Лес

Ана Стриана

В Д-Республике нельзя надеяться и мечтать, можно лишь выплачивать долг. Единственный способ избавиться от него – уйти в Лес.Контент-криэйтор Альберт – один из немногих, чье материальное положение позволяет покинуть страну. Но прогулка по Лесу заканчивается для него принудительным опекунством над молодой девушкой.Пока расчетливый Альберт и импульсивная Эрика пытаются ужиться, Верховное Правительство закрывает границу. И теперь Альберту придется пойти на крайние меры ради собственного счастья.

Глава 3

Прошло две недели с тех пор, как в доме Альберта появилась нежданная гостья в лице Эрики. Девушка быстро приспособилась к ритму жизни своего «спасителя» и старалась не мешать, когда тот, запершись в дальней комнате, что-то долго писал на больших листах бумаги. В последний раз Эрика видела такие листы в школе, на выпускном экзамене — то была большая редкость. Чаще для письма использовалась дешевая бумага, сделанная из отходов. Она была сухой и шершавой на ощупь, плохо пахла, но все же на ней можно было что-то написать. Именно на такой бумаге дети обычно выводили первые слова в школе.

Несмотря на то, что Альберт должен был обеспечивать ее полное содержание в ближайшие три года, Эрика понимала — сидеть без дела нельзя. И в то же время искать работу — хотя бы такую, за которую платили едой — не хотелось совершенно. Впрочем, не хотелось вообще ничего. Чтобы к чему-то стремиться, нужно обладать хоть малейшим желанием жить. У нее же этого желания не было абсолютно. Именно поэтому она и пошла тогда в Лес. Если бы байки про сделку на перекрестке были правдой, она, пожалуй, согласилась бы, не раздумывая. Но жизнь не оставила ей выбора.

Альберт своим появлением лишил ее единственного шанса на счастье — пусть призрачное и далекое, но единственное и реальное для нее. А теперь оставалось лишь уныло доживать свой век, перетаскивая телесную оболочку из одного года в другой, пытаясь поддерживать ее жизнедеятельность. Других вариантов просто не было.

Альберт с ней не разговаривал — было видно, что он не настроен на какой-либо человеческий контакт. Для него все было просто: есть закон, который надо выполнять. У закона есть минимальные требования, а выше потолка прыгать не стоит. Это не нужно и абсолютно не выгодно не только с точки зрения человека, живущего по совести, но тем более с точки зрения человека, живущего в Д-Республике.

В один из хмурых и дождливых дней декабря Эрика все-таки решилась заговорить с Альбертом, когда тот вышел из своей комнаты, чтобы пообедать. Она поставила перед ним тарелку с вареной картошкой и консервированным тунцом — деликатесом, который она сама ела всего пару раз в жизни. Себе она взяла пару холодных морковок.

Альберт хмуро взглянул на нее, но от обеда не отказался. Эрика села за стол напротив него и из-под полуопущенных век наблюдала за тем, как он ест. Альберт, казалось, был полностью погружен в свои мысли. Длинные седые волосы собраны в хвостик на затылке. Бледное лицо выглядело серьезным и сосредоточенным. Со стороны казалось, что он долго разжевывает каждый кусочек, чтобы лучше понять его вкус или убедиться, что в нем нет ничего твердого.

«Словно золото там ищет», — усмехнулась про себя девушка. Она вспомнила историю из школьного учебника: в старые благополучные времена жених делал предложение своей возлюбленной, спрятав обручальное кольцо в еде или в бокале с шампанским. «Сейчас за такое запросто можно получить по голове. Один укус — и половины зубов нет. А как потом жить, без зубов?»

Решившись, Эрика набрала воздуха в грудь, чтобы начать разговор, но Альберт ее опередил.

— Нет.

— Я еще ничего не сказала.

— Ты собиралась. Я же сказал — мы не будем общаться.

В глазах Эрики предательски блеснули слезы.

— Зачем ты меня спас? Чтобы превратить мою жизнь в кошмар? Из-за тебя теперь у меня нет выхода! Я не могу вернуться в Лес, я не могу вернуться в свою семью. Я должна три года исполнять роль твоей домашней зверушки — бессловесной твари, которая постоянно будет путаться у тебя под ногами! Думаешь, я не вижу, как ты морщишься каждый раз, когда видишь меня? А что мне делать? У меня нет работы, нет своей жизни, у меня ничего нет!

— У тебя есть все, что нужно для поддержания жизнедеятельности твоего тела.

— А остальное тебя не интересует, да?

— Именно, — кивнул Альберт, отправляя в рот кусок картошки.

Эрика откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

— Тогда я объявляю голодовку. Я не буду есть и рано или поздно умру от истощения. К тому же сейчас зима — я могу упасть в голодный обморок на улице и замерзнуть насмерть.

В глазах Альберта на миг промелькнул страх.

— Так… Тебе когда-нибудь прописывали д-препараты?

— Нет.

— Очень странно. Мне казалось, сейчас их выписывают всем подряд. Могу тебя уверить — как только будут готовы твои документы, я подам запрос на выдачу тебе сильных препаратов. Жить станет проще, вот увидишь.

— Ты думаешь, я не понимаю? Если со мной что-нибудь случится, пока я под твоей опекой, ты моментально отправишься в тюрьму за доведение до самоликвидации. У тебя и так уже условный срок за присутствие в Лесу во время моего… Ну, ты понимаешь. А из тюрем у нас в стране не выходят, и ты это прекрасно знаешь. А ведь ты-то хочешь жить, я это вижу.

Эрика сделала паузу, ожидая ответа, но Альберт сосредоточенно давил вилкой картофель, превращая его в кашу, и не говорил ни слова. Девушка вздохнула и сделала последнюю попытку:

— Тебе есть что терять, я это знаю. Неужели это не стоит того, чтобы немного поступиться своим комфортом?

— Немного? — Альберт поднял на нее глаза, и Эрику словно укололи спрятанные в них льдинки. — Ты ничего не понимаешь. Если бы не ты, уже через год я бы уехал из этой страны и начал жить по-настоящему. Ты даже не представляешь, что это такое. А теперь я обязан тонуть в этом болоте еще три года и спускать большую часть своего заработка на то, чтобы содержать тебя. Как думаешь, я горю желанием общаться с олицетворением своей самой большой в жизни неудачи?! — он с яростью бросил вилку на стол, вскочил и в два шага подошел к окну. — Видишь это? Этому стеклу больше лет, чем нам с тобой вместе взятым. Когда-то в него кидали камни идиоты, которые посчитали, что я живу слишком богато и это надо исправить. Я мог бы вставить новое стекло, но не хочу этого делать, потому что знаю — с ним будет то же самое. Я мог бы отремонтировать печку и покупать нормальные дрова, которые будут гореть, а не тлеть, даже в дождливую погоду. Но я знаю, что все это вызовет зависть и ненависть у других людей. Я принял правила этого общества, этой страны, я живу по этим правилам, я научился здесь выживать и неплохо зарабатывать. Но твое присутствие здесь — это против всех правил.

— Гулять ночью по Лесу — тоже против правил, — тихо проговорила Эрика.

— Заткнись! — сжав кулаки, крикнул Альберт. — Если тебе так хочется с собой что-нибудь сделать — прикуси себе язык, будь так добра. От этого будет куда больше пользы.

— Я хочу работать.

Альберт усмехнулся:

— Вот как! Еще вчера не хотела жить, а сегодня уже хочет работать. Что это на тебя нашло?

— А ты хочешь, чтобы я продолжала не хотеть жить? Тебе так будет удобнее?

— Так всем удобнее в этой стране, если ты еще не заметила, — буркнул Альберт, снова усаживаясь за стол.

— Я думаю, это в твоих интересах — сделать так, чтобы у меня было хоть какое-то занятие. Иначе ты лишишься всего, что у тебя есть, потому что я найду способ прекратить жизнедеятельность своей телесной оболочки, выражаясь твоими словами.

— Так-так, и что же ты хочешь делать?

— Что-нибудь простое и по возможности монотонное. Не хочу много думать. Скучная жизнь проходит быстрее.

Альберт нахмурился и внимательно посмотрел на Эрику:

— Когда ты говоришь, у меня такое ощущение, что ты цитируешь статьи из Газеты. Ты что, их наизусть учила?

Эрика насупилась, раздумывая, стоит ли вообще что-то говорить этому человеку. Но вынужденное одиночество рвалось наружу потоком невысказанных слов. Эрика подумала, что, возможно, другого повода поговорить с Альбертом у нее уже не будет. И решилась.

— Однажды в детстве я тайком от родителей прочитала одну статью. Она называлась «Как ускорить течение жизни». Мне так понравилась эта статья, что я захотела, когда вырасту, писать такие же. В детстве еще как-то получалось мечтать о неосуществимом. Потом я поняла, что связей и денег моих родителей не хватит на то, чтобы отправить меня на нужные курсы и пристроить на работу. Мой потолок — работа на заводе по переработке отходов. И когда я поняла, что в восемнадцать лет моя жизнь превратится в долгое и унылое умирание, я решила закончить ее в торжественный день окончания детства. Но тут появился один седой старикашка, который спутал все мои планы.

— Кто бы говорил!

— Ты со мной вообще говорить не хотел.

— Я и сейчас не хочу. Мне работать пора. Не забудь помыть посуду — где вода, ты знаешь, — с этими словами Альберт поднялся из-за стола и уже развернулся, чтобы идти в свою комнату, но его остановил вопрос Эрики:

— Так что насчет моей работы?

На секунду Альберт задумался, а потом неопределенно махнул рукой:

— Я подумаю.