Легенда о половинках. Часть 1

Ана Ховская, 2007

В маленьком фермерском поместье жизнь течет размеренно и по своим правилам. С детства малышка София и самые родные ей люди получают жестокие уроки. Предательство отца, его ограниченность и несостоятельность, приведшие к банкротству фермы, а потом и к собственной гибели, много меняют в жизни всей семьи. Но судьба каждого ведет своим путем, на котором их ждут интриги и трагические события, страсть и разочарования, страх и шпионские игры по-настоящему, любовь и прощение… Это трогательная сага о сокровенных мечтах, ярких воспоминаниях и поиске своих половинок – добрая и искренняя история о всех нас.

Эль-Пачито, декабрь 1983 года

Время неспешно приблизило Рождество. Этот праздник, особенно почитаемый католиками, вдохновлял всех на светлые поступки и сулил радужные надежды на исполнение заветного желания.

Улицы Эль-Пачито были украшены разноцветными гирляндами, фонариками причудливой формы, на воротах каждого поместья красовались зеленые венки с колокольчиками, красными лентами, семейными украшениями — один лучше другого. В предрождественские дни люди становились особенно счастливыми, дружелюбными.

На одиноких людей этот праздник нагонял тоску, в других, так или иначе устроенных в жизни, вселял романтические надежды. Все ссорящиеся в эти дни — мирились, дружно старались уступать друг другу во всем. Рождество было временем рождения новых чувств, надежд и восторженных настроений.

Вечером Хелен Дьюго разожгла камин и со своими девочками устроилась на ковре перед диваном. Укутав ноги дочерей шалью, она взяла большую книгу сказок и приготовилась читать.

— Мама, почему мы не идем в гости к Бену? — грустно спросила София. — Ему, наверное, очень одиноко?

Хелен согласно кивнула, но не знала, что ответить дочери, как объяснить малышке всю сложность человеческих взаимоотношений. Она пожала плечами и перелистнула страницу в книге.

— А почему папа к нам не идет? — следом поинтересовалась Милинда.

— Он всегда занят! И не будет же он слушать сказки. Для него это чушь! — пояснила София, не дожидаясь ответа матери.

— Софи! — одернула дочь Хелен. — Что это еще за разговоры? Сколько раз я просила тебя не говорить в таком тоне об отце?

— Я права! — не уступала София. — Его всегда нет с нами. Он всегда ругается, обижает тебя. Я слышала, как он кричит в вашей комнате по ночам.

— Софи! — возмутилась Хелен.

Ее губы задрожали, глаза забегали и даже при свете огня стал заметен багровый румянец на ее щеках и шее.

— Кто разрешал тебе подслушивать под дверью?

— Никто, мама, — смягчив тон, ответила дочь. — Я не специально. Но лучше бы нашим отцом был Бен. Он добрый, щедрый и умный. И он никогда не повышал голос даже на своих медсестер.

Милинда поддержала сестру легким кивком. Хелен зарукоплескала от изумления и возмущения. Она положила книгу на пол и закрыла лицо ладонями.

— Девочки, что вы со мной делаете?! Почему вы не можете промолчать, почему все нужно объяснять и доказывать по новой? Софи, я прошу тебя, перестань наговаривать на отца и настраивать Лин. Я больше ничего не хочу слышать на эту тему. Вам обеим ясно?

Сестры потупили взгляды и виновато опустили головы на колени матери.

— Я только сказала правду, — прошептала София. — Разве плохо говорить правду?

— Молчи, — проговорила Лин, — а то мама еще больше расстроится и будет плакать.

— Софи, — более спокойным голосом продолжила Хелен, — доктор Логан — замечательный человек, поэтому я разрешаю вам с ним дружить. Но умоляю тебя, Софи, детка, солнце мое, не говори о нем так в присутствии папы. Отец хороший, но он обижается, когда его недооценивают. Будь к нему ласкова, и он перестанет придираться. А по ночам он ругается потому, что устает, его не слушаются рабочие, он раздражается… Это нормально.

— Ну да. И виски он пьет, как лошадь! — пробубнила София.

— Ах ты, упрямая коза! — возмутилась Хелен и дернула дочь за ухо. — Я заклею твой маленький рот скотчем, тогда ты у меня поговоришь!

Сердитый и расстроенный вид матери остудил накипевшие чувства Софии, и она дала себе слово, что не испортит ее настроение в ближайшие дни. Милинда и вовсе закопалась лицом в подол платья матери и боялась произнести что-то лишнее. Она поддерживала сестру, но слишком боялась отца, чтобы так открыто сопротивляться ему.

Глубоко подышав, Хелен вновь взяла книгу в руки и открыла на первой странице.

— Сейчас я расскажу своим деткам-непоседкам сказку про храброго медвежонка Хьюпи…

София и Милинда улеглись поудобнее и приготовились слушать сказку, как вдруг в гостиной неожиданно вспыхнул свет, и они, недовольно щурясь от рези в глазах, выглянули из-за дивана. В гостиную вошел Брайан, а за ним веселые, смеющиеся и что-то напевающие юноша и две девушки. В одной из девушек София узнала Элен Ахматову, и сердце ее радостно заколотилось.

— Элен, ура! Я так давно тебя не видела, — воскликнула она и, путаясь в шали, поднялась и побежала навстречу к ней.

Хелен и Милинда поднялись с ковра и присели на диван. Мать вопросительно посмотрела на сына, ожидая представления гостей.

— Мама, это мой друг Эл Ахматов. Я тебе о нем много рассказывал…

Александр любезно кивнул и улыбнулся:

— Добрый вечер, миссис Дьюго.

— Это его девушка — Мэри Синкли… А это его сестра — Элен.

Элен и София уже секретничали в сторонке, у другого дивана, весело хохоча и обнимаясь.

Брайан жестом показал гостям на диван, а сам подошел к матери и шепотом сказал:

— Знаю, что отца сегодня долго не будет. Я хочу, чтобы друзья остались на ужин.

Хелен неуверенно тихо ответила:

— Я рада твоим друзьям, только бы не узнал отец.

Брайан быстро чмокнул мать в щеку и потерся лбом о ее висок.

— Мам, я люблю тебя.

— И я тебя, сынок, — заверила Хелен и, счастливо улыбаясь, уже громко продолжила: — Очень рада всех вас видеть в нашем доме. Это такая редкость. Давайте не будем откладывать ужин и пройдем в столовую? Я вас всех немножко побалую вкусной поджаркой и домашней выпечкой.

Алекс и Мэри, улыбаясь друг другу и хозяйке дома, взяли принесенные с собой пакеты и прошли за Брайаном в столовую.

— Я очень рад познакомиться с семьей друга и в знак уважения хочу поздравить вас с наступающим Рождеством. Завтра мне не удалось бы это сделать, семейный ужин, традиции… вы понимаете… Вот мой подарок!

Алекс достал из пакета огромный воздушный торт, украшенный кремовыми елками, пухлыми Санта-Клаусами и разноцветными гирляндами из шоколада в глазури, все это было посыпано рубленным миндалем.

— И-и-х! — завизжала Милинда в предвкушении аппетитного кусочка.

Все дружно засмеялись. Хелен сердечно поблагодарила Ахматова и предложила присесть за стол. На визг сестры вбежали София и Элен.

— Мои перепонки не выдержали твоего писка, — деловито сказала София и с блеском в глазах уставилась на огромный торт. — Ого!

Брайан пощекотал сестру и усадил на свое колено.

Мэри держалась робко и лишний раз не поднимала глаз. Алекс познакомил ее с Брайаном час назад, и она уже почувствовала, как тот на нее смотрит. Брайана сразу заинтересовала девушка необычно тонкой красоты. Но он терпеливо сдерживал свой интерес, так как ценил дружбу с Ахматовым.

София мельком рассмотрела всех присутствующих и, резво спрыгнув с колен брата, предложила Элен подняться в свою комнату.

— Мама, я возьму молоко и твои пышки.

Не успела Хелен оглянуться, как София уже набрала полные руки пышек и убежала вместе с Элен из столовой.

— Ох и стрекоза! — шутливо пожурила мать.

— Поверьте, Элен тоже не подарок! — с улыбкой поддержал ее Алекс. — Но не беспокойтесь: Элен не напакостит.

— Да что ты, я не боюсь. После Софии нам не страшен даже Бугимен, — засмеялась Хелен. — А твоя сестричка — заметно воспитанная девочка… Давайте поужинаем, наконец.

Хелен живо расставила тарелки. Брайан помог разложить столовые приборы и салфетки. Алекс простодушно помог нарезать хлеб, разлить соус в блюдца.

— Я думаю, вы уже достаточно взрослые, чтобы немножко выпить вина? — заметила Хелен и зазвенела бокалами.

Неожиданный прилив тепла и радости вдохновил ее на то, чтобы устроить почти рождественский ужин. Так давно в ее доме не собиралась компания добрых людей, хоть и молодых. А уж где просиживал Ланц со своей компанией, Хелен только могла догадываться.

Радушная хозяйка разлила вино по бокалам и, наконец, присев за стол, подняла свой бокал в дружном застолье.

***

София и Элен, наевшись пышек до икоты, расположились на кровати.

— Ой, я забыла пакет в гостиной, — вспомнила Элен. — Я нарисовала картину и решила подарить тебе ее на Рождество.

— Картину?

— Да, твой портрет, помнишь?

— А я уже забыла про него. Брайан был так занят, вот и не брал меня к тебе в гости.

— Ты думаешь, мой брат бездельничал? Он тоже пропадал в своей библиотеке. У них с Брайаном одна мечта — уехать в Вашингтон.

— Куда?! — удивилась София.

— В Вашингтон. Там у них какой-то университет…

София грустно поджала губы и сбивчиво сказала:

— Мне Брайан рассказывал, что уедет в колледж в Хьюстон. Значит, он мне врал?

— Нет, Фисо. Сначала они будут учиться в Хьюстоне, а потом… — Элен махнула рукой и прищелкнула язычком, — умные будут.

— Ничего себе! — восхитилась София. — Наши братья будут самыми умными! А потом Брайан и меня заберет учиться.

Элен улыбнулась и обняла девочку.

— Здорово, что они дружат! А мы дружим с тобой!

— Да! — подтвердила София. — Пойдем за портретом, я сейчас лопну от любопытства.

Элен была старше Софии на два года, но этой разницы не ощущалось, потому что характеры девочек были похожи, а интересы во многом совпадали. Обе стремились к знаниям, мечтали стать известными, и обе были непосредственны и невыносимо упрямы в достижении своих целей. Но к Элен окружающие были благосклонны и терпимы, к Софии — придирчивы и строги. Однако Элен это не портило, а София по-прежнему оставалась самоуверенной и дерзкой. Обе сожалели, что не могли общаться чаще, так как у Элен полным ходом шла подготовка к старшей школе с художественным уклоном в Новом Орлеане, да и в Эль-Пачито ее одну никто не отпускал. Созваниваться у них тоже не получалось. Когда Элен вспоминала о Софии, — была либо ночь, либо ее телефон не отвечал. А София не могла позвонить, так как из-за экономии средств, иногда чересчур жесткой, отец не оплачивал телефонные счета.

Картина, нарисованная Элен, потрясла Софию своей реалистичностью. Конечно, она не разбиралась в художественном искусстве, но для нее это был шедевр. Когда София похвасталась всем портретом, талант Элен был оценен.

В веселой компании София не заметила, как пришло время расстаться с гостями. Она с неохотой проводила Элен, зная, что увидеться еще раз предстоит нескоро, а может быть, и никогда, потому что родители собирались отправить дочь на обучение в Новый Орлеан сразу после нового года. Софии оставалось только сожалеть о том, что она не могла иметь таких подруг, как Элен, и проводить вечера более разнообразно, чем обычно.

Пожалуй, Элен была единственной девочкой, воспринимавшей Софию всерьез, без оценки внешности и материального положения. Для Софии казалось дикостью обращать внимание на человека по количеству зеленых купюр в бумажнике или по принципу — успешный, известный, глупый, не фермер, как это делал ее отец. Ланц всегда всех людей распределял по категориям, непонятным Софии, и главным для него всегда был фермер, который не должен подчиняться правилам людей, живущих иной жизнью, не должен желать сверх того, что может сделать собственными руками, а не бессметными богатствами, нажитыми мошенническим путем. И тем более ни один уважающий себя фермер не будет водиться с богачами, живущими в Эль-Пасо. Уже в своем возрасте София понимала, как несправедливы утверждения ее отца, она протестовала всякий раз, когда тот пытался вбить это в ее голову.

София проводила гостей унылым взглядом. Прислоняясь щекой к оконному стеклу, она ощутила, что вечер перестал быть интересным, время остановилось, стало одиноко и грустно. Брайан ушел провожать друзей, Хелен и Милинда возились с посудой на кухне. Все было как всегда: скучно, уныло и беспросветно.

София сняла трубку телефона и, мельком взглянув на часы, набрала номер доктора Логана. Долгие гудки заставили нервничать. Но спустя несколько секунд ответил добрый, заботливый голос крестного.

— Бен, я уже испугалась, что тебя нет дома, — радостно крикнула в трубку София.

— Моя стрекоза, добрый вечер! Сколько я буду учить тебя манере разговаривать по телефону?

— Бен!

— Никаких отговорок, — укоризненно произнес тот. — Ты хочешь быть настоящей леди?

— Очень, — надув губы, пробормотала в трубку девочка.

Бен смягчил тон и спросил:

— У тебя что-то случилось?

— Нет.

— Что-то с мамой?

— Нет.

— Ты соскучилась?

— Я хочу к тебе. Мне здесь скучно. Гости ушли, подарили торт, а мне картину… Помнишь, я рассказывала тебе про Элен?

— Угу…

— Она художница. Я так злюсь, что не могу дружить с ней, что не могу пригласить ее, когда папа дома. Мама с Лин возятся на кухне, а мне скучно. Я хочу к тебе. Можно?

— Конечно, можно, что за вопрос? Но уже поздно для прогулки…

— Не поздно, я с закрытыми глазами найду твой дом, — умоляюще протараторила София. — Ну, пожалуйста!

Крестного легко было уговорить — он обожал свою девочку. Бенджамин накинул пиджак и вышел на дорогу встречать Фисо.

София незаметно прокралась на кухню, неловко поделила оставшуюся часть торта пополам и, завернув кусок в салфетку, помчалась одеваться в свою комнату.

Через десять минут ее уже не было в доме. Она со всех ног бежала к дому крестного отца.

***

Солнце клонилось к закату.

В доме Ахматовых царила особая атмосфера. Собрались многочисленные родственники: дяди, тети, кузены и кузины. Накрывая стол, Элен и Бриджит насчитали семнадцать персон. В то время как родственники собрались в гостиной и предавались воспоминаниям о молодости и прошлых временах, Александр и Мэри сбежали от любопытных глаз в беседку за особняком.

— Тетя Амелия не очень-то и хотела идти на ужин, — поделилась Мэри, плавно ступая по гладко стриженому газону.

— И я знаю, почему, — улыбнулся Алекс.

Взгляд Мэри робко скользнул по красивому лицу Ахматова и снова устремился вдаль.

— После нескольких стаканов бренди, разбавленных виски, а потом и мартини, дядя Роб начинает приставать ко всем девушкам моложе тридцати лет, — начал вспоминать пороки родни Александр. — Тетя Элисон неутомимо бормочет о третьей мировой, и что всем просто необходимо уходить под землю. Кузины Мэйдли увлеченно посвящают семью в очередные сплетни о политиках и известных бизнесменах. А любимица публики Лорэйн без устали щебечет о новых подарках мужа и о том, как удалась ее жизнь. Остальные со светской деликатностью выслушивают первых и поддакивают. Это утомляет.

— Как ты смешно и просто рассказываешь о своей семье…

Мэри улыбнулась, и Алекс заметил, что она робко смотрит на него. Тепло разлилось по его телу.

— Мэри… — Алекс остановился и нежно коснулся ее руки, отчего щеки девушки мгновенно запылали ярким румянцем, — когда я нахожусь рядом с тобой, меня не тянет к учебникам, в библиотеку, я не хочу общаться с друзьями… Мне очень тепло рядом с тобой. Я еще никому не говорил того, что хочу сказать только тебе…

Мэри невольно отдернула руку и нервно содрогнулась, заранее зная, что услышит, кожей ощущая, как эти слова охватят ее жарким огнем и как следом ледяной вихрь прошлого погасит пламя и оставит за собой нестерпимую боль. Он был так близок и так дорог, но сила страха и гнева внутри нее в секунды разверзала непреодолимую пропасть между ними.

Онемев от нахлынувших эмоций, Мэри медленно закрыла глаза и позволила своим ушам услышать до боли любимый голос Алекса. Он ласково, проникновенно говорил о своих переживаниях, складывал слова в любовную песню, заставляющую таять и трепетать. Горячо и искренне он выражал все, что лежало на сердце, и взглядом, ожидающим взаимности, рассматривал ее лицо.

Указательным пальцем Алекс приподнял подбородок Мэри. Она приоткрыла глаза и замерла. При свете фонарей вид ее ярко-зеленых глаз с поволокой вызвали щемящую боль в его груди. Алекс медленно наклонил голову и захватил губы Мэри, как неприступную крепость.

Девушка широко раскрыла глаза и оцепенела. Время словно остановилось, оглушающая тишина врезалась в уши, сердце перестало биться, и кровь отхлынула от лица. Ахматов в недоумении отстранился от Мэри и коснулся ее плеч руками. Глаза девушки, словно стеклянные, смотрели сквозь него, лицо резко побледнело, кожа на оголенных плечах похолодела и покрылась мурашками.

— Мэри? — окликнул ее Алекс. — Ты плохо себя чувствуешь?

Ответа не было, только ее веки еле заметно дрожали.

— Мэри, прости… Я напугал тебя?

«Как глупо! Я должен был сначала спросить, — тревожно подумал Алекс, интуитивно чувствуя, что реакция девушки связана с ее прошлым. — Черт тебя дери, Эл, ты должен был позаботиться о ее чувствах. А теперь ты все испортил!»

Его сожалеющий тон, виноватый взгляд и легкое потряхивание за плечи привело Мэри в чувства: будто начал таять лед, из ее глаз брызнули слезы.

— Мэри, — с тревогой прошептал Алекс. — Прости меня, я должен был почувствовать, что ты не готова…

— Замолчи, — сдавленно ответила она. — Ты не виноват… Я очень люблю тебя, но дай мне время… Не торопи меня…

Ахматов опустил руки и понимающе кивнул.

— А сейчас оставь меня одну. Я не уйду. Я буду здесь, в беседке.

— Мэри, я люблю тебя и не обижу, — виновато проговорил Алекс и, скинув пиджак, накинул его на озябшие плечи девушки.

— Иди, скоро будут резать индейку. Обещай, что оставишь мне самый лакомый кусочек? — слабо улыбнулась она.

Ахматов смятенно поежился, расстроенно улыбнулся и направился в дому.

Мэри тоскливо завернулась в пиджак любимого, уткнулась носом в его воротник и огорченно вздохнула. Присев в соломенное кресло, она поджала под себя ноги и заплакала.

Сквозь туманные мысли и горькие слезы, как в кинофильме, кадр за кадром память воскресила событие, которое год назад положило начало новой жизни.

… — Извини, мне было приятно провести с тобой несколько рождественских ночей, но я тебе ничего не обещал. Да и времени у меня нет на все эти розовые сопли. Экзамены ведь.

Мэри замерла с открытым ртом в полном изумлении. Сначала показалось, что она что-то не расслышала. Она попыталась рассмотреть в глазах Пьера хоть какое-то опровержение услышанного, но видела только хладнокровную усмешку и жестокое самодовольство.

— Но ты же говорил, что я особенная из всех в этой школе?! — дрожащим голосом проговорила Мэри, все еще убеждая себя в недоразумении.

— Ты была особенной, когда была девственницей, — победно заявил дружок Пьера, неожиданно появившись за спиной Мэри.

Только спустя минуту она осознала смысл его слов и поняла, что ее безжалостно использовали. Слезы унижения и досады потекли по щекам, обжигая губы, капая с подбородка на платье.

— Ой, уберите эти сопли, — снисходительным тоном воскликнул Пьер и, повернувшись в сторону школы, удалился вместе со своим дружком.

А слезы капали и капали. Мэри чувствовала себя облитой грязью, опустошенной и раздавленной. Ведь о проведенных ночах с Пьером, о ее соблазнении будет знать вся школа, ее улица, а значит, и ее отец. Мэри не рыдала, не всхлипывала, она потрясенно сквозь пелену слез молча наблюдала за удаляющейся фигурой Кьюри и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Если бы желания исполнялись мгновенно, она тут же провалилась бы сквозь землю. Умерла. Не мыслила. Не чувствовала. Не ощущала. Растворилась…

Неожиданный толчок сзади привел Мэри в чувства, и она оглянулась. Малыши, беззаботно играющие в мяч, задели ее ногу, забивая гол. Мяч лежал у ее ног, и она тупо смотрела на него, не отзываясь на крик мальчишек вернуть игрушку.

— Ну ты и растяпа! — крикнул мальчик, что постарше.

Мэри заморгала мокрыми ресницами, и только тут ее пробрало дрожью омерзения и злобы к самой себе и на весь мир вокруг нее. Она осознала, что родилась на свет только для того, чтобы страдать, чтобы все окружающие использовали ее в своих целях, не оставляя выбора ей самой. За что ее наказали такой жизнью, — Мэри не могла постичь. Может быть, она была недостаточно благодетельна, покорна или совершила непростительный грех, или причинила кому-то зло? Причина должна была быть, на все есть ответ, но Мэри его не находила.

Разные мысли закружились в ее голове, но, сраженная небывалым цинизмом и безжалостностью, подавленная, она пошла домой. Единственно верное решение — оставить все и убежать куда глаза глядят. И Мэри возвращалась в свой дом, чтобы забрать личные вещи, документы и распрощаться с «мертвым городом» навсегда…

Мэри не могла обмануться во второй раз. Это было бы полным поражением. Поэтому сейчас следовало быть очень осторожной даже с таким благородным и великодушным человеком, как Александр.

Огорчение Алекса скрасила Элен невыразимым восторгом от раскрытого заранее рождественского подарка брата. А затем был фейерверк, брызги шампанского, смех и восторги, веселые танцы, торжественные выступления гостей и прочая праздничная суета.