Эмбрионы

Алекс Сангер (2023)

Улицы города всегда полны опасностей. Если не хочешь проблем, появляйся там как можно реже. Особенно если ты невротик с кучей фобий.А как быть, если увидеть любимую девушку можно, единственно выйдя из дома? Поэтому приходится рисковать.Когда девушка внезапно исчезает, её нужно найти, даже если ты не супергерой.Однако прежде необходимо выяснить одну важную вещь. Насколько реален мир, в котором ты живёшь?В поисках ответов главному герою предстоит не только решиться на отчаянные поступки, но и разобраться со своими страхами.

Глава двенадцатая

Время, как ксерокс, штампует одинаковые дни. Похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Я точно знаю, как будет выглядеть завтра, — так же, как и сегодня. Замкнутый круг, где нет разницы между вчера и любым последующим днём.

После сильного приступа тревоги всегда накрывает дереализация. Эмоции притупляются, как чувствительность в руке, когда её отлежишь. Радость, злость, удивление — всё блекнет и уходит на задний план. Лень бьёт в два раза сильнее, чем обычно. Даже чтение становится непосильным занятием.

Как ни странно, в таком состоянии хочется выйти на улицу. Даже если это час пик и везде много народу.

В такие редкие моменты, если не брать в расчёт хандру, я чувствую себя почти нормальным. Тревога, как и прочие чувства, глохнет. Глубоко внутри вспыхивают маленькие искры надежды, что страх ушёл навсегда. Появляются безумные мысли: например, спуститься в метро и проехать пару остановок.

Пока я не откатился в обыденное состояние, решаю пройти мимо кафе, чтобы снова увидеть ту девушку.

Всё-таки стекло — какая-никакая преграда. Можно заставить себя улыбнуться, помахать или просто кивнуть. Послать ей сигнал из своего ограниченного мира. Вам будет смешно, но это первая девушка, в которую я влюбился.

Был, правда, ещё случай.

В двенадцать лет сложно понять, что такое влюблённость.

Её звали Света. Волосы были заплетены в две тугие косы с бантами. Она занималась танцами, носила босоножки и училась в параллельном классе. Тогда я ещё ходил в школу.

Одноклассники дразнили меня шизиком. Но я не обращал внимания. В школе всегда кого-то дразнят. Из-за плохого зрения, из-за веса или просто потому, что не повезло.

Сначала я смотрел на Свету, когда она стояла или проходила рядом. Потом я обнаружил внутри новое, незнакомое чувство. Мне захотелось видеть её чаще.

Утром, перед уроками я подгадывал время, чтобы встретить её во дворе, и шёл чуть позади. Так мы доходили до школы. Обычно она ничего не говорила — будто вообще не замечала, что я плетусь за ней. Но иногда оборачивалась и улыбалась.

Весной во дворе густо цвела сирень. Запах разливался по улице вместе с долгожданным теплом. Откуда-то появлялись шмели, пчёлы и бабочки — водили хороводы в воздухе.

Я бродил по городу и размышлял о том, как бы мне познакомиться поближе с девочкой, в которую я вроде бы влюбился. Проходя мимо зарослей сирени, я услышал голоса: по ту сторону куста Света разговаривала с подругой. Я понял, что это она, ещё до того, как можно было разобрать слова, и подошёл поближе.

— Ты разве не знаешь, что он припадочный? — спросил голос подруги. Не нужно было долго думать, чтобы догадаться, о ком это. Я ждал, что ответит Света.

— Мне кажется, он хороший, — робко сказала она.

Мимо, жужжа, пролетел шмель. Он такой толстый, что напоминает транспортный самолёт в миниатюре.

— Шутишь? — хмыкнула подруга. — Его водят в психушку на лечение и дают таблетки, от которых он становится как овощ.

— Правда? — Мне показалось, что Света расстроилась.

— Да, — безжалостно ответила подруга. — Мама говорит, чтобы мы держались подальше от этого психа. Неизвестно, что у него на уме.

Кусты цветущей сирени — хорошее укрытие.

Не знаю, как любовь, но боль была настоящая.

Я шёл домой, задыхаясь от стыда и обиды. С того дня я заметил, что Света старательно избегает меня. При каждой встрече она опускала глаза и отворачивалась. А потом их семья переехала.

Не могу сказать, что та ситуация убила мою веру в отношения. Она лишь добавила ещё один оттенок в общую палитру фобий и комплексов.

Стена из страха не позволяет думать о будущем, потому что в любой момент моё состояние может ухудшиться. Серёга ведёт себя точно так же. Все планы принимаются им с поправкой на это.

Из-за боязни высоты и замкнутых пространств он даже и не думает, чтобы полететь на самолёте.

Летом, обычно в конце июля, он отправляется с мамой на поезде в Сочи. Границы его сумасшедшей вселенной немного шире моей. Он почти сутки трясётся в купе — и всё-таки оказывается на берегу Чёрного моря. Заселяется в гостиницу, завтракает в ресторане и отправляется на пляж купаться. К вечеру первого дня к ним прилетает отец, который из-за работы не может тратить столько времени на дорогу.

Родители Серёги много раз хотели съездить в Турцию, но мысль о полёте заставляет его трястись.

Давай слетаем в Египет, говорили родители, мы хотим показать тебе пирамиды.

В Риме, не оставляла попыток мама, ты погуляешь по древним улицам и увидишь Колизей.

Все планы разбивались о Серёгины страхи.

Если понадобится, он будет неделю терпеть стук колёс и доедет до Владивостока. Но стоит ему представить узкий проход меж самолётных кресел, как его тут же накрывает паника.

Сотни тысяч туристов каждый год отправляются в путешествия на круизных лайнерах.

Они посещают Багамы, Грецию, Кипр или Таиланд.

Они нежатся в шезлонгах возле бирюзовых бассейнов, наполненных подогретой забортной водой.

Вечером мужчины надевают смокинги, а женщины — коктейльные платья и вместе отправляются в ресторан, или в казино, или в концертный зал, построенные прямо на борту. Корабли заходят в порт, опускают трапы — и туристы заполняют собой улицы.

Самый большой круизный лайнер вмещает почти семь тысяч пассажиров. Вместе с экипажем получается население небольшого города. Большая часть этих людей — аэрофобы, до ужаса боящиеся самолётов. Компании, которые организуют круизы, зарабатывают миллиарды долларов на страхе. Целая индустрия живёт и процветает за счёт фобии.

Мой мир меньше Серёгиного. В какой-то момент он перестал сжиматься, но оставшегося пространства крайне мало, чтобы мечтать о будущем. Хочется раздвинуть границы, но пока не получается.

Всё-таки вместе с влюблённостью у меня появилась надежда. Вдруг мне удастся построить отношения. С девушкой, за которой я наблюдаю через полтора квадратных метра стекла.

В подъезде я сталкиваюсь с Нюрой, которая живёт двумя этажами ниже. Все её так называют, хотя ей за шестьдесят.

Соседи говорят, что она баптистка. Я посмотрел в интернете, кто такие баптисты. Правда, мало что понял, кроме того, что они по-особенному верят в Бога.

Нюра — настоящий божий одуванчик. Её голову всегда покрывает жёлтая косынка, и по воскресеньям она ходит в свою церковь. При встрече старается сунуть конфету, будто мне десять лет.

Помню, как однажды она долго разговаривала с мамой во дворе и в конце сказала, что будет молиться за меня. А потом принесла в подарок Библию. Не уверен, что её молитвы особо мне помогают. Но Библию решил почитать. Книга оказалась не такой уж занудной, как я себе представлял. Кое-что даже запомнил.

Нюра здоровается, и я киваю в ответ. Спускаюсь ниже и слышу, что она тихонько что-то бормочет.

Избавь нас от лукавого, различаю я её молитву.

Толкаю дверь — и внешний мир обнимает лёгкой прохладой и сыростью после ночного дождя. За последние пару дней город, кажется, приготовился к очередному вселенскому потопу.

Во дворе никого нет. Для старушек-сплетниц слишком холодно, детвора в школе, а остальные работают, чтобы прокормить семью. У меня свободный график и нет жены и детей.

Дождь изрядно побил деревья, и повсюду видны жёлтые, красные и ещё зелёные листья. Характерный симптом сентября. Скоро деревья и кусты будут стоять обнажёнными, не стыдясь своей наготы, — пока их не прикроет снег.

Кафе уже пару часов как открыто. Если девушка сегодня работает, я её увижу. В голове резиновым мячиком скачет идея привлечь её внимание.

Что, если положить на карниз записку? Она наверняка захочет развернуть листок и узнать, что там внутри.

Или написать фломастером послание прямо на стекле?

Можно камнями выложить на тротуаре свой номер.

Варианты, один безумнее другого, рождаются в голове, пока я иду.

Едва я приближаюсь к знакомому месту, задняя дверь кафе открывается — и на улицу выходит она. Девушка из моих грёз.

В животе образуется лёгкость. Желудок, кишечник, печень и всё остальное в мгновение растворились, исчезли.

К горлу подкатывает здоровый камень, перекрывая доступ воздуху. С каждым шагом сердце сильнее ударяется о рёбра.

До этого момента я видел её только сбоку. Изредка она поворачивалась в сторону окна, и я сразу отводил взгляд. Но даже доли секунды хватало, чтобы всё внутри перевернулось.

Сейчас она стоит прямо передо мной, опершись спиной о перила. Как в трансе, я смотрю на неё. Нас разделяют какие-то метры.

Отчётливо вижу горделиво задранный кончик носа, струящуюся по лбу волнистую прядь и странный блеск в глазах.

— Эй! — Окрик бьёт по голове ударом молота. — Это ты всё время пялишься в окна?

Хочется стать ракетой и улететь в космос.

Или снегом, внезапно выпавшим в жаркой пустыне.

Давно мне не было так неуютно.

Отвожу взгляд. Оказывается, она всё знает. Видела, как я засматриваюсь на неё. Надо бежать что есть сил, но подошвы намертво прилипли к земле. Я превращаюсь в соляной столп.

— Как тебя зовут? — у неё красивый голос, но ничто не может заставить меня ответить. Свинцовый шар у меня в груди раскаляется, и адский огонь опаляет внутренности. — Ты сегодня на завтрак съел свой язык?

Даже её язвительность вызывает у меня восхищение. Внутри всё дрожит. Пламя вырывается из груди и расползается по всему телу. Вот-вот грянет паническая атака.

— У тебя есть телефон?

Оказывается, всё очень просто. Достаточно сказать свой номер.

Почему именно сейчас рядом нет Серёги? Можно было бы прикинуться глухонемым, и он бы продиктовал цифры.

Что, если ей нужен не номер? Что, если она просит позвонить?

— М-да, — со вздохом тянет она. — Как же сложно найти нормального человека.

Взгляд прилипает к её ногам. Замшевые мокасины, из которых едва виднеются короткие салатовые носки. И белые, будто обсыпанные мукой, лодыжки. А чуть выше начинаются плотные бриджи.

«О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дочь именитая».

Это из Библии. Книга Песнь Песней, глава 7.

Натужно скрипит дверь. На крыльце появляются другие ноги — в тяжёлых берцах в стиле милитари. Вижу пятнистые штаны, какие любят носить охранники.

— Иди внутрь, — раздаётся грубый мужской голос. — Тебе кто разрешил выходить? — Берцы поворачиваются ко мне. — А ты чего тут трёшься, ущербный? Вали давай.

Отвратительный голос — как у человека, выкурившего все сигареты в мире. Мокасины удаляются в помещение.

Дыхание окончательно перехватывает, и я, минуя арку, быстро попадаю на главную улицу. Воспоминания о её белых, как бумага для принтера, лодыжках долго не отпускают меня.