Она уходит со мной-2

Алиса Ковалевская

Я думал, что смогу забыть её. Белобрысую девчонку, которая спёрла у меня важные документы и посмела ставить свои условия. Девчонку, которой плевать на моё прошлое и на моих демонов. Но я ошибался. Она забралась в меня слишком глубоко. Вернусь. Сделаю её своей. И плевать, что она меня ненавидит…

Глава 1

Вероника

Укрывшись в тени старого тополя, ждала открытия аптеки. По-хорошему, открыться она должна была уже несколько минут назад, но отпускающая препараты девушка всё ещё не появилась. Тётя Лена всегда приходила вовремя, но проблема заключалась как раз в том, что в её смену я сюда бы не сунулась. Мама одной из моих бывших одноклассниц, она бы не постеснялась задать пару неловких вопросов, а потом… О том, что я связалась с богатым взрослым мужчиной, знала уже каждая собака. О том, что он снял мне квартиру — тоже. Детали разнились, а суть оставалась прежней: любовница влиятельного денежного папика.

Наконец у аптеки появилась высокая полная девушка. Я её не знала. Надеюсь, и она меня тоже. Выждав пару минут, собрала в кулак решимость.

— Всё равно придётся это сделать, — шепнула, подбадривая саму себя.

Но зайти в аптеку не успела: меня опередил мужчина и две женщины. Пришлось подождать ещё немного.

Перебирая в кармане ветровки монеты, я обдумывала, куда ещё могу попытаться устроиться на работу. Все предыдущие попытки провалились. Со мной даже не разговаривали — просто отказывали. Причина была та же — слухи. Кому здесь захочется наживать себе проблемы? А от любовниц влиятельных папиков проблемы быть могут. И плевать всем в этой поганой дыре, что никакая я не любовница! И что мне нужны деньги, тоже плевать.

Переговариваясь, из аптеки вышли вначале две тётки, потом мужчина. Поправив на переносице очки, он посмотрел на часы и быстро пошёл к припаркованному у обочины автомобилю.

— Надеюсь, никого больше не прижмёт, — зло процедила, как только он сел внутрь.

Злость осталась единственным доступным мне чувством. Ещё боль, грусть, отчаяние и любовь. Но их я себе запретила. Особенно любовь. Что толку от любви, если она не нужна? Герману моя любовь всё равно что колесо от разбитой шестёрки иномарке премиум-класса. А мне зачем эта любовь?!

Подойти к окошку я решилась не сразу. Прошлась вдоль витрины, глянула на дверь.

— У вас есть гематоген? — спросила, заставив продавщицу оторваться от телефона.

— Сорок два рубля, — на прилавок шмякнулся батончик.

— Хорошо. Ещё анальгин и тест на беременность.

— Какой? — она подняла взгляд.

— На ваше усмотрение. Главное, чтобы был надёжный и, насколько можно, недорогой.

Не знаю, как со стороны, самой мне казалось, что я мямлю. Неспешно девушка ушла к полкам. Выдвинула одну, за ней другую.

— Возьмите этот, — коробочка легла рядом с батончиком гематогена.

Дверь скрипнула, в аптеке появилась женщина с ребёнком. За ней зашла ещё одна.

— Или могу предложить…

— Я возьму этот, — поспешно. — Сколько с меня за всё?

Расплатившись, сгребла покупки в пакет и, ни на кого не смотря, вышла на улицу. Выдохнула, только оказавшись на порядочном расстоянии от аптеки. Теперь домой, а там…

Первые три недели всё шло своим чередом. Слёзы, попытки устроиться хотя бы посудомойкой или уборщицей. Сад, дом… А ночью бесконечные мысли о Германе, сметающие подобие чувств к Кеше, в которых пыталась себя убедить. Пару раз он уговорил меня сходить с ним в парк прогуляться. И я… Я согласилась. Нужно было продолжать жить дальше. Жить реальностью, а не сказками и мелодрамами. Это только в кино случается красивый финал.

Тест лежал на столе прямо передо мной, а я ловила себя на мысли, что не хочу. Не хочу ничего знать. Сидела напротив и, чем дольше смотрела на него, тем яснее понимала это. Можно же, в конце концов, уверить себя, что ничего не случилось и жить. Месяц, два, а то и три. Какая разница? Ведь убедила же себя, что мы с Кешей можем попытаться. Убедила…

Губы сами собой искривились. Вздохнув, схватила коробку и пошла в ванную. Папа всегда говорил, что я смелая. Так чего теперь прятать голову в песок? Бегло прочитав инструкцию, сделала так, как было написано, и стала ждать.

Воспитательница скинула в группу в мессенджере сегодняшние рисунки. На рисунке Платона нас было трое: напоминающая меня криворукая фигура с жёлтыми волосами, маленькая, с ёршиком на голове, и третья, самая высокая. Тут он старался особенно: брюки, пиджак. А рядом — большой чёрный внедорожник, больше похожий на танк или, в данном случае, маршрутку. Но какая разница, если суть одна?

— Ненавижу тебя, Вишневский, — отчаяние прорвалось. Оно всегда прорывалось в такие вот моменты. А за месяц их было немало. — Ненавижу, — откинула телефон и заставила себя посмотреть на тест.

Одна — яркая, вторая…

Судорожный вдох. Пыталась дышать, но воздуха не было. И пустота, появившаяся в утро, когда Герман наотмашь хлестнул меня правдой — я ему не нужна — , стала невыносимой.

Вторая бледно-лиловая. Бледно-лиловая полоска, не оставляющая сомнений.

— Зачем ты это? — коснулась живота. Кого спрашивала, не знала сама. Себя ли, Германа или то крохотное существо внутри, которое было никому не нужно, как и я. — Ну зачем? — сквозь слёзы.

Зарычав, схватила тест и сжала. Запрокинула голову, пытаясь не дать волю слезам. Ненавижу. Как же его ненавижу! Будь он проклят! Да лучше бы… Лучше бы я в тот день умерла, чем встретила его. Мужчину, до основания разрушившего мой мир и разбившего сердце.

Слёз не было. Наверное, если бы меня прорвало, стало бы легче.

Всё, что делала, я делала в полузабытье. Как кукла с чётко заданной программой, погладила и разложила вещи Платона, приготовила ужин. А потом дела вдруг кончились…

Осмотревшись, нашла себя на едва ли не до блеска вылизанной кухне с рулоном бумажных полотенец в руках. Сжала их и сделала глубокий вдох, должно быть, первый за последние несколько часов. По квартире разливался аромат творожной запеканки. Какого лешего?! Почему я не сделала курицу или картошку?! Почему запеканка?! Ещё и пиала со сгущённым молоком на столе…

Горло всё-таки предательски сжалось, но не успела расклеиться, молчавший почти месяц домофон ожил. Вместе с ним беспокойно заколотилось глупое сердце. Наивная надежда встрепенулась быстрее, чем я успела резануть её по крыльям ещё лежавшим возле раковины ножом.

Герман был последним, кто стал бы звонить в домофон. Если бы он решил вернуться, то сделал бы это иначе. Он бы… Он бы просто вошёл в эту проклятую дверь, в эту проклятую квартиру и… И сделал бы всё, что захотел. Как захотел. Но только в том случае, если бы захотел.

— Лёня? — сняв трубку, неуверенно спросила я.

Кретинка! Ведь надеялась до самого последнего момента. Знала, что это не Герман, и всё равно надеялась. Но что это окажется старший брат… Вот этого не ждала совсем.

— Открой, — он шмыгнул носом. — Открой эту дверь, Ника, чёрт тебя дери.

— Нет, — с решительностью, которой во мне не было. — Зачем ты пришёл?

— Открой, Ника, — он снова шмыгнул носом. Вытерся рукавом и нервно тряхнул головой. — Ты… меня крутит, сестрёнка. Пусти ты меня. Или боишься?

— Если честно, да, — пошла напрямую. Хотя признаваться в страхе было той ещё глупостью.

Брат усмехнулся. Как обычно и по-новому. Его губы просто искривились. Поднеся к губам остатки сигареты, одну за другой сделал три быстрые затяжки. Мотнул башкой, как шелудивый пёс.

— Поговорим просто. Ничего я тебе не сделаю. Чёрт, Ника! — он поднял руку с окурком. Его трясло. Взгляд прямо в камеру.

— Ты заболел?

— Заболел… — сквозь зубы, с ядовитой усмешкой. — Типа того. Давай поговорим. Нам надо поговорить.

Поговорить нам было, и правда, нужно. Признаться, я ждала его звонка уже несколько дней. Месяц кончился, а это значило, что объявиться братец должен был хотя бы за тем, чтобы потребовать дань за следующий. Если раньше ещё могла таить надежду, что органы опеки оставят Платона со мной, сейчас нет. Любовница… Ни работы, ни отдельного жилья, только клеймо и вереница слухов. Поначалу даже думала взять билет в один конец и уехать из этого города. Только уехать без Платона не могла. С ним тоже. А теперь…

Пока ждала возле приоткрытой двери квартиры, безотчётно держала руку на животе. Теперь я не просто связана по рукам и ногам. Теперь у меня под сердцем крохотное существо, что делать с которым ума не приложу.

— Хорошо ты устроилась, — выдавил брат, едва пустила его за порог.

— Ты в порядке? — сама понимала, что нет.

Глаза у Лёни были красные и слезились, из носа текло. Впалые щёки покрылись густой щетиной. Он потёр шею, вытер нос и почесал кисть. Прошёл по коридору и вернулся.

— Что с тобой? — нахмурилась. Он казался простуженным, напряжённым и невыспавшимся. — У тебя температура?

— Мне деньги нужны, — с ходу заявил он.

Я отвернулась. Да кто бы сомневался! Отложенная двадцатка давно лежала в кармане рюкзака. Боже, как же мерзко! Только я, было, потянулась, чтобы швырнуть деньги ему в рожу и выставить за порог, он схватил меня за локоть. Развернул к себе.

— Ты не понимаешь, Ника! — уловив нотки отчаяния, я не поверила. Вгляделась в бледное лицо с лихорадочно сверкающими глазами. — Не понимаешь, — процедил он, сжал руку до боли и выпустил. — Бабло кончилось… Чёрт! Я пытался соскочить. Пытался, Ника…

— Тебе нужны деньги на…

Наши взгляды встретились. Я поглубже вдохнула. Брат выглядел озлобленным, больным и изнеможденным. Вытер нос, почесал шею и выматерился.

— Пойдём, — показала в сторону кухни. — Только разуйся. Я только что убралась. И руки помой.

Пока Лёня был в ванной, обдумывала, чем могу ему помочь. Наверное, стоило послать его на все четыре, отдать двадцать тысяч, взять расписку и всё. Наверное. Но я заставила себя вытащить из глубины памяти счастливые моменты. Одним из них был день, когда мы все вместе поехали на мои соревнования. И Лёня тогда… Он гордо говорил всем, что девочка, занявшая первое место, — его сестра. И ещё он подарил мне тогда связанный им из кожаных ремешков браслет. Когда-то всё было по-другому…

Я успела налить чай и разложить по тарелкам запеканку, а брата всё не было. Прислушалась и поняла, что вода в ванной не шумит.

Подозрения оправдались — в ванной брата не было. С нехорошим предчувствием я проверила спальню. Если он решил сделать из меня дуру и обчистить квартиру, не прокатит. В первую очередь, потому, что брать тут нечего. Но спальня тоже оказалась пустой. Лёню я нашла в комнате Платона. Широко расставив ноги, он сидел на постели и рассматривал морду собаки-подушки.

— Ты что тут делаешь?

— Да так… — Лёня отложил собаку и поднялся мне навстречу. — Жалко, мелкого не застал. Хотя, оно и к лучшему.

Если бы Платон был дома, я бы просто не пустила его. Но говорить этого не стала.

— Я не разрешала тебе разгуливать по квартире.

— Так вышло.

Его хозяйские замашки раздражали. И всё-таки заставила себя промолчать. Показала Лёне в коридор, а когда мы зашли в кухню, на стул у стола. Брат сел. С отвращением посмотрел на запеканку, но чай взял.

— Так у тебя есть деньги?

— На наркотики нет.

— Значит, есть, — заключил он.

Я не ответила. В кухне повисла тишина. Только с улицы раздался гудок машины. Лёня дёрнулся. Вытер нос и швырнул салфетку на стол.

— Мне надо, Ника, — прорычал. — Немного. Так сразу с этого не слезают. Ты видишь, в каком я дерьме?! А будет хуже.

— Так зачем ты залез в это дерьмо?! — сорвалась я. — Зачем?! Ты разве не понимал, с кем связался?! Я же тебе говорила…

— Ты говорила! — он вдруг подскочил на ноги, заорал. Схватил меня за плечи и стал цедить слова сквозь зубы: — А ты думаешь, мне было нормально?! Я хотел вот этого всего?! Ты хотя бы раз задумывалась, сколько на меня свалилось, когда родители погибли, Ника?! Да чёрт… — оттолкнул меня, провёл по волосам рукой и зверем обернулся. — Платона хотели забрать в дом малютки, тебя — в детский. И… Дьявол, да надо было отдать вас! Устроил бы свою жизнь, а там… — не договорив, дёрнул головой.

У меня дрожали губы. Я поняла это, когда попыталась ответить. Лёня скривился, усмехнулся. Потёр шею.

— Чёрт… — едва не смахнув со стола чашку, прошипел.

— Сядь.

Он послушался. Упёр локти в колени.

— Я, как загнанный, искал работу, чтобы мне вас отдали. А потом… Потом всё пошло не так.

Думала ли я когда-нибудь в этом направлении. Да. Но… Раньше всё казалось другим. Сделала нерешительный шаг к Лёне и остановилась, наткнувшись на его колючий взгляд. Достав сигареты, он закурил.

— В этом доме не курят, — не знаю, откуда у меня взялась решимость. Я забрала у него сигарету и затушила.

— В этом доме… — с издёвкой.

Проигнорировав её, взяла свою чашку и встала у подоконника. Смотрела на брата, не зная, что сказать, что сделать.

— Сколько тебе нужно? — спросила спустя долгую минуту.

Он прищурился. Зря задала этот вопрос. Зря.

— Я весь в долгах, Ника. Думаешь, почему я пришёл к тебе? — сказал и отвернулся. — Пацаны больше не занимают. Сказали, чтобы катился ко всем чертям, — с пренебрежением, отвращением. — Твари… Когда у меня на хате тусовались, было по кайфу… — скорее, себе, чем мне. — Мне нужно много, Ника. Чем больше, тем лучше. Куплю дури, чтобы полегче стало, хоть часть отдам, а там…

— Ты же врёшь. Ты врёшь мне, Лёня.

— Да не вру я, — повысил голос снова. — Клянусь.

— Клянёшься ты…

В бессилии я вышла в прихожую. Вернулась с конвертом и протянула ему.

— Здесь двадцать.

Лёня взял. Мрачно хмыкнул.

— Даже расписку не потребуешь? Давай. Где там у тебя писульки. Подпишу и пойду. — тяжёлый взгляд.

Я вздохнула. Брат буравил меня взглядом ещё с минуту, потом сунул конверт в карман и пошёл в коридор. Не зная, что делать, стояла у накрытого и почти нетронутого стола.

— Подожди, — нагнала, когда он уже обулся. Достала оставшиеся деньги и, оставив немного себе, подала ему остальное.

— Пожалуйста, Лёня, возьмись за голову. Ради родителей. Да… Да ради себя хотя бы. Мама… Она же так тебя любила. И папа тоже. Лёнь.

Молча он взял деньги. Вытер нос рукавом и почесал кисть.

— Так бывает, — усмехнулся. Щёлкнул меня по носу. — Ломка… чёрт… дерьмовая штука.

— Пожалуйста, Лёнь, — шёпотом. — Я отдала тебе всё, что у меня было. Прошу тебя. Ты пообещал. Пожалуйста, лечись. Давай вместе что-нибудь…

— Всё ок будет, — дотронулся до моего плеча и кивнул на дверь. — Отпирай давай. Чем быстрее я со всем разберусь, тем лучше.