Лес

Ана Стриана

В Д-Республике нельзя надеяться и мечтать, можно лишь выплачивать долг. Единственный способ избавиться от него – уйти в Лес.Контент-криэйтор Альберт – один из немногих, чье материальное положение позволяет покинуть страну. Но прогулка по Лесу заканчивается для него принудительным опекунством над молодой девушкой.Пока расчетливый Альберт и импульсивная Эрика пытаются ужиться, Верховное Правительство закрывает границу. И теперь Альберту придется пойти на крайние меры ради собственного счастья.

Глава 5

Приближался конец календарного года. Как это бывало каждый год, Альберту предстояло написать статью об итогах года. Такие статьи давались ему довольно легко, если не считать необходимости быть особенно осторожным и внимательным — начало нового года могло вызывать у людей положительные эмоции. Многие могли предаваться опасному стремлению строить планы и надеяться на будущее. Все эти стремления нужно было пресечь на корню. Альберт вышел в комнату, чтобы убедиться, что Эрика ушла, а потом вернулся к своему столу и быстро застрочил в черновике:

«За прошедший год произошло не так много событий, но большинство из них без преувеличения можно назвать печальными. Ушли из жизни несколько влиятельных людей — политиков, которые всю свою жизнь посвятили тому, чтобы сделать жизнь других людей легче. В иной мир отправился мэр нашей столицы. В многочисленных пожарах и обрушениях домов погибли наши с вами соотечественники. Наступление холодов также добавило десятки людей в печальный список погибших. И сегодня, вспоминая всех этих людей, мы должны помнить: наша святая обязанность — отработать не только свой долг, но и их, чтобы сохранить в душе светлую память об ушедших.

Конечно, все мы понимаем — с уходом этих людей вряд ли что-то изменится в нашей жизни. Но если только на секунду предположить, что у кого-то из них был в руках некий метафизический ключик, открывающий дверь к общенародному благополучию, становится невыразимо грустно. Представьте, что один человек из миллиона рождается с возможностью и шансом что-то изменить в этом мире, но умирает, не дожив до этого момента. Он замерзает насмерть, не дойдя пару шагов до дома. Сердце сжимается от такой печальной судьбы — не только отдельного человека, но и всего народа».

Альберт удовлетворенно перечитал написанное и взял другой лист. Прежде чем соскользнуть на бумагу, мысль балансировала на грани между надеждой и отчаянием. Высшим пилотажем было такое соединение этих двух состояний, чтобы надежда показалась читателю мимолетным миражом, мелькнувшим где-то вдали и тут же исчезнувшим из вида. Это придавало отчаянию дополнительную горечь и силу.

«Мы уже невероятно далеки от тех старых предрассудков, в плену которых жили наши далекие предки. Новый год — уже давно не повод для празднования. Это лишь время подведения итогов: печальных результатов уходящего года. Во всем остальном последние дни уходящего года и первые дни следующего года ничем не отличаются друг от друга. Но таков человек — ему нужно постоянно оглядываться назад.

Напоминаем, что до конца года необходимо заполнить декларацию о долгах. Для тех, кто по каким-либо причинам не сделает этого вовремя, сумма долга будет увеличена на 13%. И не забывайте, что накопленный долг будут выплачивать ваши дети и внуки. Не взваливайте на их плечи слишком большой груз, чтобы не жалеть об этом потом.

Разумно принятый тридцать лет назад запрет на контроль над рождаемостью оставляет шанс многим из нас. Ведь чем больше людей, между которыми разделена сумма долга, тем меньше доля каждого человека. Но, несмотря на благие намерения нашего правительства, на практике каждый следующий ребенок не уменьшает сумму долга, а лишь увеличивает ее. Ведь все мы, к сожалению, с самого рождения постоянно нуждаемся в еде, теплой постели, одежде и хотя бы минимальных средствах обеспечения личной гигиены.

Все, что нам остается — быть максимально экономными и осторожными в тратах. Мы можем только надеяться на то, что новый день и новый год принесет нам возможность работать и погашать долг. Но мы никогда не сможем избавиться от ощущения, что все вокруг слишком зыбко и непрочно, чтобы строить долгосрочные планы.

Темные зимние дни и длинные ночи неизменно напоминают — тьма всегда преобладает.

Мы должны помнить о том, что каждая ночь может стать последней. В каждом из нас прямо сейчас может пробуждаться неизлечимая болезнь. Мы прекрасно знаем, что нам закрыт доступ ко всему тому, что делает жизнь людей долгой и полноценной. Но такова наша судьба, и мы не в силах что-либо менять.

Иностранная пропаганда убеждает, что есть страны и есть люди, которые живут гораздо счастливее нас. Но для нас эти страны закрыты. По крайней мере, до тех пор, пока мы не выплатим свой Долг. Все в этой жизни надо заслужить.

В старых песнях наши наивные предки утверждали, что перед каждым человеком открыто множество путей и простираются миллионы возможностей. Словно пещерные люди, они строили свои воздушные замки, не понимая того, что понимает сегодня каждый ребенок: это абсолютно бесполезное занятие.

Но у нас остается Лес как последняя возможность сделать жизнь следующих поколений чуть легче. В следующем году власти планируют посадить новые деревья, чтобы продолжать удовлетворять растущий спрос на услуги этого муниципального рекреационно-ритуального комплекса».

Альберта оторвал от работы громкий шум. Вскочив из-за стола, он выбежал из комнаты и увидел, как в распахнутую входную дверь практически вваливается массивное мужское тело в толстом тулупе. За телом стала видна маленькая фигурка Эрики, которая растерянно застыла на пороге, не понимая, что происходит. Тело издало звук, напоминающий что-то среднее между кряхтением и залихватским «И-эх!», и довольно ловко приняло вертикальное положение. В комнате запахло спиртом. Альберт поморщился:

— Дед, тебя кто сюда звал?

— Здорово, сосед! — вошедший таким оригинальным образом дед стащил с головы шапку и рукой взлохматил примерно пятнадцать седых волосинок. — Жратва есть? Знаю, есть, ты ж у нас эта… ба-хе-ма! Или как там? Ай, в общем, закусь мне нужна. Дай, а?

Эрика скорчила недовольную гримасу:

— Чем это так воняет?

— Спиртом, — мрачно бросил Альберт, подходя к шкафу с едой. — Чего тебе? Огурцы соленые есть, тушенки банка. Только она старше меня, рисковать будешь?

— Давай, — дед деловито вытащил из кармана потрепанный тряпичный мешок и подставил его, призывая Альберта кидать туда продукты. — Девка, дверь закрой, дует же! Мозги простудишь еще, если они у тебя есть, хи-хи!

Эрика покраснела.

— Вам надо — вы и закрывайте! Хотя вам явно уже нечего бояться и простужать тоже нечего! — раздраженно бросила девушка, хлопая входной дверью.

— Женская логика, ну! — заржал дед.

— Да ну вас, — огрызнулась Эрика. — Альберт, кто это такой вообще?

— Сосед, — коротко ответил Альберт.

— Ага, сосед я, — кивнул дед, — Василь Петрович, ну или просто дед Василь, как вот этот белобрысый меня кличет.

— Очень неприятно, — надувшись, ответила Эрика. — Почему от вас так пахнет?

— Эхе-хе! — вздохнул Василь Петрович. — Да как же тут не пахнуть, если и помыться негде? Воды-то вечно нет, а если и есть, то как я зимой в ледяной мыться-то буду? Что я, морж, что ли? Я не морж.

— Девочка не знает, что такое спирт и алкоголь, — усмехнулся Альберт, кидая в авоську деда продукты.

— Я знаю, — нахмурилась Эрика. — А еще я знаю, что производство и продажа алкоголя в нашей стране запрещены. Откуда у вас алкоголь?

— Какой еще алкоголь?! — возмутился дед. — Это слезы народные! Страдание человечества в чистом виде. А знаешь, как его тяжело по капле из себя вытягивать? Вот хожу и слезы детишек в стаканчик собираю. И потому их так много, что в другом месте их совсем нету! Во всем баланс должен быть, так? Вот мы здесь плачем, а они там — радуются.

— Где — там? — не поняла Эрика.

— Не бери в голову, — сказал Альберт, поворачивая деда за плечи к выходу. — Время позднее, спать пора. Иди, дед. Если выживешь после тушенки — завтра заходи, только трезвый. Дело к тебе есть.

— Обижаешь! Я всегда трезвый! Это же горе народное во мне бродит, вот спирт и вы-де-ля-ецца! — Дед бодрым, но нетвердым шагом вышел на улицу. Еще несколько минут был слышен его голос — кажется, он пытался спеть песню про народное горе.

Альберт закрыл дверь и повернулся к Эрике:

— Полегче с дедом. Он, конечно, тот еще неадекват, но иногда может оказаться полезен. И тебе в том числе.

— Как может быть полезно это старое и отвратительно пахнущее существо? — сморщилась Эрика.

— Если не хочешь потом жалеть и раскаиваться, никогда так больше про него не говори, — взгляд Альберта снова резанул девушку холодом.

— Откуда у него алкоголь?

— Оттуда, где его обычно производят.

— Он что, это прямо дома делает?

— Почему тебя это так удивляет?

— Но это же незаконно!

Альберт поморщился:

— Это же дед! Скажем так: у него есть некоторые связи. Поэтому для него — законно. Будешь с ним дружить — может, и с тобой поделится.

— Вот еще! — фыркнула Эрика. — Зачем мне это?

— Действительно, о чем это я? Ты же у нас из особой категории. У тебя другие воздействующие факторы. Что там с нашим уговором? Ты уже готова рассказать мне все о своей влюбленности?

Эрика испуганно посмотрела на него:

— Уже? Я думала, мы начнем позже.

— А чего нам ждать? — удивился Альберт. — Впрочем, мне действительно нужно еще немного времени, чтобы закончить новогоднюю статью. А потом я буду ждать от тебя подробный отчет. Запомни: больше всего меня интересует, что влияет на возникновение этого чувства и что может привести к тому, чтобы оно не возникло или исчезло, если уже возникло?

Эрика округлила глаза:

— Я тебе что, робот, что ли? Ты так все раскладываешь, словно это математика. Ты сам-то когда-нибудь влюблялся?

В этот момент Эрика была готова поклясться: она физически почувствовала льдинки, разбившиеся о ее лицо. Эти льдинки вылетали из глаз Альберта, в которых словно пронеслась снежная буря. Несколько секунд он молчал, а потом коротко бросил:

— Покойной ночи, — и скрылся за дверью своего кабинета.

«И что я такого сказала? — думала Эрика, укладываясь спать на пол у печки. — Альберт живет один, но ведь это еще не значит, что он одинокий волк. А может, у него кто-то есть? Хотя он же говорил, что планировал уехать. Интересно, как он собирается это сделать? Неужели ему удалось избавиться от долгов?»

С этими мыслями она провалилась в сон, и снился ей Альберт, который был одет в белый халат и держал в руках шприц. А потом она поняла, что вокруг нее — клетка, под ногами — опилки, а за спиной — большое колесо, в котором ей надо бегать. Почему-то ей казалось, что если бежать достаточно быстро, удастся избежать болезненного укола. Но шприц все приближался, а глаза Альберта становились все более холодными и злыми. Когда он был уже совсем близко, Эрика закричала, но оказалось, что во рту у нее кляп, поэтому вместо крика изо рта вырывалось лишь мычание. Она побежала еще быстрее и вдруг провалилась в темноту. Эта темнота затягивала ее, опутывала руки и ноги, словно щупальцами. Эрика поняла, что это действие укола, но уже не могла ничего сделать, не могла сопротивляться. Прежде чем провалиться во тьму окончательно, она подумала, что надо срочно влюбиться.