Бешеный и принцесса

Алиса Вишня (2024)

Меня парень рассматривает нагло и бесстыже — с головы до ног, чуть задержавшись взглядом на груди. Наверное, увиденное качку не понравилось — он зло щурится, и кидает к моим ногам окурок. Господи, чем я заслужила немилость бандита?Она постучалась в его сердце случайно, завладела душой и разумом, не ведая о том, что подтолкнула его к переменам. Подтолкнула к шагу, который изменил их жизни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В подъезде нашей двух-этажной сталинки тоже все просторное и большое — и площадки, и окна, и лестницы. Правда, пролеты длинные и крутые, а второй этаж — все равно что третий, в обычном доме. Прохожу мимо своей двери, поднимаюсь по лестнице, и останавливаюсь у двенадцатой квартиры. Стремно как-то…Не хочу нажимать на кнопку звонка, но надо. Не стоять же тут вечно! Звоню. Один раз, и коротко, в надежде, что не услышат. Может, мне повезло, и дома никого нет?

Но, дверь открывается, и передо мной предстает невысокая полная старушка в вязаной растянутой жилетке. Вот прямо старушка-старушка, в отличии от моей бабушки. Моя наряжается,"химию"делает…А Вера Петровна словно бабка деревенская.

— Здравствуй, Яночка! — улыбается она, но улыбка выходит натянутая — наши квартиры не дружат, и мой визит вызывает у женщины тревогу. Мало ли за чем соседка с низу приперлась! Может, труба под ванной потекла, и заливает.

— Здрасте, Вера Петровна! Паша дома?

— Ты к нему! — облегченно вздыхает бабуля — Дома, дома! Проходи!

Пропускает меня в тускло освещенную прихожую, и кричит:

— Павлик! К тебе пришли!

Дверь одной из комнат открывается, и оттуда выходит Марков. В одних трусах. Я таращусь на парня, и посмотреть есть на что. Его гладкое, стройное, золотисто-загорелое тело словно сгусток мускулов; но он не качок, даже скорее, худощав; а на его плоском животе красуются ряды кубиков, будто у сошедшего с плаката-календаря культуриста. Перевожу взгляд ниже, и мое сердце словно падает в бездну — на парне такие трусы, которыми торгует на рынке моя бывшая учительница, облегающие и обтягивающие. И обтягивают они большой, здоровенный…

Я быстро, словно обжегшись, отвожу взгляд.

— Оденься, срамник! — ругается на Пашку его бабушка, и он исчезает за дверью.

— Проходи, Яночка, проходи! — повторяет Вера Петровна, и уходит в другую комнату, оставив меня в одиночестве. Все же, она меня явно недолюбливает… Я прохожу — не торчать же в коридоре — и открываю Пашкину дверь. Он одел спортивки, и все — торс остался голый. Да и ладно! Я не средневековая девица, и полуголых парней видывала — да хоть на пляже. Однако, по какой-то причине (может потому что мы только вдвоем в одной комнате, или от того, что только что смотрела на его трусы), все равно испытываю неловкость.

— Привет! — говорит Пашка — Ты что хотела?

Скидывает со стула одежду, бросает мне:

— Присаживайся!

И плюхается на кровать. На разобранную, со смятыми простынями… Спал, что ли? Смотрит он, при этом, на меня — бесцеремонно и оценивающе, как тогда, у подъезда. Просто нагло пялится! Замечаю, что под глазом у парня почти прошедший синяк — только желтизна осталась. Вот почему он на занятиях не был — из-за фингала!

— Игорь Спирин попросил узнать, почему ты не ходишь в клуб. Ты ему нужен, для нового проекта! — наконец, сообщаю я.

Марков молчит, и я добавляю:

— В институт тоже не ходишь. Тебя отчислят!

— В понедельник буду! — бросает Марков.

У-ф-ф! Миссия выполнена, и я могу уйти.

Вместо этого прохожу, и сажусь на стул. Осматриваюсь, потому что никогда не бывала в комнате у парня. Комната как комната — голубые обои с розовыми цветочками, какие я видела много у кого в квартирах подруг; на стене над диваном ковер; дальше старый шкаф, возле которого на полу лежат гантели; на стене календарь с Памелой Андерсон; телевизор, видик, и компьютер. Да еще какой! Я таких даже не видывала. Хм. Дорогой… Мне тоже недавно купили комп (в кредит), но мой похуже, чем у Пашки.

— В"блин"идешь? На дискотеку? — неожиданно спрашивает Марков.

"Блином"все называют ночной клуб, открывшийся в бывшей блинной. Ближайший к нам, и по слухам, очень крутой и модный. Сегодня пятница, и там танцы.

— Нет! — отвечаю я.

— А чё так? Мама не пускает?

— Да! — говорю я с некоторым вызовом — помню, как парень должен не любить мою маму.

Пашка встает, открывает форточку, берет с подоконника красную пачку сигарет, на которых написано"Прима", и протягивает мне. Отрицательно качаю головой.

— Не куришь?

— Нет!

Марков пожимает плечами — типа, было бы предложено, чиркает спичкой, и дымит в форточку. А я опять пялюсь на его красивое тело — благо, стоит спиной, и не видит. Кстати, когда он предлагал курево, заметила, что костяшки пальцев у него сбиты, в ссадинах — определенно, дрался!

— А ты на дискотеку пойдешь? — спрашиваю я.

— Да-а! Порядки наводить! — усмехается парень.

Мне очень хочется расспросить его о многом: с кем дрался, как оказался в институте, и собирается ли мстить моей маме. Но, как-то неловко… Прощаюсь, и ухожу. Пашка провожает до входной двери.

…Следующим днем, в субботу, прямо с утра приходит Юлька Сажина, моя лучшая подруга, будит меня, и сообщает, что вчера ходила в"Блин", на дискотеку, и сегодня опять пойдет. А пока зовет меня гулять. Я тоже хочу в"Блин", но мама не отпустит…

Для начала, мне нужно переделать домашние дела — всего лишь, пропылесосить наши многочисленные ковры. Мама считает, что ребенок должен приучаться к труду, и у него должны быть обязанности. Мои — пылесосить и мыть посуду. Ну и стираю свои вещи сама. Пылесос у нас появился недавно, до этого ковры приходилось таскать во двор, вешать на перекладину, и выбивать. А раз в год так и вообще мыть — там же, во дворе. Пылесос очень облегчил мою жизнь, но все равно я ненавижу ковры, и чувствую себя жительницей юрты.

Покончив с уничтожением пыли, шерсти и ворса, я собираюсь гулять. Собираюсь долго, но нам с Юлькой не скучно — обсуждаем последние сплетни, и знакомых парней. Игоря в том числе, под возмущенные вопли подруги. Про Марковские трусы я тоже рассказываю, и мы долго ржем.

Юлька симпатичная девчонка, хотя и соответствует своей фамилии — ее кожа смуглая, а волосы и брови черные, как сажа. Зато она модная, умеет одеваться, и делать красивые прически. И, болтая о парнях, помогает мне выглядеть красоткой.

Надеваю лиловые лосины, и приталенную длинную рубашку — вроде и блузка, и за короткое платье сойдет. У меня лосины лиловые, так как Юлька считает, что этот цвет подходит к моим голубым глазам и светлым волосам. Я ржу — как? Как штаны могут подходить к глазам? Но Сажина непреклонна. Потом она делает мне укладку, истратив на это дело пол-баллончика лака. И я иду к маме — отпрашиваться. Они с бабушкой на кухне — закручивают заготовки, рассовывая овощи по стеклянным банкам.

Конечно, мама отказывает.

— Ну мам… — ною я, но мать категорична.

— Нет, я сказала! И гулять только до девяти!

— Летом же можно было до одиннадцати! — возмущаюсь я.

— Так то летом! — говорит мама — А теперь в девять уже темно!

— Все ходят на танцы, а мне нельзя! — чуть не плачу я.

Мать отставляет банку, и толкает воспитательную речь. Она произносит ее по особенному, словно злой робот — четко выделяя слова, которые вылетают из ее рта, словно стальные горошины.

— Яна! Ты должна понимать, как опасно, в наше время, ходить по улицам по вечерам! Не говоря уже про ночь! И днем убивают, грабят, насилуют! Знаешь сама, и все равно просишь!

Я молчу, смотря в пол. И хоть ничего не сделала, но чувствую себя виноватой. Поднимаю глаза на бабушку — может она отпустит? Но нет!

— Такие ужасы творятся! — подхватывает бабуля — Подъедет машина, оттуда бандиты выскочат, схватят, в салон затащат, и пустят по кругу!

— Мама! — восклицает мамуля — Перестань свои журналы пересказывать! Как можно такое читать!

Она брезгливо передергивает плечами. Но, ее крик слышать легче, чем нотационный тон — теперь это живой, человеческий голос.

— Можно хоть у Юльки переночевать? — спрашиваю я.

— Нет! — хором отвечают мама с бабушкой. Мамуля добавляет:

— Пусть лучше Юля у нас!

Надо было не говорить про дискотеку, а сразу просить у Сажиной с ночлегом остаться! Может, не догадались бы, что мы в"Блин"собираемся… Конечно, Сажина у меня ночевать сегодня не останется — собирается веселится в клубе всю ночь.

Днем ходить по улицам можно, и мы с Юлькой отправляемся гулять. В прямом смысле — просто болтаемся по городу, и смотрим по сторонам. Купили по шаверме, съели — вкусно!

— Говорят, ее из кошек делают! — сообщает Юлька, вытирая руки одноразовым носовым платком — всегда в сумке носит. А потом бросает бумажный комок в урну. Я платки предпочитаю традиционные, тряпошные, хотя ими руки особо не повытираешь — жалко выкидывать. Поэтому, Сажина дает бумажный и мне.

От слов подруги подкатывает тошнота.

— Раньше не могла сказать? — возмущаюсь я — До того, как съели!

— Так пи…дят! — машет рукой Юлька — Неправда это!

Однако, мне не успокоиться, и я пытаюсь запить вкус шавермы пепсиколой.

Домой прихожу в десять минут десятого — даже постояла в подъезде, выжидая время. Да, мне нельзя задерживаться, но десять минут — такая мелочь! И ругать не будут, и запрет нарушен! Маленький, сладкий бунт!

В воскресенье Юлька не приходит, и я не знаю, как прошел ее поход на дискотеку. Самой идти мне к ней лень, и я провожу этот день или валяясь в кровати с книжкой, или смотря, вместе с бабушкой, мамой и папой, телевизор. Да, и с папой — мамуля его временно простила.

Вот так — никак — проходят мои выходные. Из-за ничегонеделанья я много и лениво размышляю о жизни, и о парнях. И больше всего думаю о Маркове, о его теле, и… о некоторых отдельных частях его тела. Конечно, я не ребенок, и знаю различия мальчиков от девочек. Знаю, и как"применяются"эти отличия, и даже видела, как — иногда мы с Сажиной, когда я бываю у нее, смотрим порнокассеты, стащенные ею у ее родителей. Но образ полуголого Пашки намертво засел в моей голове, и не хочет ее покидать.

…Понедельник начинается серым мокрым утром, и дождем. Прошу папу отвезти меня на занятия — брести до метро под дождем, а потом, под ним же, от метро до института, не хочется.

Марков на занятия не явился, хотя обещал. Зато к нам в аудиторию явился Игорь, и с явным нетерпением учинил мне допрос — говорила ли я с Пашкой, и что он ответил. Я честно доложила, что Марков обещал быть, но не пришел. Спирин расстроился, и покинул кабинет с хмурым видом. И зачем ему так нужен Марков? Что за дела?

Однако, эти события и обстоятельства не сильно меня волнуют. Настроение сонное и вялое, и на все пофиг. Видимо, из-за плохой погоды… К трем я расхаживаюсь, и спускаюсь в клуб"Эра". Как бы там не было, дополнительные занятия помогли — я уже не чувствую себя такой тупой, когда дело касается программирования. Интересно, это наш препод не умеет преподавать, или Игорь так хорошо объясняет?

Моя хандра совсем пропала, и я отрываю крашеную половой коричневой краской дверь клуба в радостном предвкушении — опять с Игорем позанимаемся! И я опять построю ему глазки! Захожу в довольно тесное помещение"Эры", и офигеваю — Марков явился! Это меня радует — все же, не зря к нему домой ходила! Однако, радость сменяется недоумением — Пашка сидит не один! С ним за столом девушка, которую я не знаю, и, по ее виду, не имеющая отношения к программированию — сисястая сильно накрашенная блондинка, с сожженными перекисью волосами. Что это за чудо? И почему она в клубе?

Ищу глазами Игоря, и убеждаюсь, что он тут — объясняет что-то парням, сидящим за одним из столиков. Оли опять нет! Заметив меня, Игорь улыбается, словно счастлив видеть, будто и не встречались утром в аудитории. Здоровается, и велит садится к Маркову — "Вы в одной команде! А я потом к вам присоединюсь! Я тоже с вами!"Спрашиваю у него, что за девушка рядом с Пашкой — "Мы же в одной команде! Мне надо знать!"Спирин объясняет, что девицу привел Марков — типа, она хочет заниматься — а больше Игорь ничего не знает. Поколебавшись, наглею, и спрашиваю, с самым невинным видом, почему нет Оли. Спирин скучнеет, его взгляд становится злым, и он сухо и коротко отвечает:

— Ей неинтересно!

Чем приводит меня в тайный восторг — похоже, они поругались, и расстались! Игорь свободен!

Несмотря на отсутствие Оли, настроение у Спирина хорошее. У меня же опять не очень! Не хочу сидеть с Пашкой и его пассией — хочу с Игорем! Но тот занят — ходит от стола к столу, и участвует в каждом задании каждой команды. Ничего не остается, как присесть за стол к Маркову, с краешку, как бедной родственнице… Даже не подвинулись! Пашка кивает мне, почти не отрываясь от компа, и на этом все. Я же поглядываю на Игоря, и жду, когда он подойдет и к нам. Тогда я его не отпущу!

Рассматриваю, украдкой, и парочку. Оба кажутся невыспавшимися и помятыми, девка жует жвачку и тупо таращится на экран монитора — явно не понимает, и явно ей скучно. Марков особого внимания на нее не обращает. Как зовут девушку неизвестно — мне ее не представили, а сам Пашка называет ее, неизвестно, почему, Морковкой.

Пытаюсь вникнуть в задание самостоятельно. Пора самой разбираться! Если думать, пробовать решать, то все получиться! Я не тупая, как пассия Маркова, и даже язык"си"более-менее знаю!

Обращаю внимание, что Пашка делает другое. У нас новое задание? Почему мне не сказали? Или только у Маркова оно новое? Тогда зачем мне считаться его командой, и сидеть с ним? Между тем, блондинка что-то тихонько говорит Пашке, и судя по заискивающему выражению лица, что-то просит.

Марков забирает листок с ее заданием, и кладет передо мной.

— Сделай за Морковку! — бросает он.

Обалдеть! Совсем офигел! И не просит, а приказывает!

— Сам делай! — шиплю я, и отодвигаю бумажку.

Пашка никак не реагирует, и на листок с заданием внимания не обращает. Вспоминаю, что и Игорь в нашей команде, и должен присоединиться. Нельзя ссорится с Пашкой, иначе, придется покинуть группу! Сердито придвигаю к себе бумажку. И у Морковки задание другое! Почему тогда мы считаемся командой?

Игорь подходит к нам, когда уже пора расходится. И не за тем, что бы проверить задания — ему похоже, пофиг. Он подходит из-за меня! Ко мне! Приобнимает за талию, и спрашивает, вроде бы всех нас, всех троих — не желаем ли мы посидеть в кафешке, отдохнуть, и поболтать?

Марков соглашается, Морковку не спрашивая, но говорит мы:

— Мы не против!

Я же колеблюсь. Дома знают, я говорила, до скольки занятия в клубе. Дольше задерживаться не могу! Но, мы ж недолго посидим? И я тоже соглашаюсь.