Аметисты Серафимы Суок

Алина Егорова (2024)

Серафима Суок, возлюбленная писателя Юрия Олеши, владела необыкновенным артефактом — бусами, которые помогли ей получить все, что она хотела, исполнить все ее желания… Зое Сапожниковой в наследство от умершей матери достались старинные бусы. В школе Зою-Зосю постоянно обижают и насмехаются над ней, но шутки заканчиваются, когда все враги Зои умирают, а возле их тел находят аметисты…

За три месяца до событий

Около Ростральных колонн пары танцевали мазурку. Опытные танцоры выделялись не только техникой — они щеголяли тематическими костюмами, со знанием дела подобранными для этого мероприятия. Правда, и среди новичков встречались разодетые по танцевальной моде участники. Вон дама в шляпе с вуалью и платье в стиле девятнадцатого века. Движется неумело, но наряд что надо, не хуже, чем у девушки, которая только что, мастерски орудуя кастаньетами, исполняла фламенко.

Катя остановилась у гранитного парапета, чтобы вместе с другими прохожими поглазеть на танцевальный опен-эйр. Когда объявили танго, среди участников произошли перестановки: не каждому был под силу этот красивый танец страсти. В центре оказалась пара уже не молодых, но тем не менее прекрасных танцоров: он — седовласый, с офицерской выправкой и алой розой в зубах, она — статная, с балетной фигурой дама элегантного возраста, хрупкая и величественная, как герцогиня. Они двигались, нет — парили по сырому от прошедшего дождя асфальту, словно по паркету Юсуповского дворца на балу у великого князя.

Катя в детстве занималась бальными танцами. Пригласи ее кто, она, наверное, вспомнила бы базовые движения и станцевала бы на довольно приемлемом для данного мероприятия уровне. Но никто не приглашал. И честно говоря, не хотелось с кем попало, вот так — с бухты-барахты, тем более в джинсах. Она вообще шла в свою любимую кофейню в Биржевом проезде отдохнуть после похода по торговым центрам.

— Катька! Быстрова! Ты?!

Катерина нехотя обернулась. Среди таких же случайных зрителей, как и она сама, стояла высокая блондинка — хорошо одетая, холеная, красивая. Блондинка улыбалась в меру увеличенными губами; за стильную сумку, явно дорогую, ее тянула девчушка лет шести и плаксивым голоском канючила: «Маааам! Пойдем!»

— Привет, — опешила Катя. Неожиданно. И некстати. Она оценивающе окинула взглядом бывшую одноклассницу, еще не решив, ограничиться ли сухим приветствием или вступить в диалог.

Марина Смагина считалась первой красавицей класса. Катя Быстрова — второй. Или наоборот? Впрочем, каждая из них мнила себя примой. Марине была присуща сдержанная скандинавская красота: белая кожа, серебристо-серые глаза, гладкие светло-русые, как у Снежной королевы, волосы, длинные ноги и стройная фигура — такие девушки покоряют подиумы и смотрят с рекламных плакатов европейских марок.

Катерину же природа одарила красотой индивидуальной: россыпь веснушек на круглых щеках, густые каштановые волосы, искорки в каре-зеленых, похожих на калейдоскопы, глазах. Катя уже в седьмом классе приобрела пленительные женственные формы. В ней была чарующая притягательность юной девушки, от которой шалели все мальчишки. А еще экспрессивная Катя обладала шармом, который отсутствовал у холодной Марины.

— Твоя? — не зная, о чем говорить, спросила Катя, кивнув на девочку.

— Да! Мия! — гордо представила дочь Марина.

— Мия?! — переспросила Катя.

— Ну не Светой же называть! — фыркнула Маринка. — Светы-Лены-Наташи — давно не в моде. Прошлый век и дремучий колхоз!

— А-а-а, — протянула Катя, в очередной раз пожалев, что пошла на поводу у мужа и назвала сыновей Андреем и Александром, а не как хотела — Фёдором и Матвеем.

Чтобы Маринка не поинтересовалась именами ее детей, спросила:

— В каком классе?

— В следующем году в первый пойдет.

— Взрослая, — отметила Катерина машинально.

У нее самой дети уже старшеклассники, и в этом Катя находила для себя маркер собственного уже не юного возраста. Ведь для окружающих как? Маленькие дети — молодая мама, большие — старая. Выходит, она старая. А Смагина, значит, молодая.

— Ты как? Чем занимаешься? — спросила Марина.

— Да вот… — Катя растерялась, не зная, что ответить. Хорошо бы небрежно бросить что-то вроде: «Читаю лекции в Политехе». Или: «Начальствую в строительной компании». На худой конец, и должность бухгалтера сошла бы. Но ничего этого нет. Она, Екатерина Быстрова, в замужестве Бобкова, — унылая домохозяйка. Как назло, сегодня оделась не лучшим образом: в старый застиранный джемпер, не отправленный на помойку лишь благодаря длине, способной выгодно прикрывать раздобревшую филейную часть; туфли сношенные, но очень удобные. И не подстригалась давно. Вот так всегда: стоит выйти в разобранном виде, как обязательно встретишь кого-нибудь из тех, с кем давно не виделись.

— Ремонтом, — уклончиво ответила Катя. — Мы новую квартиру купили около Международной. Вот, мебель присматриваю.

— А мы на Лиговке живем! — похвасталась Смагина.

Катя нервно глотнула воздух. Ее так и подмывало сказать: «А мы апартаменты сдаем на канале Грибоедова!»

Еще живя в Киришах, Катя мечтала о квартире в Петербурге, да не абы какой! Не в плотно заселенном частоколами многоэтажек жилом комплексе на границе с Ленобластью, откуда до центра три дня на собаках, отчего проживание в Петербурге будет лишь номинальным.

Первое время они с Артёмом именно в таком месте и жили. Жилье должно быть таким, чтобы окна выходили на набережную, а Невский проспект в пешей доступности.

Нежданно-негаданно все сбылось, но, когда сбылось, оказалось не тем и не таким. Дом с видом на канал Грибоедова, центр, престиж, но дом хорош лишь своим историческим с лепниной фасадом. Парадная обшарпанная с въевшимся специфическим запахом ветхости; двор мрачный, нашпигованный машинами. Второй этаж, балкон над аркой, отчего каждый шаг прохожих откликается звоном в ушах. Эта старинная трехкомнатная квартира с камином и узкими, как бойницы, окнами досталась ее мужу Артёму в наследство. Он вложил в ремонт кучу денег, и какое-то время семья Бобковых проживала на канале Грибоедова. Неутихающий шум дороги давил на нервы. Летом духота от камня и солнца, но при открытых форточках квартира мгновенно наполнялась выхлопными газами. Еще и двор-колодец, усиливающий каждый звук громким эхом. Итогом стал переезд в новостройку на Международной — практически спальный район и муравейник, зато без гула машин.

«Может, и у Смагиной на Лиговке та еще консервная банка! — Катерина тонко усмехнулась. — Это только звучит пафосно: Лиговский проспект! На том Лиговском один шум трамваев чего стоит, и старые дворы, и запах мазута от железной дороги».

Квартира на канале Грибоедова теперь называется «апартаменты» и сдается посуточно. Деньги от сдачи поступают Артёму. Его квартира — его доход, Катерина этих денег не видит, так что хвастаться нечем.

Смагина собралась было поведать еще что-нибудь из своих достижений, но Катя перехватила инициативу:

— Красивый маникюр.

— Да, тигриный глаз, — продемонстрировала Марина руку с крупным браслетом. На браслете рекламисто выделялось звено с названием итальянского бренда. — Знаешь, у кого делала? У Рынды!

— Рынды? — не поняла Быстрова.

— У Людки Рыдаловой. Она теперь ногти пилит.

— И не тяп-ляп? — усомнилась Катя. У нее сложилось предубеждение, что двоечница Рыдалова к работе будет относиться так же халатно, как и к учебе.

— Как видишь. — Смагина еще раз покрасовалась ухоженными руками. — Она, кстати, на Белы Куна живет. Рядом с твоей Международной. Хочешь, телефон скину?

— Давай, — вяло согласилась Катерина, переваривая информацию.

Выходит, Рында тоже переехала в Питер. Смагина — понятно. С ее внешностью и замашками она и за океан могла укатить, но Рыдалова?! Как Людке удалось перебраться из Киришей? Мозг как у тушканчика, внешность на большого любителя, родители — голь перекатная. А вот ведь, в Санкт-Петербурге обитает. Еще и поселилась по соседству.

— На какой номер писать? — Смагина уже достала из своей брендовой сумки айфон.

Катя продиктовала. Ее самсунг тут же завибрировал оповещением вотсап.

— Ты вот что. Вступай в чат класса. Наших там много, — предложила Марина.

— Я подумаю, — завуалированно отказалась Катерина.

— Чего тут думать? У нас весело! — с бойкостью рыночной торговки принялась убеждать Смагина.

Катин телефон снова завибрировал. Теперь уже приглашением в чат, отклонить которое значило бросить вызов коллективу. На это Быстрова не осмелилась. В подсознании крепко сидело правило: против большинства не идти. И неважно, что со школы минуло уже восемнадцать лет и что никто из одноклассников не имеет на нее ни малейшего влияния. Это был страх перед толпой — иррациональный, как любой страх. Катя нехотя ткнула на закладку «вступить».