Сердце-пламень

Анастасия Родзевич (2024)

Древние чары вернулись, но так и не принесли в Светлолесье долгожданный покой. Не утихают сражения между людьми и колдунами, и, кажется, только в Нзир-Налабахе, городе- на-облаках, можно спастись от пробудившейся Чудовой Рати. Но опасно и там. Чтобы выжить, бывшая колдунья Лесёна вынуждена скрывать правду о себе от колдунов и их повелителя, Полуденного царя. Теперь, когда притворство становится жестокой игрой, победит тот, кто первым раскроет истинное лицо своего противника. И Лесёна должна сделать это прежде, чем возлюбленный, ставший врагом, и друг, предавший доверие, сойдутся на поле боя, а мир падет под поступью Чудовой Рати. Час настал, Ответы все ближе. Пусть Боги смеются, наблюдая, ведь даже им неведомо чье же сердце сгорит на сей раз.

5. Альдан. Разоренное гнездо

В тот вечер думалось плохо. Альдан склонился над картой, разложенной на столе, но муторная духота комнаты отвлекала, не давала сосредоточиться. Он откинулся на спинку резной скамьи, потер виски, а потом резко вскинулся, убрал с уголков карты деревянные фигурки и подошел к окну. Распахнул раму.

Первый снег залетел в гридницу, но молодому княжичу не стало легче. Так он и стоял, долго вглядываясь в лиловые сумерки и растворенные в них очертания крепостного двора. Редкий снег гладил землю, ласкал его щеки, нес с собой прохладу и покой, но Альдан знал, что не стоит обманываться этой ласкою — совсем скоро лютая, жестокая зима грянет в Светлолесье, придет в его растерзанный город, кинет в его людей стылой болотной моросью, и начнется новый виток тяжелейшего времени в истории Линдозера.

Так началось его правление.

Альдан провел рукой по все еще непривычному княжескому венцу, и снова сердце кольнуло глухой тоской. Да что же такое? Отчего так тоскливо? Может, дело в том, что сегодня он вернулся с линдозерских гуляний, где сам благословлял на житье с ладными парнями подружек своих, близняшек? Множество горожан стояло перед ним, и за каждого он теперь был в ответе. Альдан вспомнил, как бабушка Косома положила ему на щеку сухую ладонь, а соседки зашикали на нее, но старушка шепнула:

— Не кори себя, Данушка. Лишнего на себя не бери.

«Какое уж тут лишнее, когда все самое необходимое?» — удивился тогда Альдан.

Но он и правда устал за эти месяцы. Выдохнул лишь, сидя на большом обрядовом гульбище, где праздновали свадьбу молодые из Линдозера.

И чудилось ему, будто его судьба села рядом с ним, а потом, не прощаясь, ушла. Что толку ворошить несбывшееся? Альдан сам не заметил, как потянулся к обрядовому шнуру, забыв, что отдал его… Лучше бы швырнул его в Вороненку.

Не бывать солнцу и луне вместе. Пора идти дальше.

Теперь на плечах Альдана ноша, а на голове — княжеский венец рода Зари. Блестят в пепельно-седых прядях золото да рубины, не дают забыть о цене. И он не забывал, разбирая днями и ночами обращения от горожан, отстраивая кром, выводя дух пепла и пожара из своего гнезда, а заодно — и из своих мыслей.

Но надвигались голод и болезни. Еще летом горожане заговорили о стае волков, замеченной на краю леса, и стало понятно, что зимой соперничать за жизнь придется еще и со зверьем. Линдозерцы все те годы, что Чудова Рать была заключена под землей, боялись охотиться в лесу, и многие просто не знали, как противостоять волкам. Альдан решил эту задачу, отрядив своих людей обучить мужчин стрельбе из лука, и тревожных слухов поубавилось. Но он знал: затишье временное.

И в это затишье вокруг Линдозера собирались тучи. Самое ужасное, что отчасти в этом были повинны жрецы — ведь жрецы Единого не имели подданства. Ни один правитель не мог судить их. Только заветы Единого имели над ними силу. Единственное исключение — он, княж Зари, из-за своего родства с Мечиславом владеющий землей в Святобории.

Но царь Святобории, Залесский, тоже приходился Мечиславу родственником. Согласно старым законам, жрецы должны были доставлять обвиняемых в колдовстве в Цитадель — оплот жречества в столице царства.

Но после того, как Дарен поднял в воздух Нзир-Налабах и освободил Чудову Рать, напуганный Залесский выпустил указ, позволяющий жрецам ради защиты убивать колдунов, не доводя до суда.

И началось. Жрецы опускались до зверских расправ над обвиняемыми. Вершили самосуд, нагоняя ужас на простых людей. И — Альдан знал это от проезжавших мимо торговцев — святоборийцы сами уже прятали у себя начинающих колдунов, самые смелые из которых уходили на поиски Нзира, понимая, что на земле им грозит либо темница в Цитадели, либо смерть.

Альдан, сидя в Линдозере, видел это слабое место в мерах жрецов и понимал, что Дарену это тоже очевидно.

Теперь Альдан не недооценивал противника. Дарен был хитер и в противостоянии не спешил, умел выжидать, а потом принимал быстрые, хладнокровные решения. Дарен точно знал, чем пожертвовать ради победы. Альдан, наблюдавший за ним в Линдозере, уже имел представление о его уловках: расположить к себе простой люд, чтобы потом, умело лавируя между общими интересами, добиться своего.

Альдан хотел знать о каждом шаге Дарена в Светлолесье и, благодаря близости к Мечиславу, получал из Цитадели частые донесения о ходах колдовского царя.

Как он и предполагал, Дарен разослал гонцов в Святоборию, Ардонию, Сиирелл и остальные царства, тем самым показав мирным жителям, что против них Нзир никакой войны не развязывал. Первое время люди в страхе стекались в большие города, но прошло несколько месяцев, а чародеи были замечены разве что в торговле каменьями и оберегами да в помощи оставшимся в весях мирным жителям с дикой чудью, что ползла из Мглистого леса. «Уж не сам ли он ее натравил?» — с негодованием думал Альдан.

Но Дарен даже приструнил екадийских всадников! А этого за несколько веков не удалось сделать ни одному из правителей царств. Святобория и Ардония все эти годы были заняты междоусобицей и погоней за чародеями, пока их подданных год за годом уводили в рабство.

Ардония, царство, в котором Дарен родился царевичем, сильнее всех пострадала от распрей — и то только потому, что там наместником после войны Трех Царств был Ворон и это царство превратилось в одну большую Цитадель. После пробуждения Чудовой Рати и исчезновения Ворона знать Ардонии, несколько лет изнемогающая от вынужденного жречества и налогов, быстренько взяла правление в свои руки. Они признали Дарена наследником престола и изгнали жрецов из Ардонии. Те подались в Злат, под крыло святоборийской Цитадели.

Но Дарен не спешил возвращаться в родное царство. Он вел переписки со знатью, убеждавшей его вернуться на трон предков, и даже ввел в двор Нзира нескольких представителей знатных родов Ардонии, и всем очень скоро стало понятно, что править на земле он не собирается.

Между Ардонией и Нзиром начался обмен и робкая торговля: с одной стороны шли ткани, еда, утварь, травы, а с другой — зачарованная защитными рунами одежда, светящиеся в ночи камни и обереги от чуди.

Сиирелл, верный своим правилам, не желал принимать чью-то сторону. Им нравилось торговать по-тихому со Святоборией рабами из Аскании, большинство подрядов у них также было оттуда, и, даже если жрецы пытались навязать им свою веру, наемники каждый раз ухитрялись ускользнуть от подданства. Сиирелл никогда не участвовали в войнах Светлолесья и всячески избегали столкновений, связанных со жрецами и колдунами. Но как долго они смогут оставаться в стороне?

Итак, жрецы собирались в Злате. Мир трясло от столкновений на всех ярусах: знать сцепилась со знатью, жрецы с колдунами, чудь с народом… предания с преданиями, новые боги со старыми. Прошло целых пятнадцать лет с последней войны…

И вот теперь наступали привычные времена для Светлолесья.

Времена войны.

Только теперь многие понимали, что, когда закончится передел, настанут либо самые лучшие времена, либо такие темные, каких еще никто в Срединном мире не видывал.

Люди, чудь, колдуны — все бежали вперед в поисках лучшей доли.

Альдан же, после того как Мечислав не пустил его в Злат, пытался теперь уберечь свою многострадальную землю от потрясений.

Единственное преимущество, что сейчас было у него в рукаве — время на подготовку.

Карта медленно скручивалась в свиток. Альдан тяжело прикрыл веки — нельзя верить даже своим глазам.

Колдовской город появлялся то тут, то там, и предугадать ничего было нельзя. Снова.

В дверь скромно постучали, но человек, открывший ее и затем вставший напротив Альдана, заметно волновался:

— Началось.

— Я знал, — с мрачным торжеством отозвался Альдан и бросился из гридницы, на ходу набрасывая протянутую кольчугу.

Стены выгоревшего крома отражали грохот его шагов, неупокоенные души скользили мимо, и в тусклом, едва пробивающемся лунном свете их черты дрожали, отбрасывая на пол робкие тени.

Слуги боялись после захода солнца ходить здесь, хотя пустота вокруг казалась зыбкой, ненастоящей, изменчивой и уж точно не зловещей. Раньше было хуже. Холодный, предзимний ветер гулял по плохо протопленным хоромам, и Альдан встречал его с усмешкой. Раньше было во сто крат хуже!

Альдан выбежал во двор, вскарабкался на вершину сторожевой башни. Его человек уже был там: в его дерганных движениях угадывался затаенный страх.

— Господин, — Игмар указал на лес вдали, — их заметили там!

Альдан прищурился.

Созвездие Аспида, обычно мерцающее над лесом, скрывала туча. И туча росла.

Альдан нутром ощутил болезненное, чуждое живому присутствие Чудовой Рати.

— Прикажешь выводить Стрелы, мой княж? — начал было Игмар, но в следующий миг ничком свалился Альдану под ноги.

Сумрак будто отделился от сводов припорошенных снегом елей, и Альдан почуял, что это означает, даже прежде, чем тень приняла человеческие очертания.

— Ты! — Альдан вытащил клинок, и верный Обличитель не замедлил выскользнуть из ножен. Меч легчайшим взмахом рассек едва сгустившийся морок перед молодым княжичем.

— Ничего ты мне не сделаешь, пес, — с издевкой сказал голос. — Тебе же лучше перестать лаять и послушать, что я скажу.

— Твой голос — льстивый мед. Лей его другим, — процедил Альдан.

— Это кому, интересно?

Дарен с мерзким смешком возник перед ним. Черный и золотой пришли на смену просветительскому серому, а соболиный плащ струился по полу, словно влажный змеиный язык. На руках — уйма перстней. Кажется, Дарен всем своим видом подчеркивал свое происхождение, прямо-таки почти кичился этим. И на нем это выглядело естественно, словно влитое, будто всегда он таким был, в отличие от Альдана, чей обруч и княжеская кольчуга сидели на нем, как чужая кожа. Дан вдруг подумал, а что бы сказала сейчас Лесёна, и тут же оборвал себя.

С каждым разом делать это становилось все проще и проще.

— Уж не для меня ли вырядился? — процедил Альдан. Он мельком, так, чтобы не заметил колдун, присмотрелся к городу над лесом: кажется, тот все-таки приближался.

— Не можешь забыть ее, да?

Княжич ничего не сказал, даже взгляда не опустил, а меж тем холодное касание снега с ветром остудило его разум. Может, удастся отвлечь чародея? Пусть попробует приблизиться к его городу… Уж Альдан его приветит!

— С чем пожаловал? — наконец произнес княжич.

Что ж, можно и притвориться. Просто разговор, будто и не пытался Альдан зарубить своего собеседника несколько мгновений назад.

— Передай мое послание Мечиславу, — охотно ответил Дарен. — Я знаю, он в Злате, но мне туда сейчас хода нет.

Княжич смотрел на колдуна как на безумца. Как смеет он являться сюда с подобными просьбами? Как смеет просить о таком его, Альдана, потомка первого жреца?

— Скажи, что я хочу пойти на мировую.

И от этих слов Альдан онемел. У Дарена ведь Чудова Рать. Он мог бы сравнять с землей любое царство хоть сейчас! Но чего он выжидал, теряя все эти месяцы? Трудно было представить, что на уме у колдуна. Но и недооценивать его не стоило, ведь в прошлом именно Дарен сумел перехитрить всех.

— Отчего сам не скажешь?

— О, мне он не поверит, — растекся в широкой улыбке колдун. — Ты же другое дело. Любимый потомок, избранная кровь.

Альдана затрясло. Видеть Дарена — все равно что гореть от собственного бессилия и ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть себя за это. Предательство и обида внутри слились в жаркий ком, что жег его днем и ночью, и ни одна идея, мысль не могла остудить жажды поквитаться. Дарен и Ворон стали его целями, и очень трудно было останавливать себя. Мечислав, дважды говоривший об этом с Альданом, конечно же, замечал лихорадочный блеск в глазах потомка и не потому ли не взял Дана с собой в Злат готовиться к войне, не потому ли оставил его здесь, следить за городом, мужать, набираться сил?

Перед тем, как уехать, Мечислав оставил с Альданом двух наставников: одного по воинскому ремеслу, другого по княжескому воспитанию. «Учись пока», — сказал перед отъездом его прославленный предок. И молодой княжич остался с Усором, старым воеводой, и, правду сказать, времени зря не терял. Строил оружие. Колхат, томящийся в темнице под кромом, выводил для него все, что прежде чертил Ворон, когда тот еще носил облик воеводы и правил Ардонией.

Прежде чем Альдан спустился по лестнице своих воспоминаний на самое дно, Дарен сказал:

— У тебя нет выбора. — И мотнул головой в сторону леса, на город.

Летающий замок был все ближе: уж и вырисовывались темные башни, и переходы, и каменные грани, и куски земли, служившие опорой. Так близко! Уже почти, чуть-чуть… Резанула мысль: что будет с Лесёной, если он… если он… Но нет. Она сама выбрала свою дорогу. Каждый день рядом с этим проклятым колдуном, а может, и не только день…

Он гнал от себя решение до последнего.

Альдан всмотрелся в небо, снег падал ему на глаза, покрывал талой водой щеки. Ветер овевал их, будто заставляя сохнуть скорее. Еще чуть-чуть. Альдан больше не тот пылкий юнец, влюбленный травник, и больше не даст повода Дарену обратить его чувства против него. Теперь все надежно спрятано внутри. Засыпано снегом. Убаюкано зимой.

Но если то, что говорят про колдовской город, не ложь, у Альдана и правда не останется выбора. Княжичу вспомнился тот вечер, когда ему впервые донесли слухи про Нзир-Налабах.

В тот вечер Яния принесла в горшочках запеченную дичь и перед тем, как покинуть гридницу, бросила на Альдана выразительный, яркий взгляд. Он, нахмурившись, вгляделся в ее блестящие глаза, темные косы, зовущую улыбку.

— Долго тянуть будешь? — фыркнул в усы воевода. — Все ее подружки замуж повыскакивали по осени, а она, строптивица, в кром пошла служить. Знамо к кому! Приголубь девку, дурень. Чего сам маешься и ее маешь?

Альдан подтянул к себе карту.

— Где, говоришь, замок видали?

Усор крякнул и сел, положив локти на стол.

— Да вот же, над Мглистым лесом все ошиваются…

— Нелегко к ним подобраться будет.

— Нелегко, мой княж.

— А если сюда заманим?

Старик побелел, и усы стали видны отчетливее, заполыхали на обескровленном лице.

— Единый помилуй тебя с такими разговорами, княж! Будто не слыхал, какая слава за проклятым городом ходит?

— Какая?

— Будто там, где он появляется, земля мертветь начинает, скот падает и люди мрут.

Альдан еще раз склонился к карте.

— Думаешь, по этой дороге нам к лесу не пройти?

Усор со скупой горечью признал:

— Не сдюжим мы, господин.

— Еще посмотрим.

— А то не слыхали вы, что стряслось с весями у Мглистого леса!

Люди пропадают, чудь утаскивает колдунов. Город на севере, вторая торговая пристань Святобории, из которой по осени, пока не встало море, купцы перебирались в Асканию, ныне остался лишь в воспоминаниях. Говорят, все люди сгибли — то ли в лес ушли, то ли чудь задавила.

С севера с котомками потянулись люди, потом — птицы и лесная животина. Альдан и сам заметил, сколько дичи прибавилось в его лесах. Всю осень он исступленно, до дрожи в пальцах, строчил письма в Злат, пытался достучаться до Мечислава, объяснить, как мало у них времени и что ему, Альдану, не место вдали от столицы. Мечислав скупо отвечал: никому другому не доверю город. Но Альдан злился. Будто у них в запасе еще сотни лет! Альдан одергивал себя, ведь Мечислав всегда был для него примером, опорой. Но до чего трудно усидеть на месте, когда где-то по небу плывет проклятый город, неся за собой гибель всему живому!

Правда это или нет?

Лишь бы успели вывести Стрелы…

Лишь бы город подлетел ближе…

— Знаю, что у тебя в плену червенец-каратель по имени Колхат…

Отпираться было бессмысленно.

— Отдай его мне, — потребовал колдун.

— Нет.

Этого пленника Альдан спрятал ото всех. После того как Колхат переродился, в нем почти не осталось ничего человеческого — Альдан сам допрашивал его. Много ужасного узнал. Но и полезного тоже. Взять хотя бы Стрелы…

Да где же, где они?!

Дарен начал исчезать, и Дан попытался задержать его отчаянным:

— Почему ты думаешь, что Мечиславу будет интересно твое предложение мира?

— Сам догадаешься, — одними губами произнес Дарен и растаял.

И вот теперь горькая тьма заволокла небо, и снег полетел черный, словно сажа.

— Иди к Мечиславу, — голос колдуна изменился, стал злым и безумным. — Передай все, что видел, и скажи, что времени до исхода зимы. К годовщине войны Трех Царств!

Княжич только и успел обернуться.

И разверзлись чернильные хляби, и рухнула на город голодная, стоокая тьма.