Поклонники

Алёна Моденская (2024)

Занесённый метелями провинциальный Добромыслов. Ползущие по городу слухи о появившейся в окрестностях города секте и мутантах, выбравшихся из отравленной промзоны. И две девушки, погибшие день-в-день с разницей ровно в один год. Примечания автора: * Книги серии «Черноречье» можно читать в произвольном порядке. * При оформлении обложки произведения использовано изображение, сгенерированное нейросетью Kandinsky.

Глава 1. Пороки и пророки

«Когда дело доходит до пороков и их сокрытия, люди становятся на удивление изобретательными».

Новиков широко зевнул. Рассуждения писателя Русакова о пороках и пророках занимали добрый десяток страниц и успели порядком наскучить. Хотя, в целом, мысль неплохая. Про пороки. Уж кому-кому, а Новикову прекрасно известно, насколько изворотливо люди умеют скрывать гадости.

И про посмертную кару для ненаказанных преступников тоже интересно написано — как их прикапывают на поле, и прямо сквозь тела прорастает острая осока, а грешники всё чувствуют. Иногда ещё упаковывали в ящики, присыпали землёй и пускали плавать по болотам.

Недурно. Иногда действительно очень хочется, чтобы преступника самого протащило по всем «кругам», хотя бы в том мире. Особенно если в этом мире он сумел выкрутиться. Или откупиться. Всякое бывает.

Непонятно только, зачем главному герою книжки понадобилось непременно повстречаться с пророком-отшельником, и теперь сюжет неплохого в общем-то детективного ужастика застопорился.

Собственно, Новиков решил прочесть свежий опус писателя исключительно из чувства «землячества». Снова зевнув, он поскрёб небритый подбородок, пытаясь припомнить, есть ли вообще такое слово. Ну и потом — следователю иногда можно почитывать хорошие детективчики. Так, для разнообразия. И чтобы глаз не замыливался.

Ещё раз смачно зевнув, Новиков загнул уголок страницы и отложил книжку. Встав с кресла, потянулся. И напрасно — в спине тут же хрустнуло. Новиков крякнул и ссутулился. Не стоило так долго сидеть в одном положении — старые раны этого не любят и мигом дают о себе знать.

Фигурные стрелки на большом круглом будильнике показывали половину второго. Посетовав, что засиделся, Новиков выключил светильник и пошлёпал на кухню.

Сквозь непроглядную пелену февральского снегопада проступали мутные пятна фонарей, подсвечивающих густые потоки крупных хлопьев. Как будто мерцающий саван колышется. Весна-то, похоже, не торопится.

Нарезая копчёную колбаску, присланную тёщей из Растяпинска (натурпродукт с тамошнего племзавода), Новиков мысленно подсчитывал, сколько ещё жена с дочкой будут гостить у родственников. В школах — сплошной карантин и дистанционка, а жена рассорилась с главврачихой и пошла в отпуск в «солнечном» феврале. Так что женское большинство семейной ячейки майора Новикова укатило в этот самый Растяпинск.

Кстати, поговаривают, якобы где-то в глухих Растяпинских лесах и обитает писатель Русаков. Правда, никто не знает, где именно. И как он выглядит. Вот уж кто умеет шифроваться.

А что, в Растяпинске, наверное, теперь здорово — заснеженные пряничные домики, коньки, лыжи на свежем воздухе, покатушки на лошадках и долгие зимние вечера в деревянном доме у самовара. Может, на Масленицу и сам Новиков туда рванёт.

Ну а пока выходило ещё добрых две недели гордого одиночества. Другими словами, ещё две недели невозбранимых ночных походов к холодильнику, неконтролируемой горы посуды в раковине и много-много хоккея. И советских фильмов. И пазлы без бесконечного брюзжания жены над ухом. И никаких дочкиных эко-пикетов с придурковатыми активистами, по которым психушка плачет.

Совершенно довольный собой и своей временной свободой, Новиков вернулся к окну, жуя огромный бутерброд. Уже несколько дней журналисты с округлившимися от ужаса глазами пугали зрителей аномальными снегопадами. Европейскую часть страны накрыл циклон. Подумать только, в России зимой выпал снег. Надо же, какая неожиданность.

Хотя коммунальщики Добромыслова, похоже, редко смотрели новости, и снегоуборочная техника выехала на дороги только вчера утром, когда город не то чтобы встал в пробках, а вообще не смог пошевелиться. Новиков вместе с соседями в нежных розовых рассветных лучах лопатой прокапывал выход из подъезда. Впрочем, опоздал на работу из-за сугробов не только он.

А ещё густые снегопады очищают воздух от всякой вонючей химии, что для Добромыслова, застрявшего в кольце ядовитых производств, очень даже полезно. Так что пусть снег дальше кружится и летает. И подольше.

Дожёвывая бутерброд, Новиков наблюдал, как в мягкой лиловой тишине снегопада туманно светятся шарики фонарей. Красиво всё-таки.

Пора ложиться. Завтра надо встать пораньше — похоже, снова придётся прорубать тоннель в сугробе.

Намерение раннего подъёма сбылось само собой с треском телефона. На дисплее высветилась фамилия начальника. С одной стороны, трезвонить по ночам и задолго до рассвета — не комильфо, с другой — когда звонит старший по званию, не брать трубку нельзя. К тому же, видимо, стряслось что-то серьёзное. Палыч — мужик понимающий, просто так в пять утра дёргать не станет.

— Да? — вздохнул Новиков.

— Собирайся, едешь на место, — без предисловий отчеканил Палыч.

— А что случилось?

— Вислогузова знаешь? — Судя по скрипучим интонациям, Палычу ранняя беседа тоже не доставляла удовольствия.

— Кого? — вяло переспросил Новиков.

— У него полигон и переработка мусора на Химической, туда все заводы свои отходы сваливают.

— Это оттуда воняет так, что к промзоне только в противогазе можно подъезжать?

Про то, что именно против этих производств яро протестовали местные эко в компании с его дочкой, Новиков, конечно же, умолчал.

В трубке скрипнуло.

— Вислогузов сегодня нашёл свою дочурку в ванной без признаков жизни, — кашлянув, наконец произнёс Палыч.

Вот же гадство.

— Ясно. А почему я?

— Потому что приказ!

— Есть. — Тишина в трубке успела повиснуть ещё до того, как Новиков произнёс это слово.

Новиков встал, потянулся, крякнул и поплёлся к стулу, в отсутствие жены превратившемуся в гору одежды. Кто там сегодня дежурил? Почему решили ещё и его выдернуть? А, ну да. Господин Вислогузов, как же. Одна фамилия наверняка заставила многих подпрыгнуть. Вот и стягивали на место всех подряд. Для имитации бурной деятельности.

Хорошо хоть машину догадались прислать. Впрочем, она застряла в сугробе за квартал до дома Новикова. Так что пришлось пробираться к «дежурке» пешком, утопая почти по пояс в снегу.

Спустя полчаса покатушек в густом снегопаде из утренней зимней мглы проступил четырёхэтажный дом в свежеотстроенном элитном жилом комплексе. Кованый забор с острыми пиками в человеческий рост, аккуратная парковка, детская площадка, ёлочки. Один сплошной сугроб. Дворнику будет чем заняться.

А раньше здесь была школа, где учился сам Новиков. Но года три назад старое здание с помпой снесли, чтобы на освободившейся земле строить социальное жильё для сирот и многодетных. Однако, видимо, что-то пошло не так. Или не туда.

Семеня по узкой тропочке, Новиков добрался до подъезда. Приоткрытая дверь припёрта кирпичом. Идеально чистый подъезд, но почему-то без консьержа.

На третьем этаже Новиков аккуратно потянул на себя приоткрытую металлическую дверь, из-за которой доносились приглушённые голоса. Тщательно вытер ноги.

Внутри суетливо имитировали активную деятельность оперативники и криминалисты. В ванной копошились сразу два эксперта — дежурный Николайчук и зевающая практикантка, которую очевидно тоже выдернули из дома.

— Доброе утро, — сказал вышедший навстречу Новикову круглолицый оперативник Костя Старов, которому повезло сегодня дежурить.

— Угу, доброе, — отозвался Новиков, пожимая руку Старову. — И что здесь?

— Ну, что, — протянул Старов, осматриваясь. — Господин Вислогузов решил навестить дочурку. От неё уже пару дней не было ни привета, ни ответа. Забеспокоился, пришёл сюда.

— То есть, они не вместе живут?

— Нет, — покачал головой Старов. — Он эту квартирку подарил дочке на день рождения. В общем, пришёл он сюда…

— Дверь открыл своим ключом?

— Так точно. У него есть запасной. Походил, посмотрел, вроде никого нет. Заглянул в ванную. Ну и увидел то, что увидел.

— Можно уже? — спросил Новиков, заглядывая в ванную. Николайчук недовольно хмыкнул.

— Пока нет, — сказал Старов. — Да, вот что. Надень-ка. — Он протянул Новикову бахилы.

— Да ладно? — Новиков только теперь заметил, что все суетившиеся в квартире люди перемещались в синих пакетах на ногах.

— Сам понимаешь, — вздохнул Старов.

— Так что здесь всё-таки? — Новиков, наклонился и, балансируя на одной ноге, натягивал бахилу на ботинок.

— Ну, что. Пока можно сказать одно — она точно не вскрылась.

— То есть, самоубийство отпадает?

— Не совсем. Там могут быть ещё… ну, таблетки какие-нибудь, например.

— Может, несчастный случай?

— Может, — фыркнул Старов. — Хорошо бы.

Жаль. Сразу две хорошие версии — и обе мимо. Рядом вежливо хмыкнули. Новиков поприветствовал Николайчука поклоном. Не ручкаться же, когда эксперт в перчатках. Хотя Николайчук вообще не признавал рукопожатий и прочих проявлений чувств, связанных с тесными контактами.

— Прошу. — Николайчук обвёл ванную широким изящным жестом, будто не место преступления показывал, а открывал выставку полотен эпохи Ренессанса.

Новиков встал у порога ванной. Практикантка успела куда-то деться, так что тело осматривать никто не мешал. Девушка с длинными светлыми волосами лежала в навороченной угловой ванне с гидромассажем, согнув ноги в коленях. Воду уже успели спустить, и бледная кожа почти высохла. Вроде ничего особенного — маникюр, педикюр, подправленный нос, накаченные губы, татуаж бровей, эпиляция где надо. Красная нитка на щиколотке.

Новиков наклонился, чтобы получше рассмотреть невыразительное лицо.

— Посмертной гримасы нет, — раздался над ухом спокойный голос Николайчука. — Явных следов борьбы или насилия тоже.

— Почему губы такие? — спросил Новиков, рассматривая надутые губки странного цвета — помеси фиолетового с малиновым.

— Синюшность наложилась на татуаж, скорее всего, — буднично произнёс эксперт. — Да ещё помада.

— Помада? — переспросил Новиков, выпрямляясь.

— Следы, — кивнул эксперт. — Сверхстойкая, вероятно. Простой чистой водой не смывается.

— Зачем мазать помаду на татуаж?

— Женщины, — пожал плечами Николайчук. — Да, вот ещё что.

Николайчук повернулся к овальному зеркалу и уставился на своё отражение. Новиков не понял, к чему вёл эксперт, и просто встал рядом. Встретился с Николайчуком взглядом в зеркале. Вопросительно поднял брови.

— Вы не туда смотрите, — улыбнулся криминалист и подбородком указал куда-то вверх.

Новиков присмотрелся. У верхнего края стекла, под самой рамой, еле виднелись какие-то значки, написанные то ли красным маркером, то ли краской. Завитки, углы. В середине — крест.

— И что бы это значило? — Новиков настолько приблизился к зеркалу, что от его дыхания запотело стекло. Но оно не стало матовым полностью. Запотевшая область очертила границы искривлённых линий, похожих на те, что были нарисованы вверху.

— Позвольте-ка. — Николайчук ловко оттеснил Новикова плечом и успел сфотографировать проступивший рисунок, пока тот не пропал. — Хорошо бы зеркало забрать на экспертизу.

— Берите, — пробормотал Новиков, глядя, как уменьшается и совсем исчезает крохотное запотевшее пятнышко на стекле.

— Вы позволите, я закончу здесь? — подал голос Николайчук.

Новиков кивнул и вышел в прихожую, где зевал Старов.

— Что соседи?

— Мы пока не стали будить. — Старов перешёл на шёпот. — Тут жильцы такие… сам понимаешь.

— А понятые?

— Консьерж и бабуля из соседнего дома. У неё единственной окно светилось. Ложится в восемь, встаёт в пять. Режим. — Старов опять широко зевнул.

— Н-да. — Новиков снова поскрёб небритый подбородок. Что-то в этом деле казалось неуловимо знакомым. Как дежавю. — А отец где?

— Вислогузов? Там, в комнате. — Старов махнул рукой вглубь квартиры.

— Как его…?

— Имя-отчество? Анатолий Венедиктович. — Старов помолчал, потом добавил: — Дочку зовут… звали Джессика.

— Джессика? — переспросил Новиков. — Серьёзно?

— Угу, — криво усмехнулся Старов. — С фантазией у родителей, видимо, всё в порядке. Так, что там дальше. Двадцать один год, училась… сейчас… — Он прочитал по бумажке: — В филиале Универсальной социально-экономической академии.

— Стало быть, здесь, в Добромыслове?

— Точно. Местные «Рога и копыта».

— Привлекалась? — вяло спросил Новиков, не особо надеясь на интересный ответ.

— Ещё как.

— Что? — не сразу сориентировался Новиков. — Когда?

— А ты разве не помнишь? — почти шёпотом спросил Старов, криво гримасничая. — Года полтора назад мужика сшибла на пешеходнике. Он со смены возвращался, она из клуба гнала, пьяная в хламину. Он и полетел кувырком, без шансов. А она даже не остановилась, просто дальше покатила. Потом ещё скандалила. Говорят, адвокаты от неё на стенку лезли.

— И что? — как-то глуповато переспросил Новиков. Он это дело вспоминал со скрипом, только по выпускам новостей.

— Что, — снова скривился Старов. — Там почти до суда дошло. Не, точно дошло. Она ещё в суде прямо на заседании хихикала, в телефон всё тыкалась, селфилась. Даже прощения у родственников не попросила. Хоть бы для приличия слезу пустила. Но может, так оно и лучше — сразу видно, что за человек.

— Приговор? — Новиков уже понимал, что дочурка Вислогузова тогда как-то выплыла. Как то, что не тонет. Или те, через кого потом осока прорастает.

— А не было приговора.

— Это как?

— Примирение сторон. Папаша родственникам компенсацию выплатил, да и дело с концом.

— Ладно. Спасибо. — Новиков кивнул Старову и пошёл искать господина Вислогузова.

Попутно глянул в приоткрытую дверь ванной. Интересно, куда после смерти попадают те, за кого кто-то «примирился» с пострадавшими?