Нравы времени. Стихотворения (Андрей Артёмов, 2022)

Сонет

Не дари мне шиповые розы:

Как боюсь совершенства цветка!

В нём предчувствие острой угрозы,

Ведь чувствительна к боли рука.

Одурманен, возможно, вдруг буду

Этим нежным, коварным цветком —

Вот тогда и тебя позабуду

Или сделаюсь жалким глупцом.

Если сердце моё заболеет,

Не добьёшься любви ты тогда,

И признаться в любви не посмеет

Ни тебе, никому никогда.

Ну а если всё ж это случится,

Только розами стану лечиться.

У окна

Зыблются в комнате тонкие шторки.

Я у окна затаившись сижу.

Ветер качает оконные створки.

Я за движением ночи слежу.

Всё мимолетно пред взором пытливым,

Трудно всего уловить и понять…

Облако спрятало круг прихотливый,

Как бы хотелось его начертать.

Но как ничтожно людское желанье

Перед могучей природой в ночи.

Ох, как в нас бедно великого знанье,

А уж задумали к звёздам пути.

«Есть в промежутке вечных двух миров…»

Есть в промежутке вечных двух миров

Не вечное, земное бытие,

Но познаётся между двух основ

Великое начало на земле.

И чем становится короче путь,

Всё больше думается о былом,

И тем вернее постигаем суть:

Как жаль оставленного на потом.

Но в промежутке вечных двух миров

Своё предназначенье кто найдёт?

Лишь только избранных в конце концов

Великий Дух к бессмертью поведёт.

Разочарование

Как скоротечны, Боже, дни…

Так мало прежнего во мне осталось.

С познаньем сердце ныне разругалось —

И врозь отправились они.

Как часто добрые труды,

Похоже, тратил не по назначенью.

И с болью придаюсь теперь сомненью:

Они остались без нужды?

Как мало доброго во мне,

Увы, теперь с годами остаётся.

И скоро… скоро больше не придётся

О добром говорить извне?

Нет, я не тот, что прежде был.

В начале жизни о конце я мыслю…

И так уйду с единственною мыслью:

Напрасно доброму служил.

«Стоит осенняя пора…»

Стоит осенняя пора,

Стоит у моего двора.

Её парадные картины

Печальны взору моему.

Роняя пёструю кайму,

Дрожат понурые осины.

Согрело на груди своей

Кого осеннее ненастье?

А мы — о, пылкое пристрастье! —

В любви всё признаёмся ей.

Но скоро, знаю, очень скоро

Прощальный мы услышим зов —

Кто на него пойти готов,

Не ведая в себе укора?..

Укроют тем скорей снега

Пустые наши берега.

«Как больно тем, кто прошлое сжигает…»

Как больно тем, кто прошлое сжигает…

Сжигаю я послание любви,

Но стынет жизнь в моей крови —

Сгорая, сердце увядает.

Нет-нет, не прошлое в огне томится:

Уходит дымом будущее вдаль,

Томительная где печаль —

Уйдёт… Но вот когда случится?

А я не знал — не знал, что так бывает,

Что в счастье и любви горят огни,

Что столь томительны в них дни,

Где жизнь так больно угасает.

«Зима… Затопленная печь…»

Зима… Затопленная печь.

Свернувшись, кот лежит комком.

А некто, слышно, за окном

Ведёт печально-злую речь.

То вечер, сумрачный и злой,

Закрыв завесой божий взор,

Зовёт меня на разговор,

Чтоб посмеяться надо мной.

Но нет, очаг своим теплом

Меня с любовью так объял,

Что я рассудок потерял…

А некто злится за окном.

К лицу

Тебе гордость к лицу, дорогая,

И к лицу тебе чёрный наряд,

И каёмка волос золотая,

И печально-торжественный взгляд.

Молодая и нежная — чудна!

Поразительна гордость твоя…

Восторгаюсь! Хоть больно и трудно

Восторгаться, любовь затая.

Перед зеркалом

В разбитом зеркале двойное

Моё лицо отражено,

И сам не знаю я, какое

Неистинное в нём оно.

В нём две улыбки отразились:

В одной — надменность, а в другой —

Покорность. Так разъединились

Две стати под одной чертой.

Два взгляда противоречивых:

В одном сплошная пустота,

В другом же — глубина… Учтивых

Лишь только дразнит красота…

Так перед зеркалом порою

Вдруг видишь истинно себя,

Но вот работа над собою —

Тяжёлый, адский труд… Но я…

Но я не в силах измениться,

Ведь я — что в каждом: да и нет…

Одним могу всегда гордиться,

Что я читатель и поэт.

Домовой

Из серой пакли, как клубочек,

Забавный домовой сидит,

Забившись смирно в уголочек,

Откуда хмуро он глядит.

Под жёлтой шляпкою с цветками

Он чудно выглядит, смешной,

Но с хмурыми всегда глазами.

Не хмурься, милый домовой!

Он сам порой тоску наводит,

За что его любя браню

Не раз, не два порой на дню.

По дому по ночам он ходит

(Хозяин как-никак ведь он!),

Ничуть мой не тревожит сон.

Проснувшись, нахожу я друга

На месте прежнем: он сидит

В углу — приют его досуга.

И я притворно вновь сердит,

Его ничуть не обижаю:

Он необидчив, я-то знаю…

Недавно добрые друзья

Мне домового подарили;

Даря его, проговорили:

«Да пусть живёт он у тебя!»

«Как нам нужна печаль хмельная…»

Как нам нужна печаль хмельная!

В ней трезвый разум — думы, мысли.

Стремимся с ними вдаль. Но ввысь ли

Всех нас поднимет суть земная?

Ещё нужнее нам веселье:

В нём как распахнуто-раскрыта

Сама душа, где пережито

Давно любовное похмелье.

Так вот, когда печаль хмельная,

Мы радовать других умеем;

В душе и радость разумеем,

Когда во всех есть жизнь земная.

«Скоро, добрый домовой…»

Скоро, добрый домовой,

Я жилище поменяю…

Не грусти: тебя с собой

Я возьму — я обещаю.

Ты себе на месте сам

Уголок найдёшь уютный;

Поначалу, друг мой, там

Будешь одиноко-грустный.

Но пройдёт годок, другой —

Настроенье станет прежним.

Но уже следить за мной

Будешь взглядом грустно-нежным.

Пожелания

Откройте дверь, когда беда;

Не закрывайте — если радость.

Не отпирайтесь никогда,

Когда стучит вам в двери гадость.

Не сомневайтесь в правоте,

Тем ложь гоните прочь повсюду…

Не запирайтесь в пустоте,

Когда нет сил дивиться чуду.

Так будьте добрыми, друзья!

И будьте здравы и счастливы!

И буду вместе с вами я

Скорбеть… Не будем суетливы.

Можно быть

Можно быть каким угодно,

Но никак не идеальным.

Можно жить порой свободно.

Можно скромным быть, нахальным.

Можно честным быть иль пошлым,

Безобразным иль красивым,

Быть ребёнком или взрослым,

Быть смиренным иль строптивым.

Можно добрым быть и злобным,

Можно даже жить удобно,

Также хитрым и удобным —

И всему тому подобно.

Быть одетым в то, что модно.

Быть бездарным, гениальным…

Можно быть каким угодно,

Но никак не идеальным!

«Совсем недавно ветхий дом…»

Совсем недавно ветхий дом

Сменил на новое жильё;

Не сожалею я о том,

Но сердце всё ж грустит моё.

Совсем недавно лик луны

Смиренно в комнату глядел,

И оживлённо вверх стены

Его рос свет, и я немел.

Теперь взамен луны в окно

Глядит светильник столбовой,

Его свет яркий (вот кино!)

Безликий в комнате жилой.

«Писать стихи — проклятая работа…»

Писать стихи — проклятая работа:

В душе, в уме тревожная забота,

И вместе с тем какая благодать,

Когда находишь что и как сказать.

То дар от Бога — просто наказанье!

В трудах… в трудах поэта всё признанье

Иль в них забвение произойдёт,

Когда себе бесславно изберёт

Вдруг путь, не предназначенный поэту, —

Тогда и бессловесно он по свету

Пойдёт… И лишь поэт (как налегке)

Умеет говорить на языке,

Которым живо сам Господь владеет.

Поэта сердце чувством пламенеет,

А разум человечески-земной

Непостижим отчасти… да хмельной.

Тучи

В тени, под тучей, что всё небо

Сплошной заволокло завесой,

Томлюсь безумствуя, нелепо,

Живу и радуюсь повесой.

Во мне холодны побужденья:

В груди тоска, а разум тупо

Твердит пустые откровенья,

Что жить бессмысленно и глупо.

Водою полно небо-туча,

Да только вот дождём пролиться

Никак не может… Очень жгуча

Пустая жажда насладиться.

Так и во мне: тоскливо, мрачно.

Не лью, не лью теперь я слёзы.

Хоть плачь, хоть нет — уж всё напрасно.

Но тешат грудь мою лишь грёзы.

«Идти, бежать и спотыкаться…»

Идти, бежать и спотыкаться;

Споткнувшись, падать и вставать;

Вставая, не со зла ругаться,

В конце упоминая мать.

Конечно, падать очень больно,

Но время всё ж торопит жить.

И так спеша, непроизвольно

Уходит время. Но как быть?

Идти, бежать, не спотыкаться

И время никуда не гнать,

Чтоб после с болью не ругаться,

Не впутывая в ругань мать.

Лермонтов

Злой гений с грустными глазами

Людей пороки выявлял,

А между добрыми делами

В себе он зла не замечал.

Среди людей жил одиноко,

И гордостью был полон дух.

Играл друзьями он жестоко,

К предупрежденьям их был глух.

Поэт!.. Его печальны мысли:

Печальны в прозе и в стихах,

Они из адской муки вышли —

Им возвратиться вновь никак.

Злой гений с грустными глазами

Врагов же дружбу не ценил,

Зато друзей вражду стихами

Поэт зло, гордо возносил.

Смеясь (смеялся звонко, едко),

Всё видел из небытия,

И потому поэт так редко

Счастливым видел сам себя.

Увы, недобрый покровитель

Поэта на земле берёг,

И вдруг его подземный житель

От худшего предостерёг.

«Рисуй, что мило сердцу моему…»

Рисуй, что мило сердцу моему!

Гори, пылай, моё воображенье!

Открой другим, моё произведенье,

Всё то, что мне известно одному…

Читай, читай, мой друг, труды поэта!

(Он будет благодарен вам за это.)

Его труды вне времени живут…

Гори, пылай, моё воображенье!

И в ком-нибудь (живое провиденье!)

Стихи вновь в сердце чувства разожгут.

«Ах! Женечка-Евгения…»

Ах! Женечка-Евгения,

Люблю с тобой шутить —

Лукавые мгновения

Как хочется продлить!

В тебе, когда шутливая,

Нрав робко шаловлив.

Весёлая! игривая!

А цвет лица стыдлив.

Ах! Женечка-Евгения,

Мне нравится с тобой

Лукавые мгновения

Ловить из скуки злой.

Но ты, когда бодливая,

Стыдишь меня, грубя.

Смиренная! Строптивая!

Так злится на себя.

Ах! Женечка-Евгения,

Дари, дари мгновения!..

Сожжённая рукопись

Дрожащая рука коварно

Предать решила рукопись огню:

Стихи написаны бездарно.

Пустую мысль я прочь гоню,

Но так бессмысленно и тупо,

Смотрю неистово и глупо

(Вот и с ума сойти готов),

Как белый лист, чернея, тает,

Как строки синие стихов

Темнеют: жар их выжигает,

Как серым дымом увядает

Душа поэта — строки слов.

Ничто не жаль, но очень больно.

И отчего? И почему?

Откуда знать мне: не пойму!

Рука коварно, своевольно

Предать посмела рукопись огню —

Горю с тем сам, но мысль храню…

Уж пепел хрупкой сединою

Лежал передо мной, дыша.

И я нетвёрдою рукою

Коснулся до него, дрожа…

В час

В час молитвы мусульманской

Горец тих в самом себе:

Предан он своей судьбе,

Жизни нравственно-гражданской.

В час смиренья и покоя

Сердце искренно живёт,

И молитвенно поёт

Горец, на коленях стоя.

В час мольбы и песнопенья

Мир царит средь мусульман.

Петь чудесно дар им дан,

Жизнь дана им в Проведенье.

«Я видел, знал красавиц стройных…»

Я видел, знал красавиц стройных

И глупых, и безмерно умных.

На вечерах развратных, шумных

Себе я находил достойных.

Их речи были откровенны,

Коварны мудростью своею

(В стихах их передать не смею),

А взгляды остры и надменны.

В любви горячих и холодных

Красавиц я отвергнул много.

И я любил красавиц строго,

Любил консервативных, модных.

Любил и нервных, и спокойных,

К губам их жгучим прикасался

И бессердечно обжигался…

Я видел, знал красавиц стройных.

Кинжал

Я не могу тебя назвать

Ни другом, ни врагом моим.

Умеешь холодно сверкать,

Когда в горячке зло творим.

Кем выкован ты? и зачем?

Стеречь покой и враждовать.

Народ Кавказа уважать

Принудил очень многих тем.

Ты мне не враг, ты мне не друг,

Но можешь пригодиться вдруг

Ты в час опасности моей,

Сверкнув коварностью своей.

«Когда с деревьев дружно отлетает…»

Когда с деревьев дружно отлетает

И жёлтая и красная листва,

Тогда поэта сердце расцветает

И кружится от счастья голова.

Так счастлив я, сердечное волненье

Во мне уже предвосхищает грусть.

И вместе с тем живое вдохновенье

Любовную нашёптывает суть.

Я слышу поступь осени тревожной.

Иди навстречу мне, подруга дней

Счастливых и печальных. Осторожной

Идёт она — с ней будет веселей.

Люблю в себе сердечное томленье,

Люблю я осень — пёструю печаль.

Меня хмельное головокруженье

Уносит в поэтическую даль.

«Я хочу обвенчаться с метелью…»

Я хочу обвенчаться с метелью,

Чтоб фатою укрыла меня,

Чтоб непраздно предаться веселью,

Чтоб прочувствовать холод огня.

Полюби ты меня восхищённо,

Чтобы души в порыве любви,

Как метель, понеслись окрылённо,

Не студился чтоб жар мой в крови.

Ведь холодной любовь не бывает:

Равнодушное сердце как зло —

Будто страшно метель завывает,

Отчего на душе тяжело.

Я под снежной фатою счастливо

Обретаю вновь юность свою,

Потому я безумно-игриво,

Как над бездной, не мысля, стою.

Я хочу обвенчаться с метелью,

Чем других не счастливит зима.

Я хочу наслаждаться постелью,

Чтоб лежать под фатой без ума.

В Дагестане

Стоит жара, и невозможно

Горячей влажностью дышать,

Но более всего тревожно,

Когда Кавказа благодать

И соблазнительна и ложна.

Гостеприимные народы

Умеют гостя удивить:

В тенистые усадят своды

И станут мирно говорить

О прелестях родной природы.

И, чем природа одарила,

Накормлен будет вкусно гость.

В минуты мира уходила

Из горцев мстительная злость,

И гость прощался с горцем мило.

Я уважительным примером

Желанным гостем был не раз:

Я не был диким маловером —

Не любит таковых Кавказ —

И не был подлым лицемером.

И соблазнительна и ложна

Порой Кавказа благодать,

И оттого порой тревожно

Горячей влажностью дышать.

В жару дышать здесь невозможно.

«В знойный полдень Дагестана…»

В знойный полдень Дагестана

Воздух полон духотой…

И с ближайшего духана

Веет дикой стариной.

Даль живительно прекрасна,

Горы снежною каймой

Восхитительно-опасно

Завлекали в край чужой.

Хочется в тени укрыться:

Зноем тяжело дышать.

Влагой вот бы освежиться,

Чтоб впиталась благодать.

Но за веяньем духана

Здесь я был совсем чужой…

В знойный полдень Дагестана

Воздух полон духотой.

Ночь

Вечереет. В горах Дагестана

Расстилается влажная пыль.

Уж темнеет и быстро и рано.

Приумолкла тревожная быль.

Не смолкает течение горной,

Неустанно кипящей реки,

Небосвод точно сетью узорной

Разукрашен — блестят огоньки.

Холодает. Уж зябким дыханьем

Пробирается в грудь полусон.

Затаённым в пространстве дрожаньем

Еле слышится дремлющий звон.

Осторожно в горах Дагестана,

Несмолкаемо шепчется тишь…

А под утро за слоем тумана

Ничего, как в ночи, не узришь.

«Я полюбил Кавказ с палящим зноем…»

Я полюбил Кавказ с палящим зноем.

Вершины гор меня влекут и манят.

Уж разум воспалённый мыслью занят:

Как там мне душу усладить покоем?

Но вредно мне теперь успокоенье:

Мой организм становится ленивым

И беспричинно нервным и ревнивым.

Но я стремлюсь душою в отдаленье.

Вершины гор меня влекут и манят,

Где буду счастлив я своим покоем.

Я полюбил Кавказ с палящим зноем,

Где разум мыслью о высоком занят.

«Первый лжёт, второй смеётся…»

Первый лжёт, второй смеётся,

Третий правду говорит.

Никому из трёх неймётся —

Каждый зло в себе творит.

Первый лживою улыбкой

Дразнит, соблазняя взгляд.

Так усмешкой, даже зыбкой,

Лгут друг другу все подряд.

Но когда второй смеётся,

Первый, третий не поймут:

Отчего тому живётся

Весело, но гнева ждут.

Третий правдою ненужной

Скажет… скажет как убьёт.

За душевностью наружной

Тот в самом себе живёт.

«Из тьмы Вселенной наблюдаю…»

Из тьмы Вселенной наблюдаю

За дивно маленьким явленьем

И сам в себе я разжигаю

Желанье с неким изумленьем.

Желаю оказаться рядом

Со звёздно-солнечным сияньем,

Всмотреться одичавшим взглядом,

С каким-то светлым осознаньем.

Из тьмы холодной во Вселенной

К теплу и свету солнца рвётся

Душа, из страсти вожделенной

Она на свет переметнётся.

Огромно звёздное убранство!

Но только к солнцу взор направлен,

И этот взор сквозь всё пространство

Себе лишь только предоставлен.

Неопределённость

Лежать на облаках, воображая,

Что нет Земли, что только Небо есть,

И высь, холодная и с тем чужая,

Молчаньем повествует тайну-весть.

Открыта высь! Но вот куда сорваться,

Когда люблю лежать на облаках?

Когда нет крыльев, чтобы ввысь умчаться?

А вниз сойти — охватывает страх.

Лежать на облаках, воображая,

Что вот лечу. Куда? Не знаю сам.

Но тьма и холод, жизни угрожая,

Спускаются незримо к облакам.

В России

Мне стыдно, что в России я живу:

В стране богатой бедно существую

И сущность каждодневно бытовую

Всю вижу сном, как будто наяву.

Не знаю я, не знаю до сих пор,

Как дело с совестью уладить.

Боюсь я с нею чем-то не поладить

И выслушать её больной укор.

А бедность — не порок. Как я, таких

В России тщетно множество родилось.

Но что поделаешь, когда сложилась

Так наша жизнь, в отличье от других?

В зимнюю ночь

В тихой ночи спится сладко,

Но не спится малышу.

Нервно зыбкая кроватка —

Вздох тая, над ней дышу…

Всё уснуло — мне не спится,

Вышел робко на мороз.

Явно видится, как снится,

Ночи свет к земле прирос.

Поле снежное искрится —

Бледно-лунный свет горит.

Сумрак ночи шевелится —

Тень недвижная скользит.

Небо звёздное искрится —

Как мне хочется туда,

Но душа к земле стремится:

Здесь горит её звезда.

Воля в поле

Ветер вольный

Воет в поле,

Он довольный,

Что на воле.

Я теряюсь

Молча в поле

И смущаюсь,

Что на воле.

С ветром в поле

Я блуждаю,

Как на воле

Жить — не знаю.

Ветром вольным

Как мне статься,

Чтоб довольным

Вдаль умчаться?

Воля в поле.

Ветер воет.

Жизни боле

Воля стоит.

Жизни вольной

Я предался,

Но довольный

Я не стался.

Нет дороги

Ветру в поле,

Всё тревоги

И на воле.

«Половинка луны…»

Половинка луны,

Как прищуренный глаз,

Видит всё с вышины,

Что творится у нас.

А у нас как-никак

Бытию вопреки

Либо свет, либо мрак,

Где живут чудаки.

Среди них я весёл

Вопреки как-никак.

Я к несчастию шёл,

Как счастливый чудак.

Что творится у нас,

Видит всё с вышины,

Как прищуренный глаз,

Половинка луны.

Вселенский апокалипсис

Когда над вечностью сомкнётся взор,

Тогда и помраченье станет мглою:

Исчезнет время, да и весь простор

Охвачен будет лютой пустотою.

В безжизненной вселенской пустоте

Возникнет через вечность жизнь иная,

И в жизни той, рождённой в темноте,

Не будет жизни, что была земная.

«В межзвёздной выси находясь…»

В межзвёздной выси находясь,

Иду по Млечному Пути,

Но мне, пространства сторонясь,

С дороги некуда сойти.

И даже там свободы нет,

И даже в бездне теснота.

И лишь вселенский дух-поэт

Свободен там, где простота.

В межзвёздной выси я стеснён,

Идя по Млечному Пути.

Во всём я в выси изменён —

Вселенский дух в моей груди.

При возвращении

Странником вернусь домой я.

Молча дому поклонюсь,

Стану вновь ему родной я.

В нём же богу помолюсь

В жажде мира и покоя.

И тогда без осужденья

Добрые сердца простят,

На себя возьмут мученья,

Что во мне — меня живят,

Может быть, из сожаленья.

Буду я молиться Богу.

Стану странников встречать,

Стану, в них смирив тревогу,

Я, как прежде, провожать

В бесконечный путь-дорогу.

«Март запоздалой метелью…»

Март запоздалой метелью

Все заметает пути.

Скучно предаться веселью,

Грустью в метель не шути.

Снова пути заметёны —

Вдаль наугад всё иду.

Мысли мои окрылёны

Счастливо вновь, на беду.

Грустно предамся веселью,

Будет метель и в груди…

Март запоздалой метелью

Все заметает пути.

Оттепель

Южный с порывом силится ветер —

Зимняя стужа с теплом.

В комнате тихо, только вот вечер

Шумный за тёмным окном.

Оттепель. Слышу: тихо смеётся

Плачем несчастным зима.

Только к окну от холода жмётся

Жалко кромешная тьма.

В воздухе зимнем оттепель веет —

Дряхлая старость зимы…

Грустно, конечно… Снова темнеет,

Холод исходит из тьмы.

«Кто на Кавказе не был ещё…»

Кто на Кавказе не был ещё,

Тот, вероятно, не знает,

Что всё влюблённо, радостно всё —

Сердце в горах расцветает.

Горы Кавказа — дивны места!

Где, наслаждаясь покоем,

Мной познавалась вновь красота

Под утомительным зноем.

Кто на Кавказе был — и тогда

Воздух вдохнул обожжённый,

Тот, вероятно, будет всегда

Воздухом тем восхищённый.

Я на Кавказе сердце своё

Добрым деяньем оставил,

Горное в небе гостю жильё

Мирно Кавказ предоставил.

Если Кавказа чувства тебе

Станут и близки и живы,

Значит, в твоей счастливой судьбе

Страсти, порывы не лживы.

«Если б радости земные…»

Если б радости земные

Лишь спокойствие давали,

То и хлопоты пустые

Разум, верно, угнетали.

Если б радости земные

Лишь волнения давали,

То и хлопоты живые

Жизнь духовно украшали.

Если б радости земные

Были так однообразны,

То и мысли добро-злые

Были б, верно, несуразны.

«Уж не боюсь людского мненья…»

Уж не боюсь людского мненья,

Куда страшней непонятым остаться,

Но жить боюсь, не ведая сомненья,

Когда охота восторгаться.

Боюсь исчезнуть прочь бездельным,

Но не боюсь забвения людского.

Прикрывшись гордо крестиком нательным,

Живу, не делая дурного.

«Пью красное вино — …»

Пью красное вино —

Оно — как кровь Христа.

Вино, как кровь, — оно

Мной пьётся неспроста.

Вся суетность сует

Теряется в вине,

И потому с ним нет

Печали всей во мне.

И в сердце пустота —

Пустое в сердце дно…

Так вот, как кровь Христа,

Пью красное вино.

«Любовь отверженную примет…»

Любовь отверженную примет

И гордый дух в конце концов,

Он целомудренно отнимет

И глупость даже у юнцов.

Лишь только в старости плаксивой

Не будет ничего уж жаль.

Лишь в юности, что суетливой

Была отчасти, светла даль.

Как скоротечны жизни годы!

Не знает время гордый дух.

И все превратные невзгоды —

Пустая жизнь, как лёгкий пух.

В летнюю ночь

В летнюю ночь тишина

Звуками тайными дышит,

Только немая луна

Тайные звуки не слышит.

Тайный свой взор я к луне

Молча порой поднимаю,

В тайной ночной глубине

Мысли её понимаю.

Весь я теряюсь в ночи —

Ночи меня забавляют,

Лунного света лучи

Душу мою оживляют.

В летнюю ночь небеса

Слышат тревожные звуки:

Все на земле голоса —

Это и радость и муки.

Отверженной

Что ты знаешь о любви,

Деточка моя?

Плачем ты её зови,

Гнев в себе тая.

Впрочем, даже и тогда

Может не прийти.

Нервно-злая суета

Жмётся взаперти.

Так и быть, жалей себя,

Только не грусти.

И ревнуя, и любя,

Гневом не шути.

Что ты знаешь о любви,

Деточка моя?

Не текут в твоей крови

Страсти бытия.

Мало лет ещё тебе —

Мало знаешь ты.

Если не везёт в судьбе —

Знать, из суеты.

Знаю, что тебе, дитя,

Грустно и смешно.

В грусти радуйся шутя:

Счастье всем дано.

«Чёрт везде…»

Чёрт везде,

Бог повсюду…

Рад звезде,

Точно чуду,

Если та

В выси звёздной,

Как мечта,

Стоит слёзной

И тоски,

И разлуки.

Но руки

Лишь из скуки

Не тяни

Вверх высоко.

В наши дни

Мир жестоко

И со злом

Всё играет,

И добром

Попрекает…

Чёрт везде,

Бог повсюду —

И в беде

Верю чуду.

Горный источник

В горах Дагестана, в жару — вот тогда

Я с трепетом воду пил долго и жадно.

Холодный источник студил всю нещадно

Горячую жадность, струёю вода

Иссохшую грудь освежала — и мне

Всё больше и больше хотелось напиться,

И с жадностью думал я вновь оживиться.

Но нервные чувства в живой стороне

Увяли под зноем средь южного дня.

Любимое место в горах Дагестана!

Где живо остыла душевная рана,

Где струи воды усладили меня.

«Некий поэт…»

Некий поэт

Не был поэтом;

Взял пистолет,

Да и при этом

Проклял весь свет.

И вот тогда

Выстрел раздался,

Но — в никуда:

Жив он остался

Мёртвым всегда.

Некий поэт

Не был поэтом.

Выстрелом в свет

Разом на этом

Свёл всё на нет.

Свёл всё, чем так

Он восторгался.

Добрый чудак

Жил-наслаждался:

Был весельчак.

Некий поэт

Думал поэтом

Вырваться в свет —

Гибельным светом

Стлался рассвет.

«Девки курят, бабы пьют — …»

Девки курят, бабы пьют —

Их за то весьма сердечно

Мужики ругают, бьют.

Девки, бабы безупречно

Поживут денёк-другой

И за старое возьмутся.

Мужики привычкой злой

Снова нервно встрепенутся.

Девки курят, бабы пьют —

Мужиков куда-то шлют…

Живая картина

Дивная картина:

Горная долина

Спит в глуши ночной,

Сонная лощина

С горною рекой

Слушает покой.

В небе чьи-то очи,

Всё пространство ночи

Видно только им…

Уж смолчать нет мочи:

«Мне тот край любим —

Счастлив им одним».

В горную долину,

В дивную картину

Вновь стремлюсь душой;

Сонную лощину

С горною рекой

Взять хочу с собой.

Горные реки

Горные реки — холодные реки,

Шумно-бурлящие и суетливые.

Горные жители — словом, абреки —

Храбрые, да и весёло-шутливые.

В жилах абреков волненьем бурлящим

Кровь разбегается реками горными,

Только в любовном порыве горящем

Брани и гневы их выглядят вздорными.

Горные реки — холодные реки —

Могут быть тихими и быстротечными.

Горные жители — словом, абреки —

Могут быть разными… даже беспечными.

Суета страстей

В тихом омуте местами

Много водится чертей,

Только суетливы сами

Черти в суете своей.

Нервна, злобна, суеверна

В каждом сердце суета,

Что, к несчастью, так безмерно

Мутит страсти неспроста.

Стоит только вдруг смириться

С тем, что уж любовь прошла,

Черти с радостью глумиться

Станут — чёртова хвала!

Сердце тихое — что омут,

Там и черти — ох, они!..

Страсти в нём надрывно стонут…

Боже правый, сохрани!..

В России

Нужен был советский век,

Чтоб Россия осознала,

Что столь значим человек,

Чтобы вмиг его не стало.

Зыбко время, беден быт —

Тем незыблема Россия;

В ней простор широк, открыт —

Вот где царствует стихия.

Нужен будет век другой,

Чтоб в стихийном государстве

Каждый житель меж собой

Вновь задумал о бунтарстве.

Страшно время: каждый миг,

Точно острый нож-убийца…

Не дай Бог, чтоб вновь возник

Между нами кровопийца.

Слишком значим человек,

Чтобы вмиг его не стало.

Нужен будет славный век,

Чтоб Россия вновь страдала.

«Плачет девочка-дочурка…»

Плачет девочка-дочурка,

Мамочку зовёт.

Спрыгнув с печки, кошка Мурка

Первая идёт.

Следом мамочка устало

К доченьке спешит.

Вдруг дочурка замолчала —

Кошка с ней лежит.

Мамочки грустна улыбка —

Ей ли уж не знать,

Что непостоянна, зыбка

Мира благодать.

Мирно девочка уж Мурку

Нежит и молчит.

Светлой грустью на дочурку

Мамочка глядит.

Непутёвая

Не ругай, мамаша, дочку

Непутёвую свою.

Не кати, папаша, бочку

На неё хоть, мать твою.

Скоро, скоро станет мамой

Непутёвая жена —

И над колыбелью самой

Взрослой склонится она.

Наконец-то мамой стала —

Нежит та своё дитя,

Но глядит на всё устало,

Опечаленно грустя.

Что так, маменька, такая

Непутёвая моя?..

И родная, и чужая,

Непутёвая родня…

«Дремлет пространство ночное — …»

Дремлет пространство ночное —

Влажная свежая тишь.

В неком тревожном покое

Чувствуешь сам, как дрожишь.

Кто-то дыханием влажным

Грудь обжигает мою,

Хочет сказать мне о важном:

Место тебе — быть в раю.

Слышишь! Таинственны звуки!

Высь, ты меня позови!

Чьи-то незримые руки

Нежат меня из любви.

Эльбрус

На Кавказе есть место одно,

Что походит на женскую грудь,

И Земли эта грудь — и оно

Изначально вселенская суть.

Я нечасто ту грудь обнимал,

Был единожды ею вскормлён,

И вскормлённым любил и страдал —

За страданья уже я прощён.

Так кормитесь, младенцы Земли,

На Кавказе!.. Врождённую суть

Непременно чтоб здесь обрели,

И врождённо страдала чтоб грудь.

Пророк

Изгнан был людьми однажды я:

Их к добру воззвал, сказав жестоко.

В пустоте земного бытия

Долго я блуждал и одиноко.

Вновь частицу духа я обрёл

В пустоте той, знойной и холодной.

Зрелым словом разговор завёл

Разум мой, столь некогда бесплодный:

«Нет желанья, к людям вновь идти:

Страшно с ними мне не соглашаться —

Но куда страшнее взаперти

С новым пробужденьем оставаться».

Полный болью в сердце и любви,

Вышел я из пустоты наземной;

Жар добра я нёс в своей крови,

Уж не зная зла судьбы яремной.

Чтобы проявлялись боль и стыд,

Начал жгучим словом я деянья —

В подлых людях, плачущих навзрыд,

Новым словом я разжёг страданья.

Скорбь и боль ниспровергают зло,

Только лишь добро любить умеет.

Если состраданьем чувство жгло —

Жжёт поныне: сердце пламенеет.

В смертной муке тело зла и лжи,

Лживый раб, смотри, как издыхает;

Так как в нём нет жизни и души,

Как оно бесплодно исчезает.

Так и ты умрёшь — не сразу мри

В чувствах тех, тепла где не бывало,

Адским жаром тлеть тебе — гори,

Если в жизни сердце не пылало.

В клетке

Ангел в клетку залетел,

Что за ним закрылась сразу,

И о счастье он запел —

Только песнь грустна: ни разу

Ангел-сердце не скорбел.

Так и сердцу грустно было,

Но грудь-клетка, что во мне,

Вскрыта уж, где сердце вне —

Точно ангельское жило,

А не где-то в вышине.

Дух — пространство и свобода!

Вот вселенская природа!

Вот в груди вселённый дух!

Быть счастливцем иль страдальцем?

Выбрал я двоих из двух,

Став прижизненно скитальцем…

Ангел в клетку залетел —

Бьётся ангел в виде сердца.

Биться — вот его удел,

Чтоб открылась настежь дверца.

«Когда б вы знали, из каких мгновений…»

Когда б вы знали, из каких мгновений

Составлена поэзия всея,

Тогда бы вам межстрочных откровений

Открылась бездна — космос бытия.

В пространстве том другие измеренья,

Едва ли смертный уживётся там —

Там черпают поэты вдохновенье,

О чём в стихах рассказывают вам.

Не рвитесь в бездну следом за поэтом:

Вселенский мир — поэзия его…

У вас кумиров несколько при этом,

А у него один: Творец всего!

«Разные звёзды на небе сияют…»

Разные звёзды на небе сияют:

Яркие, бледные — близкие, дальние.

Так же и лица людские зияют:

Светлые, блёклые — злые, печальные.

Только в пространстве, безлюдном и тёмном,

В разных сияниях звёзды холодные,

Хоть и безжизненно в небе объёмном,

Звёзды в сияниях всё ж не бесплодные.

Лица людские — что звёзды живые,

Чуждые, ясные — злые, родимые;

Даже, как звёзды, неясно немые —

Этим вот лица ни с чем несравнимые.

Какая ты

Какая ты счастливая,

Когда грустишь, не зная,

Что счастье наше — миг.

Подчас и столь стыдливая,

Как будто мне чужая.

Я счастье с ней постиг.

Какая ты хорошая,

Когда меня, ревнуя,

Любить хватает сил.

На осень ты похожая —

Вновь бабье лето жду я,

Когда я нежно мил.

Какая ты чудесная,

Когда смеёшься, плача,

Одна наедине.

Душа моя сердечная,

Ведь ты — моя удача:

Легко с тобою мне.

Какая ты весёлая,

Когда сквозь слёзы звонко

Смеёшься, чуть грустя.

Но мысль моя тяжёлая:

Я слышу плач ребёнка,

И сам я как дитя.

Какая ты любимая,

Когда, сердясь, прощаешь —

Простив, не помнишь зла.

Смиренно ты ранимая…

Когда же осознаешь,

Что счастье уж нашла?

Подружкам

Не ругайте, подружки, её,

Непутёвую вашу подружку.

Оскорблённое сердце моё

Осчастливилось только в нагрузку.

Не умею, подружки мои,

Огорчённо на вас обижаться.

Непутёвая, зло не таи:

Оскорбительно злом утверждаться.

Не ругайте, подружки, меня,

Непутёвого вашего друга.

Не бывает любви без огня —

Угасает в минуты досуга.

Не умеет, подружки, она,

Непутёвая ваша подружка,

Ни любить, ни страдать — мне дана

Оживлённая счастьем игрушка.

Дом

Нет уж дома, я в котором

Прожил долгих двадцать лет, —

Дом, который был забором

Огорожен от сует.

Дом, в котором я с волненьем

Жил, работал… и мечтал,

Где нередко с вдохновеньем

Со стихами я страдал.

Дома нет: остались только

Брёвна, доски — вот и всё…

Боли в сердце стало столько —

Хватит лет на пять ещё.

Предел

Дойти до края и увидеть,

Что за пределами его.

Слепец не видит ничего,

Когда он жаждет ненавидеть.

Какая бездна перед краем!

И глубь, и высь, и ширь, и даль,

Где скорбно-мёртвая печаль,

Предел где мёртво нескончаем.

Туда уж многие пропали —

И там же мигом пропадёшь.

Дойдя до края, познаёшь:

Обратный путь найдёшь едва ли.

В познанье только нет предела,

Где нет и края, чтоб на нём

Вдруг встать и больше ни о чём

Не думать, чтобы жить без дела.

«Идя по улице безлюдной…»

Идя по улице безлюдной,

В раздумья был я погружённый.

И вот вошёл я в дом уютный,

Куда мне вход был воспрещённый.

Незваным гостем оказался

Я кстати в доме многолюдном:

Здесь с недругом своим обнялся

Теперь в прощенье обоюдном…

Идя по улице обратно,

Счастливым был и был весёлым.

За то, что думал я превратно,

Во мне лёг груз ярмом тяжёлым.

«Когда сняла с себя луна…»

Когда сняла с себя луна

Сквозную призрачную шаль,

Тогда в самой себе она

Отобразила ярко сталь.

Холодным светом глубь и ширь

Полна. Видна долина гор.

Внизу аул, а монастырь

Над ним на склоне. Дикий взор

Проник в ночную глубину,

Где беспредельный был предел.

С тоской холодной на луну

Ослепшим взором я глядел.

Меня влекла не высь теперь:

Душа рвалась в пространство-даль…

Вдруг где-то крикнул дикий зверь,

Его мне как-то стало жаль.

Но кто бы, кто бы и меня

В пространстве ночи пожалел?..

Пошёл на свет — на свет огня,

Чтоб я как зверь не заревел.

Татьяна и Ольга

Читает Пушкина — Татьяна:

Его стихи её пленяют,

А Ольгу, что взрослеет рано,

Они смущённо притесняют.

И в тех стеснениях отрадно

Страдает ветреная Ольга,

Любить поэта жаждет жадно —

Да вот к нему любви нет только:

Не любит ни стихов, ни прозу…

Живёт Татьяна тем счастливо,

Храня в себе поэта розу,

А Ольга бытом суетлива.

Читает Пушкина — Татьяна;

Она как девственная роза!

А Ольга, что взрослеет рано, —

Она как бытовая проза.

Идут

Идут к тебе, дорог не зная

(Пути — как горные дороги),

Но та, что зримо неземная,

Тем шлёт напутственно тревоги.

Они, как признак откровенья,

Ведут всех тех туда, где можно

С дороги отдохнуть… Сомненья

Сознанье путают тревожно.

Идут… несут устало ноги…

Кружится хищно в небе стая…

Пути — как горные дороги:

Идут к тебе, дорог не зная.

«Какой-то путник чужестранный…»

Какой-то путник чужестранный

Искал в России то, чего

Нигде не мог найти.

В России он казался странный,

Где много странного всего —

С ума бы не сойти.

Искал распахнутую душу,

Чтоб русским сделаться ему —

Ему в чужой стране.

Копался там, где всё наружу;

Ему хотелось одному

Всем властвовать вовне.

И чтоб по доброте душевной

Быть впереди планеты всей —

Но вот с какой душой?

Россию видел он плачевной,

Хотел прославиться он в ней

Тщеславной добротой.

Какой-то путник чужестранный

В России для себя искал

Всё чуждое ему.

Какой-то путник гневно-странный,

Россию матом обругал,

Унёс одну суму.

«Много раз прощал Господь России…»

Много раз прощал Господь России.

Чаще всех других она была

Им наказана — велись дела

Буйно-пагубно в сплошной стихии.

Чаще всех России лишь страдалось.

Ведь Господь наказывает тех —

Тех, кого Он любит больше всех.

Лишь она из пепла возрождалась.

Феникс! Но Россия и жар-птица!

Сам Господь распорядился так…

Ясным взглядом зрят в глубокий мрак

Только здесь страдальческие лица.

Двум огням: спокойствию, стихии

Место безграничное нашлось —

Только здесь, в России, повелось…

Много раз простит Господь России.

Улыбка Джоконды

Улыбку Джоконды теперь не своруешь:

Она как печать на холсте средь веков.

Влюблённый поэт! Как прежде ревнуешь?

Любовь совершить вновь преступно готов?

Что станет улыбка Джоконды преступной,

Едва ль Леонардо да Винчи мог знать,

А если бы знал, то поэту доступной

Была бы она — недоступная стать.

Улыбка Джоконды — усмешка счастливца!

Увы, живописец из дальних веков,

Похожий вполне на поэта-ревнивца,

О ней не писал (не оставил) стихов.

Поэт-живописец не словом, а цветом

Улыбку Джоконды свежо написал —

На радость, быть может, потомкам-поэтам,

Чтоб кто-нибудь словом её воссоздал.

«Чтобы лебедь вновь вернулся…»

Чтобы лебедь вновь вернулся,

Нужно небом прежде стать.

Чтобы он земли коснулся,

Нужно миг любви поймать.

Лишь тогда, и то, быть может,

Если только не спугнуть,

Лебедь кликом потревожит,

Чтобы взять с собою в путь.

Вот тогда бесповоротно

Нужно снова небом стать!..

Вот любовь, пусть и бесплотна,

Может счастливо страдать!..

«Не глядя хотелось сбежать на Кавказ…»

Не глядя хотелось сбежать на Кавказ,

Живой Дагестан чтоб увидеть повторно,

Но случай, бывая острее в сто раз,

По сердцу прошёлся игриво-задорно.

Повторно влюбиться хотел в Дагестан,

Но случай… Коварная подлость людская…

Какой-то холодный стеклянный туман

Окутал меня — вот и мрачность сплошная.

Хотелось сбежать прочь… Твердились слова:

Влюблённый единожды дважды едва ли

Сумеет влюбиться, коль верность жива?..

Кавказа манящие выси и дали!..

У окна

Она стояла у окна,

Едва заметно дрожь блуждала

По ней: была обнажена —

И так таинственно молчала.

Окно открыто. Ночь. Луна.

Дрожащим голосом сказала:

«Ведь я луною быть должна,

А я твоей любимой стала».

И я ответил тихо ей,

Обняв её и грудь и плечи:

«Ты и тогда была б моей,

Твои б немые слушал речи».

Стояли оба у окна.

По ней заметно дрожь блуждала.

Сказать хотела мне она…

Но что-то тайно умолчала.

Она стояла, чуть дрожа,

Безмолвно что-то говорила,

Её смиренная душа

Меня в любви боготворила.

«Спрятался волк…»

Спрятался волк

В шкуре ягнёнка;

В том-то и толк,

Чтоб поросёнка

Слопать.

Но вот,

Случай, однако, —

Случай не тот:

Злая собака

В шкуре своей,

Что ей дороже,

С волком — ей-ей! —

Встретилась всё же.

«Идём-бежим мы без оглядки — …»

Идём-бежим мы без оглядки —

Идём-бежим, закрыв глаза:

С собой играем сами в прятки,

Уже ничем не дорожа.

Вот только случаи прозренья

На миг являются не вдруг

И нам твердят из огорченья:

Играть пока что недосуг.

«Вино, и музыка, и смех…»

Вино, и музыка, и смех,

И девы юные, и карты —

Всё это было — был мой грех:

Ох, эти юности азарты!

Теперь же нет былых потех.

Теперь азарт мой — страсть одна,

Она дана мне в поощренье:

Стать одиноким… Тишина!

Где мысли — грусти просветленье…

Наказан счастьем я сполна.

«Красавица Кавказских гор…»

Красавица Кавказских гор

В себя заставила влюбиться,

В любви моей могла гордиться,

А не любить — уже позор.

Я думал: вновь увижусь с ней,

Но случай подло-несуразный

(И он всегда бывает разный)

Лишил нас в раз счастливых дней.

Прости, красавица, меня!

Господь не дал нам новой встречи.

Любви я помню наши речи,

Что были горячей огня.

Любил тебя и до сих пор

Люблю как ангельское чудо,

Но без тебя мне очень худо,

А не любить тебя — позор.

«Люблю я рисовать…»

Люблю я рисовать

Квадраты без углов

И точно так искать

Правдивость без основ.

Квадраты просто так

Рисую так себе.

Правдивость, как-никак, —

Она в моей судьбе.

Судьба не без углов —

Особенно моя,

Квадраты без основ

Рисую, мысль тая.

Основы — ерунда,

Что нет у них углов.

Квадраты — не беда:

В них сложных нет основ.

«Какой-то сукин сын паршивый…»

Какой-то сукин сын паршивый

Дорогу перейти надумал мне,

И пусть интеллигент я вшивый —

Меня ли можно хлопнуть по спине?

И сам я никому дорогу

По вшивости своей не пробегал,

Единственно — и слава Богу —

Её я неустанно уступал.

Её я уступил и сыну,

Который перешёл дорогу мне…

Взорвавшись, быстро я остыну,

Чтоб мне тому не хлопнуть по спине.

И, слава Богу, наша разна

Одна дорога-путь; но, чёрт возьми,

Мне если встретить несуразно

На ней его, из сукиной семьи.

Соловей и поэт

В железной клетке с позолотой

Поёт чудесно соловей,

Увеселительной заботой

Тоски не оживит ничьей.

В железной клетке затемнённой

Поёт возвышенно поэт,

Он несвободой оскорблённый:

Ему духовный нужен свет.

В железных клетках каждый лично

Поёт — поэт и соловей:

Один — чудесно, безразлично,

Другой — о радостях людей.

Из Лермонтова

Нет, я не Лермонтов, другой,

Никем не знаемый избранник,

Как он, заблудший в думах странник

С какой-то странною судьбой.

Я поздно сделался поэтом;

Мой ум покой не возмутит,

В душе моей холодным светом

Едва ли сердце осветит.

Какой читатель старомодный

Изведает души глубин?

Укажет кто толпе народной,

Что вот Поэт ещё один?!

«Чёрный ангел, белый чёрт — …»

Чёрный ангел, белый чёрт —

Мир вокруг перевернулся;

Ангел горестно упёрт,

Чёрт печально улыбнулся.

Я раздвоен, чёрт возьми.

Боже правый! Что творится?

Словом верным вразуми,

Чтоб к Тебе душой явиться.

Чёрный ангел, белый чёрт,

Сбросьте странные одежды…

Впрочем, я и сам упёрт:

Юные надел надежды.

«Вчера такою ты была…»

Вчера такою ты была,

Что вдруг с восторгом испугался:

Ты розой свежею цвела,

Тебя коснуться не решался.

Хрупка же красота цветка!

Но бережно моя рука

Тянулась к наготе дышащей,

Едва стыдливой и дрожащей.

Бесстыдно ты сама меня

Коснулась жаркою рукою

И осторожной прямотою

Сразила шёпотом огня…

Отдам всего себя

Отдам я целиком всего себя

За верную любовь и за страданье,

Но если нет того, с кем быть, любя,

Едва ли вновь произнесу признанье.

Раскроются, быть может, небеса,

И спустится ко мне чудес посланник.

Отдам всего себя за чудеса,

Чтоб стал и я на пару с кем-то странник.

В любви бродить по свету одному

Всегда столь тяжело, невыносимо.

Сказать «люблю» не знаю я, кому,

А просто так сказать — недопустимо.

Найдя любовь, прижмусь к её груди,

Услышать чтоб сердечное биенье,

Всё это будет… будет впереди,

Когда придёт чудесное мгновенье.

Под небом и страдая, и любя,

Однажды вновь произнесу признанье.

Отдам я целиком всего себя

За верную любовь и за страданье.

С чистого листа

Начать всё с чистого листа,

Конечно, интересно даже,

Но если жизнь не столь чиста,

То чистый лист вновь будет в саже.

Начать всё с чистого листа!..

Куда девать всё то, что было?

Как прежде, в жизни суета,

Где новь по-старому уныла.

Друзья, и с чистого листа

Едва ли жизнь начать возможно —

С листом, пусть чистым, — пустота,

Иль станет более тревожно.

Начать ли с чистого листа

Иную жизнь?.. И та не вечна…

Она даётся неспроста,

Она же и небезупречна.

Поплачь

Поплачь, чудесная моя,

В слезах твоё лицо прекрасно —

Вот только я люблю напрасно:

Живу, любовь в себе тая.

Тебе ведь нужно, чтобы я

Любил и пламенно и нежно —

Умею я любить небрежно:

Живу как тень, вне бытия.

Ну что так весело тебе?

Поплачь, умойся вновь слезами,

А я вседобрыми словами

Тебя утешу в злой судьбе.

Но верь, надейся ты в любви!

Поплачь: в слезах лицо прекрасно!

Вот только не люби напрасно,

Меня к себе ты не зови.

Когда-нибудь я сам приду.

Когда ты будешь плакать счастьем,

Когда умоешься ненастьем,

Тогда явлюсь я на беду.

«Умчаться ввысь и не спуститься…»

Умчаться ввысь и не спуститься:

Моя мечта — одна мечта,

Где можно будет суетиться,

Но там другая суета.

И Небо каждого приемлет,

Не каждый уживётся где.

И даже там подчас не дремлет

Злой умысел, ведя к беде.

Свалиться вниз и не подняться —

Как больно падать в никуда,

Где вечно злобою глумятся

Безликий случай и беда.

Стремленье

Стремлюсь я к солнечному свету

Из глубины вселенской тьмы.

Неправда, что я кану в Лету,

Пока есть светлые умы.

В стремленье бесконечно долгом

Я слышу в сердце ритма бой,

На холоде вселенском волком

Проклятый извергаю вой.

Но близкий солнца свет опасен:

В стремленье крылья опалит,

И к свету станет путь напрасен —

Навечно сердце замолчит.

В надежде, что не кану в Лету,

Стремлюсь я к свету и теплу…

И всё, что нужно мне, поэту, —

Всевышнему воздать хвалу.

«То, что другому, возможно, простится…»

То, что другому, возможно, простится,

Хаму, невежде — едва ли когда,

Так как другой тот, как пьяный, проспится,

Этот же дремлет — ну просто беда.

В дремлющем нет ничего дорогого,

Чтобы его и любить, и прощать.

Нет в нём, однако, и чувства живого —

Стало быть, он не умеет страдать.

Значит, другому, возможно, простится

Только за то, что прощает он сам, —

Стало быть, добрым в нём чувствам не спится…

Каждого любят согласно делам.

«Любой из нас убит быть может — …»

Любой из нас убит быть может —

Солдат иль генерал,

Смерть равно каждого тревожит —

И тех, кто смерть избрал.

Хочу быть воином-солдатом —

Уже им был я раз,

Ругался, правда, больно матом,

Раз выполнив приказ.

Служить, как феникс, лишь России

Не каждому дано;

Служить в покое иль в стихии —

В ней так заведено.

Избрали вечные служенья

Солдат и генерал.

Сложилось так: без сожаленья

Я в службе смерть избрал.

«Ты помнишь всё, но лишь забыл…»

Ты помнишь всё, но лишь забыл

Одно-единственное счастье,

Когда её одну любил

В годину холода-ненастья.

Не помнишь: годы или миг

Любил, страдал ты безответно;

Несчастье, к счастью, вдруг постиг —

Ему служил столь беззаветно.

Но помнишь время — лишь оно

Способно чувства успокоить…

Конечно, всем любить дано,

Но счастье нужно удостоить.

Небо

В России не всегда бывает

Ночное небо звёздно-лунным,

Где мгла безликая пугает

Молчаньем, звуком многострунным.

Как часто к небу я ночному

Свой взор смиренно поднимаю,

Тяну я руки как к родному —

Простор небесный обнимаю.

Во мне душа — частица неба!

Оно всегда бывает разно:

Спокойно, грозно иль свирепо,

Но уж никак не безобразно.

Сирота

Что так, девочка родная,

Горестно грустишь?

Отчего ты, так страдая,

Терпишь и молчишь?

Сколько нужно силы-воли,

Чтоб такою быть?

В безутешной скорби-доле

Нужно просто жить.

Как тебе, скажи, живётся?

Только не молчи.

Знаю, сердце болью бьётся —

Болью прокричи.

Силы нет, чтоб крикнуть даже, —

Вместе помолчим.

Неизменная, всё та же —

Вместе мы грустим.

Сколько грусти в ясном взгляде —

Сколько счастья в нём!

Вместе в траурном обряде

Счастье обретём.

Что так, девочка родная,

Смотришь на меня?

Ты давно мне не чужая:

Ближе, чем родня.

«Увы! Но мир не идеальный…»

Увы! Но мир не идеальный,

Хотя он создан быть таким.

Вот только человек нахальный

Явился быть ещё другим.

Явился алчным и нещадным

(Не каждый человек такой),

Явился он и быть всеядным —

Питаться мясом и травой.

Не каждый человек нахальный —

Явился быть ещё другим…

Увы! Но мир не идеальный,

Хотя задуман быть таким.

«Когда на Землю Небо упадёт…»

Когда на Землю Небо упадёт,

Тогда другое станет мирозданье.

И Сын Отца на землю вновь сойдёт

В последний раз — второго созиданья,

А первое разрушится, с тем знанье

Великое уже на нет сойдёт.

Когда другое станет мирозданье,

Тогда на Землю Небо упадёт.

«Придёт Спаситель — старец юный…»

Придёт Спаситель — старец юный

(И не младенец, как Христос)

Не в ясный день, не в сумрак лунный, —

Придёт когда Он? Вот вопрос!

Его не ждать всем миром нужно:

В Него поверьте как в себя,

С открытым сердцем — не бездушно,

И даже больше: возлюбя!

Тогда Спаситель неизбежно

Придёт-сойдёт уже ко всем —

И каждый истинно прилежно

В Него уверует совсем.

Придёт-сойдёт не с тем, чтоб строго

Карать всех-всякого судом,

Но чтобы каждый долго, много

Страдать мог и платить добром.

«Горит свеча — огонь живой…»

Горит свеча — огонь живой!

Электролампы свет холодный

Всегда безжизненно-пустой,

А свет огня, огонь природный,

Во мне сжигает норов злой.

Пишу я добрые стихи,

Когда во мне тепло природы,

Быть может, несколько плохи…

Прочтут в них люди (иль народы?)

Мои все тайные грехи.

Грехи судимы уж душой,

Мой разум мысленно свободный…

Всегда безжизненно-пустой

Электролампы свет холодный…

Горит свеча — огонь живой!

Вечный странник

Вечный странник — человек,

Если ищет он, конечно,

Даже если неуспешно, —

Ищет истину в свой век.

Вечным странником бывать

Удаётся единицам —

Только этим скорбным лицам

Зло даётся обуздать.

В вечном страннике мирских

Нет хлопот-забот, быть может,

Но его всегда тревожит

То, что боль живёт в других.

Много таковых людей…

Только… только вечный странник,

Как поэт, небес избранник…

Ходит по земле он всей.

«Как алчен, жаден безгранично…»

Как алчен, жаден безгранично

Порой в России коммерсант.

На всех он смотрит безразлично,

Меж всеми ходит точно франт.

Улыбкой хитрой уверяет,

Что щедро тратит на добро.

Меж тем он золото скупает,

В подачках тратит серебро.

Воздвигнув золотую гору

В подвале банка мировом

(Куда едва ль пробраться вору),

Не хочет знать он о другом.

Но будет сотрясенье мира —

И рухнет банк в какой-то миг.

Не станет золота-кумира,

Которым ты себя воздвиг.

Кавказу

Даже звучными словами

Звуки гор не передать,

А напевными стихами

Не умею я слагать.

Лучше снова в горы юга

Я поеду — на Кавказ!

Где иначе плачет вьюга —

Слушать стану сотый раз.

Может быть, тогда словами

Звуки гор я передам —

И напевными стихами

Долг Кавказу я воздам.

«Не всё так славно в нашем государстве — …»

Не всё так славно в нашем государстве —

И далеко не славно всё,

Но некогда и думать о бунтарстве:

Довольно много дел ещё.

Как много их, и славных, и великих,

Чтоб с ними выразить себя…

Как много сил у тех, у буйно-диких,

Что губят всё, круша-рубя.

Не всё так славно в нашем государстве,

Но Родина у нас одна.

Ведь некогда и думать о бунтарстве,

Когда великая она!

«Зимний вечер. Лютый холод…»

Зимний вечер. Лютый холод

Грудь дыханьем жжёт.

Ухажёр, красив и молод,

Деве юной лжёт:

«Я люблю тебя сердечно,

Как никто другой,

Буду, знай, любить я вечно,

С нежной добротой!..»

Зимний вечер. Холод студит

Пылкие слова…

Дева юная рассудит…

Будет ли права?

А пока она влюблённо

Слушает его —

Сердце девы воспалённо,

Нежно до чего…

Зимний вечер. Жгучий холод

Не помеха им…

Сам когда-то был я молод,

Девами любим.

А теперь воспоминанье

Студит грудь мою,

Первое любви признанье

Я в себе таю.

«Свершит ли чудо чародей…»

Свершит ли чудо чародей?

Всевышний дар ему волшебный

Внушил; источник — дух врачебный,

Что исцеляет нрав людей.

Какое чудо — нужным быть!

О счастье — быть необходимым!

Волшебным чудом быть любимым.

Единым счастьем дорожить.

Творить от имени Творца

Даётся избранным единым,

Ходить Пророком по долинам —

Дарить часть чуда без конца.

Творить добро для всех людей —

Великий труд, до истощенья…

Нельзя ли жить без вдохновенья?

Поэт — не меньше чародей!

«Указал Господь тебе…»

Указал Господь тебе,

Кто любви твоей достоин,

Чтобы мог быть успокоен

Счастьем… Но в его судьбе

Ты осталась безучастной,

Потому сама несчастной

Сталась… Господи, прости!

Дай ей счастья обрести,

Чтобы я был успокоен

В старости, в своей душе…

Указал Господь уже,

Кто любви твоей достоин.

Ночь. Не спится

Ночь. Не спится. В голове

Мысли носятся, как черти,

И в пространной круговерти,

В событийной всей канве,

Нет конца им — нет им смерти.

Ночь. Не спится. Но слова

Не ложатся на бумагу.

Лень мне встать и сделать шагу.

Событийная канва

Изложить желает сагу.

Ночь. Не спится. Так впотьмах

Усмирились понемногу

Мысли-черти… Слава Богу!..

Сон. Несу в своих руках

Необъятную тревогу.

Изба-избушка

Изба-избушка кособоко

Стоит как сказочная быль.

Чертёнок-бес давно, без срока

Живёт там, подметая пыль.

Там суматоха бытовая,

Как в каждом омуте, что тих.

Живёт старуха там презлая.

Единый лад там на двоих.

На лад — и это как-то странно —

Всё получается во вред,

Привычно меж делами бранно

Они несут какой-то бред.

Изба та, что давно кривая,

Стоит одна и в стороне,

Прохожих в гости созывая…

В неё войти охота мне.

Как мудро ветхое преданье!

Люблю я сказочную быль!

О! детское воспоминанье…

Я вспомнил живо… Вспомнил ты ль?

Не нужно помнить зло и ссоры

Различных трений бытовых:

Сердечные порой укоры

Столь рано старят молодых.

Тогда, как в старой той избушке,

В вас будет всякий-разный сор

И — уподоблено старушке,

Чертёнку-бесу — много ссор.

Снежный ветер

Снежный ветер заметает

Путь-дорогу — длинный путь,

Снежный ветер завывает —

В сердце нарастает жуть.

Но дорога мне известна:

Сколько раз ходил по ней,

Где встречались повсеместно

Мне следы судьбы моей.

Тайным следом путь-дорога

Вьётся, уползая вдаль,

Где смиренная тревога

Нежит светлую печаль.

Сонный ветер завывает,

Только вот бы не заснуть.

Снежный ветер заметает

Путь-дорогу — жизни путь.

«Живя вдвоём, мы одиноко…»

Живя вдвоём, мы одиноко

Страдаем, радуемся, с тем

И любим, и порой жестоко

Так ненавидимы… И кем?

А тем, кого мы любим нежно.

И нежности благодаря

Жестокой ревностью небрежно

Друг друга губим… Любим зря?

Но мы, любимые друг другом,

Лишь в одиночестве порой

Других находим — и с испугом

Спешим связаться вновь с судьбой…

Так вновь вдвоём мы одиноко

Страдаем, радуемся… но

Любовь, что явлена без срока,

Всё учит жить… Так быть должно!

К пророку

Восстань, пророк, из тесной глубины,

Взойди на свет, где жизнь бурлит игриво;

Явись в народ из тайной тишины

Пусть даже с гневом, но не молчаливо.

Людей всех возмути, грозя бедой,

Живым огнём любви и состраданья.

Веди народы миром за собой:

Ведь нет пути иного созиданья.

Учи людей (и каждого, и всех)

Своим примером с добрым побужденьем.

Лишай народы праздности потех,

Чтоб стала жизнь одна на всех волненьем.

Но каждый пусть решает для себя,

Каким и с кем идти путём свободным,

С кем быть, иль ненавидя, иль любя,

И стать кому избранником народным.

«Красавица и умница… К тому же…»

Красавица и умница… К тому же

Мечтает о достойном, верном муже.

Вот только будущим мужьям, увы,

Нет дела до женитьбы: головы

Своей никто терять совсем не хочет.

Да вот судьба — то плачет, то хохочет —

И смеха ради сводит двух в одно —

За тем, чтоб третьему быть суждено, —

Страдать и плакать… Скорбь всегда прекрасна!

Красавица и умница, напрасно

Искать того, кого, быть может, нет…

Счастливо-светлой будь, как Божий свет!

Тогда тебя желанная награда

Найдёт сама — чудесная отрада!

А может быть, гожусь тебе в мужья,

Красавица и умница, уж я?..

Не хвались

Не хвались женой красивой

В злое время: красота —

Ходовой товар… Ревнивый

Прячет молча неспроста

В разговорах на досуге

Красоту свою — жену.

Он ревниво видит в друге

Не врага, но сатану…

Не хвались женой красивой:

Красота — товар в цене,

Ибо случай зло-шутливый

Развратит её вполне.

Высь

На фоне мглы кромешной

И звёзды, и луна —

И там, мой друг сердечный,

Сплошная тишина.

Присядем на дорожку:

Туда высокий путь.

Пойдём мы понемножку —

Дойдём когда-нибудь…

Сидим вдвоём мы рядом

И слышим тишину,

И смотрим грустным взглядом

На звёзды и луну.

Увы, луна немая,

А звёзды шепчут нам:

Чудесна жизнь земная!

Земного счастья вам!

Образ

К чему в стихах всё образно лукавить?

Изящный образ скользок, как змея.

Читать стихи всех явно не заставить…

И в прозе есть кривая колея.

В поэзии и прозе равнозначно,

Читая, видишь образную ложь.

Не каждый образ выдуман удачно,

Что как извивистый и острый нож.

Изящный образ, даже стихотворный,

Как часто… часто неподдельно лжив,

И в нём же дух какой-то благотворный,

В котором сам поэт-прозаик жив.

В жизни

Грустный смех — что радость в горе,

В жизни всё наоборот.

Жизнь смиряется в раздоре,

Набирая оборот.

В оборотах круговерти

Кто сбавляет резко ход,

Тот в глаза смеётся смерти;

Та — в ответ: какой урод!

Так случается вдруг вскоре

В жизни резкий поворот…

Грустный смех иль радость в горе —

В жизни всё наоборот.

Берёза

На бледное и длинное худое тело

Весна надела сарафан, что с бахромой

Из листьев молодых — и каждый лист резной,

Но сквозь наряд оно стыдилось и белело.

Как дева русская, что боль пережила,

Чудесна прелестью всей женственной и тайной,

Полна весёлостью живой необычайной!..

Одушевлённы ли её любви дела?

Бесстыдный ветер обнимал берёзы тело —

Какая странная любовь у них двоих…

В пылу любовник вольный осенью притих —

И, вновь обмануто, стыдясь, оно бледнело.

Бессмертный полк

Бессмертный полк шагает по стране,

Но не парадным, а народным строем, —

Идёт-шагает в скорбной тишине

Единым и взволнованным покоем.

Вы вечно молоды в одном строю,

Солдаты, офицеры, генералы, —

И вы, оставив молодость в бою,

Матросы, капитаны, адмиралы.

Портреты их по улицам страны

Несут потомки высшей славы — внуки:

Хранители истории войны

Идут, восставших будто взяв за руки.

Живые и погибшие в один,

Объединившись, строй огромный встали.

Россия, как духовный исполин,

Окрепла вновь. Враги того ли ждали?..

В душе народной, где-то в глубине,

Звучит, как гимн, трагическая лира…

Бессмертный полк шагает по стране —

И та страна — гарант свободы, мира!

Посох

Возьми ты в руки посох Божий

И в путь-дорогу отправляйся,

В дождливый день иль в день погожий

Трудом от лени избавляйся.

В пути держись за посох прочный:

Тебе послужит он опорой,

Чтоб в грязь не пасть: в грязи порочной

Валяться с утренней Авророй.

Так посох станет — что змеёю,

Другою поведёт дорогой,

Где ты сравняешься с землёю —

Иль станет жизнь твоя убогой.

Упав, с извивами дорога

Откроется, ползти устанешь;

В руках змею, что недотрога,

Держать боязненно ты станешь…

Возьми ты в руки посох Божий

И в путь-дорогу отправляйся.

Идя ты по земле, прохожий,

Трудом от лени избавляйся.

Где-то

Юный дождь в начале лета

Где-то в стороне идёт.

Влажный ветер бродит где-то —

Ищет он меня, зовёт.

Я же птицей с ветром в поле

Разгуляться буду рад,

Чтобы где-то мне (на воле!)

Залететь в цветущий сад.

Юный дождь, весьма холодный,

Крылья мне отяжелит.

Ветер, не всегда свободный,

Мой полёт он приземлит.

Влажный ветер бродит где-то —

Ищет он меня, зовёт.

Юный дождь в начале лета

Где-то в стороне идёт.

«Россия — не простор огромный…»

Россия — не простор огромный,

А космос, время, Божий быт!

Где каждый деятельно-скромный —

За добрыми делами скрыт.

В глубоком находясь пространстве,

Лишён он всех земных забот,

И в вечном траурном убранстве

Вне времени средь нас живёт.

И, не покорен Божьей воле,

Испорчен нами русский быт,

Не где-нибудь, а дома, в школе,

Где Божий весь закон изжит.

Не зная времени, в России

Живём порою наугад.

Авось вновь буйные стихии

Поставят быт на новый лад.

«Сто путей — одна дорога…»

Сто путей — одна дорога;

Странные они, пути!

Я — на сердце боль-тревога —

Не решусь, куда идти.

Слава Богу, есть тропинка,

Я один иду по ней,

Где мне каждая травинка

Шепчет: ну, ступай смелей!

С каждым шагом приближаюсь…

Только долго мне идти.

Выбрал путь — ничуть не каюсь!

Что сидеть как взаперти?

Сто путей — одна дорога.

Как змея, тропинка-даль…

Вера в Бога — всем подмога.

Расставайтесь с тем, что жаль.

«Слышишь, как малышка звонко…»

Слышишь, как малышка звонко

Плачет?.. Нет — смеётся!..

Рвётся там, где слишком тонко…

Сердце мамы бьётся.

Два единых — два волненья:

Сердце и малышка!

Рвутся нити в два мгновенья —

Ведь любовь как вспышка?

Чтобы крепло там, где тонко,

Быть любимым нужно…

Плачь, малышка, смейся звонко:

Без тебя так скучно!

В городке

Где-то в тихом городке

Громко музыку играют…

Уж на влажном ветерке

Листья вальсом опадают.

Что-то грустно… но печаль

Мне с улыбкой изъясняет,

Что не всё… не всё столь жаль,

Что утратой грудь стесняет.

Чем-то грустный городок

Мне по сердцу дорог больно —

Дай мне только жизни срок:

Буду счастлив я довольно?

Кто-то призраком меня

Водит за руку повсюду:

Я брожу-живу полдня

В городке, где мало люду.

Я, как дерева листок,

Уж от ветки отрываюсь —

Невесомо, как пушок,

Я как будто вдаль спускаюсь.

Так на влажном ветерке

Листья вальсом опадают…

Где-то в шумном городке

Тихо музыку играют.

Безумство

И белые, и чёрные одежды

Устал носить? Их тяжело носить?..

Теперь ты носишь пёстрые надежды —

Ведь в них легко и весело ходить.

С ума сходи в счастливом наважденье!

В каком-то сумасшествии-бреду

Бездумно говори и о волненье.

Безумный дар даётся на беду!

Беда твоя — и это ниспосланье —

Уметь в несчастье счастье обретать.

Непонятым себя на поруганье

Отдай — но и не думай осуждать.

Так пусть живут и хамы, и невежды.

Ну кто такой ты, чтобы их судить?..

Итак, ты носишь пёстрые надежды —

Как в них легко и весело ходить!

Улыбка

На небе улыбка кривая —

То месяц лежит на боку

В выси, что порой озорная,

Забавная лишь чудаку.

Представьте себе, что улыбка

С небес на лицо к вам сошла…

Но счастье непрочно и зыбко…

Чудесные неба дела!

Чудак — как ребёнок прелестный!

Наверх не смотрите всерьёз.

Немногим он счастьем известный —

Чудак тот, счастливый до слёз.

У окна

Осень. Ночь — пространство мрака.

Только слышен шум дождя.

Лает изредка собака.

Кто спешит, ко мне ль идя?

Впрочем, дело до того ли?

Я хочу сорваться вдаль.

Что от той мне будет воли?

Только больше станет жаль.

Ну и ладно!.. Сколько можно

Где-то в облаках летать?

Осень. Ночь. И всё ж тревожно.

Уж не лучше ли лечь спать?..

Как странно

Как странно, множество всего

В России может повториться.

Как мало разного того

В повторной буре сохранится.

Не помня своего родства,

Гордимся прошлым; наши предки

(Быть может, громкие слова) —

Точь-в-точь как нынешние детки.

Преемственность веков-времён

И неразрывность поколений

Умножит славных дел, имён,

Средь них родится новый гений:

Иль полководец, иль поэт —

Они в России равнозначны!

Их лица через массу лет,

Как странно, станутся ли мрачны?..

«Хищные люди опасно хитры — …»

Хищные люди опасно хитры —

Это не то, что ужасные звери:

Можно укрыться от них, где есть двери,

Но от людей таковых — до поры.

Эти же люди, как хищные птицы,

Даже летают повсюду, везде.

Нет им свободы и воли нигде —

Не запереть их в сырые темницы.

Хищникам жертва-добыча нужна —

Это их средство и цель выживанья.

Сытая хищная тварь голодна.

Боже! Укрой меня от растерзанья.

В пути

Ночь, луна. Зима, мороз.

Дышится легко.

В теле дрожь: озноб-невроз.

Еду далеко.

Мысли, чувства. Даль, простор.

Одиноко мне.

Чей-то вижу ясный взор

В небе-глубине.

Мысль: что будет впереди?

Нервная боязнь,

Оттого-то и в груди

Радость-неприязнь.

Клином вбит во мне вопрос

Больно глубоко.

Ночь, луна. Зима, мороз.

Дышится легко.

«Из года в год, из века в век…»

Из года в год, из века в век

Плетётся время произвольно.

Спешит всё время человек,

Живя во многом недовольно.

Так в каждодневной суете

Теряет он своё значенье,

Так где-то в некой пустоте

Он видит призрака виденье.

И это призрак бытия…

Мертвеющую вижу прозу,

И в прозаичной жизни я

Читаю явную угрозу.

Поэзии грозит беда:

Стать мёртвой, как язык латинский, —

И вот (предвижу ли?) тогда

Язык распространится свинский.

Рассудок нравственных калек

Не раз проявится несносно…

Из года в год, из века в век

Плетётся время судьбоносно.

Портрет луны

Луна меняет много раз

Свой облик на кругу годичном.

То полнолицым, то безличным

Её проявится анфас.

То профиль, левый или правый,

Как неоформленный портрет.

Открытый девственный секрет

В её портрете — что лукавый.

Во тьму, не отрывая глаз,

Глядишь влюблённым, непривычным:

Свой облик на кругу годичном

Луна меняет много раз.

Весна

И вновь весна. Дыханье юга

Холодным ветром принесло,

Но где-то рядом зрела вьюга —

Зимы отчаянное зло.

А вместе с тем уже заметно

Как будто стлался тёплый снег.

Ручьёв весёлых повсеместно

Был слышан беспрерывный бег.

И вот не стало снега вскоре —

Умолкли звучные ручьи.

Какие утренние зори!

Свистели славно соловьи!

Весна — поэзия и проза!

В ней крылся видимый обман:

Теплу холодная угроза

Ещё была из тёплых стран.

Поэзия

Любя и тишину с уединеньем,

И нервный труд с весёлым вдохновеньем,

Невольно обретаю вновь и вновь

В усталой жизни вольную любовь.

Но и с любовью чудо происходит:

Уныние счастливое наводит —

Ведь ждёт меня любовница одна,

Хотя несчастно ветрена она.

Как часто я её ловлю мечтами:

Её поймать возможно ли руками?

Удача улыбается и мне:

Люблю бывать я с ней наедине.

Но ты (увы!), читатель мой сердечный,

Бываешь равнодушный и беспечный,

Быть может, потому едва ль тебе

Её поймать: ты раб в своей судьбе.

Люблю я тишину с уединеньем

И нервный труд с весёлым вдохновеньем,

Где ждёт меня любовница одна,

Хотя и дико ветрена она.

Впереди

Отвернись: не смотри на дорогу,

По которой проделан твой путь;

Впереди по дороге тревогу

Ты развеешь свою как-нибудь.

Не смотри на дорогу со страхом:

Впереди интересное ждёт,

А иначе, как в прошлом, всё прахом

Непременно куда-то пойдёт.

Впереди по дороге за посох

Без боязни, но крепко держись.

В неожиданных разных вопросах

Не теряйся: всмотрись-таки ввысь.

Одолеешь дорогу большую,

Безоглядно и с верой идя;

Превозможешь усталость любую

Впереди, лишь молитву твердя.

«С открытой дверью мне живётся…»

С открытой дверью мне живётся,

В себе же распахнул окно;

Во мне сквозняк, и сердце жмётся:

К теплу приучено оно.

В себе замкнуться — это значит,

Что сам закрылся от всего,

И узником оно заплачет,

Не видя света своего.

Однако сердце добрым делом

Вполне возможно обогреть,

Лишь в этом действии умелом

Себя никак не запереть.

«Куда идти, когда нет ног…»

Куда идти, когда нет ног?

Куда мне плыть, когда нет рук?

Куда лететь?.. Когда бы мог

И жить, и чувствовать без мук.

Но я ещё мечтать хочу,

На то есть разум и душа.

И я иду, плыву, лечу,

Меж тем в неведенье спеша.

Итак, я мыслями живу;

Итак, меня живят мечты.

В попутчики себе зову

Предметы жизни красоты.

«Ты меня заставила однажды…»

Ты меня заставила однажды

Вновь поверить в первую любовь.

Как хотел познать её из жажды!

Только мне в любви не прекословь.

В ней ещё я плохо разбираюсь…

Первую агонию любви

Пережил отрадно — и нуждаюсь

В счастье, что рождает пыл в крови.

Но как нежно, страстно-осторожно

Пыл любви и жажду передать,

Так, чтоб сердцу сделалось тревожно?..

Есть своя в тревогах благодать!

Знаешь ли, как весело мне дважды

Обмануться — и влюбиться вновь!

Ты меня заставила однажды

Вновь поверить в первую любовь.

Некрасивая

Не считай ты себя некрасивою,

Всё равно ты прекраснее всех.

Ты бываешь трусливо строптивою,

Чем имеешь на зависть успех.

Ничего, что ты мило-курносая

И веснушки весельем горят.

Ничего, что ты рыжеволосая,

Да и носишь немодный наряд.

Ты взамен красоты быть счастливою

Родилась под везучей звездой!

Не к лицу тебе быть горделивою:

Ты прекрасна улыбкой живой!

Посмотри, как девчонки красивые

Безотрадно завидуют все

Некрасивой тебе: несчастливые

Потому что они. Не в красе

Самоё всё бывает прекрасное,

А в тебе… Утверждаю я вновь:

Сожаленье бывает напрасное,

Потому что всем правит любовь!

Ночь на Кавказе

На Кавказе мгла ночная

Быстро рано настаёт,

Ну а суета людская

Только к ночи устаёт.

Ночь. Луна на небосводе.

Звёзды-искры высоко.

Тихо. Кто-то вроде

Крикнул — слышно далеко.

Но не спится. Ветер нежно

Студит влагой грудь мою.

И отрадно-безутешно

Обо всём родном пою.

На Кавказе мгла ночная

Как-то исчезает вдруг —

И картина, как родная,

Тайной видится вокруг.

В дагестане

Горы, море Дагестана

Душу нежили мою!..

Солнце знойно быстро, рано

Поднималось в том краю.

Не было душе покоя:

Тлели солнечные дни —

Тщетно прятался от зноя

Под деревьями в тени.

Был я в крепости султанов —

Их пора давно прошла.

Диких нет теперь тиранов,

Но стоит Нарын-Кала.

В Дагестане разных много

Древностей ещё стоит —

То потомок очень строго

Всю историю хранит.

Был в Хунзахе, где когда-то

Дагестана жил наиб,

Где враждою брат на брата

Шли… и каждый тут погиб.

Но уж времена иные…

Солнце здесь всегда одно,

Небо — своды голубые —

Старое, как полотно.

Утром просыпался рано —

Мыслил: здесь я как в раю!..

Горы, море Дагестана

Душу нежили мою!..

У горного ручья

Слышишь, как шумит ручей?..

Смеху радостных детей

Шум подобен, сладкозвучен.

Только вот его разбег

С гор вершин, где тает снег,

Быстротечностью измучен.

В знойный полдень из ручья

(Вы испробуйте, друзья)

Слаще в мире всех водица!..

Ну так вот, гляжу, одна —

И высока, и стройна —

Вниз к воде идёт девица.

На лице её печаль.

Право, мне горянку жаль.

Вот она лицо водою

Освежает — и оно

(В нём уж радости полно)

Светит детской простотою…

Подо мной шумит ручей…

Помню детство, юность дней,

Как из родника пью воду.

Вот теперь водою я

В знойный полдень из ручья

Упиваюсь… пью свободу.

В поле

Бранное поле травой поросло.

Воинов множество здесь полегло

В разное время. Теперь-таки в поле

Ветры безумствуют…

Я поневоле

Призраком вольным здесь будто брожу —

С ветром задумчиво речь завожу:

«Вместе с тобой мы вдвоём одиноко

Ходим по полю, где многих вне срока

Время убило». — «Как да, так и нет, —

Звучно, с порывами ветер в ответ

Мне возвещает. — Престранные все вы

Люди: свои на корню вы посевы

Губите-топчите… Странно всё то!..» —

«Странны ужасно мы, верно, зато

Мы и прогресс, и культуру развили

И продолжаем, что в будущем…» — «Или

В будущем вас не останется, но…» —

«Это ужасно!..» — «Но люди давно

Многое сделали, чтоб небесследно

Кануть им в Лету…» — «Богато и бедно

Наше познанье…» — «Одни письмена

Стоят чего!.. А ведь там имена —

Ваши свидетели, судьи они же.

Время суда всё становится ближе…

Друг поневоле и путник ты мой!

Я предрекаю, что будет с тобой:

Ветром ты станешь — он в дали умчится,

Имя твоё в письменах сохранится,

Ибо на поле без брани-вражды

Ходишь-выходишь…» — «Но мне нет нужды

Знать наперёд, что случится со мною…»

Сколько полей тех, поросших травою?..

Южный сон

Сомкнув глаза, лежал в постели зимней:

Гудела-ныла вьюга за окном,

И лёжа, будто в колыбели, гимн ей

Сложить замыслил, но забылся сном.

И вот в тепле на юге оказался,

Где горы с небом были заодно.

По ним ходил: спускался, поднимался —

Влекло и небо и ущелий дно.

Недолгими те были сновиденья:

Темнело… дождь пошёл, а после — снег.

Пришлось искать приют без промедленья…

В горах нашёлся дружеский ночлег.

Сомкнув глаза, лежал в постели южной:

Гудела-ныла вьюга за окном,

Ребёнок жизни в колыбели вьюжной,

Слагая вьюге гимн, забылся сном.

И вот на севере вновь оказался,

Где вся равнина с небом заодно,

И там, где тёплый дом родной остался…

Но и на юг тянуло всё равно.

«По обочине пути…»

По обочине пути

К своему идя погосту,

Ради Бога, не шути

С жизнью: и она по ГОСТу

Произведена… Как знать?!

Знать бы, кто производитель.

Не всегда отец и мать

Им бывают… Повелитель

С высоты-глубин небес

Оживляет явно-тайно

Всех и всё — и миг чудес

Не случается случайно.

Но давно нарушен ГОСТ

Человечеством безбожным,

Что бредёт на свой погост

По путям уж бездорожным.

Северный покой

Морозным духом скованы движенья —

Так властвует безжизненный покой.

Последние живые два мгновенья

Остались, чтобы жертвовать собой.

Мгновенны и любовь, и жизнь земная,

Но вечны их страданья в тишине.

Какое счастье — жить, любить, страдая,

В покое том, в холодной стороне.

Укрывшись где-то в северном покое

От праздной жизни, бытовых забот,

Тоска назло заденет за живое —

И с тем встревожится покой, но вот…

Вот только, как безжизненная вечность,

Распахнутый торжественный покой.

В него входящий за свою беспечность

Бесследно жертвует самим собой.

Влюблённый мальчишка

Каким-то радостным волненьем

Мальчишки заболела грудь,

И с этим новым проявленьем

Не мог спокойно он заснуть.

Ужель закончилось на этом

Мальчишки детство?.. Ах, беда!..

Себя он старческим поэтом

Вообразил — и вот тогда

Листок был вырван из тетради,

Заточен карандаш простой,

И стал писать стихи он ради

Девчонки с рыжею косой:

«Зачем ненужно повстречалась

Ты мне на жизненном пути?

Досадно, и такая жалость,

Что вместе нам не быть… Прости!

Я слёзы с грустью утираю —

Порой отрада мне они,

И пылкой болью я страдаю:

Меня томят любви огни.

Не может быть, чтоб я так рано

Убийственно влюбиться смог.

Где кроется живая рана,

Что изливает боль тревог?

Я знаю: точно так, бывало,

Страдал мой будущий отец…

В любви, как мама мне сказала,

Счастливым стану наконец…»

С каким-то радостным волненьем

Мальчишка сладко засыпал…

А утром с новым пробужденьем

Счастливо в школу он бежал.

И в школьном коридоре встретил

Девчонку с рыжею косой;

В любви, никто чтоб не заметил,

Признался он девчонке той.

Но та, ещё не веря счастью,

Ему сказала: «Вот дурак!»

И он с обиженной напастью

Попал негаданно впросак.

А после с радостной улыбкой

Её за косу дёрнул он —

В тот миг любовь могла быть зыбкой:

Пощёчины был слышен звон.

Но даже те прикосновенья

Лишь разогрели жар в крови…

Бывали разные сближенья,

Но всё слагалось лишь в любви!

«Тайная печаль — …»

Тайная печаль —

Яд души ранимой —

Загляделась вдаль:

В путь неодолимый.

Знать, нельзя никак

Сердце успокоить?

Думать только так

Уж совсем не стоит.

Тайная печаль —

Средство от бездушья.

Но бывает (жаль!)

Гибель от удушья.

Душит чувства гнев.

Но и раздраженье,

Нерва боль задев,

Служит во спасенье.

Так бывает, боль

Сердце воскрешает,

Но не своеволь

Тем, что убивает.

Тайная печаль —

Смертное томленье.

Вмиг уходит вдаль

Лучшее волненье.

Слёзы

Слёзы не только от горя бывают,

Льются от радости даже порой.

Слёзы с лица и печали смывают —

Только улыбкой блеснуть бы скупой.

Слёзы, конечно же, делают чище

Мрачно-суровые лица… Без слёз

Не остаётся души пепелище,

Если страдания слёзны всерьёз.

Слёзы горючие грешную душу

Делают чище намного — в сто раз,

Если не выгнана только на стужу,

Если уже — не промёрзший алмаз.

Плачьте от горя — слезами отрадно

Верно сотрётся с лица и печаль.

Плачьте от радости… Ну вот и ладно!

Слёзы… и их вытирать ли не жаль?

По России хожу

По России хожу босиком,

Наступая на горы… равнины,

Экспрессивно стихами при том

Создаю я родные картины.

Босиком по России хожу,

По её же лесам, где свои же

Я, теряя следы, нахожу

Все потери, мне ставшие ближе.

Лишь с утратою чувства в цене

Мне становится с болью дороже,

А когда нахожу их — вдвойне

Обостряются радости тоже.

Почему-то меня не шутя,

Непонятно так тянет к родному!

По России хожу, как дитя

Босиком уже ходит по дому.

Властителям

Безумные властители страны!

Как жалки вы порой до омерзенья:

Коль вам теперь поэты не нужны,

Так вам от них же и не будет прославленья.

Не истина теперь дороже вам:

Приблизили к себе вы коммерсантов,

Торгующих страной и здесь и там,

Да уголовных дел безликих фигурантов.

Но ждите вы, властители страны,

Презрение народного волненья.

Коль вам поэты были не нужны,

Так вас они ж не защитят от обвиненья.

«Когда сломается земная ось…»

Когда сломается земная ось,

Тогда вращаться глобус перестанет,

Тогда и жизнь совсем другою станет —

Пойдёт наоборот всё, вкривь и вкось.

Тогда же поэтический писатель

Опишет мир чудес… таков мечтатель!

Но если ученик исправить ось,

Не ведая устройства, уж возьмётся,

Тогда на ось вновь глобус не вернётся —

Пойдёт всё в никуда, и вкривь, и вкось.

Тогда не поэтический писатель

Уж нужен будет… нужен Созидатель!

У окна

Она сидела у окна —

Оно открыто настежь было,

Стояла ночи тишина —

Смеялся ветер лишь уныло.

Порой таился он в кустах,

Цветущих под окном открытым,

И видел весь в её глазах

Трагизм, с волненьем пережитый.

Слова несвязные шептал

Ей ветер — юноша влюблённый,

Но юноша не понимал,

Что ветрено он оживлённый.

Она сидела у окна

И вдаль задумчиво глядела.

Стихи несвязные она

Самой себе несчастно пела:

«Свободной птицей быть хочу.

Как ветер, быть хочу я вольной.

Влюблюсь я в ветер — полечу

В обнимку с ним, чтоб быть довольной.

Я ветром притаюсь в кустах,

Что под окном, а в нём мечтает

Счастливый юноша в слезах,

Иль, может, он по мне страдает…»

Но ветер под окном в кустах

Ревниво сразу рассердился —

И ветер-юноша в слезах

Бескрыло дико вдаль пустился.

Она сидела у окна —

Оно открыто настежь было,

Её спугнула тишина —

И песню та свою забыла.

Закрыла за собой окно —

И птицей в клетке оказалась.

Ей оставалось лишь одно:

Забыть, о чём не раз мечталось.

В России

Сколько здесь намоленного счастья!

Сколько горя выстрадано здесь!

Неустанно просим у безвластья

Лишь стабильность — вот такая смесь

Жизни-бытия в России славной.

Много безвозвратных здесь потерь,

Стало что утратой самой главной,

Не упомним в горести теперь.

Жить в России всё же — слава Богу! —

Горестно и счастливо, а с тем,

Усмирив в себе вражду-тревогу,

Преклониться некогда пред кем?

Зной да холод… вьюга да ненастье —

Лишь в России буйственная смесь.

Всё же здесь намоленное счастье!

Да и горе выстрадано здесь!

У омута

Летней ночью без луны

Черти в омуте теснятся,

Слышен дикий плеск волны —

То чертята их резвятся.

Тише, бестолочи; вы

Омут свой не расплескайте…

Люди, если головы

Вам своей не жаль, ступайте

В тихий омут без волны.

С вами черти порезвятся

Летней ночью без луны.

Черти в омуте резвятся.

Тише, черти; так и быть,

Окунусь вновь с головою —

Как бы ни пришлось завыть

Им самим с моей игрою.

«Прервался сладкий зимний сон…»

Прервался сладкий зимний сон

На самом интересном месте:

Жених-любовник ветхий — он

Зашёл с прощанием к невесте.

Невеста юная — она

Мечтала страстно пробудиться,

Чтоб наяву, как ночь в луну,

Повторно в юношу влюбиться.

Невесты память коротка:

Та наяву была старухой.

Вернувшись в явь, наверняка

Не станет юною подругой.

А вот любовник ветхий там

Вновь стал бы юношей прекрасным.

Но сонный путь к живым отцам

Бывает не всегда напрасным.

«В глубокой тишине…»

В глубокой тишине

Мы глохнем и немеем,

В дремучей стороне

Всё нравственно дряхлеем.

Родная сторона

Чужим гостеприимна,

А вот своим она

С приютом невзаимна.

Как многое порой

Терпеть невыносимо,

Но боль души родной,

Пожалуй, нестерпима.

Но боль та чужакам —

Страдание пустое;

Они что здесь, что там:

Родное им чужое.

Сказать о том кому,

Уже не разумеем,

И только потому

Мы глохнем и немеем.

В дремучей стороне

Заблудшие ли души?

А в мёртвой тишине

Уже нужны ли уши?

Родная сторона

Порою как чужбина —

Вот этим нам она

Как горькая судьбина.

Так горестно себя

В страданьях утешаем,

Прощая и любя

Всех тех, кого ругаем.

И всё же потому

Не глухи и не немы.

Вот только мы кому

Нужны? И нужны где мы?

Наставление

Настанет год, России чёрный год,

Когда...........

М.Ю. Лермонтов

I

Все вы, вскормлённые от власти,

Во лжи умеете мудрить.

Всех сытых вас, от той напасти

Теперь едва ли излечить.

Вам нет доверия народа:

Теперь вы ложью все больны,

А изначально в вас природа

Добра жила… Вы злом полны.

II

Воспряньте, сникшие народы!

Встряхните чуждую вам власть!

И нравственные с тем уроды

Сумеют, как листва, опасть.

Но вместе с тем не станьте сами

Такими, каковы они.

Лишь благородными делами

Прославите восстанья дни!

III

Любите осень! Ведь дремучий

Она лишь оголяет бор,

И в то же время воздух жгучий

Выстуживает гнойный вздор.

В истории, в такую пору,

Однажды изменён был быт —

Вот только было много вздору,

Что русский мир вдруг стал изжит.

«Себя ты видишь уж царём…»

Себя ты видишь уж царём,

Чтоб править государством лично.

А между тем везде, во всём

В стране руководишь двулично.

Одновременно мёртво ты

Две маски носишь, не снимая.

Какие светлые мечты

Несёшь, народу угрожая?

Однажды ты стихи читал:

Прощай, немытая Россия… —

Их до тебя поэт сказал,

Когда жила в нём боль-стихия.

В тебе же нет той боли, но…

Прочти его же «Предсказанье», —

Но если будет всё равно,

То всё предашь на растерзанье.

Настанет год, России… год,

Когда… всё может повториться…

Когда корона упадёт…

Но что за этим воцарится?

На безликого

Ты сыто жил, когда другие

Перебивались кое-как, —

Жирел ты в годы, что лихие

Промчались ветром… Вот чудак!

Теперь ты жалуешься миру,

Что ты обманут всем и вся.

Несёшь по-прежнему кумиру

Большие взятки, голося,

Что жить теперь непросто стало…

Но ты жиреешь до сих пор —

И с жиру бесишься немало:

Ведь ты всё взяточник и вор.

«От имени Небес лишь льётся…»

От имени Небес лишь льётся

На землю вечное добро.

Оно всем даром раздаётся,

Меняем что на серебро.

Так зло приходит ниоткуда —

Оно нас тянет в никуда.

Ведь был Искариот Иуда…

Как он, таких уж тьма?.. Да-да!..

Но равнодушье происходит

От человека лишь… порой —

Бывает, мимо тот проходит,

А этот ходит как слепой.

На землю радостно нисходит

Добро от имени Небес —

И тот, кто всюду слепо ходит,

Не видит дарственных чудес.

«Не по рельсам и уж не по шпалам…»

Не по рельсам и уж не по шпалам,

А по острому щебню идём:

Одиночкою или же валом,

Но никак не в беседах вдвоём.

Разобщённо в толпе всенародной

Мы идём по пути кто куда —

Называется жизнью свободной

Бездорожная мглы чехарда.

Торопливое время мы гоним,

Хаотично оно нас самих

Разметает — остатками стонем,

Разделяя тот стон на двоих.

Не по рельсам и уж не по шпалам,

А по острому щебню идём

Босиком, как по острым кинжалам —

И не думаем уж ни о чём:

Не даёт-таки думать с волненьем

Ни о чём эта острая боль.

Остаётся терпеть с возмущеньем —

Так и терпит страдательный ноль.

Одиночка и есть единица,

Приобщатся к которой ноли,

И они превратятся вновь в лица…

Улыбнётся просвет им вдали!

«Затянувшаяся радость…»

Затянувшаяся радость

Может приторною стать.

Много сладости — вот гадость!

С чем её бы размешать?

В этом деле не годится

Всё ж поваренная соль.

В жизни может всё случиться —

Радость солью не мусоль.

Грусть и радость — вот бы меру

Знать и чем их приправлять.

Опыт жизни вкус-химеру

Пресно может отравлять.

Мода

И что с того, что нынче модно

Носить истрёпанный наряд?

«Носить новьё неблагородно», —

Стилисты моды говорят.

О время нравственного сбоя!

Порок безжизненных проблем.

Кто в моде ищет всё покоя,

Тот сердцем, видно, глух да нем.

Носите модные одежды,

Не зная радости времён…

А возлагать на вас надежды

Нет смысла: нет у вас имён.

Так что с того, что нынче модно?

Ведь мода — осени наряд.

Так мода по себе негодна:

Меняет в год сто раз подряд.

Дорога жизни

Дорога жизни тяжела

Для тех, идёт кто одиноким:

На ней встречают хитрость зла

Иль человека, столь жестоким.

Но всё же, на дороге той

Встречают и добро помногу,

Где странник чуждый — как родной

Становится на всю дорогу.

Дорога жизни длинна столь,

Что поневоле одиноким

Терпеть приходится всю боль

Души и тела — очень многим.

И всё же счастье и тогда

За всеми ходит неотлучно —

Но вот другая тут беда:

Оно и ходит-то беззвучно.

Дорога жизни станет пусть

Для каждого столь интересной —

И вот тогда уж тяжесть-грусть

В дороге станет легковесной!

Время такое

Где-то в пространстве глубоком

Спрятанный русский поэт,

Где-то в народе убогом

Виден его силуэт.

Личность души всенародной

Только поэт отразит,

Даже он сам несвободный

Волю в сердцах озарит.

Время в России другое,

Но и меняется мир…

Боже, что это такое,

Что отлучён и кумир?

Как же удобно на время

Всё безотрадно валить…

Эх, всенародное племя,

Что о тебе говорить?

Делают время великим

Сильные мира сего,

А всем людишкам двуликим

Дела-то нет до всего.

Так что на время лукавый

Валит все беды — в ответ

Только с народною славой

То обличит лишь поэт.

Не потому ли поэта

Держат в глубокой стране?

Мысли того силуэта

Вязнут в глухой тишине.

Люди-народы, поэтом

Каждому быть не дано,

Но и тому силуэтом

Быть-оставаться ли?.. Но…

Но никогда, и какое

Ни было б время (да-да!),

Не оставляйте в покое

Чувства свои, господа.

Чувства, что из возмущенья

Вдруг пробуждают и ум

И проявляют волненья

Там, где живут наобум.

Время такое… И что же?..

Времени мало во всём.

Дорого время, дороже

Люди страдальные в нём.

«В снежной дали, где морозы…»

В снежной дали, где морозы

Звонки, как хрусталь,

Не цветут живые розы —

Эх, сердечно жаль!

В той долине, где метели

Дикие гудят,

Дети в снежной колыбели

Сном глубоким спят.

Но кому-то всё не спится…

Кто так одинок?

Тот, кто хитро веселится,

Холодно-жесток.

Это воздух оживлённо

Звонок и весёл,

Он как будто потаённо

Радостью расцвёл.

Вдруг проснётся в колыбели

Некое дитя,

Улыбнётся злой метели

Вновь оно шутя.

Тут же до дитя коснётся

Снежная рука —

В тёплый сон оно вернётся

Уж наверняка.

В снежной дали, где морозы

Люты не шутя.

В колыбели нет угрозы —

Видит сон дитя.

Ну а то, что на морозе,

Право, никогда

Не цвести ожившей розе —

Это ли беда?

Холод лютый сам румянит

Щёчки у детей,

Потому и не увянет

Жизнь самих людей.

«Под небом, выцветшим от зноя…»

Под небом, выцветшим от зноя,

Ковром расстелен Дагестан.

В пространстве неба нет покоя:

Враждуют ястреб и орлан.

Равнины, горы на ковре том —

Великий мастер всё соткал.

И ткал он и зимой, и летом —

Ни дня свободного не знал.

Зато теперь народы мира

Свободно ходят по ковру.

В пространстве неба звучно лира

Звучит и в холод, и в жару.

Вернулся кто из Дагестана,

Тот знает уж наверняка,

Что, выйдя пьяно из духана,

Вновь трезво ступит в облака.

«Когда нет рядом никого…»

Когда нет рядом никого,

Кто мог бы протянуть вам руку,

Тогда себя же самого

Отвергни, выстрадать чтоб муку.

Когда нет рядом никого,

Тогда врага вообразимо

Себе создай — и вот его

Умей любить неугасимо.

А нет, так просто протяни

Ему вдруг руку — он же лично

(Об этом только вспомяни)

Добром расплатится прилично.

«Смотри, как туча грозовая…»

Смотри, как туча грозовая

Сгустилась низко над землёй.

Смотри, как молния шальная

Кривится узкою змеёй.

Не стой под тучей грозовою:

Не то на голову падёт,

Не то водою дождевою

Пространство и тебя зальёт.

Не стой под тучей грозовою:

Не то увидишь гнев и страх,

Не то змея над головою

Блеснёт — и превратишься в прах.

Смотри, вон туча грозовая…

А впрочем, некому смотреть.

Смотри, вон молния шальная…

А впрочем, знать бы это впредь.

«Слепой, глухой, немой — все трое…»

Слепой, глухой, немой — все трое

Всё слышат, видят, говорят, —

Не понимая, что творят,

Прохожим не дают покоя.

Слепой твердит, что правду видел,

Что затмевает всем глаза, —

А правда та — сама гроза

Для тех, кто раз других обидел.

Глухой же — слышал правды звуки,

Что громом поразили слух, —

Теперь же говорит всем вслух:

Других услышьте звоны-муки.

Немой улыбкой искажённой

Желает выразить любовь —

Вот только выразилась вновь

К другим любовь изнеможённой.

Прохожим только остаётся

Чуждаться праведных бродяг…

Но вот прохожий ум напряг:

Безумцем мне ль ходить придётся?

«Нательный крестик почернел…»

Нательный крестик почернел:

Черна душа — потёмки.

В чужую заглянуть хотел,

Но поднялись позёмки.

Какой-то холод из души

Повеял безмятежно,

Но в зимней будто бы глуши

Кого-то ищут нежно.

И только там, не где-нибудь,

Душа в любви страдает,

А значит, и сама же грудь

И любит, и мечтает.

Нервозно управляет страх,

И холод безграничный,

Когда душа скорбит впотьмах,

А образ сам безличный…

Разочарованность

Как хочется земной померкший свет

Покинуть живо с радостью великой —

И не под старость, а в расцвете лет!

Пустое просвещенье жизни дикой.

Куда глядеть: вперёд? По сторонам?

Нигде не видно будущности мира.

Осталось слёзным взором к Небесам

Взывать… но слепо верится в Кумира.

Который век с Небесной высоты

Грозит и тешит Он бедой вселенной…

Сорваться из наземной суеты

Сумеет только житель вдохновенный…

«Как восхитительно опасны…»

Как восхитительно опасны

Места Кавказских гор

И дикою красой прекрасны —

Робеет смелый взор.

Там холод и тепло друг с другом

Враждебны и дружны —

И с удивительным испугом

Бежишь из той страны.

Посредники небес с равниной —

Подъёмы, спуски гор.

Как восхищается долиной,

Кружа-паря, дозор!..

После детства

Нет теперь туда дороги,

Где осталась сказка-быль,

Где счастливые тревоги

Стихли: замела их пыль.

После нас (мы повзрослели)

Мрачна сказочная даль.

Даже детства карусели

Стали наводить печаль.

А родителями стали —

За детей явился страх —

Их, живя порой в печали,

Носим на своих руках.

И боимся босоного

Пробежаться по земле —

В обуви уж дети строго

Ходят по двору в селе.

Продолженьем колыбели

Непременно были нам

Детства шаткие качели —

Голосистый лился гам.

Но качели жизни — это,

Дети, не аттракцион…

Помните слова поэта —

Рос ребёнком бойким он.

А теперь весёлой грустью

Забавляет сам детей,

Чтобы будущность им жутью

Не пришлась бы без затей.

Очень грустно: безвозвратно

Детство — годы благодать,

Но зато легко обратно

Взрослому ребёнком стать.

Если только взрослый ценно

Выдумает сказку-быль

И с ребёнком непременно

Разметёт с дороги пыль.

«Столкнулись ветры севера и юга — …»

Столкнулись ветры севера и юга —

И жалким рёвом закружилась вьюга.

Ужасны эти ветры перемен —

Их жуткий вой сильнее всех сирен…

Как дева-птица Греции античной

Своею песней сладко-мелодичной

На гибель завлекала и своих,

И чужестранных путников морских,

И вьюга так своей сиреной-жалью

На гибель завлекает… Снежной далью

Беспутный путник зачарован вновь…

Бывает же ведь вьюжная любовь!

О мере воздаяния

Как много многого всего

Так многим даром достаётся!

Как мало малого чего

Так трудно малым воздаётся!

И всё же, в меру только тот

Приобретает, кто достоин.

Безмерно — кто же это? — вот

Всё тот, кто счастьем удостоен.

Но только избранным одним,

А их всего-то единицы, —

Ничуть не достаётся им:

Они бескрылые, но птицы.

В поле

Ветер воплем веет в поле…

Воля!.. Путник одинок —

Одиноко поневоле

Отбывает бренный срок.

Вот так это наказанье!

Ветер с путником, вдвоём,

Вышли в поле на гулянье —

Оба мыслят о своём.

Ветер бродит бесприютно,

Мыслит: «Где б приют найти…»

Путник — в поле неуютно —

Мыслит: «С кем сойдусь в пути?..»

Ночью

Тихо. Тёмно-синее пространство

Застелило путь-дорогу вдаль.

Небо. Скрыло чей-то лик убранство —

Это лунно-звёздная вуаль.

Под вуаль бы заглянуть с отрадой —

Нравы времени

Оглавление

* * *

Оглавление

* * *

Смотрите также