Гибель левиафана

Алиса Айхенвальд (2024)

Левиафаны — огромные чудовища, которые терроризировали людей на протяжении многих лет. Но вот уже больше столетия о них почти не слышно — они были то ли полностью уничтожены орденом охотников, то ли сожрали друг друга. Но что, если они не исчезли? Что, если они изменились, стали хитрее, умнее и коварнее? И что, если однажды один охотник на левиафанов встретится с левиафаном, спустя сотню лет тишины?

Стеклянное перемирие

22 агустия

Алекто вырезала на задней части шеи Эмиэля символы, которые, по её словам, “помогут избежать недопонимания между нами — и на случай, если ты вдруг решишь превратиться в чудовище”. Он мог предположить, что они ограничивают его смену формы, но проверять на практике работу рун, которые уже зажили на его шее, он не решался.

— И какой у нас теперь план? С чего вы хотели начать ваше, с позволения сказать, расследование? — лекарь потер шею и, не обнаружив крови на своих пальцах, сжал ладонь в кулак.

— Моё первое предположение: ты и бывший “бог” этой деревни — скорее всего, дети одного левиафана. Отчего мой первый вопрос: можешь ли ты чувствовать или определять местоположение тебе подобных? — она убрала меч в ножны на поясе, закинула на плечо свою походную торбу, которая всё это время находилась в углу сарая, и показала мужчине на щель в деревянной стене.

Эмиэль пропустил Алекто вперёд, а сам разминал затекшие запястья. Строение вот-вот обрушится, и если они не поторопятся, то рискуют присоединиться к списку погибших в этой деревне. От мыслей о количестве жертв Алекто мужчина тяжело вздохнул — он согласился сотрудничать с неуравновешенной и мстительной охотницей.

Вопрос, когда он станет следующей жертвой её клинка, оставался без ответа. Даже если сейчас это ей не выгодно.

— Я строю свой маршрут путешествия только по потребностям людей, которым нужна помощь. Если мне нужно помочь кому-то на юге, то я двигаюсь на юг. Если меня попросили навестить кого-нибудь на западе, то я держу путь туда. Разве что могу предположить, что влияние нашей родственной связи играет где-то на подсознательном уровне, а потому я не могу отследить мысли, которые меня привели сюда.

Алекто, задержавшись у проема наружу, медленно кивнула, закусывая фалангу указательного пальца — жест, который свойственен кокеткам, а не убийцам чудовищ.

Эмиэль умолчал о том факте, что в их вторую встречу, когда погибла Мальва, он слышал крики летучей мыши внутри своей головы задолго до момента обнаружения погибшей девушки. Это поможет ему уберечь своих названных “родственников” — семейных чувств он не испытывал, но и пересекаться с подобными себе он не горел желанием.

— И давай обсудим сразу: я не горю особым желанием тебя убивать, — Алекто вывела их на ночную сгоревшую улицу деревни, — Если бы местные жители были чуть умнее и не решили отобрать у “местной сумасшедшей” самое дорогое, то ничего бы этого не произошло.

Эмиэль кивнул, то ли из благодарности, то ли из согласия.

Должен ли он пытаться доказать, что он отличается от своих сородичей? Рассказать о том, что он понимает свою натуру, и осознанно её подавляет, не питаясь человечиной? Или, может, перечислить, кому за свою долгую жизнь он помог и кому ещё может помочь, потому что его мозг — кладезь медицинских знаний с разных концов материка?

— Я тоже не хочу причинить вам вред, леди Алекто.

— Вот и замечательно. Как ты сюда приехал? У тебя где-то лошадь? — она вела его по почерневшим улицам, по застывшей крови на земле и по саже, которая покрыла весь Дэрванти.

— Да, я привязал её на окраине поселения, — он бегло осмотрел дом местного знахаря, и сделал вывод, что книги, которые он здесь оставил, не сохранились.

— Про неё можешь забыть, — она взяла его под руку и резко дернула за собой, за уцелевшую стену какого-то дома.

Приложив палец к своим губам, Алекто кивнула назад себя, заставляя Эмиэля прислушаться. И среди криков ворон, которые слетались на пиршество, он смог разобрать мужские голоса. Женщина одними губами сказала “рыцари”, после чего аккуратно начала продвигаться в другую сторону от голосов.

С одной стороны, он мог сейчас выскочить к отряду и рассказать, кто именно виноват в том, что случилось с деревней.

С другой, если он так сделает, то Алекто не оставит в живых ни его, ни рыцарей.

Поэтому, выбрав самый разумный из вариантов, лекарь последовал за своей новой “сопровождающей”. Та уже начала бросать раздраженные взгляды на отстающего мужчину и недовольно сжала ладонь на рукоять меча. Только вот никакой драки не случилось: мужчина спокойно шел следом.

Они вышли с другой стороны деревни, к реке, и прошли около десяти минут вниз по течению, после чего женщина остановилась и кивнула на гладь воды.

— Мне надо смыть кровь. Ты как хочешь. Если нас здесь найдут, то ты нанял меня в качестве твоего сопровождения. Сажа от того, что мимо проходили мимо Дэрванти. Не знаем, что там случилось.

И после этих слов Алекто сбросила на землю сумку и начала отстегивать верхнюю половину своей кожаной брони, оставаясь в стеганом камзоле, а меч она воткнула в землю рядом с собой, не сводя взгляда с Эмиэля. Мужчина же снял с себя обувь и зашел по щиколотку в холодную воду, после чего начал смыть с себя следы приключений в деревне. Пригоршня за пригоршней он омывал лицо водой, смывая липкую гарь. Первый контакт ощущался почти обжигающим, контрастом после жара. Копоть сходила черными полосами, унося с собой тяжесть и удушающее ощущение. Переведя дух, лекарь выпрямился и посмотрел вверх, в звездное небо.

— Итак, какие у вас дальнейшие планы? Ориентироваться только на моё “родственное” чутьё? Не уверен, что это хорошая идея, так как я ранее вам говорил, что оно довольно слабое. Может быть, при приближении к матери я смогу понять, что она где-то рядом, но в целом я спокойно себе жил, не ведая страха.

— На самом деле, у меня есть теория, — женщина намочила тряпку и протерла ею нагрудник, — Как часто ты встречаешь своих сестер и братьев? А встречал ли когда-нибудь мать не “специально”?

Эмиэль задумался, приглаживая водой свои седые пряди. Он редко встречал подобных себе, а когда встречал — избегал общения, потому что не мог ручаться, что его братья и сестры похожи на него по поведению. Детёнышей левиафанов боятся не просто так.

— Если подумать, за свою жизнь я встречал немного левиафанов: один раз с вами в пещере, другой раз в путешествии на юг, третий — в одной из деревень и он был в человеческом обличье. Мать не встречал никогда.

— Может быть, как ты ранее и говорил, ты выстраиваешь маршрут своего путешествия неосознанно, чтобы встретиться с теми, кто с тобой одной крови? А в случае с матерью наоборот — делаешь так, чтобы никогда её не встречать, потому что, сам понимаешь, ваша встреча может кончиться для тебя плачевно. А значит, нам нужно двигаться в ту сторону, которую ты избегал.

В этих словах была логика. По рассуждениям Алекто можно было догадаться, что этот вопрос охотники на левиафанов не особо сильно разбирали, или же сама юная леди пропускала уроки.

Даже с её поверхностными знаниями, она, кажется, знала о Эмиэле больше, чем он сам о себе.

— Тогда, с вашего позволения, я бы раздобыл какую-либо карту материка, чтобы проанализировать свои путешествия за свои долгие годы, — женщина кивнула, дернула плечом, сводя отводя наваждение, — С вами всё в порядке?

— В полном, — она вскинула голову наверх, словно что-то услышала сверху, после чего сразу же посмотрела в сторону сожженной деревни.

— Скоро сюда придет стража. Предлагаю поспешить, — она быстро надела на себя броню, застегнула крепления и закинула на плечо сумку.

— Мне казалось, что между рыцарями хорошие отношения, — он выбрался из воды и начал обуваться.

— Были, пока орден охотников не распустили. После роспуска ордена все его члены лишились права носить оружие, — она мотнула головой, как будто ей в глаза что-то попало, — Да и если кто-то узнает во мне бывшего охотника, то у него возникнут вопросы, где я была эту сотню лет.

Вот оно. Вот то, что не увязывалось в картине мира Эмиэля: если она бывший член ордена охотников, а орден распущен более сотни лет назад, то сколько на самом деле Алекто лет?

— А где вы были, если не секрет? — женщина испепеляющим смерила взглядом лекаря, после чего отвернулась от него, оставляя вопрос без ответа.

— Предлагаю пойти в обход к твоей лошади. Надеюсь, её не отвязали и не забрали твои вещи.

Им повезло: лошадь действительно осталась на том же месте, что и была привязана. Вяло жевала траву перед собой и почти никак не отреагировала на появление своего хозяина. Эмиэль ласково потрепал животное по серой гриве, после чего развязал веревку на березе и повел за собой, покорно следуя за женщиной, которая без лишних слов указала рукой их дальнейшее направление.

Их первая остановка случилась за десять километров пешего пути, на холме, чтобы развести костер и переночевать на свежем воздухе. Алекто вела их в столицу, чтобы купить там карту, потому что без неё их план не был реализуем.

Когда они уже расположились, охотница кинжалом начертила вокруг места их стоянки круг, а по периметру написала на земле символы, которые Эмиэль не узнавал.

— Пересечешь линию — я мгновенно об этом узнаю, — и после этих слов она удалилась, сказав, что нужно найти пропитание. А лекарь остался наедине с разведенным костром, котелком воды на огне и шелестом ночного леса.

После гибели его собрата он выяснял, что же за символ тогда был начертан на холке летучей мыши и какое он имеет значение. И, оказывается, у охотников на левиафанов было более сотни обозначений, которые имеют влияние только на чудовищ. На людей тоже был целый список знаков, но дальше, чем за пределы ордена, он не выходили. Разглашение этих начертаний каралось смертной казнью, подробности их нанесения также подводили рассказчика секретов под плаху. И даже если ордена охотников уже нет, то символы остались в головах последователей. Умрут вместе с ними.

И только сейчас, когда он остался наедине с собой, до него начало доходить, что ещё утром он собирался осесть в Боджиа окончательно, чтобы больше не путешествовать по стране, а в итоге угодил в одно большое приключение. Причем не по своей воле, вместе с женщиной, которая не боится замарать руки убийством. Лучшей спутницы для “великого самоубийственного похода” нельзя было и придумать. А ещё нельзя было придумать то, каким образом он найдет свою мать. Теория, что он подсознательно избегает встречи с ней, имела место быть, но это всего лишь теория, и как бы они не застряли в поиске на несколько десятилетий. У него в запасе было много времени, но он не был так уверен насчет Алекто.

Да-да, она угрожает ему смертью, но ему даже жаль её — она решила заключить союз со своим врагом ради причины, которая невозможна в своем исполнении. Её план по использованию утробы матери-левиафана был абсурден, потому что если это было возможно, то какой-нибудь безумец уже попытался бы это сделать. А ещё, потому что мертвые должны оставаться мертвыми.

Но Эмиэль за всё время своего членства в Коллегии Целителей никогда об этом не слышал.

— Тут мало живности, так что будем довольствоваться этим, — она появилась сзади него так внезапно, что он чуть было не вздрогнул от удивления.

На землю перед костром упали два зарезанных зайца. Взгляд опытного лекаря определил, что они оба были убиты метким броском кинжала — у одного была сквозная рана в туловище, а у другого в голове. Охотница молча села напротив лекаря и начала разделывать грызунов, и только сейчас он заметил, что все её пальцы в шрамах.

— Полгода назад ваши руки выглядели в разы аккуратнее, — деликатно заметил он, но ничего не получил в ответ.

— Я не большой любитель разговоров у огня, — кажется, доброжелательность Алекто закончилась, а потому Эмиэль остался в одиночестве с самим собой и своими мыслями. А ещё с потенциальной возможностью получить кинжалом промеж глаз, но это мелочи. Будучи странствующим лекарем, у него появлялась такая возможность чуть ли не ежедневно.

Охотница закончила разделывание зайчатины и уже обжаривала на прутьях куски мяса. Лекарь достал из сумки баночку с толченым розмарином и протянул её женщине. Та с неохотой, но все же её приняла, и обваляла каждый кусок их ужина в травах. А в котелок с водой полетели засушенные лепестки ромашки — для успокоения нервов после насыщенного дня.

— Я буду дежурить ночью, так что можешь спокойно спать.

— Но ведь вы тогда не выспитесь. Позвольте мне сменить ваше дежурство.

— Если захочу подставить себя под удар — выйду навстречу бегущей лошади, — усмехнулась она, проворачивая кусок зайчатины над огнем.

Эмиэль ничего не ответил, оставляя собеседнице самой вариться в своей паранойе. В целом, он был не в праве просить о большем доверии, чем “мы пьем из одного котелка и едим одинаковую пищу, а ещё ты веришь тому, что я говорю”. Что, кстати, было поразительным: Алекто верила его словам, хотя он с легкостью мог её обманывать. Но она поверила. Может быть, из-за убежденности в собственной неуязвимости, а может быть, из-за того, что недооценивала хитрость и силу Эмиэля. Это было даже в некоторой степени смешным.

— Спасибо за еду, — он принял в руки заполненную мясом плошку и принялся за ужин, но через несколько минут ему стало дискомфортно от пристального взгляда охотницы.

— Что-то не так? — он посмотрел исподлобья на женщину, в глаза, которые почему то снова стали походить на кошачьи.

— Я правильно поняла, что ты перестал есть человечину? Почему?

— Потому что люди не едят людей.

— Но ты не человек, — и на этой фразе она оторвала зубами кусок мяса с ветки, на которой он и жарился.

За оставшееся время они не проронили ни слова.

Утром — тоже.

Они сменили политику общения на деловую и молчаливую. И в этом был плюс — ему более не угрожали расправой, но зато помогали по мере продвижения к месту назначения, пусть и мелочами наподобие “найти завтрак”. Он пару раз благодарил за это, но Алекто отмахивалась с пренебрежением.

Эмиэль не пытался “подружиться” с Алекто. Он понимал, что идет рядом с собственным убийцей. Но атмосфера, которая между ними висела, его напрягала, а потому он пытался хоть как-то её смягчить. У его “сопровождающей” были другие мысли по этому поводу, а потому на подъезде к столице Боджиа, когда лекарь тактично пропустил её вперёд, она сощурила глаза:

— Я вижу, что ты пытаешься сделать, я не слепая, но давай-ка ты прекратишь свои попытки.

За сотню лет ему много раз отказывали, но почему-то именно эта фраза доставила больше всего дискомфорта. Пленник не смог найти общий язык со своим тюремщиком. Даже обидно.