В шаге от пропасти

Алиса Рем, 2020

В один прекрасный день Марго просыпается в незнакомом доме, обнаружив, что она заперта. Но кто это сделал, а главное – зачем? Вступая в переговоры с похитителем, девушка ввязывается в крайне опасную игру, закончить которую способен лишь выживший. Ведь с каждой рассказанной им тайной она на шаг приближается к пропасти.

Глава третья. Выбор

« — Я могу тебе доверять?

— Иногда я сам задаюсь этим вопросом…»

Они прогуливались по осеннему скверу, который едва припорошило снегом. Листья ещё сохраняли свою красочность, однако холод предвещал скорый конец очаровательной пестроте. Оттого ещё больше выделялись прожилки на листьях, отдавая вблизи багровым тоном. Природа готовилась к зиме, стремясь последний раз блеснуть своим великолепием. Завораживающее зрелище.

Марго ступала по хрустящим листьям, всё больше увлекаясь своим новым знакомым. Казалось, он знал о многом в этом мире и очень последовательно выдавал информацию в разговоре, старался не перегружать собеседника. Но порой в этих наивно-добрых глазах проскальзывал след печали. Но и сказать, что от него веяло пессимизмом, никак нельзя — мужчина много шутил и был заинтересован в разговоре.

–…Однажды я бежала через улицу, которая разделялась дорогой. Мой дом стоял на одной стороне, а на другой жила моя подруга. У меня был мешок с конфетами в руках, и я очень торопилась. Серьёзно, меня чуть не сбили, — со смехом пояснила Марго, — водитель грузовика остановился и открыл окно. Я думала, он будет кричать, но он сказал: «Хэй, ты, кажется, уронила свой мешок!» Это было так странно! — Марго громко рассмеялась. Джон легонько усмехнулся в ответ.

С каждой минутой ему становилось всё тяжелее. Улыбка мужчины уже не выглядела столь естественно и органично.

Она так любит жизнь… Она так жива…

— А что насчет тебя? — улыбка Джонатана слегка спала, а брови вопросительно приподнялись. Скрывать истинные эмоции всё трудней. Этот вопрос не был для него необычным.

Как правило, каждая девушка хотела познакомиться поближе, узнать о человеке больше, чем он рассказал. В таких ситуациях в ход шли самые разные легенды, меняющиеся в зависимости от спутницы. Но что на этот раз? Заранее продуманный разговор, так что же не так? Но что-то не давало ему рассказать очередную заученную легенду. Ведь если поступить так, в данный момент Джон выглядел бы крайне неестественно, чем излишне насторожил свою спутницу. Но попытаться всё же стоило.

— Я крайне старомоден, всё скучно, — пожал плечами мужчина, смущенно улыбнувшись.

Необходимо выстроить ситуацию так, чтобы создалось впечатление неожиданности данного вопроса.

— Да ладно, расскажи, — Марго слегка пихнула его локтем в плечо, совершенно по-дружески.

— Ну, знаешь… Классическая музыка, выставки импрессионистов.

— Это помогает тебе расслабиться и отпустить мысли?

— Это? Определенно нет.

— Тогда зачем ты это делаешь?

Как странно, но он не знал ответа на этот вопрос.

— А от чего ты получаешь удовольствие? Как расслабляешься?

— Я… Знаешь, я бегаю, — поджав губы, он развел руками и был честен в этот момент.

Марго с ужимкой посмотрела в сторону мужчины. Каждый раз она всё больше замечала, что её новый знакомый просто пожирает её глазами, притом стараясь скрыть интерес. Каждый миллиметр кожи, каждая маленькая морщинка — всё находилось под пристальным вниманием Миллера.

— Что-то вроде медитации, да? — за долю секунды внимание девицы переключилось. — Так, я же обещала кофе, верно?

Пара зашла в первую попавшуюся кофейню, которой заканчивалась нелюдимая аллея. Внутри было тепло и ароматно пахло. Джонатан тут же взял девушку за плечи, помогая снять её легкую куртку. Его пальцы заметно ощущались сквозь неплотную ткань, и нужно признать, довольно приятно. Стоило официанту подойти, как они почти единогласно заключили:

— Эспрессо, пожалуйста.

И оба посмеялись над милым моментом. Как в фильмах, поняли друг друга с полуслова. Обстановка располагала к легкому общению. Джонатан старался уходить от неудобных тем, ему куда больше нравилось узнавать детали жизни знакомой.

Спустя всего пару минут две чашки с кофейным паром стояли прямо перед гостями. Запах кофе один из тех, что не может надоесть.

— Мы нигде раньше не встречались? До знакомства в кафе? — девушка улыбнулась и чуть прищурилась.

— Я бы тебя запомнил, — сделав глоток, он быстро облизал верхнюю губу, приподняв бровь. Нервничает.

Чувство вины нарастало с каждой секундой. Она этого не заслуживает. Марго так беззаботно улыбалась ему, охотно отвечала на вопросы. Таким образом, стало известно, что девушка ещё даже не начала самостоятельной жизни. Она мечтает жить в Лондоне, подрабатывает моделью и ищет своё место в этом мире. Она мечтает, она дышит, она живет…

Эти двое были так непохожи: Марго рвалась на свободу, была птицей, выпорхнувшей из родительского гнезда. Джон же добровольно остался в нём. Словно жалкая ящерица — заполз под гнилые доски и мечтал лишь о покое. Он бесконечно винил себя за свой выбор. Всякий день и час, но ничего не делал.

***

Сигаретный дым заполнил всё пространство. Всё как и всегда. Спустя столько лет он всё ещё сидит в своем кабинете — изменилось лишь средство связи: телефон на проводе сменил ноутбук, через который легко было не только поговорить, но и увидеть собеседника. Прирожденный либерал, всегда мечтавший о том, чтобы приблизиться к вершине. Во всех смыслах.

Заработав целое состояние, будучи в самом расцвете сил, Генри Миллер мечтал походить на приближенных к английской короне. У него было всё — кроме венценосной фамилии, обозначающей, что его нельзя смешать с грязью. Формально. Бредовые идеи хороши тем, что не дают покоя, пока ты не исполнишь их. Дело сделано — и его наследник стал потомком знати.

Джонатан носил фамилию отца, однако с самого детства слышал, как все вокруг таинственно улыбались, узнав фамилию покойной матери. До определенного момента мальчик не понимал, стоит ли воспринимать это хорошо, ведь тётушка Амели всегда отдавала его перестирывать одежду, в которой он виделся с матерью, даже если та была чиста.

Да, его мать была потомственной баронессой, а Джонатан — баронетом. Но что это значило, если он помнил её грустной и вечно пьяной? Спасал ли титул его душу или лишь тешил самолюбие отца?

Что касается Генри, он любил всем говорить о той, на ком был женат, и это казалось Джону диким.

« — Ох, прекрасная Руби была бы счастлива…» — любил повторять он на людях или в присутствии именитых гостей.

Он прикрывался именем покойной, словно красивым палантином, переброшенным через плечо. Мальчик никогда не видел и того, чтобы родители целовались или даже мимолетно улыбались друг другу. О семейном духе не шло и речи — абсолютный холод и тотальный контроль. Любимым днём недели Руби был четверг — день, когда ей выдавали деньги. Он означал, что, скорее всего, до субботы она не вернётся. Но такова была жизнь. И спустя почти тридцать лет после смерти жены вдовец оставался верен привычкам.

Дверь кабинета приоткрылась, и Джонатан вошел. Отец перебирал какие-то папки, на одной из которых стояла кружка с горячим напитком. Кажется, если опрокинется, он и глазом не моргнет. Было в этом вечно спокойном, учтивом, с гордо выпрямленной спиной человеке нечто пугающее, даже зловещее. Глаза Генри скользнули по сыну несколько оценивающе, а после вернулись в исходное положение.

— Проходи, — негромко, но настойчиво произнес Миллер-старший.

Он не любил тратить время на бессмысленные приветствия там, где они не требовались, чтобы показать свою воспитанность.

— Я закончил переговоры с тем магазином, они согласны отдать площадь, — огласил Джон.

— У них и не было иного выхода.

Это так на него похоже — совершенно не замечать заслуг других людей, даже близких. Но существует для него вообще подобное слово «близкие»? Джонатан молча положил желтую папку на стол, приподняв брови. Лишние движения при отце могли быть истолкованы неправильно. Как же Джона это раздражало: перед этим стариком он всё ещё чувствовал себя мальчишкой, хотя вполне мог бы отобрать большую часть бизнеса, сместив его с пьедестала.

Наверное…

В жизни всегда было что-то, что его сковывало, удерживая от решительных действий, которых порой недоставало.

Генри окинул сына вопросительным взглядом, чуть наклонив голову:

— Что-то ещё?

Следы горькой усмешки тут же появились на бледном лице. Да, ждать от отца сантиментов не приходилось, однако надежда на хоть какую-то заинтересованность присутствовала в Джоне по сей день. Ему плевать и всегда было плевать на собственного сына. А порой так хотелось услышать: «Как ты чувствуешь себя? Всё ли в твоей жизни как нужно?»

Хотя…

Что бы он ответил? Коротко и ясно или же постарался бы выкрутиться? Ответ не находился, впрочем, это и не требовалось, ведь такого вопроса в свой адрес Джон не получал никогда. Генри показывал ровно столько эмоций, сколько считал нужным.

Ему так давно хотелось высказать отцу всё, что он думает о нём, но смелости хватило лишь на недовольный тон:

— Ты снова сокращаешь штат? Аделин? В чём она провинилась? — возразил Джон.

— Эта дама не годится ни на что, кроме того, чтобы относить документы в приемную. Глупа как пробка — лишние траты, — без особых эмоций пояснил Генри, поправив лысеющий затылок.

— У нас и так идет сокращение штатов. Аделин была ценным сотрудником, она привлекла на нашу сторону немало инвесторов. Да и к тому же ты хочешь, чтобы в новостном портале снова написали, что Миллеры не дают женщинам делать карьеру? — мужчина скрестил руки.

— Такие вещи уже мало меня удивляют, думал, тебя тоже. Они всегда найдут что написать — дай лишь повод.

— В нашей компании десять управляющих отделом продаж, три твоих собственных заместителя, и все они — мужчины. Аделин работала здесь пять лет! Она была одной из главных фигур.

— Дорогой, не забывай, в этой компании есть лишь одна главная фигура, и это я. Все остальные приходят и уходят.

— Зачем ты вообще нанял меня, если не считаешься с моими решениями? — Джонатан поморщился и нервно провел по подбородку. Кровь внутри кипела как лава.

— Так сделай же так, чтобы я считался, — Генри указал на сына ручкой, а после вновь наклонился к бумагам.

Пока сын босса ехал в лифте, то едва остановил себя от того, чтобы придушить несчастного разносчика кофе.

Хлопнув дверью офиса, Джон быстро сел в автомобиль и с треском ударил по рулю, непроизвольно включив сигнал. В такие моменты легкая неудовлетворенность отношениями с отцом сменялась жгучей ненавистью. Он ненавидел всю его напыщенность, холодность и напускной, истинно британский аристократизм. Вся его жизнь похожа на череду одинаковых действий. Ритуалы, отличающиеся лишь своей периодичностью. Джон чувствовал, как с каждой минутой всё больше тонет в пучине холода, а его мечта вырваться кажется всё более несбыточной, нереальной. Он должен очиститься, должен начать новую жизнь. Но как?

Конец ознакомительного фрагмента.