Миля и Облачко

Алиса Мазур (2024)

«Мирно дремлет голубой Дунай. На лбу молчаливого титана — ни морщинки…»Вы не поверите, но книга эта написана… нет, не человеком — пушистым котом Облачком с необыкновенными голубыми глазами и храбрым сердцем. Как бы сказал сам Облачко, «книга на миллион долларов».Это история о том, как много может значить кот для человека, упаковавшего всю свою жизнь в чемодан. О том, как, куда бы мы ни подались, мы везём Родину с собой — внутри, и медленно, годами, «распаковываем». Рассказывая о сербских приключениях Мили и её питомца, повесть полна жизнелюбия. Ко всем вопросам и сложностям автор подходит с юмором.Эта книга понравится как взрослым, так и детям. Ведь написана она бережно, тепло, и вправду — как кошечка лапкой. Её главная цель — помочь людям, оставившим родные края — людям, бесконечно тоскующим, заново собрать своё сердце из тысячи осколков и построить новую счастливую жизнь.Оформление обложки: Александр Зиборов (фотограф), Валерий Семенченко (дизайнер).

Глава 7

Пришло время знакомиться с Пирожком. Я долго откладывал этот момент, и вот он наступил: ночевали мы под одной крышей. Не то, чтобы я не любил других котов — напротив, мне было весьма любопытно, с кем это Миля проводит столько времени. Но, слышал, у Пирожка слабые нервы, а на рожон лезть как-то… не хотелось. К тому же, Лёля с Гошей его здорово избаловали — прямо не кот, а пуп Земли!

За дверью послышалось деловое топтание и тоненькое «пи-и». Я напрягся: мышь?! Куда ж ты, Пирожок, смотришь?

Р-раз — ключ провернулся. Два… Дверь щёлкнула. Передо мной предстал он.

Словно божество, он лежал на полоске света. Лучи мягко струились сквозь него, глаза сияли полуденным солнцем. «Шотландских кровей», — смекнул я. Котик перевернулся с одного плюшевого бока на другой. Казалось, ещё чуть-чуть — и появятся слуги с опахалом.

«Твоя подружка пришла», — ласково улыбнулась Лёля.

Но коту было явно не до подружки. С расфуфыренными усами и гордо поднятой головой, он проследовал мимо Мили, Лёли, горячо любимого Гоши. Уткнулся носом в сумку. Глаза мои сверкнули пламенем, когти сами полезли наружу. «Какие мы неженки», — протянул Пирожок. Его морда была так близко, что дотянуться до неё ничего не стоило. Вот только ходил он на воле, нервно стуча хвостом, а я был заложником сетки, которая, подобно смирительной рубашке, сдавливала конечности.

Облачко, не дури — я выдавил подобие дружеской улыбки. Сделав почётный круг, Пирожок окинул меня взглядом.

«Ну ты и шерстяной, — удивился, — кто за тобой убирать будет?»

«Завидует», — пронеслось у меня в голове.

Ай! Больно! Суетливая Лёля споткнулась о сумку. От неожиданности я подскочил и зашипел. Пирожок выгнулся дугой и заорал благим матом. Караул!

Он был готов ринуться на меня, вжать в стенку и без того хлипкой переноски, разодрать шерсть на мелкие кусочки, чтобы я тоже сделался гладким — даже лысым! — чтобы мне неповадно было.

«Ой-ой, — запереживала Лёля и, схватив Пирожка, прижала к груди, как детёныша, — Гоша! Гоша-а!»

«Иду», — подскочил Гоша.

С Пирожком носились, как с писаной торбой. Напоили валерьянкой, расцеловали в обе щёки. Мне стало обидно. Всё это время я сидел, сжавшись в комочек, едва дыша от страха.

«И тебе досталось», — вдруг слышу родной голос. Тёплые Милины руки — я к ним прильнул, и вот уже меня вытащили из заточения.

«Теперь я тебе покажу», — разозлился я.

«Тс-с», — шепнула Миля.

Взяла на ручки, унесла в другую комнату. Побудем пока здесь…

***

Время шло. Стойкий аромат валерьянки сводил меня с ума. Разлёгшись, как валенок, я ворочался у двери. Опьянённый кошачьим зельем, Пирожок тёрся о неё, потеряв всякий страх, и упражнялся в вокале. Не мой тембр.

Вскоре Миля ушла, а мы так и сидели по разные стороны, пихая в щель то нос, то когтистые лапы. Даже сквозь стену я чувствовал его пристальный, косой взгляд. Я не доверял щеколде, и, заслышав коридорное шарканье, поднял страшный вой.

Эй, вы куда? Не оставляйте меня с ним! Я бешено колотил в дверь, и так же бешено колотилось моё сердце.

Зазвенели ключи. Лифт, кряхтя, как дед, поднялся на этаж.

«Сердце разрывается», — слышу Милин голос.

«Ничего, привыкнет, — Лёля невозмутима, — что мы с ним в зоопарке делать будем?»

***

У нас крутилась песня. Кажется, о ком-то ужасающе — потрясающем. В этой песне было всё: лёгкость, радость, лето, оттенки винила. Флёр восьмидесятых, когда дружба была всем, а свобода — новым культом. Для «рилс» — самое то. Миля всё монтировала и монтировала — уже даже я выучил слова наизусть!

Мне было немного завидно, ведь ребята вернулись очень воодушевлённые. Они излучали такой свет, словно несли солнце в руках, и даже в нашей коморке стало чуть светлее.

Переодеваясь, Миля выронила что-то из капюшона.

Лепесток розы! Вспорхнув, он плавно приземлился мне на нос. Я залюбовался: полупрозрачный, с едва заметными прожилками и нежным сладковатым запахом… Апчхи!

Ну вот. Улетел.

Я уже было расстроился, когда Миля, рассмеявшись, разжала ладошку. В ней трепетал, точно не мог усидеть на месте, красивый лепесток. Моя розочка, моя бабочка! Взял в зубы, немного пожевал, выплюнул — горько. Порой внешность бывает так обманчива!

Усевшись рядом на полу, Миля принялась рассказывать мне сказку: о животных, которые живут в старом замке, где стены — вот такой! — величины и — вот такой! — толщины, где барашки обедают бок о бок с благородными пони и розы украшают путь.

«Там живут твои братья и сёстры: двоюродные, троюродные, а может, и вовсе десятиюродные, — с восторгом делилась она, — белые тигры и львы-альбиносы, резвые жирафы и кошки в крапинку. Ну, с жирафами я погорячилась: не родственники они нам, не родственники».

Я надул щёки. А чего тогда меня не взяла? На семейные-то посиделки…

«Так до них рукой подать, — оправдывалась Миля, — загребли бы тебя лапой. Ах, бедный Облачко!»

Стиснула меня в объятиях, заглянула в круглые глаза, которые от удивления сделались ещё более круглыми. Зловеще прошептала: «А ещё там живёт старейший в мире крокодил, видевший самого Гитлера!»

Я поёжился. Не знаю такого зверя, но, судя по всему, встретить его было настоящим проклятием.

«У него — вот такие! — клыки», — не унималась Миля, хлопая руками, как пастью. Не выдержав напора, я ускользнул под диван. Потеряв слушателя, Миля ушла, грустно скрипнув дверью. Но не прошло и получаса, как она уже весело носилась по квартире: «Пирожок! Где мой сладкий Пирожок?»

Слышать это было не просто обидно — больно. К горлу подступил комок, в груди кольнуло. Облачко, не дури.

Так я и сидел — тихо, словно мышка из дырочки в полу. Мышка, что вдруг оказалась на чужом чаепитии. Мышка, которую никто не пригласил и не ждал. Мышка, которой не накроют лишние приборы.

С грустью я смотрел на целый ворох проводков. Гоша приготовил их мне — поточить зубки. Эх, надо было слушать Милю до конца. Представил, как она чешет его плюшевое брюшко, а он тарахтит, как трактор — от удовольствия. Гоша делает ему массаж, Лёля расчёсывает подбородок, и глаза его становятся узкими-узкими, как щёлочки.

Из расстроенных чувств меня вывело поддверное шебуршание. Недолго думая, высунул любопытный нос и… уткнулся в полосатые лапы. Неужто соскучился?

Признаюсь, Пирожок меня удивил. Он пролежал так весь вечер — и все следующие дни, изредка отлучаясь в лоток и на обед. При этом всё нюхал и нюхал. Его явно манил мой запах — новый и загадочный. А что, если я первый кот в его жизни?

«Ты ж мой половичок», — умилялась Лёля своему ненаглядному.

Позже забеспокоилась: что он так лежит? Всеми правдами и неправдами, выманивала к себе. Поила валерьянкой, повторяя, что нервы у Пирожка совсем никудышные и болеть ему никак нельзя.

Пирожок же был вполне счастлив. Самозабвенно ел, разбрасывая шарики, как мячики пинбола. Усердно рыхлил комнатные растения и жевал листья — так, чтобы я обязательно слышал.

По ночам я не находил себе места: хотел лечь рядом с Милей, но дурной матрас резко проваливался, пугая меня до смерти. Так я и блуждал по комнате с выпученными глазами — в поисках укромного уголка.

В одно из таких блужданий я заметил, как Миля плачет в подушку, светя экраном телефона. Осторожно выглянул из-за чемодана, который так и лежал неразобранным посреди комнаты. Заслышав моё шевеление, Миля умолкла. Приснился плохой сон?..

Заточение моё продолжалось около недели, и вот вновь зашуршали сумки.

«Куда на этот раз?» — с тоской подумал я и решил быть тише воды, ниже травы.

В последнюю ночь перед нашим отъездом Пирожок пришёл и долго звал меня, скребя лапой под дверью: «Кот, кот, приём!»

В лунном свете лапа выглядела таинственно, и это был первый раз, когда серый не выпустил когти.

«Я болею, дружок. Вот и не хотел тебя заразить. Ты это, прости меня и не сердись», — промурчал он.

Что же это у Пирожка за болезнь? Что с ним теперь будет?

«Погоди, мяу», — только и смог выдавить я, ошеломлённый и встревоженный, но он уже удалился в свою комнату.

Утром, стоя на пороге, Миля окинула квартиру прощальным взглядом. Кажется, что-то забыла. Подошла к коту, сопящему на стуле — чмокнула в макушку. Погодите, погодите, а я? В два прыжка я оказался рядом.

«Выздоравливай, Пирожок», — шепнул.

Он зевнул и лениво помахал мне задней лапой.