Комплекс крови

Анастасия Эльберг, 2023

Доктор Филипп Хобарт совершает гениальное открытие: изобретает синтетическую кровь, призванную исцелить вампиров от «комплекса крови», болезненной зависимости от их создателя. Дети ученого – удачный результат эксперимента, но они получились разными. Тристан ненавидит всех, кто не принадлежит к избранной расе. Терпсихора верит, что представители этой расы должны улучшать мир. Будущее за ангелами или за чудовищами? И кто, ангел или чудовище, охотится за братом и сестрой?

Глава седьмая. Филипп

6 июля 2009 года, поздний вечер — ночь

Треверберг

— Немного морщит на спине, синьор. Хорошо, что сегодня вы нашли время для примерки. В противном случае пришлось бы переделывать в спешке. А я не люблю спешку. Это непрофессионально.

Тристан, вот уже двадцать минут безропотно подчинявшийся вежливым просьбам портного повернуться так, а еще так и эдак, возмущенно выдохнул.

— Да ты шутишь, Эльвар! Сколько можно работать над одним смокингом?! Я бы сшил его намного быстрее в одном из городских магазинов! У госпожи Стаут, к примеру!

— Так почему же вы не заказали смокинг у госпожи Стаут, синьор?

Когда Филипп впервые увидел Эльвара Дорриана, ему на ум пришло словосочетание «истинный вампир». За вампира его приняли бы даже смертные, не имеющие понятия о Темном мире, потому что именно так, с их точки зрения, выглядят эти существа. Таких юношей — высоких, стройных, с длинными иссиня-черными волосами, чересчур бледной кожей и болезненно-тонкими лицами — когда-то рисовали на портретах, изображавших аристократов. Эльвар говорил тихим спокойным голосом, его улыбка была такой легкой, что не каждый бы ее углядел, его жесты были плавными и вежливыми, походка — неспешной. Употребить в адрес портного «красивый» мешало только выражение синих глаз. Точнее, полное отсутствие выражения. Так смотрит тот, кто нашел смысл своей жизни — и теперь его ничто не волнует. Филипп по опыту знал, что от существ, которых ничто не волнует, следует держаться подальше.

— Ты сам знаешь, почему, — буркнул Тристан и уже приготовился снять смокинг, но Эльвар поднял руку, останавливая его.

— Пожалуйста, еще минутку, синьор.

Он обошел клиента, внимательно изучая творение своих рук. Если бы не правила вежливости, сын с удовольствием изобразил бы недовольное сопение.

Многие вампиры гордятся своей историей и рассказывают ее при каждом удобном случае. У Эльвара, разумеется, тоже была история, но ее никто не знал. Он приехал в Треверберг несколько десятилетий назад из Рима в компании кукольника Марко Горетти. Марко открыл магазин в старой части города, который сегодня знали все. В создаваемых им фарфоровых красавиц влюблялись с первого взгляда, он никогда не устанавливал скидок на продукцию, но клиенты прибывали и прибывали. Эльвар шил одежду для кукол, созданных владельцем магазина (Марко он не называл по имени, пользуясь уважительным «хозяин»), и каждое из платьев было маленьким шедевром. Время от времени мистер Дорриан снисходил и до людей, чуть чаще — до темных существ. Его одежда стоила намного дороже, чем творения городских модельеров, но вы могли быть уверены, что товар получите высококлассный. Эльвар кропотливо работал над каждым швом, выверял каждую мелочь, подмечал любой, даже самый незначительный недостаток изделия. Он мог работать над платьем целый год, но в итоге женщина получала не просто наряд, а совершенство.

— Ты и вправду итальянец, Эльвар? — спросил Тристан, наблюдая за тем, как портной делает схематические зарисовки в небольшом блокноте.

— Нет, синьор. Страну, в которой я родился, сегодня называют Исландией. Рим — моя вторая родина, потому что там я встретил мать.

— Тот, кто был до Тристана, много путешествовал и бывал в Риме. Итальянки не такие красивые, как о них рассказывают.

— Когда-то я находил их привлекательными, синьор, но характер у них дурной.

Филипп, сидевший в кресле у окна, посмотрел на наручные часы. Он говорил с Ларри минут сорок назад, и тот, по всей видимости, застрял в «пробке». Что же, это хорошо: приедет к ужину и познакомится с Терри и Тристаном. Если, конечно, Тристан соизволит явиться к столу. Скорее всего, сын уйдет в библиотеку и просидит там до утра.

— А женщин в Треверберге ты находишь привлекательными? — продолжил допытываться Тристан.

— Не могу сказать, синьор. Меня не интересуют женщины.

— А приятель у тебя есть?

— Мужчины меня тоже не интересуют, синьор. Меня интересует только мое искусство.

Эльвар убрал блокнот в карман черных шелковых брюк с идеально отглаженной «стрелкой» и кивнул Тристану, давая разрешение снять смокинг.

— Еще тебя интересует еда, — сказал сын. — Люди. Верно?

— Тристан, думаю, это не самая подходящая тема для светской беседы, — вмешался Филипп.

— Все в порядке, доктор, — улыбнулся портной. — Да, синьор. Еда меня тоже интересует. Но искусство — это главное.

— Знаешь, это любопытно. — Тристан снял смокинг и протянул его Эльвару. — Ты живешь так, будто на дворе до сих пор восемнадцатый век. Не пользуешься телефоном. Не читаешь газет. У тебя нет компьютера. Ты не общаешься с вампирами, которые живут в Треверберге. Ты — пережиток прошлого. Но очередь из женщин, которые хотят заказать у тебя платье, огибает город на три раза. В чем секрет?

Эльвар упаковал смокинг в матовый полиэтилен.

— Боюсь, мой ответ обидит вас, синьор. А обижать клиентов не в моих правилах.

— Да уж, я бы тоже не стал обижать тех, кто тебе столько платит. Ну а все же?

— Жизнь человека и темного существа делится на две части, синьор. Первая часть — поиск, и во время поиска мы только потребляем. Вторая часть — обретение смысла. Обретая смысл, мы перестаем потреблять и начинаем служить. Со стороны может показаться, что я — портной с золотыми руками, который шьет поразительную одежду, но на самом деле все проще. Я служу.

Тристан взял со стула джемпер из тонкой шерсти.

— Смешно, — бросил он. — Ты вампир, и ты пьешь кровь. Все, что ты делаешь — это потребляешь.

— Возможно, синьор. Но наша природа не имеет значения. Нас определяет то, что мы создаем. Меня определяет то, что создаю я. А вас определяет то, что создаете вы.

— Мне не нужно ничего создавать, — передернул плечами Тристан. — Я высшее существо. На меня должны равняться. И никто не будет говорить мне, как я должен себя определять.

На губах Эльвара появилась легкая улыбка.

— Я предупреждал, что мой ответ обидит вас, синьор.

— Существо, которое живет во тьме, боится серебра и охотится на людей, не может обидеть такого, как я.

— Вы, безусловно, правы. — Портной поклонился. — Благодарю за то, что уделили мне время, синьор. Доктор, — он повернулся к Филиппу, — глубоко сочувствую вашей утрате. Мне не выпала честь быть знакомым с доктором Родманом лично, но я много слышал о нем. Это большая потеря для всех нас.

— Спасибо, мистер Дорриан. Бэзил присматривает за слугами, которые развешивают картины в коридоре. Он проводит вас до двери.

Дождавшись ухода Эльвара, Тристан подошел к отцу и занял второе кресло. Когда-то в этой комнате собирали званые обеды и ужины, но друзей у Филиппа становилось все больше, и для приемов выделили другое помещение. Сегодня здешнюю обстановку можно было описать как «чулан с очень элегантным беспорядком»: накрытая чехлами мебель, старый рояль, ящики с документами и книгами, свернутые ковры, огромное количество декоративных безделушек и напольное зеркало. По углам комнаты прятались старинные канделябры, огромные и ветвистые. Один из них сейчас стоял рядом с зеркалом, и пламя свечей едва заметно колыхалось на легком сквозняке.

— Иногда он позволяет себе слишком много, — заметил Тристан.

— Он вампир, дитя. А для вампиров такое поведение типично.

— Ты хочешь сказать, было типично до того, как наступил двадцатый век?

Филипп разгладил манжеты рубашки и, к своему неудовольствию, заметил, что не подобрал запонки. В ожидании ответа сын нетерпеливо выстукивал по паркету известную только ему мелодию каблуком туфли. Если он что-то и взял от своего создателя, так это умение безукоризненно выглядеть. Тристан носил итальянскую обувь из самой дорогой кожи, не признавал футболок и джинсов. Сегодня на нем были брюки из стального шелка в узкую серебристую полоску и нежно-розовая рубашка, которая стоила не одну сотню долларов. Светлые волосы собраны в аккуратный хвост, фиалковые глаза за стеклами очков смотрят пытливо и высокомерно.

— Не думаю, что у тебя есть право его осуждать, Тристан.

— Из-за таких, как он, мы до сих пор живем во тьме.

— Ты не живешь во тьме. И многие другие — тоже.

— Ты все прекрасно понял, отец. Хотя о чем я. Вряд ли ты на самом деле меня понимаешь. В твоем доме живет темный эльф-полукровка, и ты опустился до того, что кормишь его своей…

— Это и твой дом, Тристан. А темный эльф-полукровка ухаживал за тобой, когда ты лежал здесь в беспамятстве. Если бы не он, ты был бы мертв.

Сын поднялся из кресла, подошел к окну и замер, сложив руки за спиной.

— То был не я, — спокойно возразил он. — А тот, кто был до Тристана.

— У него есть имя. И собственная история.

— Это осталось в прошлом. Теперь я Тристан, твой сын. И, если тебе на самом деле так важно мое мнение — а ты часто об этом упоминаешь — повторю. Кормить Бэзила своей кровью унизительно.

— Это дает ему силы. Если бы он захотел, я бы подарил ему бессмертие.

Тристан бросил на отца взгляд, говоривший «ты не в своем уме?».

— И мы были бы братьями?

— Вы почти братья.

— Не смей произносить это вслух. Мне хватает сестры, которая путается с наркоманом.

Филипп встал.

— Твоя сестра и ее мужчина сегодня ужинают у нас, — сказал он. — Надеюсь, ты присоединишься к нам и проявишь достаточно такта за столом.

Тристан осуждающе поцокал языком.

— Премного благодарен, но воздержусь. Меня ждет чудесный вечер в библиотеке. Даже «История Великой Реформы» предпочтительнее, чем такая компания.

В дверь постучали, и в проеме показался Бэзил.

— Пришел мистер Родман, хозяин, — уведомил он.

— Проводи в мой кабинет.

***

В последний раз Филипп видел Ларри много лет назад. Ему было семь, и Лора, еще кроха, пряталась за спиной брата от незнакомого гостя. Альберт показывал другу новую лабораторию, его красавица-жена помогала слугам накрывать к обеду. За столом дети вели себя идеально: сидели с прямой спиной, держали локти на весу, говорили «спасибо» и «пожалуйста» и не перебивали взрослых. Филипп не мог отделаться от мысли, что в происходящем есть совершенно особая обреченность, характерная для молодого поколения семей из высшего общества. Те самые темные эльфы «из этих», ни прибавить, ни отнять.

Лариэлю Родману было тридцать девять. По меркам необращенных темных существ — еще мальчик, они начинали отсчитывать истинный возраст после пятидесятилетней отметки. Первенец Альберта изменился, но Филипп без труда узнал серьезного мальчика, подававшего сестре стакан с апельсиновым соком. Ларри сидел вполоборота к двери. Профиль у него был точь-в-точь как у друга.

— Добрый вечер, Лариэль, — поздоровался он.

Ларри торопливо поднялся из кресла и пожал руку хозяину кабинета.

— Доктор Хобарт. Спасибо за приглашение. Знаю, аудиенции у вас добиться непросто. Для меня это большая честь.

Он и вправду походил на Альберта как брат-близнец, хотя жесты у него были не отцовскими — слишком торопливые.

— Филипп.

Гость осторожно улыбнулся.

— Хорошо. Тогда зовите меня «Ларри», пожалуйста.

— Ларри, — повторил Филипп. — Хорошо, что этого не слышит мой сын. Он бы упрекнул тебя в том, что ты пользуешься сокращенной формой темного имени.

— Я привык к этой форме. Надеюсь, ваш сын в добром здравии?

— Да, как и дочь. Если ты останешься на ужин, то сможешь с ней познакомиться, а заодно и с ее мужчиной. Он журналист. И, похоже, хочет взять у тебя интервью. Поговорить об Альберте.

Ларри вернулся к столу и медленно опустился в кресло.

— Не думаю, что смогу много рассказать. Вы ведь знаете, в последнее время мы практически не общались.

— Да, он мне говорил. Из-за матери.

— В том числе. Я тяжело воспринял новость об их разводе. У нас, — он сделал неопределенный жест, подразумевая темных эльфов «из этих», — такое не принято. А потом у меня начались проблемы с Вэл… Валери… с моей женой. В общем, мы с папой отдалились друг от друга.

Филипп подошел к сейфу и начал набирать код.

— Твоя сестра не приехала?

— Нет. Постарается вырваться в ближайшие два дня. — Он помолчал. — Доктор Хобарт… Филипп. Я хочу у вас кое-что спросить, надеюсь, это не прозвучит слишком бестактно.

— Я слушаю.

— Вы хорошо знали папу. Он доверял вам все свои секреты, даже те, которые не рассказывают женам. Вы думаете, что он умер своей смертью?

Под внимательным взглядом Ларри Филипп захлопнул дверь сейфа и приблизился к столу, держа в руках несколько папок.

— А что ты сам об этом думаешь?

— Я бы предположил, если бы знал, чем он занимался. Помимо благотворительности и исследований. Иногда под словом «исследования» подразумевается много всякого…

Филипп улыбнулся.

— Нет, на правительство Альберт не работал. И с криминалом тоже не связывался. — Он сел за стол и положил папки перед собой. — Хотя в нем всегда было это ощущение… раздвоенности. Он любил ходить по лезвию. Жил по-настоящему только тогда, когда вокруг горел огонь, а он через него шел. Обжигался, но продолжал идти. Потом говорил, что сил у него больше нет. Но проходило несколько дней — и он снова тосковал об огне.

Выражение непонимания на лице гостя говорило красноречивее любых слов.

— Это тебя удивляет, верно? Ты помнишь своего отца джентльменом, который открывает дамам двери и может потратить час на то, чтобы подобрать галстук?

— Да, — признал Ларри.

— По молодости голова у него была горячая, и он обожал говорить и делать ерунду. Привычка говорить и делать ерунду имеет свойство уходить с возрастом. Чего не скажешь о горячей голове.

— Так вы считаете, что его убили?

Вопрос повис в воздухе как гильотина, готовая сорваться от одного вздоха.

— Считаю ли я, что его убили? — повторил Филипп. — Я думаю, вопрос следует поставить иначе. Кто мог его убить. И по какой причине. Ты ведь химик, Лариэль, — внезапно перевел он тему. — И, если я не ошибаюсь, специализируешься на ядах.

Ларри вытянулся в кресле.

— Да, это верно, — подтвердил он, с опаской глянув на прикрытую дверь.

— Кстати, где ты работаешь?

— Можно сказать, что на себя.

— У тебя свой бизнес?

— Не совсем. Я работаю на очень влиятельного человека, имя которого лучше не произносить вслух, потому что это не понравится властям.

Филипп нахмурился.

— Это неважно, правда, — улыбнулся Ларри. — И не связано с отцом.

— Ты уверен?

— Мой работодатель скорее устроит веселую жизнь тем, кто убил отца. Но его самого он бы ни за что не тронул.

— Он смог бы найти тех, кто убил Альберта?

Взгляд Ларри заметался по столу и остановился на пепельнице. Филипп кивнул гостю, давая молчаливое разрешение закурить, и тот с явным облегчением достал сигарету из пачки красных «Marlboro».

— Он может найти кого угодно и где угодно, но я бы предпочел не обращаться к нему. Разве что в самом крайнем случае.

— Похоже, ты ввязался в дурную историю, мой мальчик.

— И без вас знаю, сэр, — печально вздохнул Ларри, щелкая зажигалкой.

— Филипп, — вежливо поправил хозяин кабинета.

— Да. Простите. Так что вы говорили о ядах?

— Я в них разбираюсь плохо, но, полагаю, обычным ядом темное существо не отравить.

— Смотря какое темное существо. Смотря сколько яда вы ему дадите. Но вы правы.

— Значит, тот, кто убил Альберта — если его действительно убили — знал, что он — не человек.

Ларри с наслаждением затянулся и выпустил дым через ноздри. Теперь он еще больше напоминал своего отца. Тот не расставался с сигаретами и повторял фразу «всего лишь одна в неделю» чересчур часто для нерегулярного курильщика.

— Это нам ничего не дает, — сказал он. — Среди его конкурентов могли быть темные существа. Правда… — Он закусил губу и посмотрел на лежавшие перед Филиппом папки. — Если этот конкурент достаточно умен, он закажет яд через десятые руки. То есть, обратится к не совсем законным методам. Темных существ, которые готовят яды для таких целей, не так много. Я знаю всех. Но, что еще важнее, они знают меня и моего работодателя. И они не согласились бы на такую работу ни за какие деньги.

— О боги, Лариэль. Я не хочу знать, на кого ты работаешь, но рад, что он за тобой присматривает.

— Только потому, что это ему выгодно, — вздохнул Ларри. — Словом, если это яд, то с его составителем я не знаком.

Филипп открыл одну из папок.

— Альберт не рассказывал тебе, над чем мы работали?

— Только о клиниках и центре помощи. И, конечно же, о лекарствах. — На его губах появилась слабая улыбка. — Клиники меня не интересовали, а формулы лекарств я изучал пристально.

— Значит, ты ничего не знаешь о проекте «Комплекс крови».

— «Комплекс крови»? Нет, кажется, об этом он мне не говорил.

— Мы начали исследования в 1930 году. В 1939-м создали первую версию продукта.

— Какого продукта?

— Продукта, способного подарить жизнь идеальному вампиру.

Вид у Ларри был ошарашенный. Пальцы, сжимавшие сигарету, замерли в нескольких сантиметрах от губ.

— Вы хотите сказать, что повторили опыты, которые устраивали во время Великой Реформы в Отделе Науки?..

Филипп расслабленно улыбнулся.

— О нет. Нашей целью было минимизировать попадание крови в организм обращенного существа. Единственная слабость вампиров — зависимость от этой особой пищи. Она не столько физическая, сколько психологическая. К примеру, Незнакомцы не помнят, какова на вкус кровь создателя, но в критических ситуациях питаются кровью, хотя он не учил их охотиться и бросил в ночь обращения. Эту психологическую зависимость мы назвали комплексом крови.

— Интересная гипотеза, — кивнул Ларри.

— Она была гипотезой вплоть до конца семидесятых годов прошлого века. В это время мы создали окончательную версию эликсира. Она была идеальна. По крайней мере, мои ощущения говорили именно об этом.

— Вы хотите сказать… что вы с отцом изобрели синтетическую кровь?

— По сути, так и есть.

Ларри потушил недокуренную сигарету в пепельнице

— И… вы ставили эксперименты на себе?! Проклятье! Ох, извините.

— Да, это время моей жизни было не самым простым, — признал Филипп. — Но потом я подарил жизнь Тристану и Терри. Тристан — мой первенец, я решил не рисковать и кормил его своей кровью в течение трех месяцев. Терри — результат чистого эксперимента. Она принимала синтетическую кровь с первого дня обращения. Все здесь, в этих папках. По крайней мере, самое важное.

— Невероятно. — Ларри поднялся из кресла и нервно зашагал по ковру. — Вы создали вампиров, которые не пьют кровь!

Да. В этом существе жил Альберт. В каком-то смысле этих слов оно было Альбертом. Его Альбертом. Созданием, которое никого и ничего не боялось, и шло на риск даже тогда, когда все крутили пальцем у виска.

Ларри внезапно замер посреди комнаты.

— Кто еще знает об этом?

— Знал Альберт. Знаю я. Знают Тристан с Терри. Больше никто.

Он в отчаянии воздел руки к потолку.

— Но почему вы не рассказали об этом миру?! Вы понимаете, что совершили гениальное открытие?!

— Присядь, Лариэль. Мы давно говорили о том, что нужно представить проект общественности. Твой отец рассуждал точно так же, как ты.

— Еще бы! Он ведь был ученым!

— Я тоже ученый. — Филипп опустил глаза и принялся изучать обложки папок. — Но у этого эксперимента есть темная сторона. Мой сын.

Ларри снова устроился в своем кресле.

— С ним что-то не так?

— Это очень мягкая формулировка. — Он постучал пальцами по столу. — Знаю, прозвучит как бред параноика, но я уверен, что убийство Альберта связано с «Комплексом крови».

— Но это лишено логики. Выходит, что его убили либо вы, либо кто-то из ваших детей.

В приоткрытую дверь заглянул Бэзил.

— Пришли госпожа и ее спутник, хозяин, — объявил он.

Филипп не сдержал облегченного вздоха. Тяжелый разговор откладывался, пусть и ненадолго.

— Благодарю, Бэзил, мы сейчас спустимся.

— Да, хозяин, — ответил дворецкий и испарился.

Ларри неотрывно смотрел на папки.

— Думаю, будет лучше, если я загляну к вам в другой день, да? — предположил он. — Вы расскажете мне все?

— Да. — Филипп заглянул в ежедневник. — Что насчет вечера девятого июля?

— Идеально. — Ларри улыбнулся. — То есть, для меня все идеально. Я ничем не занят. Жду, пока наш юрист разберется с бумагами для завещания.

— Очень хорошо. Тогда самое время отдать должное ужину. Терри иногда не следит за языком, а ее молодой человек — просто зверь, когда речь заходит о получении нужной информации для работы, потому он истинный журналист. Заранее прошу прощения за неудобства. Можете спускаться за Бэзилом. Я положу папки в сейф и присоединюсь к вам.