Только не обижай

Анатолий Митяев

Огромные кабаны с длинными клыками и милые жабята с янтарными глазами. Рогатые лоси с шерстяными ушами и свободолюбивые сизокрылые голуби… Кого только не увидишь в деревенской округе, где люди, птицы и звери и сегодня мирно живут бок о бок. Большинство деревенских жителей воспринимает такое сосуществование как обычное явление. Но есть люди, которые удивляются каждому кустику кислицы и каждой синичьей песенке, чувствуют в них удивительную гармонию. И не просто видят, но и могут — обладая особым даром! — донести идею о величии и красоте окружающего мира до читателя. Именно таким человеком был Анатолий Митяев, в первую очередь известный как автор детских книг по российской истории. Оказалось, что писатель создавал и трогательные и поэтичные зарисовки природы, в надежде, что следующие поколения будут относиться к ней так же трепетно и бережно, как он сам. В эту книгу вошли и вообще впервые публикуемые стихотворения писателя, и неизданные рассказы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Синичьи песенки

Зима стояла долгая, суровая. Чтобы держать тепло в доме, приходится дважды и даже три раза топить печку. Смотрел я, как синичка обследует убывающую поленницу, и тревожился — хватит ли дров? Мне казалось, что и птичка тревожится: не мороженых пауков в дровах ищет, а поленья считает. «Ти-ти-тий, ти-ти-тю», — невесёлый был её голосок. Ночует она на чердаке у печной трубы, и ей тоже не безразлично — тёплые кирпичи или стылые.

Синица была доверчивая, брала семечки с ладони. На берёзе висел молочный пакет с кормом, но озорничали воробьи. Самые прыткие залезали в пакет и клевали каждого, кто совал туда голову. На ладонь воробьи садиться боялись.

В конце февраля стихли ветры, улеглись метели. Однако ночи оставались студёные, и поленница уменьшилась настолько, что сравнялась с сугробами.

Когда я уносил очередную охапку дров, синичка прилетала на поленницу: открывался новый ряд поленьев, а в них и мухи, и пауки, и куколки бабочек. «Ти-ти-тий, ти-ти-тю», — попискивала синица, выклёвывая замёрзшую живность.

— Тебе удовольствие, — ворчал я. — Твоё дело птичье, моё — человечье. Понимаешь ли, что придётся забор на топку разбирать?

Однажды, когда я вот так с досады разворчался, синичка вдруг сменила привычную песенку. Сидя на берёзе, она звонко и беспрестанно повторяла:

— Зиснá-зисна-зистрéй! Зисна-зисна-зис-трей!

«Весна, весна, — быстрей!» — перевёл я на свой язык. Всё-то синичка понимала, всё видела и торопила — всем на радость — весну с теплом.