Зачем мы вернулись, братишка?

Алескендер Рамазанов, 2009

Военный корреспондент майор Акбар Аллахвердиев прошел всю афганскую кампанию до конца. Казалось бы, война окончена, и больше ничто, кроме воспоминаний, не должно связывать его с этой пропахшей порохом землей. Но неожиданно Акбару вновь пришлось объявиться в Афгане – на этот раз с колонной спецов, выполняющих сверхсекретное задание. Он и не мог подозревать, что в мирное время попадет в такую переделку, что даже минувшая война покажется ему увлекательным развлечением...

ПОСЛЕ «ТАЙФУНА»

На КПП — шаром покати. Джума, чертыхнувшись, вылез из такси, сам поднял полосатую трубу, извозив руки черной краской.

— Давай, шеф, в конец, вон тот синий модуль. С торца притормози… Чем они красили этот журавль?

— Смолой на соляре, — засмеялся Акбар, — старая уловка. А чего зря тратиться? Как всех разгонят, и модули растащат. Кому они здесь нужны?

— Ты бы видел, что в Афгане от наших городков осталось! Десять лет строили — за неделю разорили. А мы там с телевизорами, самоварами, кровати застеленные, цветы… Тьфу!

— А ты чего хотел? Они свое взяли. Вспомни, вокруг гарнизонов — одни развалины.

— Помню, — неожиданно поскучнел Михаил. — И не только это помню. Все. Приехали.

— Водка не нужна, командир? — вкрадчиво поинтересовался водитель.

— Нет. Хотя давай пару пузырей. Сколько ни возьми, все мало будет.

— За две — пятьдесят, командир.

— Спасибо, почти даром. Но ничего, скоро таких покупателей не будет. Кончается ярмарка.

— А говорят, что назад армия пойдет, на помощь Дустуму?

— Кто говорит? — Джума поставил бутылки на капот. — От кого ты такую ерунду слышал? Ну? — В голосе Михаила зазвучали недобрые и, как показалось Акбару, тревожные нотки.

— Клянусь, командир, в военкомате сказали, что север отделяться будет. Там же узбеки. Мол, готовьтесь к сборам, — таксист уже был не рад поднятой теме.

— Вот вы и собирайтесь. Давай, брат, спасибо за доставку. И больше никому глупый хабар не передавай. Эти ворота для всех закрыты надолго. А тем более для вас, узбеков.

— Ты чего вызверился, Миша? Забыл, как Восток новости любит.

— А того… Идея-то в воздухе висит. Недовоевали, недотрахали, недо… Знаешь, кто первыми в Афган отсюда пошел? Таксопарки. Их тогда мобилизовали. Успели за неделю такой бардак сотворить, со страху.

Модуль — дощато-картонный барак — встретил их крепким духом табачного дыма, горелого масла и сапожного крема. У дверей на ящиках с патронами и гранатами бугрились новенькие вещмешки. Хорош вывод войск! Будто строевой смотр провели перед боевыми. Акбар намеренно громко втянул носом воздух и вопросительно посмотрел на Джуму. Тот молча показал на вторую справа дверь, мол, толкай, там все поясню.

Бритый наголо крепыш в новеньком «рябчике», полосатой майке, и необмятых черных джинсах встретил Джуму восторженно:

— Ну, спасибо, брат. Я уж думал, что до ночи не вернешься. А без тебя не отпускают. Курьянов артачится. Говорит, и так половина в самоволке. Падайте! По чарке? Если желудки крепкие — дынькой сушеной закусывайте, нет, так сухпай зарежьте. Короче, сплошная сухомятка. Ну, давайте за знакомство, что ли? Василий. Мусий. Фамилия такая, редкая.

— Акбар, — Аллахвердиев с неожиданным удовольствием взял залапанный стакан и махом влил в себя теплую водку. — А фамилия нормальная — казацкая. Атаман был такой.

— Акбар? — крепыш доверительно наклонился к Аллахвердиеву. — Не в обиду, да? У меня с твоим именем история была два года назад. Механик-водитель, узбек, золотой парень, вот тоже Акбаром звали. А в роте до него собака, овчарка минно-розыскная, классный пес — так его Акбаром нарекли еще в Союзе. Думали, как это дело сгладить. Ну, не совсем хорошо: человек и собака с одним именем. А получилось, что они еще подружились. Этот сапер четвероногий два раза такие фугасы вынюхал, мама родная! Не было бы ни узбека, ни брони.

— А при чем здесь «не в обиду»? У меня кошка четырнадцать лет жила, Мусей звали, а потом кот — Василий. Умнейшее создание.

За стеной грянуло всей японской магнитофонной мощью: «До свиданья, Афган, этот призрачный мир. Не пристало добром вспоминать тебя вроде. Но о чем-то грустит боевой командир. Мы уходим, уходим…». Василий сморщился, крепко двинул по фанере локтем. Соседи ответили таким же неслабым толчком, но звук уменьшили.

— Не в тему песня, — Мусий разлил остатки водки. — Так я соберусь, Миша?

Джума махнул рукой: каждый баран свои яйца носит. Все мы тут… Добровольцы.

Акбару стало весело. Так иногда бывает: сидишь среди понятных людей, в привычной обстановке, сам не дурак, а «въехать» в происходящее не можешь. И тогда остается добродушно улыбаться, есть, пить, вспоминать, стрелки переводить.

— А почему — не в тему, Вася? Я автора этой песни еще в начале восьмидесятых знал. Нормальный парень, в «Каскаде» был, на севере. В Кундузе познакомились. Потом через восемь лет в Кабуле встретились.

И опять непонятно: Джума забарабанил пальцами по столу, явно предупреждая развитие темы. И крепыш, натягивая кожаную куртку, только и сказал:

— А потому, что уходим с несолоным хлебалом, и еще об этом песни поем. Нормальный ход? Своих положили, чужих не жалели, а потом водки попили и песняка давить? Похоже на гражданскую войну. Только комиссары помельче.

— Слышь, диссидент макеевский, у нас не только картошку сажают… Лишнего не бери. Не дома. И дома не бери. Паспорт оставь, и это тоже, — Джума ткнул Мусия в правый бок. — Я так понимаю, за твою добычу биться не надо, сама в руки плывет? Ну? Положил сюда. Жду.

Недовольно буркнув: «Углядел же?» — Василий выложил на стол гранату с ввинченным запалом.

— К шести, как штык. Понятно? Больше ничего нет? — Джума вывернул запал и бросил гранату на кровать.

— Есть, — осклабился Мусий, — два смертельных орудия. Сквознячки. И оба в кожаных ножнах. Один могу отдать. Второй никак.

— Оставь себе. Оба. Яблочко очистить, колбаски порезать. Свободен.

— Премного благодарен. Можете занимать мою койку. Чистая. Я не разбирал. Все равно вернусь — не дадут расслабиться.

Мусий, приложив руку к груди, исчез за дверью.

Михаил потянулся к новой бутылке, но Акбар выставил ладонь:

— Давай притормозим. Меня и так взяло нормально. Чайку лучше.

— Как хочешь. А я сейчас тресну. Так лучше будет объяснять. Что молчишь? Ведь понял все?

— Не все. Понятно, что собрались. Понятно, что за речку. Не буду же спрашивать: зачем, когда? Нужно будет — сам скажешь.

— Скажу, только давай выпьем, — Джума, не обращая внимания на слабые протесты Аллахвердиева, набулькал по полстакана.

— Ты зачем Громову и Захарову вопросы задавал об аналогии с Сайгоном, про выжженную землю? Знал что-то? Проходило у наших, в сводках?

— Нет, Миша. Только «за бугром» поднимали тему. В конце января. Но это про Ишкашим, Фархар, дескать, круто бомбили по горам.

— Это в декабре. Прииски, по просьбе Наджиба, долбали, копи изумрудные. Только они все одно там открытым способом добывают. Скорее помогли, породы надробили. А я про конец января. И какие там, на хер, корреспонденты, кроме наших, в погонах, и этот еще, сказочник бессменный, хыр-хыр! Вот и все источники.

— Выходит, была прощальная гастроль?

— Тебя туда бы… — Джума скрежетнул стаканом по столу.

— Остынь, Миша. Что ты мне можешь рассказать? Чего ты не видел? Крови? Трупов? Рваной плоти после наших БШУ или их фугасов? Тебя масштабы испугали? Ты забыл, где мы познакомились, бача?

Аллахвердиев был намеренно резок. Мишке нужна встряска. До истерики — шаг.

— Давай по порядку. Вы же в конце января были на Саланге. «Духи» туда подтянулись? Лезли, да?

— Они нас не трогали. Даже переговоры какие-то шли. Говорили, от Ахмадшаха письмо было Громову.

— Прямо так? Масуд — Громову? Или тут другие играли? Я почему тебя спрашиваю: прошла информация о встрече с представителями Масуда. И где, ты думаешь? В Праге.

— Я тебя услышал. Были там из опергруппы. Посольские крутились. Весь сыр-бор из-за передачи блокпостов, застав по Салангу афганцам. Туда навезли снарядов, горючки, муки. Короче, крепости получились. И это ничего, наверное, но как займут «зеленые» точку, так и начинают гвоздить по кишлакам, мол, там «душманони инкилоби саур». «Духи» в ответ. А мы-то рядом. Разберись, кто гвоздит? Передавали-то в основном второй пехотной. Ну и пошла техника. «Ураганы», «Град», потом огнеметы.

— Афганцы начали?

— Нет, Акбар, — мы разговелись. И «зеленых» не ждали. Будто план такой был, мол, афганцы не виноваты.

— А смысл? Хотя… Постой. Это, значит, мы по «духам», они по нам — вывод сорван. Да?

— Ну, давай, мысли дальше. Даром, что ли, про Вьетнам вспоминал? Давай, ярлычок извлеки. Он тут к месту будет.

— Марионеточная армия? Ты это хотел услышать? Там америкосы Сайгон за нитки дергали. А здесь?

— А здесь театр абсурда: Кабул — Москву. А той — приказ отдать, что два пальца обоссать. Кто такой Громов для Политбюро? Ты думаешь, они его знают вообще? Или в расчет берут? Короче, готовились на двадцать четвертое — ударили на сутки раньше. Без афганцев обошлись. Хотя они тоже на подступах оторвались, разнесли десяток кишлаков в пыль.

— Зимой, — задумчиво сказал Аллахвердиев, — было это уже… Молитесь, чтобы бегство ваше не случилось зимой…

— Случилось! Как осатанели все. Что ни кишлачок — бей, там банда засела. Сначала артналет, потом авиация пошла. И чем уж они там ровняли — ума не приложу. Горы тряслись. Новое что-то изобрели?

— Хорошо забытое старое. Бомбы есть по три-пять тонн. Но это в Союзе.

— А ты думаешь, откуда авиация пошла? Мары, Кокайты, Фергана.

— Наши работали? Ну, вещали, листовки там, ультиматумы?

— Акбар, клянусь, не добивай меня! Нас-то в хорошее время никто не слышал, а тут… Да и ведь били местами, за перевалы, за полста километров в глубину. Какие там банды? Натянули палатки, мол, выходите, спасайтесь, честные афганцы, будем бомбить ваши жилища. Это они-то с детьми, в мороз в наши приемные пункты должны были бежать? С пожитками по сугробам? Ты бы побежал к немцам, спасаясь от артналета по наступающим частям Красной Армии? Или у афганца не та совесть?

— Значит, не сработало?

— Еще как, — Джума потянулся за бутылкой. — Век буду помнить, как сработало. Отбомбили, отстреляли, а через часа три поползли крестьяне, с трупами на руках. И стали их выкладывать вдоль дороги. Нате, друзья, смотрите. И не было там мужиков в силе — старики, женщины и дети. Погоди, икнется это зрелище. И «Тайфун» этот отрыгнется. Сволота политическая придумала оправдание. Дескать, это моджахеды прикрылись населением как живым щитом. И тут же для дураков, мол, шестьсот мятежников уничтожено. Кто туда, в кишлаки, под обстрелом спускался и считал? Нет, если по количеству трупов, то не шестьсот, а в шесть раз больше.

Выпили, и повисло угнетенное молчание. Опять выручили соседи — ревнули динамики: «Если хочешь есть варенье, не лови едалом мух». Джума запустил в стенку стаканом, а потом замолотил гранатой. Помогло, первый «Каскад» запел потише.

— Миша, не хочешь, не можешь — не отвечай. Куда собрались? Кто этот, твой прапор, Мусий, все эти люди в модуле?

— Сборная команда. А задача…

Картонная дверь приотворилась одновременно с коротким стуком. «Горшенев… Михаил, зайди ко мне. Гармошку захвати». Гнусоватый, стандартно-начальственный голос, вполне дотягивал до подполковника. Но никак не выше. Джума поморщился, изобразил международный жест «от винта» и бормотнул: «Отдыхай. Это надолго». Толстую «гармошку», особым образом сложенную карту, Джума извлек из обшарпанного железного ящика, заменявшего сейф. Изобразив полное безразличие, Акбар бросил: «Пятисотка?» Утвердительный кивок Джумы и толщина «гармошки» позволяли предположить, что путь предстоял неблизкий.

Сняв китель и отстегнув галстук, Аллахвердиев растянулся на койке Мусия. Расслабился, закрыл глаза. Но средь бела дня въехать в «страну дураков» вот так просто не удалось. Пришлось залпом влить в себя еще полстакана теплой водки, закурить. И мысли пришли в соответствие с текущим моментом.