17
С непроницаемым лицом Вадик вошел в прихожую. Осмотрелся.
— Он здесь? — Я покачала головой. — Приходил?
— С утра.
— Как мама?
— Иди поешь.
— Не обманывай меня! Что с ней… что случилось?
— Все равно это должно было случиться. Она так мучилась…
— Где моя мать?
— Вадик… я прошу: успокойся.
— Значит, она умерла?! Боже мой! Боже мой… — Он плакал. — А папа? Папа знает?
— Я заходила к нему… Он спал, кажется.
— Надо ему сказать! Я сейчас.
Неестественной прыгающей походкой Вадим направился в комнату отца.
— Она умерла!.. Папа! — Детское, ничем не прикрытое горе рвалось из его груди наружу. — Умерла сегодня. Ты слышишь? Идем к ней. Идем, надо проститься. Пап!!!
Напуганная его отчаянными воплями, я распахнула дверь. Вадим ходил из угла в угол, меряя комнату по диагонали. Георгий Петрович сидел в углу дивана. Вроде бы как обычно. Но я почувствовала неладное.
— Георгий Петрович, вы слышите?! Валерия Михайловна… в общем…
Я никогда не забуду его взгляда, обращенного ко мне в ту минуту. В нем читались глубокое осознание случившегося и боль, материализовавшаяся боль.
— Георгий Петрович, надо пережить… Будьте мужественны!
В ответ он издал странный гортанный звук, нечто среднее между мычанием и рыком.
— Что с вами?
Звук повторился.
— Па-а-па… — Вадим вдруг резко остановился, замер посреди комнаты. У него побелели губы. — Па-а-п, что с тобой?!
Георгий Петрович не шевелился.
— Скорее, Вадик! Скорей! Вызови скорую! — закричала я.
— Скорую? Да в чем дело?
— Мне кажется, у него инсульт. Я попробую кое-что предпринять… Не стой же — звони!
