Золушка

Анастасия Александровна Писченкова-Шипинская (2024)

«Золушка» — сказка, хотя поводом для книги послужил реальный случай. В канун Нового года в деревне на пороге пенсионеров появляется маленькая девочка. Она ищет мать. На вызов приезжает капитан Кириллов. В процессе расследования он сталкивается с необъяснимым: девочка не знает своего имени, а женщина, которую она считает матерью, отрицает родство. Эта история — напряженный поиск, в котором переплетаются судьбы и поднимаются вопросы о том, как эхо прошлых поколений влияет на настоящее.

Глава 6

Мог ли я поступить иначе? Такой вопрос хотя бы раз задает себе взрослый человек. За этим вопросом, как правило следует следующий: был ли мой выбор правильным? После череды размышлений, каждый взрослый задает себе еще два болезненных вопроса. Почему я такой? И что (или кто) сделало меня таким? Совсем скоро Екатерина Андреевна найдет ответы на каждый из них, а пока после поисков дочери, она вместе с мужем возвращается домой, поднимается в ее комнату, чтобы в очередной раз посмотреть на их семейный портрет.

Екатерина Андреевна садится на кровать и вспоминает, как давным-давно, когда Лена была совсем крохой, она засыпала вместе с ней здесь, на этой кровати. В тот момент, как и в тысячи других, Екатерина Андреевна была уверена, что оберегает дочь от опасностей, от ошибок, ведь только так она могла быть хорошей матерью. Но если она была хорошей матерью, почему Лена, уйдя во взрослую жизнь, отстранилась от нее, почему уехала, а точнее, убежала, ничего не сказав?

Екатерина Андреевна так распереживается, что в какой-то момент начнет рыдать, закрыв ладонями лицо, и будет глотать слезы, пока обессиленная не упадет на подушку, и бросив беглый взгляд на книжный шкаф, не заметит в лучах закатного солнца потрепанную общую тетрадь в 90 листов, которая будет лежать на самой верхней полке… Это дневник Лены. Он и станет причиной всех изменений, сулящих счастливый конец всей этой длинной истории, но не будем забегать вперед.

***

20 апреля

Мама сегодня опять сказала:"Молчи!". Я даже не знаю, зачем я вообще пытаюсь ей что-то рассказать. Я хотела поделиться, что у меня произошло в школе. Мне 15 лет, девочки ходят на свидания, а я будто серая мышь. И сказать об этом некому. Дома только и слышно:"Молчи!". Как будто все, что я говорю — это бред.

Мама, наверное, думает, будто я кукла, которую можно поставить в угол и забыть. Она меня не видит, не слышит. Ей, наверно, проще, когда она не знает, что происходит в моей жизни. Она же никогда не рассказывает, что у нее на душе, видимо, ей хочется, чтобы и я молчала, не жаловалась. Может быть, однажды я буду жить там, где никто не скажет мне"Молчи!".

17 июля

Сегодня мне купили кроссовки. Гребаные кроссовки! И я так хотела сделать фотку и выложить, показать одноклассницам, получить свою порцию внимания. Но родители не разрешают мне зарегистрироваться в соцсетях! Представляю, что бы сказал папа. «Счастье любит тишину». Как будто если я буду молчать про свои радости, то они никуда не денутся. Как будто мои успехи — это что-то такое хрупкое, что может разбиться от одного неосторожного слова. Я хотела выложить фотку с подругами в"ВКонтакте", но он сказал, что"нечего показывать свою жизнь всем подряд".

Я не понимаю, почему они так боятся. Они как будто постоянно ждут, что кто-то придет и отнимет у нас все. Мама и папа! У меня для вас новость: всем плевать на нас!

5 сентября

В этом году Дед Мороз мне ничего не принес. Папа сказал:"Хорошего понемногу". Типа мне уже купили подарки месяц назад. Сказал, что не нужно тратить деньги, что нужно экономить"на черный день". Как будто этот черный день вот-вот наступит и что нам нужно постоянно жить в режиме ожидания.

Зачем вообще тогда ходить на работу и пахать как конь, если мы не можем позволить себе даже маленькие радости? Как будто мы здесь для того, чтоб постоянно мучиться, и если хоть раз нам станет хорошо, то это будет неправильно, надо будет сразу же себя от этого чувства отучать.

Только и слышу от них: мы бедные, у нас нет денег!

Я везде белая ворона.

Как же я ненавижу всю деревню, эту комнату, этот дневник!

Здесь Екатерина Андреевна захлопнула с силой тетрадь. Была бы Лена рядом, мама бы отругала ее за такие мысли по полной программе. Как это — не экономить? Как это — не откладывать на черный день? Что за глупости! Бабка войну прошла, прадеда раскулачили! Жили все, как получается. Как умели! Правильно или нет — вопрос десятый, зато все выжили!

Екатерина Андреевна злилась. Ей хотелось заорать на весь дом, опровергнуть каждое обвинение в этом дневнике. И чем больше она хотела переубедить Лену, которая сейчас была так далеко, тем больше внутренний голос подсказывал, что на самом деле переубедить Екатерина Андреевна пытается не Лену, а себя, потому как в глубине души она знала: дочь права.

***

Вечер опустился на деревню тихим покрывалом. Солнце, словно выжатый лимон, докатилось до горизонта, оставив после себя багряные полосы на небе. В избе пахло борщом и свежеиспеченным хлебом. Николай Степанович сидел за столом, медленно пил чай, с удовольствием откусывая ломоть. Екатерина Андреевна с дневником Лены в руках нервно зашла в комнату и стала ходить из угла в угол, словно тигрица в клетке.

— Что опять? — чавкая, проговорил Николай Степанович.

— Я дневник нашла Ленин, — сказала она.

Николай Степанович нахмурился.

— Ну и что там? Глупоости про мальчиков?

— Нет, Коль.

Екатерина Андреевна присела за стол напротив Николая Степановича. Посмотрев ему в глаза, понизив голос, что, безусловно, придало драматизма ситуации, она сказала:

— Лена там… про нас пишет. Про то, как мы ее растили. Как мы ей все запрещали.

Николай Степанович поставил кружку на стол и нахмурился еще сильнее.

— В смысле"запрещали"? Мы же для ее же блага старались! Чтобы она человеком выросла, а не блядью какой-нибудь.

— Вот почитай.

Екатерина Андреевна сунула тетрадь мужу. На нее сразу упали несколько крошек от хлеба, который Николай Степанович макал в чай.

Отец пробежал глазами по идеально выведенным буквам — строчка к строчке — и поморщился.

— И что тут такого? Баловалась много, вот и воспитывали. Надо было слушать старших.

Екатерина Андреевна вздохнула и покачала головой.

— Она же пишет, что устала от этого"молчи". Она хотела, чтобы ее слушали, Коль. А мы что? Мы только и делали, что ее затыкали.

Николай Степанович отодвинул кружку.

Екатерина Андреевна открыла другую страницу.

— А вот еще:"Сегодня опять папа сказал:"Счастье любит тишину". Как будто если я буду молчать про свои радости, то они никуда не денутся…

— Ну, а что здесь не так? — вскинул брови Николай Степанович. — Зачем всем показывать, как ты живешь? Это же не нужно никому.

— Ну почему? Сейчас все выкладывают жизнь в соцсети. А мы Лене все запрещали. Теперь ее там нет, мы даже не можем ей написать. Так бы, может, какую-то информацию про нее узнали, подругам написали, Коль..

Николай Степанович задумался. Он знал, откуда брался этот страх сказать лишнего. Этот страх въелся ему под кожу еще в младенчестве.

***

Степану было три года, когда в их город ворвалась война. Они с матерью прятались в сыром подвале, где каждый звук отдавался эхом ужаса. Несколько суток он слышал грубые голоса чужих солдат, лай их псов и треск выстрелов, проникающий сквозь толстые стены. Голод и жажда терзали их, изматывая силы. Мать дрожала всем телом и Степан с болью видел, как она изменилась, став словно чужой.

Страх стал их постоянным спутником. Он пропитал всё вокруг, и казалось, что он был всегда. На шестой день, когда силы были на исходе, они чудом смогли выбраться из города, воспользовавшись ночной темнотой. Долго брели они по лесам и полям, стараясь избегать людей. Ели всё, что попадалось на глаза. Наконец, их скитания закончились, когда они вышли к нашим солдатам. После этого была эвакуация, а затем тянулись долгие и трудные послевоенные годы. Степан не помнил, чтобы мать когда-либо улыбалась. Она стала суровой и замкнутой, как будто окаменела от пережитого ужаса. Отец так и не вернулся с войны, и вся тяжесть забот легла на плечи матери. Степан чувствовал свою вину и ответственность за её состояние. Он безмерно любил её и понимал, что за её внешней суровостью скрывается огромная любовь. Он молча доедал все, когда она заставляла, и терпеливо сносил ее строгие наказания, зная, что это проявление ее любви.

***

–Это все от бабки моей, — пробормотал Николай Степанович.

Екатерина Андреевна сглотнула. Она тоже помнила эти истории. В ее семье произошло не меньше ужасов.

Николай Степанович посмотрел на жену, на ее лицо, полное сомнений и боли.

— Ты думаешь… мы неправильно ее учили? И мы виноваты, что сейчас она ушла? — спросил он тихо, словно говорил сам с собой.

Екатерина Андреевна ответила не сразу. И ее в этот момент ее понял бы любой взрослый, который уже стал родителем. Правда в том, что мы, взрослые, часто сами блуждаем в потемках собственной жизни, будто с фонарем на лбу, свет которого едва выхватывает клочки реальности. Мы пытаемся опираться на опыт наших родителей, которые, в свою очередь, опирались на опыт своих, но такая система только сгущает тьму, потому как мир постоянно меняется. И вот в этой непроглядной тьме, мы все равно отчаянно пытаемся направить наших детей, давая им советы, как будто у нас в руках карта сокровищ, а не кусок измятой салфетки с пометками"где-то здесь".

Мы рассказываем им о любви, как будто сами не спотыкались на каждом втором камне, и о счастье, как будто мы сами не заглядываем с подозрением в каждый угол, проверяя, не затерялось ли оно где-то там, за отпечатками чужих рук. Мы учим их, как надо жить, как будто у нас в руках инструкция, а не томик пожелтевших сказок, где"жили долго и счастливо"всегда заканчивается на последней странице, как будто это конец истории, а не всего лишь начало долгой и не всегда простой дороги.

Мы вынуждены быть их проводниками в мире, который сами знаем лишь приблизительно, давая советы в вопросах, на которые сами не до конца знаем ответ.

— Я поняла, Коля, что мы всю жизнь выживали, — начала Екатерина Андреевна, — наши родители выживали, и мы учили Лену выживать. И, наверное, несмотря на все наши усилия не повторять ошибок, теперь для нее настало именно это время — время выживать. Мы не научили ее просто жить, просто радоваться жизни, Коля. И теперь наша Лена отправилась в жизнь, которая была знакома ей с детства…Была знакома нам с тобой.

Тишина в комнате стала настолько плотной, что ее можно было потрогать. Слышно было только тиканье часов на стене и тяжелое дыхание Николая Степановича. Кажется, в этой тишине они оба слышали в голове голос своей дочери.

— И что теперь делать?

— Надеяться.

Екатерина Андреевна была права: те, кто с детства учится выживать, также с детства учатся и надеяться. А что еще остается?