Неоновый ад

Анатолий Мухин

Спин-офф/продолжение романа «Неоновый рай». Джек Спенсер – наследник поста президента мегакорпорации «Спенстех». Корпорат изучает возможность цифровизации населения Земли, и ровно в тот момент, когда он близок к успеху, его жизнь рушится. Сможет ли он отомстить, вернуть былое влияние, и причём здесь призрак некогда утраченного города Нью-Роуз?

Глава 2. Четыре короля

1

Красные огни порта Сакура-сити отсвечивают неровными бликами в чёрной воде океана. Над городом давно опустилась ночь, но жизнь в независимом городе между Токио и Йокогамой только началась. Мегаполис светится множеством разноцветных иероглифов, по его дорогам и в воздушном пространстве течёт река из красных и жёлтых огней автомобилей и летательных аппаратов. В центре, на площади Фуридаму, несколько сотен тысяч человек собрались в ожидании Рибатипаредо, парада Свободы, одного из главных праздников Сакура-сити.

Сто двенадцать лет назад молодой предприниматель Акихиро Сатоши открыл компанию по производству оборудования для заводов, выкупил землю и основал город, чтобы сотрудники его дзайбацу не тратили часы в дороге на работу. Сначала правительство Японии поддержало инициативу молодого человека, но спустя двадцать три года экономика города превысила экономику префектур Канагава и Токио вместе взятых, что вызвало беспокойство в правящих верхах. Кабинет министров потребовал от Сатоши отказаться от автономии, разделить Сакура-сити на две части и присоединиться к соседствующим префектурам с последующей национализацией дзайбацу. Сатоши отказался.

На следующий день к условным границам Сакура-сити была стянута военная техника и кабмин попросил предпринимателя подумать ещё раз над просьбой высокопоставленных чиновников. Ответом сяцо стала серия ракетных ударов по военной технике и видеообращение напрямую к императору Японии, в котором он смиренно просил не рвать его детище на части, а заодно продемонстрировал новые ракеты, беспилотники и первые прототипы боевых роботов, разработанных инженерами «Сатоши». Император воспринял обращение как личное оскорбление и объявил военное положение, пригрозив Сатоши личной расправой. Оккупация Сакура-сити продлилась триста девяносто шесть дней, и когда кабинет министров почувствовал привкус победы на кончике языка, хакеры дзайбацу взломали все доступные крепости данных правительства Японии в киберпространстве. Сатоши получил доступ до всей информации: от номеров счетов супруги главы кабинета министров до кодов запуска ядерных ракет. Это была безоговорочная капитуляция. Стороны заключили мирное соглашение, а годом позже был подписан указ о независимости города Сакура-сити.

Тот день Акихиро Сатоши называет самым важным в своей жизни после рождения двух сыновей. Главную площадь города переименовали в площадь Фуридаму, свободы, и сяцо учредил ежегодный праздник, главным событием которого является парад воздушных платформ, олицетворяющих стойкость, единство и независимость города.

Механические затворы на верхнем этаже пирамидальной башни «Сатоши» приходят в действие, плавно опуская мощные ворота. Внизу, на улице и на специально построенных площадках в несколько уровней народ ликует: парад начался. Первая платформа украшена металлической головой дракона, инкрустирована разноцветным стеклом, медленно выплывает из башни, выпускает пар и опускается к людям, стоящим по обе стороны широкого проспекта. На платформе в кресле-каталке сидит старец Кацуёри Атамото, один из немногих выживших в первые дни оккупации Сакура-сити. Позади Атамото стоят тридцать человек в военной форме «Сатоши» тех времён. Над платформой голографический экран проецирует трёхмерную модель хроники тех лет. Следом на второй платформе, украшенной миллионами цветов, окружённые гейшами, стоит совет директоров дзайбацу. В основном люди в возрасте, они машут принимающим парад жителям Сакура-сити, улыбаются, кланяются, выкрикивают поздравления. Далее из пирамидальной башни вылетают восемь боевых роботов небольшой колонной по четыре. Угловатые, с механизмами передвижения, изогнутыми назад, гранатомётами по обе стороны от кабины удалённого управления и лазерными установками, роботы отражают ночной город в чёрной броне с логотипом «Сатоши». Напоминание каждому, кто смеет усомниться в независимости Сакура-сити, о способности не просто постоять за себя, но и дать жёсткий отпор. После ещё дюжины различных платформ, рассказывающих о передовых технологиях корпорации, появляется последняя, самая ожидаемая жителями мегаполиса. Она окантована чёрным золотом с серебряными иероглифами, её пол покрыт красным ковром с орнаментом из японской мифологии, боковины украшают ветви цветущей сакуры. Посередине платформы стоит сам император независимого города, основатель и бессменный сяцо дзайбацу — Акихиро Сатоши. Реальный возраст президента никто не знает, но СМИ утверждают, что ему более ста тридцати лет. Белое кимоно, в котором он всегда проводит парад, расписано узорами чёрных прямых линий, похожих на микросхемы. Его покрытое пигментными пятнами и морщинами старческое лицо выражает абсолютное спокойствие и умиротворение, как и уставшие от времени карие глаза с лёгким бельмом. Позади сяцо его семья. Супруга Кеико в национальном наряде, с лёгкими вкраплениями современности в образе, старший сын Кэтсеро, седовласый, высокий, очень похожий на отца внешне, и младший, Мэдоку, худощавый, унаследовавший прямые черты лица матери. Вся семья императора выглядит сильно моложе реального возраста благодаря технологиям, бодискульптингу и ежеквартальным поездкам в омолаживающий центр «Евромедицины» в Лондоне.

После того как императорская платформа отдалилась на несколько кварталов от небоскрёба корпорации, в небе над Сакура-сити поднимаются несколько сотен разноцветных дронов. Они образуют фигуру дракона, который разворачивается к зрителям клыкастой мордой, затем мифический зверь рассыпается, а дроны выстраиваются в форме ветки цветущей сакуры. Люди приветствуют символ независимого города овациями. Ветка крутится вокруг своей оси, её кончик поднимается, и она рассыпается так же, как и рассыпался дракон. Дроны хаотично кружат над площадью, то приближаясь, то отдаляясь от зрителей, пока не формируют в небе слово «Сатоши», написанное иероглифами. Позади взрываются сотни фейерверков. Люди на улицах, находясь в состоянии неподдельной эйфории, кричат во славу Акихиро Сатоши, его семьи и детища. Последний фейерверк рисует в ночном небе гигантский логотип дзайбацу.

2

В Кенсон-но-иува, отдалённом районе Сакура-сити, находится всего один особняк. Сатоши выбрал место на пригорке, достаточно далеко от границы города и не слишком далеко от башни корпорации. Место смирения, с которого открывается дивный вид на небоскрёбы мегаполиса.

Любимое место Сатоши на территории поместья — часовня небольшого синтоистского храма, который он построил после капитуляции Японии. В ней сяцо часами медитирует и размышляет о новых поворотах его жизненного пути, настраивает себя на нужную волну, расслабляется, оставляя мирское позади. Всё больше Акихиро Сатоши размышляет о своём наследии и о том, что сулит ему бесконечная жизнь. Биологическая оболочка подводит его, но что ему следовало ожидать, прожив такую длинную, насыщенную событиями жизнь? Разум остаётся тем же быстрым клинком вакидзаси, рассекающим планы недругов и конкурентов. Конец Сатоши неизбежен, он осознаёт это с каждым днём всё больше, а Кэтсеро и Мэдоку не готовы унаследовать дзайбацу. Один раздул слишком большое эго, второй не имеет должного опыта и слишком изнежен. С любым из них во главе корпорация начнёт чахнуть, и спустя годы регресса внукам и правнукам сяцо не достанется ничего. Или, что хуже, «Сатоши» будет поглощён японским правительством, и тогда всё, ради чего он боролся, ради чего погибали люди во время оккупации, потеряет смысл. Станет частью истории, которую со временем забудут.

«Вавилон» — это шанс на наследие. Шанс на будущее вне зависимости от того, будет ли оно на выжженой ядерными грибами земле или в бесконечном потоке киберпространства. Города-союзники разделяют опасения Сатоши, соглашаются с ним, но смогут ли они с полной ответственностью отнестись к тому дару, который самолично создают усилиями тысячи инженеров и программистов?

Лёгкий ветерок гладит Сатоши по редеющим тонким волосам, воздушные колокольчики наполняют часовню еле слышным звоном. На смарт-часы в третий раз приходит уведомление о необходимости пройти в зал «Шори» в восточном крыле особняка. Акихиро открывает глаза, медленно поднимается, опираясь на бамбуковую трость. В нескольких метрах от старика проходит патрулирующий периметр сада охранник в боевой броне «Сатоши». Сяцо медленным шагом направляется к особняку.

3

Акихиро Сатоши старается идти к залу «Шори» как можно медленней. Будь его воля, это помещение уже давно бы переделали в голографический сад с экзотическими растениями. Пустое помещение без окон, тёмное, с серебряной капсулой полтора на два метра посередине, от которой извиваются с десяток проводов к компьютеру. За капсулой два металлических резервуара, на одном из которых посередине небольшой прямоугольник экрана показывает знак «Токсичные отходы». На трёх мониторах отображается медицинская карта сяцо, рассказывая лечащему врачу президента дзайбацу о реалиях его повседневной жизни. Доктор Эико Сузуки, женщина сорока лет в защитном костюме и маске, изучает данные вчерашней процедуры. Она вздрагивает, когда входная дверь в зал сдвигается влево, и вздрагивала каждый раз, хоть и занимается поддержанием приемлемого состояния Сатоши уже второй год. Вздрагивает потому, что не хочет повторить судьбу своего предшественника. Сяцо проходит мимо женщины, словно она часть медицинского оборудования, останавливается возле капсулы, аккуратно ставит трость к вертикальному компьютерному столику и стягивает кимоно. Сердце Эико учащённо стучит от волнения, смешанного со страхом, воздух в зале пропитывается властью и ужасом, веющими от президента, хотя внешне она выглядит абсолютно спокойно.

Капсула издаёт шипящий звук, обтекаемая дверь открывается перед Сатоши. Он делает шаг внутрь, разворачивается, Эико тут же подлетает к своему пациенту и надевает на него кислородную маску. Они сталкиваются взглядами, доктор Сузуки замирает, будто оказалась под действием гипноза ядовитой змеи. Медленно она отстраняется от Сатоши, опускает голову в знак уважения и спешит к столику, зажать кнопку закрытия капсулы.

По залу разносится неприятный писк, привычный уху доктора Сузуки. Она внимательно смотрит на монитор, маслянистая салатовая жидкость из резервуара медленно заполняет капсулу. Сатоши дрейфует внутри, словно находится на глубине в океане. Эико переключает камеру внутри капсулы, внимательно осматривает торс президента, руки, ноги, голову. Заметных улучшений она не наблюдает, но успокаивает себя мыслью, что времени прошло слишком мало.

Сатоши пытается медитировать, но сосредоточиться на внутреннем «я» непосильно президенту дзайбацу, слишком сильно жжёт кожу. Превозмогая дискомфортные ощущения, он ждёт, когда процедура закончится. Вода в капсуле постепенно темнеет.

Таймер обратного отсчёта показывает, что до конца процедуры остаётся полторы минуты, Эико Сузуки, погружённая в процесс, не ожидает, что в зал осмелится кто-то войти, и вздрагивает, когда срабатывает механизм открывания двери. Она оборачивается и видит двух одинаковых самураев «Сатоши» в одинаковых чёрных корпоративных костюмах, чем-то похожих на кимоно, в одинаковых масках кабуки с логотипом корпорации на лбу. Они проходят внутрь и пропускают следом щуплого мужчину невысокого роста, с аккуратной причёской, в очках в золотой оправе.

— Сколько ещё? — спрашивает он по-японски доктора Сузуки.

— Почти всё, — отвечает она, останавливает процедуру и отходит на два шага от компьютера.

Капсула открывается, последние капли почерневшей воды сливаются во второй резервуар. Сузуки подходит к Сатоши, с поклоном вручает ему заранее подготовленное полотенце, помогает снять маску.

— Император, прошу прощения, что беспокою вас так бесцеремонно, — начинает говорить невысокий мужчина, — дело срочное, я должен лично оповестить вас.

— Слушаю, — вытираясь, произносит сяцо.

— Мы получили сообщение от секретаря Ричарда Спенсера. Господин Спенсер приглашает вас и президентов других корпораций в четверг на собрание, посвящённое проекту «Вавилон». Они подготовили доклад о…

Сатоши поднимает указательный палец, дав понять помощнику, что ему необходимо заткнуться. Эико помогает президенту надеть кимоно.

— Спенсер собирает всех в Ампир-сити очно? — уточняет Сатоши.

— Да, император.

— Что ж, значит, вопрос важный. Я буду. Сообщите секретарю Спенсера.

— Слушаюсь. Приказать Кобаяси подготовить резиденцию для вашего приезда?

— Нет нужды. Я не планирую оставаться, после встречи сразу вернусь в Сакура-сити.

Помощник Сатоши и сопровождающие его охранники сгибаются в поклоне президенту дзайбацу, разворачиваются и поспешно выходят из зала «Шори». Сатоши бросает взгляд на доктора Сузуки и впервые обращается к ней:

— Благодарю вас, доктор. Хорошего вечера.

4

Свинцовые тучи окружили Цюрих, обещая долгожданную прохладу после дождя. Правительство города запретило строить в центре и окрестностях здания этажностью выше семи ещё в девятнадцатом веке, потому кластер «Евромедицины» располагается в пригороде. Два одинаковых стеклянных небоскрёба, связанных между собой несколькими коридорами на разных уровнях, трёхэтажная клиника площадью в восемь километров и четыре биомедицинских центра, проход куда осуществляется исключительно по скану сетчатки глаза и зашитого в кисть руки чипа.

«Евромедицина» — первая невоенная корпорация, основанная Содружеством Европейских Государств в 1994-м году. Германия, Франция, Финляндия и Швеция выступили бенефициарами на первом этапе создания крупной корпорации, а штаб-квартиру было решено организовать в Цюрихе, Швейцария, так как нейтралитет Швейцарии позволяет поддерживать нейтралитет и в самой корпорации. Медицинские технологии, различные виды лечения, производство оборудования являлись основными направлениями корпорации на протяжении десяти лет, однако когда в 2004-м «Евромедицина» вышла на триллионные обороты в квартал, в основном благодаря сотрудничеству с Израилем, Северной Америкой и Новой Россией, а также независимыми городами на их территории, новый совет директоров принял решение расширить спектр услуг, предоставляемый корпорацией. Были построены медицинские лаборатории, где специалисты не только изучали болезни и вирусы, синтезировали вакцины и лекарства, но и активно работали над созданием новых биологических организмов. Пересмотрена была и система страхования жизни. Крупные клиенты по всему миру за шестизначную сумму евротокенов в год получали не просто страховку, а персональную службу оперативного реагирования. Где бы вы ни были, что бы с вами ни произошло, спецслужба «Евромедицины» окажется рядом с вами в течение восьми минут. Так говорили рекламные слоганы, и это было правдой в большинстве случаев.

Спустя десятилетия «Евромедицина» разрасталась, открывала новые филиалы и принимала участие в проектах совместно с другими корпорациями. Многие пытались конкурировать, но корпорация поглощала молодые компании, не дав им возможности даже выйти на первый раунд инвестиций. А если кто-то не был поглощён медицинским гигантом, то большинство активов таких компаний принадлежали «Евромедицине». Были случаи, когда небольшие стартапы отказывались от денег, предлагаемых переговорщиками «Евромедицины», и после отказа смелых руководителей компаний никто не видел, а стартапы банкротились. Конечно, прямой связи ни европол, ни локальная полиция никогда не находили.

В кабинете на последнем этаже северной башни Энрике Торрес, этнический испанец около пятидесяти лет, с аккуратной короткой причёской, в которой пробивалась седина, и не менее аккуратной эспаньолкой, рассматривает отчёты за квартал на прозрачном голографическом экране. Вице-президент корпорации «Евромедицина» улыбается уголком рта, наблюдая за приростом показателей по нескольким направлениям, победно потягивая импортированный из Ампир-сити синтезированный тоник. Его отвлекает входящий звонок из Парижа, номер зашифрован, но он знает, кто беспокоит его в рабочее время, так как зашифрованных номеров у него два, и один из них принадлежит Себастьяну Перри, президенту «Евромедицины». Он принимает вызов, на голографическом экране появляется женщина лет тридцати, секретарь президента корпорации. Брюнетка с аккуратным каре вытирает красные от слёз глаза.

— Господин Торрес, — на выдохе произносит она, — это произошло двадцать минут назад.

Торрес сплетает пальцы рук, едва скрывая улыбку.

— Мои соболезнования, Тинни, я вступаю в должность немедленно. Попросите PR-службу связаться со мной через пять минут, и пусть пришлют все подготовленные некрологи. Пресса наверняка уже что-то пронюхала, так что времени у нас мало.

— Хорошо, господин Торрес, — согласилась секретарь. — Господин Торрес?

— Да?

— Два часа назад господину Перри пришло сообщение от Ричарда Спенсера. Он пригласил господина Перри на очную встречу в Ампир-сити в конце этой недели.

— Цель?

— Проект «Вавилон».

— Я услышал вас, Тинни, ответьте согласием, но сообщите, что на встрече буду я. По понятным причинам.

— Хорошо, господин Торрес.

Женщина исчезает с экрана, Торрес достаёт из внутреннего кармана пиджака смартфон и отправляет сообщение второму зашифрованному адресату:

Получил грустные новости. Я готов, держите в курсе.

5

Пресс-комната «Евромедицины» наполнилась репортёрами в течение сорока минут после официального объявления о смерти Себастьяна Перри. Несколько десятков журналистов не могли попасть внутрь и вынуждены наблюдать заявление Торреса на телевизионных экранах в холле. Энрике Торрес выходит на небольшую сцену, подходит к кафедре с логотипом корпорации и на родном испанском обращается к собравшимся:

— Дамы и господа, — встроенные в глазные импланты синхронные переводчики субтитрами отображают речь вице-президента на нужном журналистам языке. — Сегодняшний день войдёт в историю корпорации «Евромедицина» как тёмный. Сегодня нас покинул человек уникальный, и все мы скорбим о его утрате. Себастьян Перри прожил долгую, продуктивную, интересную жизнь. Семь лет назад никто в совете директоров не мог поверить, что человек такого почтенного возраста может не только возглавлять корпорацию, но и вести её к новым вершинам. Себастьян Перри показал нам, как мы ошибались. Он принял управление в один из самых тяжёлых моментов, когда бушевала эпидемия NOVA-237. Благодаря поддержке господина президента миру удалось не только победить это проклятие за три года, но и создать вакцину, которая навсегда убережёт наших детей от этой чумы двадцать второго века. Себастьян Перри много работал, но не забывал и о простых человеческих чувствах и эмоциях. Он мог подойти к любому из нас, похлопать по плечу, рассказать анекдот, и от общения с ним на душе становилось теплей.

Я не могу представить, каково сейчас его родным и близким. Все мы надеялись, что импланты помогут победить его недуг, но, к сожалению, иногда мы слышим эту страшную фразу: в вашем случае медицина бессильна.

Он боролся до конца, несмотря ни на что. Он улыбался каждый день, и даже сегодня, лёжа на больничной койке, он рассказал своей праправнучке сказку, которую ему рассказывала когда-то давно его мама.

Мир потерял не только гениального врача и управленца. Мы все потеряли отца, о котором многие мечтали. Заботливого старшего наставника. Человека уникального, порядочного, доброго.

Покойтесь с миром, господин президент. Мы будем вечно хранить память о вас.

Торрес крестится двумя пальцами, прижимает к губам тыльную сторону ладони и смотрит вверх. В зале поднимается шум, репортёры вскакивают со своих мест.

— Господин Торрес!

— Господин Торрес, Лана Экзарх, С.Е.Г.24!

— Мистер Торрес, вы приняли управление на себя?

— Господин Торрес, сюда! До выборов президента корпорации меньше года, вы будете выставлять свою кандидатуру?

— Господин Торрес!

— Сеньор Торрес!

Вице-президент, исполняющий обязанности президента корпорации «Евромедицина», удаляется из пресс-комнаты, не оставив ни одного комментария.

6

Экстренное совещание совета директоров назначено в тот же вечер. Ввиду срочности вопроса большинство из сорока пяти человек присоединяются по видеосвязи. В переговорном зале, помимо Торреса, за огромным овальным столом сидят шестеро.

— В связи с кончиной президента Перри, — говорит Торрес, — завтра будет объявлен трёхдневный траур. Пресс-служба уже выпустила текст, рассылка сотрудникам уйдёт в течение часа. Тем не менее я, к своему глубокому сожалению, буду вынужден скорбеть по усопшему президенту за океаном.

Присутствующие в переговорном зале переглядываются.

— Ричард Спенсер созывает президентов корпораций обсудить детали проекта «Вавилон», — продолжает Торрес. — Так как я временно исполняющий обязанности президента, я буду представлять «Евромедицину» и интересы корпорации на собрании.

— Какая повестка встречи? — спрашивает по-немецки пожилой мужчина в одном из множества экранов.

— «Спенстех» подготовили предложение по усовершенствованию проекта. Пока это всё, что я знаю, но сам факт, что Гамбиев и Сатоши будут лично, говорит о том, что правка серьёзная.

— На собрании шесть месяцев назад была согласована техническая документация проекта, и проект должен был уйти в разработку, о каких правках может идти речь? — интересуется женщина на итальянском языке в другом экране.

— Как я и говорил ранее, коллеги, у меня нет всей информации. Нам нужно дождаться моего возвращения, я соберу совет на следующий день, — Торрес кашляет в кулак, обводит взглядом экраны и присутствующих лично. — Следующий вопрос сегодняшнего совещания — выборы президента корпорации.

— Не рановато ли говорить о выборах? — мужчина в классическом костюме-тройке и с рыжей копной на голове поворачивает широкое лицо в сторону Торреса, ловит его взгляд. — По уставу компании вы имеете право занимать позицию исполняющего обязанности шесть месяцев, выборы запланированы в апреле следующего года, если совет не против, мы можем утвердить решение о пролонгации ваших управленческих полномочий.

— Благодарю за доверие, мистер О’Нил, я больше склонялся к назначению досрочных выборов, но если совет не возражает…

— Конечно нет, мой мальчик! — громко поддерживает Торреса О’Нил. — Назначение досрочных выборов — волокита. Все материалы готовятся к конкретному числу, имеет ли смысл ускорять процесс, тем более с учётом того, что большинство из нас поддержат вашу кандидатуру, если вы решите избираться, конечно.

Многие одобрительно кивают словам О’Нила, один человек по ту сторону одного из экранов отключился, оставив вместо себя чёрный прямоугольник.

— Спасибо, коллеги, — Торрес поднимается с места. — Тогда на этом всё. Отчёты и документы мои помощники пришлют вам до конца рабочего дня. Вечная память Себастьяну Перри.

— Вечная память! — повторяют участники совещания.

Онлайн-конференция закончилась, присутствующие в переговорном зале перекидываются парой доброй слов в память о почившем президенте корпорации. Люди уходят, один за одним поздравляя Энрике Торреса, жмут ему руку, О’Нил сидит неподвижно и, когда они остаются наедине, с улыбкой произносит:

— Можешь не благодарить.

— Тем не менее.

— Каков твой дальнейший план, Энрике?

— В Ампир-сити задул ветер перемен, Роберт.

О’Нил поднимает косматую бровь.

— Пока не могу сказать больше. Сам понимаешь.

— Понимаю, мальчик мой, понимаю. Главное, чтобы во всём происходящем ты не забыл о моём скромном вкладе.

— Как можно, мистер О’Нил? — Торрес улыбается обозлённой гримасой.

— Славно, — не заметив этого, радостно говорит O’Нил. — Знаешь, я помню, как Себастьян раздумывал, идти ему на выборы тогда или нет. Я подтолкнул его к этому, потому что Себастьян всегда был лоялен к своим людям. К делу. Сложно представить, но Андерсон и Диаз были его ярыми оппонентами, а на выборах поддержали.

— Полагаю, что не без вашей помощи, — отвечает Торрес, а затем добавляет: — Сэр.

— Ты молод, по сравнению с нами, старыми пердунами. Поддержка тебе не повредит.

Роберт О’Нил поднимается, поправляет пиджак и направляется в сторону выхода из переговорной.

— А я тот человек, который тебе эту поддержку обеспечит, — говорит он по дороге. — Поезжай в Ампир-сити, насладись городом, а когда приедешь, мы подумаем, как преподать совету то, что ты услышишь на встрече президентов. Только расскажи сначала всё мне, мой мальчик. Договорились?

— Договорились, Роберт.

— А, и ещё, — О’Нил останавливается и растекается в улыбке. — Передай Гамбиеву, что он торчит мне двадцатку с восемьдесят второго.

7

После распада СССР в 1954-м году в мире появилось двадцать два самостоятельных, независимых государства. Некоторые новообразованные страны сохраняли дружественные отношения между собой, некоторые жили надеждой былого объединения в сверхдержаву, некоторые были счастливы избавиться от советского гнёта в пользу своего самоопределения. Тогда на территории бывшего северо-западного округа РСФСР появился первый независимый город на постсоветском пространстве — Первоград. Основанный романтиком-мечтателем Ильёй Радушкиным, город сильно отличался идеологическим настроем от всего того, что привыкли видеть советские граждане. Основой города стал капитализм, предприятие, основанное на свободной экономической модели.

«Норд».

Так как Радушкин, тогда среднего возраста инженер, всю сознательную жизнь проработал в научно-исследовательском институте в родном Ленинграде, он решил, что военно-космические технологии и специализированные милитари-системы будут основным столпом новообразованного предприятия. Уже в семидесятых годах двадцатого века под эгидой «Норд» в космос был запущен первый человек. Радушкин, к сожалению, не видел этого триумфа, он был застрелен, выходя из подъезда собственного дома дроном-патрульным за несколько месяцев до отправления судьбоносной для всего человечества ракеты. Дрон из-за нелепого сбоя перепутал отца-основателя Первограда с лидером одной из преступных группировок.

Время не стояло на месте, как и технологии, как и прогресс. Первоград из небольшого города-предприятия к началу двадцать второго века стал огромным мегаполисом, разросшимся на территории Новой России, от столицы Санкт-Петербурга с одной стороны до границ с соседней Эстонией — с другой. За почти полуторавековую историю Новая Россия трижды пыталась оспорить автономность Первограда, но терпела поражение. Однако с какого-то момента, который был упущен от пристальных взглядов СМИ, пост генерального директора «Норд» занимали люди, лояльные к администрации президента Новой России, что позволило наладить коррумпированные деловые и экономические отношения.

Сергей Леонидович Гамбиев — первый, кто открыто выступил против союза с Новой Россией, несмотря на то что Первоград фактически находился на территории государства. Его предшественники вооружали в основном государства — бывшие округа РСФСР, что давало им безоговорочную привилегию, но Гамбиев, человек прозападных ценностей, открыл «Норд» всему миру. Когда в 2087-м году в Ампир-сити открылось представительство корпорации «Норд», а в Первограде — «Спенстех», весь мир ликовал, что самый закрытый независимый город открылся во благо всему миру. Правительство Новой России, несмотря на кардинально противоположную точку зрения в геополитической борьбе, было вынуждено принять тот факт, что «Норд» и Первоград теперь достояние всего мира.

Конечно, Гамбиеву не удалось бы выстроить такую успешную модель ведения бизнеса без посредников из Альянса Независимых Штатов. С Ричардом Спенсером они познакомились на недельной конференции в Сакура-сити, посвящённой информационно-поисковым системам и их применению в бытовой жизни. Тогда они поспорили, кто победит в финале чемпионата мира по футболу, Гамбиев утверждал, что это будет сборная Аргентины, а Спенсер ставил на бразильцев. В итоге проиграли оба, так как чемпионат выиграла сборная Франции, зато они отметили обоюдное поражение в одном из спортивных баров независимого города в Японии.

Несколько раз Гамбиев прилетал в Ампир-сити и каждый раз влюблялся в город всё сильней. Когда открылся филиал «Норд», Сергей Леонидович даже подумывал сложить полномочия генерального директора и возглавить филиал в независимом городе на территории Альянса. Но этому не суждено было случиться. Многие говорили, что Гамбиев — это гарант баланса внутри Новой России, что администрация президента присматривается к действиям генерального директора, и любой другой человек на его месте может баланс этот нарушить, позволить Новой России вновь покуситься на автономность Первограда или поставить гендиром своего человека, который вернёт комфортные для правительства условия сотрудничества, что повлечёт за собой коррупцию нового уровня. Так Сергей Гамбиев оказался заложником своей должности. Абсолютно свободным, но зажатым со всех сторон.

8

Первоград окутан туманом лёгкого оттенка сепия. Город плавно погружается во мрак, на улицах и широких проспектах зажигаются фонари приятного тёплого жёлтого цвета. Все главные подъезды к башне «Норд» забиты сигналящими автомобилями, корпораты спешат домой после рабочей смены. Некоторые счастливчики, не желающие иметь персональный автомобиль, спускаются в отлично развитую подземку, абсолютно бесплатную для жителей независимого города. В воздушном пространстве города один за одним плывут дирижабли и городские летательные аппараты, созданные по образу и подобию заграничных, но со своим неповторимым стилистическим оттенком.

Сергей Гамбиев, девяностотрёхлетний президент корпорации «Норд», выглядит моложе шестидесяти. Длинные седые волосы заплетены в конский хвост до плеч, небольшой живот скрывает рабочая форма корпорации, чем-то схожая с парадно-военной. Длинная борода и усы создают в нём образ православного священника откуда-то из далёкого прошлого.

Как руководитель он мог выбрать себе роскошный кабинет на верхнем уровне километровой башни оливкового цвета, но Сергей Леонидович предпочитает небольшую комнату на третьем этаже, метров двадцать площадью, где гармонично смотрится стол, заделанный под дерево, красное кресло из кожзаменителя, вешалка и книжный шкаф. Мазком современности в аутентичном интерьере является только персональный компьютер. Окна кабинета выходят в парк, где Сергей Леонидович любил прогуливаться сначала со своей дочерью, затем с внучкой, а теперь каждую среду гуляет мимо тополей и берёз с правнучкой Лерой, портрет которой стоит на его рабочем столе, рядом с портретами других членов семьи.

Щебетание коммуникатора нарушает тишину в кабинете, Гамбиев смотрит на маленький голубой экранчик, где чёткими буквами высветилась фамилия «Брынкин». Президент «Норд» нажимает на кнопку коммуникатора, принимая вызов, и усталым взглядом смотрит в окно.

— Сергей Леонидович, добрый вечер! — слышится задорный голос с той стороны. — Сергей Леонидович, нам бы проговорить командировку в Петербург.

— Что там, Лёша?

— Приём в честь переподписания таможенного соглашения с Финляндией. Николай Борисович просил передать, что ждёт вашего приезда, вы один из самых почётных гостей.

— Ждёт он, конечно, — с едкой насмешкой произносит Гамбиев.

— Ну, я посланник, мне пришло из их администрации, что президент Николай…

— Ладно-ладно, — перебивает Сергей Леонидович. — Когда?

— В конце этой недели.

— Подожди немного, Лёш, я тебе перезвоню.

Смартфон Гамбиева наигрывает хэви-метал, он достаёт его из кармана брюк, смотрит на экран и улыбается широкой улыбкой.

— Спасительный звонок! — радуется Гамбиев и отвечает на вызов. — Ты не представляешь, как ты вовремя позвонил! — говорит он по-английски.

— Что сказать? Я просто чувствую, когда тебе нужен, — смеётся Ричард Спенсер на том конце. — Что нового по ту сторону океана?

— Да, всё по-старому. Новоросы зовут на мероприятия, мечтая заграбастать «Норд», завтра записался к офтальмологу, а Лера уже вовсю тараторит.

— Похоже, самая приятная новость — последняя.

— Так и есть, дорогой, что у тебя?

— Признаться, я звоню не просто поболтать, Сергей.

— Если хочешь попросить в долг, время не самое удачное, я сейчас строю оборонительный комплекс в космосе для одного крайне интересного проекта.

Спенсер смеётся.

— Нет, Сергей, но я учту, что сейчас у тебя финансовые трудности. Хотя звоню я как раз по нашему проекту. Мы закончили. Официально. Система готова и работает. Джеки продемонстрировал её мне, я дал добро на предварительную реализацию.

— Ты не поторопился, друг мой? Неплохо было бы сначала продемонстрировать её президентам.

— Ты абсолютно прав, но время поджимает. В конце недели я собираю старую гвардию, здесь, в Ампир-сити. Будет техническая презентация, а самое главное, обоснование необходимости использования системы.

— Ни слова больше, я прилечу завтра.

— Отлично, спасибо. Прости, что так срочно, но сам знаешь.

— Нет-нет, ты даже не представляешь, как вовремя позвонил.

— Отлично, Серж. Жду тебя завтра. Освобожу день, чтобы мы могли порыбачить.

— Договорились. До завтра, Ричард.

— Увидимся, приятель.

Спенсер отключается, Гамбиев сразу же набирает своего помощника Алексея.

— Петербург отменяется. Приготовьте мой личный джет, завтра я лечу в Ампир-сити на встречу президентов по «Вавилону». Ты летишь со мной. Сообщи службе безопасности, и пусть в Ампир-сити подготовят мою квартиру к приезду.

— Понял, — в голосе Брынкина слышится смятение. — Сергей Леонидович, а у вас ещё поездка в Казань…

— Дела корпорации превыше всего, Лёша. Время — деньги. А Харитонову и Нурмухамедову принеси извинения от моего имени.

— Спасибо, Сергей Леонидович, я как представил, что надо ехать улыбаться в Петербург…

— Всё равно придётся ехать, — перебивает Гамбиев. — Но потом. А пока — Ампир-сити. На время нашего отсутствия за главного Воронов.

С той стороны коммуникатора повисла тишина.

— Лёша?

— Да, простите, Сергей Леонидович. Воронов. Понял. Официальное распоряжение будет через полчаса.

— Добро.

Гамбиев заканчивает звонок и смотрит в окно. На улице уже совсем темно.

9

— Что он сказал? — спрашивает Джек Спенсер.

Ранним утром, когда даже мусоросборники ещё не приступили к выполнению обязанностей, Джек и его отец уже обсуждают рабочие моменты в кабинете президента «Спенстех». Джек сидит в антикварном кресле, небрежно закинув правую ногу на подлокотник. Ричард Спенсер прячет смартфон во внутренний карман пиджака, делает несколько шагов к своему столу, по дороге сбрасывает ногу сына с подлокотника.

— Сядь нормально, — повелительным тоном командует Спенсер. — Завтра утром Гамбиев будет здесь. Поеду встречать лично, потому на совете директоров без меня.

— Принял, — улыбается Джек. — Какие-то напутствия перед советом?

— Нет, перед советом нет, но, — Ричард набирает воздух в лёгкие, — всё готово ко встрече с президентами?

— Конечно, отец, — Джек оживляется. — Я закончу презентацию завтра, модель в полной боевой готовности, Босковиц перепроверит всё сегодня, я завтра — чтобы наверняка. Доверься мне.

— Я доверяю тебе, Джеки, но ты знаешь…

— Знаю, — перебивает Джек. — Ты не доверяешь мне, — он развёл руки в сторону со снисходительной ухмылкой на лице.

— Я доверяю тебе.

— Отец, ты видел цифры, ты видел систему. Она работает. Я на себе её проверил. Она работает. Наш следующий этап — это сбор данных. И мы уже приступили. С чем связано твоё волнение?

— Гамбиев на нашей стороне. Он поддержал нас. Я поверхностно описал ему систему, даже без предварительного анализа он согласился с её необходимостью. Новый президент «Евромедицины»… Как его, чёрт?

— Энрике Торрес. И он всего лишь исполняющий обязанности.

— Не важно, он всё равно наверняка победит на выборах. По поводу него я тоже не особо волнуюсь, на собрании он, скорей всего, будет вести себя как золотая рыбка в аквариуме. А вот Сатоши. Акихиро может смешать нам все карты. Мы должны убедить его.

— Отец, я тоже волнуюсь, но у меня всё под контролем. Мои хакеры раскопали много полезной информации в киберпространстве. Мы не первые, кто занимается подобным проектом. И, опираясь на наши данные и аналитику, плюс имея такой бэкграунд информации, мы не можем не справиться.

Ричард Спенсер опирается локтями на стол, смотрит на сына пронзительным взглядом, которым всегда смотрит, если его что-то не устраивает.

— Презентацию неплохо было бы закончить сегодня, — намекает президент.

— А закончу завтра. Сегодня не могу, после работы я ужинаю с одной прекрасной дамой.

— Боже правый, Джеки, шлюхи из «Тиффани» могут подождать.

— Нет-нет, ты не понял. У меня свидание. Сегодня вечером я ужинаю с одной девушкой, — Джек представляет лицо Кейтлин Саммерс и невольно улыбается, прищурив глаза. — Она мне очень понравилась.

— Что ж, приятно слышать, что твоя личная жизнь наконец-то движется в нужном направлении.

— Там тоже не всё просто, но… Кто знает?

— Ладно. Тебе пора, — Спенсер переводит взгляд в монитор и барабанит по сенсорной клавиатуре. — Хорошего дня, сынок.

Джек кивает в ответ и выходит из кабинета отца.

10

Как только корпорат вышел из кабинета отца, Ричард Спенсер откидывается в кресле и смотрит в окно. Ампир-сити просыпается, первые городские летательные аппараты кружатся в небе. Он любит город всем сердцем, не потому что должен, как президент и сын основателя «Спенстех», он любит город, потому что город — он сам. Широкие проспекты и улочки каждого района, несколько рек и искусственных озёр, высотные постройки и низкоэтажные домики, рестораны с натуральной едой и забегаловки с синтезированным фалафелем, всё это — Ричард Спенсер. Каждый дюйм Ампир-сити, даже башни корпораций филиалов и представительств других, меньших компаний — так или иначе часть «Спенстех». Часть Ричарда Спенсера.

Он думает о наследии. Понимает, что проект, который они задумали, неизбежен к выполнению, всё чаще президент корпорации задаётся вопросом: каким будет наследие его семьи? Его персональное? Он смог удержать и приумножить наследие своего отца, основателя многомиллиардной корпорации, но что будет после его физической смерти? Философские настроения стали посещать Ричарда Спенсера слишком часто, как ему кажется.

На экране монитора включается режим ожидания, появляется коллаж из фотографий, на первой миловидная женщина лет пятидесяти смотрит на Ричарда голубыми глазами.

— Я скучаю по твоей улыбке, Ванесса, — тихо произносит он. — Наш парень молодец. Ты и так это знаешь, смотришь на нас с небес и наверняка радуешься нашим успехам. Ты мой ангел-хранитель, милая. Сохрани меня и сейчас.

Входящий вызов отрывает Спенсера от общения с фотографией жены. Секретарь президента корпорации быстрым голосом тараторит планы на сегодняшний день, Ричард просит внести коррективы на завтра, чтобы лично встретить старого друга. Он поднимается из-за стола, подходит к окну, где город уже вовсю вертится в суматохе бытовых дел.

— Позвонить Габриэлю Абду́, — командует Спенсер голосовому помощнику.

На голографическом экране в центре кабинета появляется лицо темнокожего мужчины с широкими носом и губами. Его плечи закрывают седеющие дреды, собранные в «мальвинку».

— Мистер Спенсер, — басистым голосом приветствует президента Габриэль Абду. — Всегда рад видеть почётного гражданина Ампир-сити.

— Благодарю вас, господин мэр, надеюсь, я не слишком рано.

— Нет-нет, что вы, сэр.

— Господин мэр, какие у вас планы в конце этой недели?

11

Джет Сергея Гамбиева приземляется в аэропорту Ампир-сити, на посадочную полосу «Спенстех» в 9:30 следующего утра. Ричард Спенсер стоит в окружении четырёх агентов службы безопасности, его секретарь переминается с ноги на ногу возле персонального городского летательного аппарата президента неподалёку. Ричард поправляет взъерошенные от ветра серебряные волосы, отточенным движением указательного пальца расправляет густые усы. Первым из джета выходит Брынкин, помощник президента «Норд», за ним двое охранников, следом сам Гамбиев в светлых брюках и кардигане коричневого цвета. Ричард улыбается белоснежной улыбкой.

— С возвращением в Ампир-сити, господин президент, — приветствует он старого друга на ломаном русском.

— Моё почтение, господин президент, — отвечает Гамбиев на английском.

Они смеются и обнимаются. Персонал аэропорта суетится, подготавливая всё к разгрузке джета и транспортировке его в заранее приготовленный ангар.

— Чёрт, если бы я знал, что приедешь лично, сказал бы своим меня не встречать, — Гамбиев показывает на небольшую группу людей метрах в трёхстах от взлётно-посадочной полосы.

— Моя привилегия, ты же знаешь. Спиннинги и наживка уже загружены, пиво остывает в холодильной камере.

— Боже, храни Ампир-сити! — громко говорит Гамбиев.

— Сергей Леонидович, — подаёт голос Брынкин, — Миронов ожидает вас через час, он подготовил доклад о проделанной работе…

— Тоже мне, подготовил доклад. Вот, Ричард Спенсер меня встретил, а где Миронов? Сопли, небось, жуёт, как обычно. Надо будет вообще проверить, насколько он компетентен как директор местного филиала.

Брынкин опускает голову, скрывая довольную улыбку.

— Я на переговоры с президентом «Спенстех». Очень важные переговоры, Лёша.

— Понял, Сергей Леонидович. Что сказать Миронову?

— Ну, он же там что-то подготовил? Вот, пусть проверит всё ещё раз, повторит. Повторение — мать учения. А у меня встреча.

Гамбиев смеётся, приобнимает за плечи Ричарда Спенсера, и они направляются в сторону летательного аппарата.

12

Озеро Килауа, как и все озёра в Ампир-сити — искусственное. «Спенстех» потратили несколько миллионов криптодолларов на создание небольшого уголка живой природы посреди джунглей из бетона, стекла и металла. За берегом с той стороны тянется вверх небольшой хвойный лес, за ним открывается вид на небоскрёбы независимого города. Ричард Спенсер в высоких рыбацких сапогах стоит недалеко от берега с закинутым спиннингом, держит в зубах мексиканскую сигару. Сергей Гамбиев аккуратными движениями, чтобы не распугать рыбу, подходит к старому другу, протягивает ему очередную банку синтезированного светлого пива.

— Красиво, — констатирует Гамбиев. — Мне не хватало этого вида.

— Приятно слышать, Сергей. Спасибо, — улыбается Спенсер. — Я построил этот парк для Ванессы. Она любила приходить сюда, погружаться в атмосферу природы, читать романы девятнадцатого века. Потом приходила сюда с Джеки. Малой любил нырять как можно глубже под воду и рассматривать дно.

— Не хватает пения птиц.

— Да, — грустно соглашается Ричард. — А я помню, как кричали ласточки в жаркую погоду.

— Ты знал, что если ласточки летали низко, то это к дождю?

— Чёрт, Сергей, есть что-то, чего ты не знаешь? Ты ходячая энциклопедия, честное слово.

Гамбиев закидывает спиннинг, громко выдыхает.

— Я не знаю, что творится дома, — произносит он. — Администрация президента давит на нас. У меня ощущение, что в корпорации целая агентурная сеть Новой России. Ничего не меняется, чёрт подери. Количество людей, которым я могу доверять, уменьшается с каждым днём. Все чьи-то племянники или кумовья. Радушкин в гробу переворачивается.

— Я слышал, что в Новой России лояльная администрация.

— На словах. Они понимают, что тягаться с нами не могут, а дипломатия для офиса Харитонова — какая-то непосильная наука. Они всё привыкли брать силой и шантажом. У них даже на своих есть компромат на всякий случай. А Первоград — бельмо на их чёртовом глазу. Без лишней скромности, если бы не «Норд», то Харитонов давно бы уже попёрся завоёвывать соседние государства, восстанавливать былые границы.

— Здесь тоже творится чёрт-те что, друг мой, — Спенсер слегка дёргает спиннинг влево. — После войны Америка разделилась на два чётких лагеря. Никаких оттенков серого, если ты не с нами, ты против нас. Независимым городам достаётся больше всего. Я стараюсь лавировать между настроениями офиса Альянса и Восточного побережья. Каждый раз на границе наши челноки подвергаются всё большим проверкам. В киберпространстве каждый день новые атаки. И это по всей территории бывших США. Я разговаривал с Хопкинсом, помнишь его?

— Да, вице-президент «М-Ти-Кей», такой, невысокий.

— Да-да, так вот, у них то же самое в Стэтхэм-сити. Борьба за власть, подковёрные игры, а страдает, конечно же, бизнес.

— Независимые города должны быть чем-то сакральным. Вне политики, вне повестки. Свободная зона для зарабатывания денег. Автономная. В итоге что? Мы оказываемся между двух, трёх, десятков огней.

— Мы — баланс. Гарант того, что какой-нибудь идиот не развяжет бойню, которая погубит всё живое.

— И всё равно работаем над планом Б.

— Необходимость. Надеюсь, что нам этот план никогда не понадобится.

— Знаешь, я думал по дороге сюда, я поддержу изменения в проекте, которые вы будете предлагать, но сам участвовать не хочу. Если конец — значит, конец. Цифровизация сознания и так выходит из-под контроля, как по мне. То, что должно быть спасением, стало очередным бизнесом, причём частенько грязным. В прошлом году мои разведчики узнали, что «Сатоши», например, не всегда выполняют обязательства контракта. Могут заземлить носителя до срока истечения контракта только потому, что кому-то срочно понадобилось тело. Или что ещё хуже — тело, которое не под контрактом.

— Не пойми неправильно, но я не удивлён. Сакура-сити для меня всегда останется загадкой, как и Сатоши. Я пытался раскусить его много лет, мои агенты искали информацию, но некоторые его мотивы так и остаются для меня нерешаемой задачей.

— То же самое. Когда-то давно на территории Японии существовал конгломерат. Как его называли? — Гамбиев замолкает на несколько секунд, копаясь в отдалённом уголке памяти. — Якудза. Мафия. Так вот, ходят слухи, что Сатоши прямой потомок какого-то там босса и всячески чтит их кодекс. И корпорацию строил с поправкой на этот кодекс. Хрен знает. Слухи слухами, а мурашки порой у меня проскакивают от того, что творят самураи «Сатоши».

— Ну, про вас тоже слухи ходят, — подмечает Ричард.

— Ха! Я так и думал! Например, какие?

— Ну, например, что ты — ставленник Харитонова, а твоя общественная позиция — всего лишь маска. Роль, которую ты успешно играешь. Что в подвалах «Норд» работает организация страшней, чем КГБ.

Гамбиев меняется в лице, сдвигает брови, смотрит на Ричарда хладнокровным взглядом. Спенсер взгляд ловит, отражает его таким же хладнокровием. Вокруг становится тише, только звуки города еле пробиваются сквозь кроны деревьев.

— Ты думаешь, это правдивые слухи? — спрашивает Гамбиев.

— Они правдивые? — отвечает вопросом Спенсер.

Гамбиев ещё пару секунд смотрит на Спенсера, набирает полную грудь воздуха и смеётся во всю мощь лёгких. Ричард поддерживает смехом товарища.

— Ой, Ричард, откуда вы это берёте? — спрашивает Гамбиев, вытирая слезинку в уголке глаза.

— Прости, я так долго ждал возможности пошутить на эту тему.

— Да уж, — стонет Гамбиев, успокаиваясь. — Вы, мистер Спенсер, конечно, юморист. Нет уж, Ричард, этой черни, пока я жив, в «Норд» точно не будет.

Спенсер дёргает спиннинг влево, у него клюёт.

— Подсекай! — кричит Гамбиев.

— Тяжёлая, тварюга!

— Давай! Давай!

Леска натягивается, выгибая спиннинг. Спенсер водит влево-вправо, выматывает рыбу и, когда чувствует, что пора, вытаскивает окуня.

— Неплохо, а?

— Отлично, Ричард, просто отлично!

— Отведаем свеженькой ухи, приготовленной на костре, как в древние времена!

— Эту рыбу есть-то можно?

— Конечно можно! — улыбается Спенсер. — Окунь, выращенный на ферме в Чикаго, лучшего качества. Мои люди специально для нашей рыбалки выпустили несколько сотен вчера ночью.