Пацаны

Алекс Старков (2025)

Бандитский Питер лихих 90-х, взгляд изнутри… Стрелки, грабежи, рэкет, заказные убийства, кровавые разборки — вот работа для настоящих пацанов. Роскошь, красивая жизнь и смерть глав ОПГ и опасные будни пехоты бригад, противостояние с милицией и войны за передел зон влияния между группировками. В этой криминальной саге известного журналиста и публициста Алекса Старкова нашлось место всему — боевику, детективу, драме и комедии. Роман основан на свидетельствах очевидцев того опасного времени, обычных братков из бригад. Благодаря яркой реалистичности и красочности жизненных описаний, читатель погружается в мрачную атмосферу Санкт-Петербурга девяностых, его самых злачных и тёмных уголков. Здесь опасность поджидает тебя на каждом шагу, а человек человеку волк. Милицейский беспредел и коррупция, будни братвы, риск, тотальная нищета, гибель друзей и жизнь за «решёткой» — всё переплелось в этом эпичном произведении описывающем жизнь без прикрас от первого лица простого питерского пацана Месье.

Глава 5

Дурная компания

С пацанами с Финбана было хорошо, базара нет, но с каждым разом их акции становились всё опаснее и опаснее, и хотелось чего-то более стабильного и прибыльного. История с курткой раз и навсегда поставила точку в их рискованном знакомстве. Крану Санёк больше не звонил, в его районе не появлялся. Тем не менее мысли о том, чтобы стать «новым русским», примкнуть к какой-нибудь крутой бригаде, никак не оставляли Месье. Катастрофическое безденежье на фоне сытой жизни авторитетных гангстеров разъезжающих на «Геликах» и «Меринах», не давало ему покоя, подбрасывало хворосту в огонь.

Родители, не оставляя надежд сделать из Санька приличного человека и дать ему образование, ежедневно гнали его поганой метлой в учебное заведение, где тот числился. В связи с чем приходилось вынужденно делать вид, что он туда ходит с завидной периодичностью. Как-то раз, в нечастые разы посещения первого этажа института, Сашка разговорился с Карасём. Его тёзка, Санёк Карасёв, по прозвищу Карась, учился на соседнем, вагоностроительном факультете Железнодорожного института и тоже часто слонялся без дела по холлу, то и дело норовя вписаться в какой-нибудь мутный блудняк с целью поднять бабла. Родом Карась был из Ленинградской области, жил в общаге, поэтому раньше времени повзрослел. Жизнь заставила его научиться зарабатывать и считать копеечку. Родители у Карасёва были сельские, небогатые, а о стипендии завзятому двоечнику, по жизни «висящему на волоске», можно было и не мечтать. Поэтому чтобы как-то соответствовать компании молодых мажоров, с которой он тусил, и одеваться в модные шмотки, Карасю приходилось постоянно крутиться, на всём экономить и не гнушаться никаким криминальным заработком.

То, что он жил в общаге делало его независимым и самостоятельным. Железнодорожное общежитие в девяностые — нечто среднее между борделем, рюмочной, сельской дискотекой, тюрьмой и клеткой для боёв без правил. Здесь своя жизнь, свои законы, своя иерархия, касты. Скудные переводы от родоков из деревни уходили в первые же дни месяца, поэтому Карась постоянно что-то где-то выкручивал, на учёбе бывал редко, да и то с целью занять бабок до степухи с прицелом не отдать. Несмотря на всё это, одет он был не хуже других, носил золотой перстень и браслет, лёгкую гангстерскую щетину, был черняв, нагл и худощав, поэтому пользовался успехом у определённого контингента женщин, тогда в почёте было быть блатным. Язык у Карася тоже висел там где надо, за словом в карман он не лазил.

Санёк и Карась стояли прямо напротив гардероба и курили, иронично поглядывая на проходящих мимо студентов и подтрунивая над ними, периодически жалуясь друг другу на безденежье.

— Да вот с деньгами, конечно засада… Работы не найдёшь, даже в охранники в хороший коммерческий магазин — только по блату. Меня вон Дэн Малютин пытался в ЧОП пристроить, да видать рожей не вышел. Фуры с вагонами разгружать — тоже очередь, да и кидают теперь почём зря с деньгами, не то, что раньше. Не знаю где люди лавэ берут, у кого папа комерс, у кого шишка… Вован вон — сын фермера, а где простому человеку заработать? Вообще не понятно. Даже на курево не хватает… — грустно выпуская дым от догоревшего до фильтра бычка и зло сплёвывая говорил Санёк.

— Ну это тебе учиться надо, потом в хорошую компанию в какую-нибудь попасть… Ну к газовикам или в нефтянку, да хоть бы в то же РЖД, вот где настоящие деньги! — здраво отвечал Карась.

— Ага, туда без диплома и опыта не берут. Во-вторых, там такая волосатая рука нужна, чтобы приняли, а где её взять? А мне деньги нужны здесь и сейчас. Что я хуже других что ли?

— Ну, «здесь и сейчас»… Это знаешь ли опасно… Иди вон воруй, грабь, сразу будет и здесь, и сейчас, только в твоём случае боюсь недолго. Сам-то что думаешь?

— Я тут вот с пацанами с Финбана замутил по случаю. Первое время хорошо было, всего хватало, а потом бац… Везде палево, то тут попал, то там, удача как будто ушла…

— Да ты что? Правда что ли в пацаны подался? Уважаю, в Финбан, говорят, кого попало не впускают. И что, не в масть?

— Да говорю же, что-то не прёт… Я вот что думаю, я бы в настоящую бригаду пошёл, пусть меня научат.

Деловые, хозяева жизни. Они были овеяны дымкой романтизма, эти плотные бритоголовые люди в малиновых пиджаках, фейсы которых еле помещались в лобовое стекло «Гелендвагена». Новые Робин Гуды носили модные «Adidasы», кожаные плащи и как новогодние ёлки были увешаны золотом. Они ездили на чёрных джипах, направо и налево сорили деньгами, и к ним в машину без лишних вопросов запрыгивала любая длинноногая красавица в мини-юбке. Предмет зависти и мечтаний. Санёк хотел быть таким же — наглым, богатым, всемогущим, ездить на дорогих тачках, позволять себе самых дорогих женщин, презрительно относиться к власти… Ведь именно пацаны из братвы стали героями того времени, их все уважали и боялись, им бесплатно приносили шашлык и водку в кафе, пускали в элитные клубы и рестораны, куда простому смертному вход был закрыт, а девушки на дороге кидали многозначительные взгляды. Правда то, откуда эти люди берут деньги, оставалось за завесой тайны. Что скрывалось за внешним блеском их жизни, откуда к ним лился золотой ручеёк? Почему им все вокруг платили и боялись? Для простых смертных на эти вопросы не было ответа.

— Эк ты хватанул… В бригаду… Туда так просто не возьмут…

— Эх, если бы хоть какая-то лазейка нашлась к ним! А что, я бы подписался… У меня вон даже и машина есть. Дядька «восьмёрку» даёт погонять.

— Машина? Что ж ты раньше не сказал, это меняет дело! Человек с машиной всегда деловым нужен, тем более аж с целой «восьмёркой», она у тебя какого года?

— Восемьдесят восьмого, не новая конечно, короткокрылая, с зелёной панелью, перегнанная из Германии. Но на ходу, ездит нормально, только иногда ломается. Прошлый раз приехал на ней в институт, обратно выхожу — не заводится. И что ни делай — хоть ты тресни. Ладно мужик добрый на дороге попался, на тросе оттащил. На своём, у меня-то откуда такая роскошь. И главное в сервисе долго понять не могли, всё вроде на месте, а не заводится, неделю ковырялись. Оказался этот, как его… Датчик Холла во. А ты пойди найди, что это именно он. Теперь дядька правда не каждый раз даёт погонять, он сам стал то на дачу, то на рынок…

— Да это не важно. Слушай, тут как раз одни пацаны знакомые, из серьёзных, спрашивали про человека с машиной, как же я сразу не вспомнил. У них был какой-то чувак на «копейке», Мухомор кликуха, но не по масти это — дела на «копье» мутить. Да и скурвился этот грач… Короче, могу по дружбе организовать встречу, сами обо всём побазарите.

— Ну… Давай… — помявшись ответил Санёк.

Он действительно много раз думал, одурманенный фильмами и телевизионной рекламой, как бы войти в бригаду, подняться в жизни, тоже приобщиться к касте её хозяев, а тут само вроде в руки плывёт. Как там поётся? Хорошими делами прославиться нельзя.

— Они хоть из чьих будут?

— Да с Севером вроде работают у Трофимовских. Ты не тушуйся, нормальные пацаны, я их давно знаю, из-за колёс от дел отошли, без колёс не подвигаешься. Не будешь же на встречи на автобусе ездить, как последний чудила.

— Ну и как с ними встретиться?

— Да приходи в общагу завтра, часов в семь вечера. Мы как раз договаривались с ними у меня в общаге пересечься, вот и ты подваливай. Только это… Для первой встречи надо подгон сделать. Ну пиво, сигареты, традиция такая.

— Ну… Хорошо… Пиво найдём.

— Тогда давай, до завтра, в общаге же ты был у меня? Ну вот, найдёшь.

*****

На следующий день на остатки грошей от последних дел с пацанами с Финбана Санёк накупил бутылочного пива. К назначенному времени он, гремя пушниной в полиэтиленовом пакете, подошёл в условленное место — к двери в комнату Карася в железнодорожной общаге. Само общежитие представляло собой обшарпанное покосившееся пятиэтажное здание из серого кирпича, затерянное среди хрущёвских дворов и витиеватых улочек Промки, недалеко от хлебозавода. Его никогда не ремонтированные, облупившиеся коридоры с отвалившейся краской, деревянными полами, а также сновавший мимо контингент самого низкого пошиба, как-то очень слабо ассоциировался с общепринятым понятием блеска бригад и «новой красивой жизнью». Нижние этажи общаги напоминали муравейник. Все куда-то бежали, кричали, что-то варили, тут же кого-то били или наоборот целовали. Короче жизнь кипела, никому ни до кого не было дела, а потому здесь было самое место остаться незамеченным средь толпы и творить тёмные делишки. Чем выше ты поднимался по старой лестнице со ржавыми, грозившими отвалиться перилами и отбитыми временем ступенями, жизнь как будто затихала, останавливалась.

Шурик с трудом вспомнил дорогу, не с первой попытки отыскал в комнатушку Карася и остановился у ДСП-шной двери в углу на третьем этаже, между общими туалетом и кухней. На минуту он задумался, держа в руке увесистый пакет с пивом.

— Н-да, это вам не Рио-де-Жанейро, — вздохнул Сашка, — ну ладно, раз уж пришёл, посмотрим на этих, «деловых». Всё равно один столько не выпью, не выливать же.

Свободной рукой он повернул отваливавшуюся ненадёжную ручку, ногой пнул дверь и зашёл в комнату, огляделся. Внутри тускло горела единственная лампочка, свисавшая на проводе с потолка, а окна были наглухо завешены плотными занавесками, больше напоминавшими тряпки или одеяла, что делало комнату тёмной, как склеп. В полутьме, сквозь плотное облако табачного дыма, Санёк разглядел пару двухъярусных нар, стоявших друг напротив друга, и видавший виды стол посередине. В углу занавеской на верёвочке был скрыт сваленный в кучу всякий шурум-бурум, а при входе на обычных гвоздях, вбитых в стену, висели куртки и прочая верхняя одежда. В целом никаких отличий от камеры в среднестатистической тюряге у этого места не было. Н-да, типичная «хата»… В прошлый раз, когда был здесь, Санёк почему-то не помнил, что всё так убого, видимо слишком много выпили…

— Здорово, пацаны! — бодрым голосом произнёс Санёк во мрак четырём парам уставившихся на него глаз, узнал он только одну пару — Карасёвскую, остальные были ему незнакомы, — Вы что тут в темноте сидите? Вампиры что ли? Как дела?

Постепенно зрение начинало привыкать, адаптироваться к темноте, и он смог более подробно разглядеть обитатели странной и зловещей комнаты-камеры. На нижних «нарах», друг напротив друга сидели четыре очень колоритные и комичные личности, которые никак не походили по внешнему виду и общепринятому имиджу на «пацанов из бригады». Вот за кого угодно они могли бы сойти, но только на деловых были ни капли не похожи.

— Здоровей видали! И дела у прокурора, — ответил Шурику невысокий коренастый паренёк с короткими чёрными волосами в турецком свитере и чёрных вельветовых турецких же штанах.

Сашка посмотрел на оратора и его зрачки расширились. Отличительной особенностью персонажа, тут же бросающейся в глаза, было то, что всё его лицо, руки, да и вообще все видимые места на теле, оказались испещрены крупными зелёными точками, как пупырышками у огурца или крокодила. С ним в дальнейшем у Санька возникла резкая антипатия и, как следствие, взаимная неприязнь.

— Тише, ты, Пупок, не мороси. А ты, мил человек, проходи, что в дверях встал. Карась предупреждал, что ты придёшь, мы уж и не ждали.

Это сказал сидящий слева и выглядевший весьма смешно парень. Он был как специально подобран для того чтобы веселить народ: маленький, щупленький, в куртке-пилоте и модных чёрных джинсах. А выдавался он из общего интерьера огромными, торчащими в разные стороны, как у Чебурашки, ушами и не сходящей с губ, как приклеенной, непосредственной детской улыбкой на лице. Как ни странно, весёлый Чебурашка оказался самым авторитетным из всех, главарём, носящим козырную кликуху «Герцог». Впоследствии выяснилось, что в дополнение ко всему прочему большеухий обладал кривыми ногами наездника, похожими на колесо, а руки почему-то всегда скрывал и держал в карманах по поводу и без.

— Вон, садись напротив, — пропищал «Герцог».

Голосок у «главаря» был под стать внешности — тонкий и писклявый, как у комара.

— Я, конечно, ничего не хочу сказать, мне не в падлу, но это… — Санёк выразительно посмотрел на «Пупка» с зелёными пупырышками, — случайно не заразно?

— Чего… Да я…

— Это у него ветрянка, не переживай, не сифилис, — охладил пыл приятеля Герцог, все вокруг заугарали.

— Герц, что-то мне эта личность уже с самого начала не нравится! — не унимался Пупок.

— Тебе не нравится, а нам ездить на чём? На хрену галопом? — логично ответил ему ушастик, тот сразу заткнулся.

Санёк протиснулся между столом и нарами и сел рядом с Пупком, правда инстинктивно отодвинулся на край и старался его не задевать. Мало ли, бережённого Бог бережёт. Санёк разглядывал всех остальных участников «тайного вечере». Рядом с Герцогом, по правую руку, сидел самый примечательный человек из всех. Это был двухметровый толстяк в кожаном плаще, с заплывшим жиром лицом, на котором отпечаталось бессмысленное выражение маньяка. Он, как полагается, был абсолютно, можно сказать идеально, лыс, как будто у него алопеция или очень скрупулёзный брадобрей, который его безумно боится. Гигант, Гаргантюа, как мысленно прозвал его про себя Шурик, молча смотрел на него не двигающимися глазами, в которых не читалось ни одной мысли, и что-то жевал, хотя еды рядом не было. Странно, что он может тут есть? Может муху поймал или паука? Понятно было одно, что если его высочество Герцог Чебурашка даст этому мастодонту команду, тот, не задумываясь, и не меняя выражения лица, порвёт пополам любого, ну или просто раздавит.

— Знакомьтесь. Это пацаны, вот — Слон, Вадюха Слоновский, — представил их друг другу Чебурашка.

— Санёк, — отрекомендовался Шурик.

— У Слона есть ещё старший брат, Мамонт, но он сегодня не пришёл, мы вас в другой раз познакомим.

«Логично, — подумал Сашка, — что у Слона родственник Мамонт, это даже само собой разумеется. Но вот интересно, сколько весит этот «Слон»? Килограмм 130 не меньше, а то и все 150… Боюсь, дядина «восьмёра» такого пассажира долго не выдержит, а уж с братцем Мамонтом-то и подавно и пары метров не проедет.»

Слон кончил жевать, обтёр сальные руки как о полотенце о чью-то простыню, откинув лежащее на кровати покрывало.

— Слон, — низким голосом и с каким-то автоматическим наездом, вызывающе сказал гигант и протянул огромную как лопата ладонь Саньку.

Тот аккуратно и нехотя сделал ответный жест. При этом Слон так сжал ему кисть в рукопожатии, что он её еле выдернул из железных слоновьих тисков, а потом та долго болела и немного распухла. Это Месье напомнило рукопожатие Крана. У них что, у акселерантов, у всех такие приколы?

«Да, а такой человек может и пригодится!» — закралась крамольная мысль Саньку.

Как раз у него в институте нарисовалась пара конфликтов за долги, надо бы злопыхателям Слона показать. Интересно, пацаны берут деньги за показ Слона?

— Я — Герцог. Предводитель этой так сказать… Ячейки общества. Ну с Пупком вы уже знакомы, ладно руку можешь не жать, коли боишься заразиться. Карася ты знаешь.

— Здорово, Карась.

Его институтский приятель, занимавший место рядом с Пупком, протянул руку через Пупка и поздоровался.

— Так что, Карась говорит у тебя тачка есть?

— Ну не моя конкретно, дядька иногда даёт свою погонять.

— А что за колёса? — заинтересовался Пупок.

— «Восьмёрка» короткокрылая.

— Ну крыло это дело наживное. А цвет?

— Белый.

— Так-то годная телега. Можно дела делать.

— Базаришь, — первый раз за всё время выдавил из себя Слон что-то кроме своего имени, явно талант оратора был не самым главным его достоинством.

— Пацаны, а я стесняюсь спросить, вы с кем, что делать надо? Почему у таких уважаемых людей тачки нет?

— Ты про старшего брата Трофима слышал?

Честно говоря, Санёк ни о каком Трофиме не слышал, да и вообще был далёк от этой темы. Но на всякий случай покачал головой. При чём сначала несколько раз сверху вниз, а потом слева направо. И ведь не соврал.

— Ну вот мы от него. А конкретно работаем с Севером. Тачка у нас была, возил тут нас один грач… Мухомор, мать его эти, на жёлтой «копейке». Но он слился, мы его теперь по всему Питеру ищем, должен он нам, без откупного свалил. Да и не по масти пацанам на «копейке» на серьёзные встречи приезжать и тёрки тереть, сам понимаешь. Представляешь, приехали как-то на разговор к тамбовским, они все на «бэхах», да на «Крузаках», человек пятнадцать. И главное Таран опаздывает, и мы тут… Втроём… И на «копейке».

— И что вам там сказали?

— Да ничего. Разрулили всё, конечно. Но Мухомор с тех самых пор и пропал. Одно с ним хорошо было — ни один патруль на дороге не останавливал. Он как свою кепку нацепит «Речфлот», на крышу багажник прикрутит с рассадой, так ему хоть Мамонта с сайгой на переднее сидение сажай, палева — ноль. Хотя, конечно, стрёмно.

— А какой он был, этот Мухомор? — поинтересовался Карась, — Я ведь его так и не видел никогда.

— Да обычный мужик, с усами, лысиной. Худой такой, одевался отстойно, короче, обычный лох. Лох обыкновенный.

«Интересная штука. А что ж у пацанов на колёса получше денег не нашлось? Что-то подозрительно всё это. И самое интересное, не к тому же ли самому семейству лоховых отнесли и меня?» — подумал про себя Санёк.

— Да ты не переживай, деньги не проблема. Вот сейчас начнём работать снова, раскрутимся и по тачке каждому купим. Тебе вот «Мерседес», хочешь мерина, а Санёк?

— Отчего же не хотеть, хочу.

— Ну вот, видишь. Слону вон «Гелентваген» возьмём, он в меньшем не уместится. Дорого конечно, но для хорошего человека ничего не жалко. Да, Слон?

Двухметровый Гаргантюа заулыбался и активно закивал, тряся двойным подбородоком.

— А Пупку?

— А у него прав нет, он ездить не умеет. Мне придётся его возить на «Крузаке».

— А тебе «Крузак»-то не велик, Герц? Тебя из-за руля будет видно? — прикололся Карась.

— В самый раз, не переживай.

— Он подушечку подложит!

Разговор вёлся с такой уверенностью, что казалось, будто машины уже стоят внизу, и они все вместе сейчас едут в ГАИ получать номера, просто ещё не решили кто на какой.

— Кстати о «меринах», — встрял в разговор неугомонный Карась, — вы Витька помните с пожарки? Ну ещё с Кастетом крутился? Он «мерина» взял трёхсотого за какую-то нереальную халяву, все завидовали, что повезло. И главное всё работает, только ароматизатор в салоне какой-то уж больно сильный повесили, хвоей несёт, аж глаза слезятся. А время прошло, неделю где-то, хвоя выветрилась и вонь пошла сладковатая по всему салону, и ничем её вывести невозможно. Оказалось, из-под отморозков каких-то машина, мало того отобранная, так ещё и труп хозяина в ней неделю провалялся, и по доверенности от мертвяка её и продали. А запах этот ничем не выведешь, да и с документами теперь засада, на учёт не поставишь. Вот теперь Витёк голову и ломает — как бы её кому впарить. Вам кстати никому не нужен «мерин»?

— Не Карась, ты себе бери. Что, денег нет? Дак можно кредит взять. У пацанов. Там сам знаешь, проценты не большие, только счётчик включается. Ну ладно, что, братва, — снова взял слово Герцог, — у нас похоже тут новенький нарисовался. По традиции надо ему имя выбрать, погремуху. А то сами знаете, как вы лодку назовёте, так она и поплывёт.

— А что, дело хорошее, это мы завсегда… — поддакнул ему Карась, — ты как, уговор выполнил?

— Да… Как договаривались, вот… — Шурик двумя руками поставил на стол, находившейся в центре комнаты, звенящий полный пакет с бутылочным пивом…

— Ну вот, я как всегда в пролёте… — печально протянул Пупок.

— А что тебе не так? — спросил Герцог.

— Да я ж, братва, сколько раз говорил. У меня же пиелонефрит, мне пива нельзя.

— Пиело… что? Это что за болезнь такая, при которой пиво пить нельзя? — не поверил Слон, — Ни в жисть не поверю, что такие бывают!

— Хочешь верь, а хочешь нет, мне от этого ни горячо, ни холодно.

— И в чём же она, эта болезнь, выражается? — не унимались все вокруг.

— Да в чём… Сначала как будто по спине бьют, если выпьешь чего лишнего, потом отекаю, вон как Слон становлюсь. А потом то в толчок гоняю каждые пять минут, то наоборот весь день сходить не могу. Короче, на хер мне это всё не надо, вы пейте, а я в этот раз пас.

— Ну, как знаешь, нам больше достанется, — подвёл итог беседе Герцог, — вот всё у вас, у мордвы, не у как у нормальных людей.

— Я — русский! Сколько раз можно говорить! У меня так в паспорте написано! — вспылил Пупок и даже вскочил с места, видимо национальная тема была для него болезненна и обсуждалась не первый раз.

— Это ты сейчас русский. И даже не русский, а «гражданин Российской Федерации», это всё демократы придумали. А что до этого у тебя в паспорте было написано? Пока их не поменяли, а? Молчишь? Да я же лично твой паспорт из ломбарда выкупал. Там, пацаны, так и было написано — мордвин. Век воли не видать. Пупок — мордвин. Гражданин мордвин.

Все присутствующие заржали, захлёбываясь и давясь пеной от пива. Беседа шла легко и непринуждённо, только глаза стоявшего посередь комнаты Пупка налились кровью и яростью. Казалось, он сейчас бросится, как цепной пёс.

— Я — русский!

— Да русский, русский! Сядь, русский.

Карась решил сбавить обороты и переключить тему.

— Я тут на днях у Сладкого был в гостях, помните Сладкого, мы с ним бухали у Таньки Длинной? У него ещё папа дипломат. Так вот, у Сладкого дома видак, и фазер из загранки кассеты всякие таскает, эксклюзивные. И показал мне он одну забавную съёмку спортивную, с поединков, тайский бокс называется.

— Какой бокс? — очнулся Слон.

— Тайский, да ты не видел такого никогда. Там тайцы, это из Таиланда которые, маленькие такие, как обезьянки, в одних шортах футбольных и обручах на головах, друг друга хреначат руками, локтями и ногами по ногам. Не поймёшь правда, кто у кого выигрывает, вроде всё одинаково, да и кто из них кто, тоже не поймёшь, они же только цветом шорт отличаются, а у Сладкого в комнате телик чёрно-белый, не ясно вообще как он к нему видак подключил. Но прикол не в этом. У этих тайцев между боями на ринг выходят такие конферансье, как в театре, представляете?

— Конферансье на ринге? Что за дичь?

— Вот и я удивился. Так этот конферансье ещё к тому же начинает голосом Левитана что-то там на ихнем, тайском, глаголить торжественно. Сначала я не понял ничего, а потом догнал, что они так победителя объявляют. При чём конферансье этот тоже из тайцев, маленький, чёрный, узкоглазый, кривоногий, но с причёской, седой шевелюрой пышной на голове, во фраке и бабочке, настоящий Эйнштейн. Вот умора. Что-то он там с таким, понимаешь, чувством низким голосом квакал на ихнем, на тайском, вроде старался, чтобы было серьёзно, а выходило смешно. Да ещё в придачу рожи такие корчил, глаза таращил, напрягся, ну просто до слёз. А в самом конце речь кончил, паузу длинную сделал, у одной из боевых обезьянок руку поднял и говорит: «Жо-па!». Нет, ну вы прикиньте, пацаны, жопа! Ну тут я вообще слёг от смеха, аж потом живот болел.

А Сладкий мне потом пояснил, он же в языках шарит, что это имя такое у победителя — Джо Па. Вот такой прикол.

— Да, Карась, насмешил так насмешил, — вытирая глаза от слёз и всхлипывая наперебой говорили Герцог и Пупок, — это надо же, победитель «Жо-Па»!

*****

В этот момент произошло интересное событие. Пацаны сидели на нижних нарах, у стола, а с верху вдруг неожиданно спустились ноги. Голые, волосатые ноги с огромными нестрижеными ногтями и благоухающие неприятным амбре. Ноги стали висеть и болтаться ровно напротив носа Пупка.

— Э, это что за… Да я тебя! — закричал Пупок и хотел было стащить с верхнего яруса невидимого его обитателя, обладателя волосатых и дурно пахнущих конечностей.

— Это Серёга Патологоанатом, ты его не бей, он так-то безобидный, просто гумозный, — заступился Карась, — Серый, ты чо опять ногти не стрижёшь? Посмотри, у тебя когти отросли, как у орла, того и гляди кудахтать начнёшь, или что они там делают, орлы… Да и запашок, скажу я тебе… Короче, давай это, метнись в ванную, постригись, помойся, пацанам не мешай, видишь, дела у нас. Всё, мухой!

С верхней полки тут же как по команде, без лишних вопросов, не проронив ни одного слова, соскочило «нечто», логично продолжающее те самые ноги. Это был низенький, корявый человечек, безумно похожий на Полиграфа Полиграфовича Шарикова, небезызвестного героя кинофильма «Собачье сердце» по мотивам романа Михаила Булгакова, при чём в стадии, когда он ещё не полностью превратился из собаки в человека. Со звериным выражением лица, в огромных очках, клетчатой рубашке и почему-то летних шортах, существо хромая заковыляло к выходу. Не стриг «Паталогоанатом» ногтей видимо действительно уже очень давно, при чём ни ногтей, ни волос, в результате чего, особенно после полуденного сна, он стал лохматым и помятым, как домовой.

— Давай-давай, шевели булками, Серый! А то когти уже по полу стучат! — заугарал Слон.

Дверь хлопнула, они снова остались одни.

— Так, пацаны, ну как же мы наречём нашего нового братэллу? Слушаю ваши предложения!

Герцог открыл пиво и тут же присосался к бутылке, его примеру последовали все остальные.

— Может «Суровый»? — предложил Слон, хлопнув очередной крышкой, поддев и открыв её зажигалкой.

Из открытой бутылки пошёл аппетитный ароматный дымок пенного.

— Не, — оценивающе посмотрел на Санька Пупок, — давайте «Бедовый».

— Какой на хрен Бедовый, давайте… Свирепый.

— Почему Свирепый… Давайте… Нелепый! — на фоне принимаемого пива, по комнате пополз смех, все откровенно прикалывались.

— Да какой Нелепый, давайте… Хмурый!

— А может Понурый?

— Как-как? Каурый?

— Не, Весёлый, точно говорю, Весёлый! — чем больше народ высасывал пива, тем веселее всем становилось.

— Так, всё, хорош! Поугарали и хватит, тут дело серьёзное, — остановил балаган Герцог, — ты, Санёк, скажи сам. Тебе что, например, нравится?

— Мне… — замялся Александр, — Ну… Музыка нравится… Французская. Да и что больно выдумывать, у меня же уже есть погоняло. «Месье» на районе кличут.

— Ну вот и всё, значит так и будешь — «Месье». Так и порешили. А то Хмурый-Понурый, ничего умнее придумать не могут, олухи. Ну что ж, пацаны, прошу любить и жаловать, Месье! Ну вот, парень, теперь ты наречён и с нами повязан, давай обсудим, что дальше делать будем, ты о кодексе пацана слышал?

— Нет…

— А кто ты по жизни? — спросил Герцог и все пристально посмотрели на Санька, тот замялся.

— Да даже не знаю… Человек…

— Запомни, ты — пацан. Всегда, когда тебя спрашивают кто ты по жизни, отвечать надо «пацан». Это и есть кодекс. Понял?

— Да понял, понял…

— Ладно, пацаны, поздно уже, да и пиво кончилось. Встречаемся завтра на кольце в Шушарах. Надо Северу сообщить, что работать начинаем, разрешение взять. Ты, Санёк, сможешь на машине приехать?

— Не, завтра точно нет. Дядька в деревню едет.

— Ну ладно, тогда сам приезжай.

На следующий день была суббота. Погода с утра не задалась, что, собственно, для Питера не удивительно. Было промозгло, грязно, моросил холодный дождь, на улицы города опустился туман. Выходить из тёплого дома, где пахло яичницей и варящимся мясом для супа абсолютно не хотелось, по ящику гоняли «Симпсонов», которые можно смотреть вечно. Но куда деваться, раз обещал… Сашка нехотя оделся и вышел из дома, закурив прямо в лифте. На выходе он спрятал в руке окурок, и, как назло, только двери открылись ему навстречу попалась противная соседка с восьмого, злая тощая мымра в больших очках, с которой у него были постоянные ругачки. То бычков ей на лестничную клетку набросали, то наплевали, то на барабанах как по мозгам прямо над ней стучат. Короче, всё ей не так, не угодишь, такая правильная.

— Ты что это, в лифте куришь? — ошарашено вскричала мымра с восьмого, когда вместе с выходившим из лифта Саньком на неё дыхнуло плотное облако сигаретного дыма от «Bonda», — Да как ты смеешь? Ты же нас травишь! Да я… В милицию сообщу!

— Да что Вы, как Вас там… Это не я, это до меня, я вообще бросил!

Дальнейшие споры и пререкания с очкастой ведьмой были бессмысленны. Санёк поспешил выскочить из подъезда, не обращая внимания на проклятия, несущиеся ему в спину, чтобы горячим бычком не обжечь руку. Только закрыв дверь, на улице он тут же сунул его обратно в рот, докурив по традиции сигарету до жжёного фильтра.

Месье ехал через весь город до нужной остановки на Промзоне как всегда без билетов.Ему было не привыкать скрываться от контролёров, переходя из трамвая в трамвай и бегая из вагона в вагон. Ориентировался Шурик в тех краях плохо, поэтому пришлось поспрашивать у прохожих, что это за Шушары и где у них «кольцо». В итоге он продрог, промочил ноги, проклял всё, но почти не опоздав был в условленном месте. Там его, прямо в середине оживлённого автодорожного кольца, уже поджидала троица, издали сильно напоминающая хрестоматийных Труса, Бывалого и Балбеса, из фильмов Гайдая. Рискуя быть сбитым мчащимися машинами, Санёк умудрился перебежать к ним, потом с ними обратно. Вокруг кольца с одной стороны расположился частный сектор, с другой — новостройки. В одном из частных домов, как оказалось, и обитал загадочный Север. Герцог нажал на кнопку звонка на деревянной двери ограды.

— Кто там? — раздался из-за забора низкий мужской голос.

— Север, да это я, Герцог!

— Герц, ты что ли? А ну заходи, ты один? О, тут с тобой целая делегация! Ладно, проходите вон… В сарай.

Дверь открылась. Перед пацанами показалась фигура высокого, крепкого, сурового, но симпатичного мужчины средних лет с короткой стрижкой и пробивающейся сединой. Хозяин избы был в семейных трусах, кожанке на голое тело и с обрезом наперевес. Парни, опешив, застыли в замешательстве.

— Ну что застыли? А вы про это…

Север опустил обрез.

— Да это мы тут с кингесепскими закусились, а у меня дома семья, жена. Ладно, не обращайте внимания.

Он провёл их по садовой дорожке мимо большого деревянного дома, клумб и огорода по территории участка. Их путь лежал к стоящему у дороги и служившему одной стороной забора деревянному сараю. Север откинул засов, открыл дверь.

— Смотрите лбы не поразбивайте, особенно ты, Слон. Нагибайтесь.

Внутри было не теплее, чем снаружи, сарай оказался завален всяким хламом, как в принципе и полагается сараю. Единственным естественным освещением являлись щели между досками, через которые просачивался тусклый, так как небо затянуло облаками, свет. На полу навалены опилки, от которых сразу поднялась пыль, зачесалось в носу и захотелось чихнуть.

— Так что вы хотите? Ты, Герц, говорил работать опять проситесь?

— Да, вот у нас пацан с машиной появился, Месье погоняло. Надо дальше двигаться, — Чебурашка кивнул в сторону Санька.

— Да я так-то не против. Работайте, условия знаете — половину всего что заработаете нам, остальное вам.

— Ну это понятно.

— Ну что, раз всё понятно, тянуть не будем. Всё, пацаны, давайте, а то не ровён час сюда от Большого нагрянут, отвечай потом за вас. Вы это… Съездите ещё в нашу баню на Восстания, работать надо начинать чистыми, традиция.

Север быстренько выпроводил их с участка и захлопнул калитку.

— Ну что, как поедем? Восстания-то далеко… — задумчиво спросил Пупок

— На моторе, как ещё? — ответил Герцог.

— Базаришь… А лавэ есть? — подал голос Слон.

— А зачем лавэ, чтобы на моторе со Слоном ездить? Настоящий пацан грачам не платит.

— Логично.

— Так, тачку буду я ловить. Вы вон в сторону отойдите, чтобы рожи свои не светить, — сказал Герцог, как самый не вызывающий подозрений и чувства опасности из всей честной компании.

Он встал на обочину, сделав вид «состоятельного» клиента, и поднял руку. Пупок, Слон и Санёк отошли и спрятались за придорожным комком. Через некоторое время перед Герцем остановился ржавый «Москвич-2141» непонятного цвета с каким-то доцентом за рулём. Как Герц их называл «лох обыкновенный». В берете, очках, рубашке в кружочек, застёгнутой на все пуговицы. Просто классический представитель культурной интеллигенции. Кого только в те годы нужда не выгнала колымить на дорогу! Зарплату не платили, и подвозить на дороге голосующих пассажиров было лёгким, быстрым, но очень опасным заработком, потому как на кого нарвёшься было неизвестно. Как в этот раз и произошло.

— На Восстания, дом 32.

— Э… Где это… Покажите куда ехать?

— Покажем-покажем, дядя, не переживай!

Это уже на переднее сидение, занимая собой всё пространство салона «Москвича», залезал улыбающийся Слон. За ним загрузились все остальные. Доцент хотел было что-то возразить, но Слоновский сделал такое зверское выражение лица, что он сёкся и полный народу «2141» тронулся с места. Ехали долго. По разбитым питерским окраинам, гремя и скрипя, подпрыгивая на кочках, падая в ямы, скрытые лужами, цепляя днищем, просевшим под весом Слона, который молча смотрел всю дорогу перед собой. Наконец нужный дом был найден, все выгрузились из машины и не говоря ни слова пошли в сторону адреса.

— Молодые люди, а деньги? — прокричал незадачливый бомбила в незакрытую дверь.

— Какие деньги, дядя! Ты что не бесплатно нас вёз? Мы-то думали ты человек чести, пацанам помог доехать, а ты оказывается за деньги! — повернулся к нему Герцог.

Шедший в сторону домов в кожаном плаще Слон остановился и развернулся.

— Да не, Герц, ты не понял, это дядя хочет нам денег дать. Да, дядя? Дядя хороший!

Слон развернулся и медленно пошёл в сторону бедолаги-доцента, решившего подколымить. Тот при виде наступающего на него монстра тут же захлопнул пассажирскую дверь, нажал на газ и умотал. Да так, что у «Москвича» аж резина задымилась первый раз в жизни.

— Всё-таки новый «Москвич» такое уё…, по сравнению с зубилами, — авторитетно заметил Пупок, — вроде что-то похожее, а не то, видно что подделка.

— Базаришь… — промычал Слон.

У него, как у Элочки-людоедки из «12 стульев» Ильфа и Петрова, почти весь лексикон состоял из одного слова.

Саньку стало жалко бедного очкарика в берете, недотёпу и неудачника. Ведь он и сам был когда-то таким же вот. И колымил, и даже берет одно время носил, а что, не западло. Правда у него был кардинально противоположный подход к данному вопросу. Он всегда сам сразу назначал цену и, наученный горьким опытом, старался взять деньги вперёд. Шурику почему-то сейчас вспомнился случай, как однажды он ехал по пустынной дороге за жиркомбинатом, куда его пригласили на экскурсию. Суть мероприятия заключалась в том, чтобы посмотреть, как заика Борман, стоя на вершине горы убитого скота, с довольным видом закидывает лопатой и вилами в огромный чан-котёл мёртвых животных, из которых делали маргарин. На шоссе не было ни души, вокруг расстилался только полумёртвый частный сектор, ночь, тишина… Короче местечко как специально созданное для фильмов ужасов. И тут Месье посредине этого депрессивного ночного пейзажа тормозят два бухих персонажа, которые лыка не вяжут и что-то мычат. «Му, да му, а зачем, почему не пойму». Сашка тогда от греха подальше приоткрыл окно и сказал алканафтам: «Чирик, деньги вперёд!», а когда те сдуру сунули в узкую щель десятку, был таков, оставив пьянчуг посередь дороги. Ну а что, вдруг это маньяки, или зомби вообще. Да они поди и не вспомнят, что произошло.

— Всё-таки нехорошо получилось, человек нас подвёз… Надо было ему дать хоть сколько-нибудь, — задумчиво сказал Александр.

— Да плюнь ты, Месье, запомни, каждому давать — денег не напасёшься, — успокоил его Чебурашка-Герцог, — ага, вот мы и пришли. Проходите, пацаны.

Они подошли к обычному жилому панельному дому. Как оказалось, в нём весь первый этаж и часть технического подвала занимала частная баня. Пацаны поднялись по ступенькам, Герцог постучался в отдельный вход рядом с подъездной дверью. Тишина. Позвонил в звонок.

— А пришли, проходите, Север говорил насчёт вас, — открыл дверь неизвестный плюгавенький мужичок, — так, раздевайтесь, пацаны, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Разулись? Пойдём, покажу, вот смотрите. В этой комнате я вам небольшую поляну накрыл, пиво-рыба, туда-сюда. Вот финская парилка, там уже под сотку градусов, вот вода, веники, полотенца, простыни. Там — бассейн, там — душ. Курить в окно, удобства за углом, а больше звиняйте, ничего не предусмотрено. Ну, сидите, сколько хотите, только дверь захлопните, как будете уходить. Да ничего смотрите не спалите, не разбейте, потом перед Севером будете отчитываться. Всё, я пошёл.

Неожиданный подгон от самого Севера обескуражил Санька. Выглядело всё вокруг действительно богато, душевно. В бане-сауне он отродясь не был, а тут ещё стол, веники. Красота. Все разделись догола, один Попок как всегда весь в зелёных пятнах замотался простынёй с ног до головы. Они посидели в предбаннике на кожаных креслах, попили пивка с воблой, потрещали, покурили. Потом пошли в парилку, долго с чувством парились, прыгали в небольшой бассейн, обливались. Вот тут-то на расслабоне, который не мог испортить даже Пупок, Санёк и ощутил тот самый кайф дорогой жизни, который был ему недоступен в серой действительности. Жалко это было только маленькое мгновение, и оно быстро закончилось…