Тайны и ложь

Аля Кьют (2024)

После смерти мужа я узнала, что у него была вторая семья. Любовницей оказалась секретарша. Банально до безобразия. Она родила ему двоих детей, и мой покойный благоверный, оказывается, оставил им наше общее дело. Даже это я смогла бы пережить. Но на оглашение завещания явился младший брат моего мужа. Ему тоже теперь принадлежит часть бизнеса, который я создавала все эти годы. Мы не виделись пять лет. Ждать от Мирона помощи точно не стоит. Но только он ее и предлагает.

Глава 3. Завещание

Мы с Катей, конечно, придумали много разных уловок. Она предлагала быстренько продать часть картин. Можно попробовать пристроить несколько в хорошие щедрые руки. Но все работы мастеров были для меня, как родные дети. Почти все я покупала за бесценок без посредников, прямо у мастеров. Они тогда еще не знали сами, насколько талантливы. У меня нюх на это дело. Я могу найти жемчужину в дерьме и как следует ее распиарить в узких искусствоведческих кругах.

У меня были сложные отношения с современным искусством. Я сама любила более академичные работы, но и гениальную мазню ценила. Не скажу, что мне это нравилось, но я уважала новаторство в живописи и графике.

Каждая выставка, каждая картина в хранилище галереи были частью меня. Нет, к черту лицемерие. Ничего я бы не смогла продать по-быстрому. Я совершенно не хотела продавать. Да и не было в этом смысла. Если закидывать удочку коллекционерам, они будут сбивать цену. А на аукцион не было сил и времени. К тому же нельзя потом исключать скандала. Я все-таки исполняла обязанности хозяйки до оглашения завещания.

Унизительно.

Моя галерея всегда по факту принадлежала Степе. Мы решили, что в консервативном мужском мире так проще. Я и подумать не могла, что придется хоронить мужа и доказывать свои права на бизнес.

К тому же у меня просто не было сил что-то решить. Я продолжала заниматься выставками, отсиживать новых талантливых художников, следила за аукционами, даже наняла пару новых сотрудников.

Зачем?

Сама не знаю. Мне казалось, что, продолжая жить обычную жизнь, я обману судьбу.

Такую стратегию я выработала давным-давно. Когда мое сердце растоптал Мирон Бероев. Я не хотела жить, так больно мне было от его предательства. И только Степа смог вытащить меня из ада отчаяния. Я всю жизнь цеплялась за него, чтобы не утонуть.

Человек, подлое животное, ко всему привыкает. Вот и мне стало казаться, что спасательный круг — почти корабль.

А теперь у меня и круга не было. Слава богу, я и сама научилась держаться на плаву. Правда, от одной мысли, что придется оставить галерею, меня тошнило. Я знала себе цену, знала, что без проблем найду работу.

Но мне нравилось работать в своей галерее, на себя. И мой дом мне нравился. Его тоже можно было продать без лишнего шума, но я не хотела.

В этом доме жили родители Степы. Землю получил его отец в лохматые времена. И Мирон любил этот дом.

Я пыталась так и эдак сделать свою жизнь спокойнее. Но ни одно решение не приносило мне уверенности. Намного лучше я чувствовала себя, занимаясь любимым делом. Вытаскивать голову из песка мне не хотелось.

В конце концов, стало казаться, что Наташа драматизирует на пустом месте. Даже если Степа оставит что-то ей и детям, то это будет не галерея. У него есть счета, имущество. Он же не дурак, в конце концов. Если дурак, то я подам в суд и обязательно выиграю.

В день оглашения завещания я была спокойна как удав. Нотариус пригласил нас на утреннюю встречу. Я взяла с собой Катерину. Мне даже кофе утренний удалось выпить и не блевануть.

В кабинете я сразу увидела Наташу. Она была одета в строгий брючный костюм. Ее волосы зачесаны в гладкий идеальный пучок. Такой я ее видела почти каждый день до смерти Степы. Интересно, она распускает волосы дома? Зачем теперь поддерживать этот строгий образ?

Глупые вопросы самой себе успокаивали.

Я спокойно села в кресло, а Наташа, наоборот, вскочила как ошпаренная.

— Она тоже тут? Ее здесь быть не должно.

— При оглашении обязаны присутствовать все, кто упомянут в завещании, Наталья Петровна, — спокойно ответил ей нотариус. — Вы присядьте.

Наташа вернулась на свое место и недовольно поинтересовалась:

— Надо было и мальчиков привести?

— Несовершеннолетних наследователей представляют родители или опекун. То есть вы.

— Ну и прекрасно. Непонятно, почему вообще мы так долго ждали оглашения. Могли узнать все сразу.

— Не могли, — продолжал терпеливо просвещать Наташу стряпчий. — Степан Борисович настаивал на присутствии всех наследников. Совершеннолетних наследников. С этим была проблема. Отсюда и задержка по времени.

— Мы ждем кого-то еще? — догадалась Наташа.

Мое сердце сжалось до размера изюминки. Кровь остановилась. Если у Степы не было еще любовниц с детьми, то ждать мы могли только одного человека.

— Всем привет. Я не опоздал? — задорно прозвучал голос Мирона.

А через мгновение он появился сам. Я вцепилась в подлокотники. Брат моего покойного мужа прошел в кабинет. Он остановился у моего кресла, приветливо улыбнулся и сказал:

— Давно не виделись, Тина.

В глазах потемнело. Я медленно поднялась с кресла, встала напротив него, моргнула. Моя рука взлетела в воздух. Я размахнулась как следует и звонко ударила Мирона по наглой роже.

Он дёрнулся и тряхнул головой. Надеюсь, ему было больно.

— Да уж, давно, сволочь! — выкрикнула я и замахнулась еще раз.

Мирон не попытался уклониться.

Меня скрутила Катя. Она поймала мои руки и прижала их к бокам.

— Крис-Крис, ты чего! Тише. Успокойся!

— Черта с два я успокоюсь! Какого хрена ты тут делаешь, Мир?

— Вызвали, — развел руками Бероев. — Как и тебя.

— Ты не был на похоронах, но заявился на оглашение завещания. Где тебя носило, урод, пока я хоронила твоего брата?

— Тише, тише, тише, — продолжала шикать Катя мне в ухо. — Потом его убьешь, Кристин.

— Да, господа, прошу всех успокоиться, — присоединился к Кате и нотариус.

Всех — это он меня имел в виду. Наташа Мирона знать не знала. От моей вспышки ее вообще прибило к стулу. Она смотрела на нас, как зритель ток-шоу, где вдруг началась драка.

— Я готов подставить лицо потом, Тиныч, — фальшиво весело пообещал Мирон. — Удовлетворю твою жажду крови.

— Пошел ты, — рявкнула я. — И не смей меня так называть. Понял?

— Понял, Кристина Дмитриевна, — издевательски проговорил Мирон и устроился около Наташи. Она рассматривала его с нескрываемым интересом.

Пообещав Кате быть тихой, я села обратно в кресло. Пришлось обнять себя руками, чтобы запретить телу бунтовать. Меня потряхивало от желания причинить ублюдку острую боль.

Несколько минут я приходила в себя. Нотариус окинул взглядом нашу компанию и начал процедуру. Его монотонный голос немного успокоил. Я вспомнила, зачем мы тут все собрались.

Катя гладила меня по плечу, тоже внимательно слушала.

Я была готова ко всему и сжала кулаки, когда первым делом оглашали наследование дома.

— Из принадлежащего мне имущества я завещаю принадлежащее мне на праве собственности недвижимое имущество, а именно дом…

Я затаила дыхание, но нотариус обошелся без драматической паузы и быстро закончил:

— Моей жене, Бероевой Кристине Дмитриевне.

Также Степа завещал мне все свое движимое имущество. Учитывая, что он разбился на машине вдребезги, то остался только квадроцикл.

— Забавно, что Стёпка оставил тебе квадрик, — не промолчал Мирон.

— Ты серьезно находишь что-то забавное здесь? — рявкнула я.

— Господа, обсудите все позже, — обратился к нам нотариус, которого мы сбили.

Мирон зашил себе рот пальцем. Я с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть. Чертов клоун.

О, лучше бы Мир продолжал паясничать. Потому что как только оглашение продолжилось, я сама была готова умереть.

Муж больше ничего мне не оставил. Нотариус перечислил все остальное имущество, и оно было поровну поделено между Мироном и его детьми.

Вернее, не совсем поровну. Все работы Мирона возвращались ему, а также часть картин других художников. Также были выделены доли владения галереей. Их оказалось четыре. Наташе тоже полагался кусочек. Степа подумал обо всех, кроме меня.

— Этого не может быть, — прошептала я, когда все закончилось. — Он не мог так поступить. Это невозможно.

Нотариус сделал мне еще замечание и оказалось, что это ещё не конец. К завещанию прилагались документы мальчиков, где их отцом значился Степа.

— Несовершеннолетние или нетрудоспособные дети, — напомнила мне Катя. — Они наследники независимо от содержания завещания. Ты тоже имеешь право на долю, Крис.

— Неужели, — рассмеялась я. — Имею право на долю в своей же галерее?

Мы вроде обсуждали все это с Катей сто раз, и я была готова к обжалованию… Или нет? Наташины слова сбывались у меня на глазах, а я все равно не верила.

— Как законная супруга вы можете оспорить завещание, если недовольны долей имущества, которая вам досталась, — вторил Кате нотариус.

— Недовольна, — рассмеялась я, теряя терпение снова. — Какое счастье, что у меня есть право быть недовольной.

Наташа посмотрела на меня с нескрываемым триумфом. Она как будто ждала скандала. Возможно, думала, что я начну плакать. Она не отводила взгляда от меня. Я не доставила ей удовольствия, хотя внутри все кипело и бурлило.

Мне было так больно и обидно. Я не понимала, за что Степа так со мной поступил? Черт с ней с любовницей. Бог с ними с детьми. Я могла понять и долю Мирона в наследстве. Но мне он не оставил и части бизнеса, ни одной картины. Картины, которые я сама превратила в шедевры.

Почему?

В какой-то момент я перестала слушать и просто ждала, когда все закончится. Катя что-то мне говорила, но смысл ее слов не доходил до меня.

Я с огромным удовольствием и раньше всех покинула кабинет нотариуса, вышла на улицу.

Катя догнала меня через пару минут. Она несла заверенную копию завещания.

Я задрала голову и ловила лицом снежинки. Они таяли на моих щеках, превращались в воду. Почти в слезы.

— Крис, не раскисай, — бойко заговорила Катя. — У нас отличные шансы получить долю галереи. Я сама не возьмусь, но есть коллега, который на таких делах собаку съел. Он очень крутой. Давай встречу с ним назначим. Прямо сейчас позвоню. Может, в кофейне присядем?

— Давай, — откликнулась я равнодушно и сразу передумала. — Нет, лучше ты сама договорись, Катюш. Я тебе доверяю.

Хотела добавить, что мне сейчас очень нужно побыть одной, но не успела.

— Тина, — позвал меня Мирон. Он как из-под земли вырос.

Я вдавила ногти в ладони и процедила:

— Просила не называть меня так.

Он закатил глаза и сказал:

— А, как скажешь. Забыл. Могу я тебя попросить?

— Еще раз ударить? Просить не нужно.

Катя охнула и на всякий случай схватила меня за руку.

— Она шутит, — уверил мою подругу Мирон.

— Ээээ, вряд ли, — неуверенно проговорила Катя.

— В любом случае я готов рискнуть здоровьем. Тин… — Мирон увидел, как я сузила глаза и поправился: — Кристина, ты правда нужна мне.

Я вздрогнула. От его слишком нежного голоса мне стало не по себе. Сколько раз я слышала эту фразу и верила. Даже сейчас мне так хочется верить ему, но я отлично помню, что нельзя.

— Мне нужна твоя помощь, — уточнил Мирон.

Я простонала и сдалась. Пожалею, что уступила, но спросила:

— Какая помощь?

Мирон тряхнул головой, сбрасывая снежинки, и очень тихо попросил:

— Кладбище. Съезди со мной к Степке. Я не найду один.