получается. Сверкает молния или нет, я вижу одну и ту же картину.

Пробую считать шаги, представлять свой дом и аллею с голыми ветками рядом с ним, представлять автобусную остановку, дорогу к офису, кабинет…

На десятый раз, прилежно досчитав двести тринадцать и сорок, я сдаюсь. Это кошмар внутри кошмара, из которого нет выхода.

Во время очередной вспышки я замечаю, как моргают глаза у меня под ногами. Слева шевелится обглоданная до кости рука. Я думала, что шагаю по мертвецам. Но огромная гора тел, которыми устлана дорога — живая.

Меня рвёт, долго и мучительно. По лицу вперемешку текут струи дождя и слёзы. Мне снова холодно. Холодно настолько, что я еле могу поднять ногу.

Нужно идти. Я должна.

Кому я должна?

Не хочу быть здесь. Не хочу быть внизу, частью этой ужасной массы.

Я не хочу быть как они — и панический ужас накрывает меня с головой.

Не могу. Не могу…

Следующая вспышка выхватывает огромную фигуру впереди. Ещё далеко, но я вижу её так чётко, будто стою на расстоянии вытянутой руки. От страха мне кажется, что она высотой до самого горизонта. Я не разбираю, что передо мной — бесформенная груда вместо туловища с облезшей кожей или шерстью, ноги или лапы, топчущие не-землю под собой, и головы… Оскалившиеся головы, с клыков которых падает кровавая слюна. В одной из пастей я вижу тело, которое отчаянно трепещет. Его подхватывает другая пасть, тянет в свою сторону…

Свет меркнет, и я снова одна на дороге. Но всё ещё слышу рычание, или раскат грома, когда из последних сил бросаюсь в сторону пропасти.

Еле торможу у самого края, падаю на колени лишь с одной надеждой — не застать в таком положении новую вспышку. Шарю руками по скале, судорожно ползу вдоль края, ищу выступы, что угодно, хоть что-то, чтобы спуститься. По моей вымокшей куртке стекают струи дождя прямо в бездну. Капюшон давно слетел с головы и теперь полон воды. Она льётся мне за шиворот, но я почти не чувствую этого.

В момент наивысшего отчаяния я нахожу, что искала. Место, где скала не такая отвесная. И прямо в ней, будто специально, выбиты уступы. Ступени, чтобы спуститься ниже.

Я больше не медлю. Перекидываю ногу и начинаю спуск, не думая о том, что ждёт меня дальше — и ждёт ли вообще хоть что-то.

Новую вспышку я уже не застаю. Ливень стихает, превращаясь в невесомую капель, и лишь моя вымокшая одежда напоминает о нём.

Лезу медленно и позволяю очередной глупой надежде поселиться внутри. В прошлые разы, когда мне удавалось спуститься, я не достигала земли. Просыпалась в том, другом мире, где бывает солнце… Даже в ноябре.

Но ничего не происходит, я лезу вниз и не нахожу дна, не вижу выхода. Почти не чувствую своих отмёрзших рук. Когда мой взгляд падает на них — в красной дымке они кажутся залитыми кровью.

От ужаса я чуть не разжимаю пальцы. С трудом удерживаю равновесие, вжимаюсь в холодный камень всем телом. Малейшее дуновение ветра, и я полечу в ту бездну, взгляд которой снова чувствую на своей спине. Она слишком близка и неотвратима…

Страх защищает нас. В"обычной"жизни он призван уберечь от необдуманных решений, заставить бежать от опасности и сторониться темноты, если в ней может скрываться враг.

Я иррационально боюсь всего вокруг, но разве не именно это позволило мне продержаться так долго?

Здесь же страх — это то, что убьёт меня. Что заставит оступиться. Вскрикнуть лишний раз, когда меня могут услышать… Или замереть, когда меня могут догнать.

Потерять единственного человека, живого и настоящего, готового мне помогать. Если бы я не боялась Дэмиана, как привыкла бояться всех вокруг, если бы я доверилась ему сразу — мы бы шли быстрее, мы бы…

Мой страх неправильный.

Мой первейший механизм выживания, главный инстинкт подводит меня. И роет мне могилу в каждом из миров. Не важно, что в реальности пройдут годы, прежде чем я в неё угожу — я уже почти мертва внутри. Запрещая себе все эмоции, желания, поступки, я сама кидаю камни земли на свой неостывший труп.

Труп из этой бездны. Ведь не зря же здесь оказалась.

Не понимаю, сколько времени прошло — в этом странном месте никогда его не чувствую. Но вот уже сколько-то метров я непрерывно думаю, что спускаюсь в собственную могилу, и даже скала начинает пахнуть сырой землёй. Мои кровавые руки деревенеют, и мне чудятся на них синие вспухшие вены.

Я не видела трупов матери и отца, я не была на похоронах. Но мне кажется, что именно так выглядит и ощущается мёртвое тело. Может, я не смогла спуститься. Может я лежу там, чуть выше, на горе гниющих людей. И распахнутыми глазами смотрю в оскаленную пасть приближающегося монстра.

А эта иллюзия побега — всё, чем мой разум смог смягчить финал. Он так привык, что я бегу…

Нога натыкается на твёрдую землю. Я с неверием отрываю взгляд от скалы — и вижу всё ту же пыльную дорогу. Красный полумрак. И огромное чёрное солнце в четверть неба…

Разжимаю руки, не в силах отвести от него глаз. Кажется, как только отвернёшься, оно рухнет на эту проклятую землю и положит конец всем страданиям. Огромная пышущая мраком звезда над головой. Я испытываю дикий, почти звериный ужас от этого зрелища, но готова признать его красоту.

Дорога широка, и со своего места я почти не вижу обрыв и бездну за ним. Мокрая одежда ещё давит плечи, и я скидываю куртку, оставляю её позади. Иду одна вперёд в чёрных лучах солнца.

Иду, и с новым приливом адреналина моё тело оживает. Кровь, текущая по венам, уже не кажется синей и трупной. Сердце колотится всё чаще, а грудь поднимается и опускается в рваном судорожном темпе. Слишком громко. Я помню, где я, и не могу забыть ни на мгновение.

Снова думаю о том, что ждёт меня в конце этого пути. Есть ли ему конец или отныне все мои трипы будут отправлять меня сюда? Место покаяния и последней надежды. Надежды, которой здесь не должно быть.

Иду дальше потому, что Дэмиан сказал мне идти. Сказал, что, если я выбираю жизнь — то идти мой единственный выход… Сказал и толкнул меня вперёд.

А теперь Дэмиана уже нет. И если он плод моего больного воображения, то оно в очередной раз меня подвело. Потому что идти вперёд кажется самым верным способом погибнуть.

Какой из шагов здесь толкнёт Алису, оставшуюся в реальности, под несущийся на полной скорости грузовик? Заставит шагнуть под поезд в метро? Или будет банальное окно, которое я не закрыла сегодня, уходя из дома.

Представляю своё тело, размозжённое встречей с голой осенней землёй. Разбросанные руки, пустые глаза. И кровь, много крови того же цвета, что это небо, эти густые сумерки.

Я так часто представляла эту картину, что сознание рисует её быстро, по инерции. Однажды я попробовала нарисовать её в тетради, чтобы выпустить из себя хоть как-то, хоть отчасти освободиться от самой навязчивой мысли. У меня не вышло ничего, я просто исчеркала целый лист, в конце закрасив его полностью чёрным.

Но только здесь, в этом проклятом трипе, я чувствую, как отчаянно хочу сопротивляться. Как отчаянно хочу выбрать жизнь. Возможно, это слишком трудно для таких, как я.

Позволяю себе замереть буквально на мгновение передышки и поднимаю глаза к небу, к мрачным лучам местного солнца.

И оно поворачивается ко мне в ответ. Раскрывает свой единственный глаз в четверть неба и смотрит прямо на меня.

С вершины, откуда я спускалась, срывается первый огромный валун. Он летит вниз так быстро, что я едва успеваю увернуться. Он беззвучно разбивается о то место, где я стояла ещё секунду назад. Мнётся, комкается и катится дальше. Но я успеваю разобрать, что передо мной не камень, а всё те же тела. Сросшиеся, слипшиеся вместе, в единую гниющую кровавую форму с торчащими во все стороны обглоданными конечностями.

И изломанными, искажёнными, распахнутыми глазами.

Я инстинктивно пячусь, хотя эта глыба уже сошла с дороги и улетела дальше в пропасть. Пячусь и снова поднимаю взгляд наверх.

По всему небу надо мной распахиваются глаза. Вслед за чёрным солнцем, они поворачиваются в мою сторону. Немигающим взором следят за каждым движением. И чем дольше я смотрю, тем больше глаз появляется на прежде гладком небосводе…

Кажется, я бегу. Не знаю, в какую сторону и зачем — ведь убежать от этого пристального взгляда невозможно. Кажется, я кричу, но опять не слышу своего голоса. Кажется, я чудом уворачиваюсь от следующих двух глыб, состоящих из человеческих тел, что срываются на меня сверху.

Кажется, ужас и паника съедают меня целиком, не оставляя ни капли сознания. Кажется, я больше не могу этого вынести…

Нахожу себя в тишине и темноте ещё одну вечность спустя. В голове звенит, и я еле дышу. Мрак перед глазами отступает, сменяясь всё теми же тусклыми сумерками. Я всё ещё здесь. Почему?!

Я сижу в небольшом углублении, закрытом огромными камнями, прямо в скале. Не помню, как я его нашла, и отсюда не видно почти ничего — только узкий, пустой край неба… Здесь на меня никто не смотрит. Я не в безопасности, хотя это можно считать передышкой.

Можно дождаться, пока я очнусь в другом мире. Но откуда-то во мне теперь живёт твёрдая уверенность — если не идти, то и выхода не будет. Рано или поздно у моего тела кончится заряд. Мне нужна еда, вода и сон, последнее в особенности. После такого мощного выброса адреналина, глаза слипаются сами собой.

Мне нельзя спать. Только не здесь.

Тишина давит. Снаружи больше ничего не падает, ничего не происходит, но затишье мнимое. Чудовищные глаза до самого горизонта только и ждут моего появления. Моего неверного шага, моей ошибки.

Как бы я хотела снова ничего не видеть… Я бы смогла идти, притворившись сильной и стойкой. Такой, как получалось у меня с Дэмианом. Странно, но я, правда, была сильнее рядом с ним. Одиночество, которое только начинало пожирать меня в другом мире, может молниеносно добить в этом.

Опираюсь головой о холодный камень и опрометчиво позволяю себе закрыть глаза. Это очень, очень плохая идея. Но у меня совсем нет сил. Сколько я бреду по мёртвой земле — день, два или неделю?

Прикрываю глаза на единственное мгновение… И проваливаюсь в сон.

Я уверена, что он длится не дольше минуты, но просыпаюсь я не от шума очередного падающего сверху"живого"валуна, а от топота копыт. Он дробью отдаёт по камню, бьёт по моим костям, прислонённым к нему.

Мои глаза сами распахиваются шире, сонливость растворяется в бешеной тревоге, обе руки непроизвольно упираются в стены крохотного укрытия. У меня есть буквально пара вздохов, чтобы выбрать.

Остаться здесь в надежде, что меня никто не заметит. Или продолжить путь, рискуя не успеть выбраться к настоящему солнцу до того, как ближайший всадник нагонит меня.

Выйти наружу под сотню сверлящих мёртвых глаз? Они проникают в самое нутро, выуживая всё, чем я наполнена, они смотрят только на меня…

А взаперти я уже не смогу бороться. У меня не будет и шанса выжить. Возможности вернуть то жалкое существование, в которое я пыталась превратить отведённый мне на земле срок. Никогда не пойти на работу, не увидеть белоснежные хлопья снега, укрывающие голые ветви перед окном, не получить нового сообщения на телефон и не улыбнуться знакомой мелодии.

Я поворачиваю голову от входа и вижу на пыльной земле внутри моего укрытия крохотный светильник. Он брызжет жёлтым мне под ноги и выглядит таким знакомым, что у меня кружится голова.

Не выключаю его, а просто отворачиваюсь и шагаю наружу. Два вздоха прошли и решение принято.

Сотни глаз во всё небо устремляются на меня, просвечивая до самых костей. Вижу маленькую точку вдали на дороге — пока ещё есть время. Но его немного.

Больше не дышу и иду вперёд. Не оборачиваюсь и не ищу новых укрытий. Не позволяю страхам и сомнениям руководить моим телом.

Если мой выбор окажется неверным… Что ж, я сделала его сама. Надеюсь, хоть это сможет меня утешить. Хоть что-то в этой жизни я решила самостоятельно.

Всё ещё чувствую дрожь во всём теле, чувствую капли ледяного пота на спине, чувствую, что ноги готовы подкоситься в любой момент. Но сейчас всё это уходит на второй план. На третий, на десятый.

Моё сознание целиком заполняет выбранная цель. Я максимально сосредоточена только на ней. Я иду вперёд по пыльной земле, на границе кошмара и всепоглощающей бездны, и ускоряю шаги. Делаю их твёрже, увереннее, быстрее.

Тридцать восемь. Тридцать девять. Сорок…

Ничего не происходит.

Топот всадников всё ближе, но я не позволяю себе оглянуться. Не позволяю побежать, испугаться или сбиться с нового счёта.

Тридцать девять. Сорок.

Огромное чёрное солнце надо мной моргает, совсем как живое. За ним вразнобой моргает всё небо. Это выглядит жутко. Глаза наверху не мертвы…

Двести двенадцать. Двести тринадцать… Тридцать девять. Сорок.

Сколько раз я не считаю, ничего не происходит. Только воздух наполняется сладковатым душком гнилого тела и металлическим запахом крови. Красные сумерки становятся гуще. Чудится, что вытянешь руку, и она тут же покроется мокрыми алыми подтёками.

За спиной о землю разбивается очередной жуткий ком полуживого мяса.

Я не оборачиваюсь. Больше совсем не оборачиваюсь.

Я всё ещё иду и разрешаю отчаянной надежде внутри окрепнуть настолько, чтобы превратиться в веру. Её щит укрывает меня и придаёт сил пореже смотреть наверх.

Я верю, что встречу следующий рассвет. Что увижу, как розовые лучи играют в белоснежных кронах деревьев под моим окном. Что смогу распахнуть окно и впустить в свою затхлую квартиру морозный воздух грядущего февраля…

В кармане вибрирует телефон. Я машинально опускаю за ним руку, моргаю и смотрю на экран.

"Доброе утро, Алиса".

Ноги подкашиваются, я судорожно хватаю ртом воздух и опираюсь на стену. На бежевую стену офисного коридора. Вокруг никого, часы на экране показывают без пяти девять утра.

Понедельник.