Шахматы

Андрей Дорофеев

Скромная девушка Лиза, и не мнившая себя средоточием извечной борьбы добра и зла, оказывается вдруг в самом центре вселенской войны.И некуда скрыться — на Лизу, что и школу-то еле успела закончить, падает вся память о ее позабытой жизни — жизни борца за справедливость и возрождение Вселенной.Каково быть той, от чьей руки будут рушиться и создаваться миры? Той, чьи волосы еще завиты в игривые детские косички?

Глава 3

Павла Скороходова в школе прозвали Ролексом — по знаменитой марке швейцарских часов. Обычный подросток по своим способностям и пристрастиям, он имел одну необычную черту — в любой момент мог без часов сказать, сколько сейчас времени с точностью до секунд. При этом много дней он мог даже не смотреть на стрелки.

Мать и отец поначалу поражались этой способности Павлика, появившейся начиная с того момента, как он научился говорить и узнал, как измеряется время. Но измучившись с тем, чтоб вытянуть из ребёнка ещё какие-нибудь необычные дарования, бросили это дело и перестали считать сына вундеркиндом.

Сын же из-за этого не особо и пострадал. Доучившись до восьмого класса, он начал строить какие-то планы в жизни, неизвестные его родителям, а потом пропал. В прямом смысле этого слова.

Родители объявили розыск, но меры ни к чему ни привели. Через пару лет дело закрыли, и родители, уже успокоившиеся к тому времени, приняли версию следствия о том, что парень просто утонул в одном из многочисленных водоёмов, коих великое множество было в окружающих город лесах. Теперь только краткая надпись на надгробии гласила о том, что человек по имени Павел Скороходов вообще существовал.

Но он не погиб.

Однажды Ролекс с друзьями играл в войнушку в одной заброшенной школе. Двухэтажное здание было построено около двадцати лет назад на краю одного из многочисленных обрывов городка, где жил Ролекс, но при вводе в эксплуатацию оказалось, что осыпи обрыва не дают уверенности, что однажды школа не обвалится туда вместе со своими учениками и учителями.

Здание осталось — и стояло затем несколько лет серым монолитом, зияя пустыми окнами и привлекая детвору во всей округе своей загадочностью, лабиринтом помещений, лестничными пролетами без перил и особенно — пустыми стенами, на которых можно было безнаказанно писать краской что угодно.

Спрятавшись в одном углу подвала во время «обстрела», Ролекс сидел и ковырял пальцем одно странное углубление в грязной серой стене, почти не видимое в темноте. Вдруг на Ролекса хлынул яркий свет, и он свалился во внезапно и бесшумно открывшуюся нишу в стене, сразу и захлопнувшуюся.

Запищав от страха, Ролекс увидел себя зажавшимся в угол странного для заброшенной школы помещения: оно было размером с большой лифт, чистые и гладкие металлические стены не имели кнопок. Лифт нёсся куда-то в пространстве. Как подсказал Ролексу поднявшийся вдруг желудок — вниз.

Двадцать две секунды ужаса — и двери снова бесшумно открылись, впустив влажный кондиционированный воздух с запахом сирени. Ролекс ошалевшими глазами смотрел на четырёх человек в светло-зелёной армейской форме со странным оружием на бедрах, стоявших по обе стороны от лифта и жевавших какие-то булочки.

Помещение не имело шикарного интерьера — в нём было две безликих двери, белые на сером фоне стены, и белый же письменный стол справа, на котором стоял телефон. Больше в комнате ничего не было. Один из людей, молодой мужчина с только пробившимися усами, уронил булочку и тут же схватился за оружие. Другие с сомнением посмотрели на странного человечка, который полулежал в лифте. Старший подошел к столу и кратко что-то сказал в телефон.

Так по ошибке Ролекс оказался у Скунсов. Нельзя сказать, что Скунсы плохо с ним обращались, но работать заставляли по двенадцать часов в день — переложили на него свои обязанности по уборке помещений базы. Обедать Ролекса пускали в общую столовую под присмотром дневального, который и должен был прибираться, а спать отводили в кладовую, где воняло крысами и старой поношенной одеждой. Эта кладовая и стала для Ролекса моментом прозрения.

Там были: детали скафандров, далеко не таких примитивных, как на картинках с Гагариным и Титовым; старые, никому не нужные отчёты; сообщения из других звёздных систем о поставках продовольствия; записи споров с начальством о финансировании базы; приказы, почему-то никуда не подшитые, о приёме в штат и снятии с довольствия; акты имущественной проверки базы, где проскальзывали такие пункты, как «аннигилирующий бластер», «транспортный корабль класса планета-спутник», «аптечка с противоядием от мегатеронов со спутников Проциона А»; баллоны с какими-то газами, неизвестными Ролексу; сломанные переговорные устройства; несколько монет неземного происхождения, найденные Ролексом на полу; книги с пейзажами, где реки текли по воздуху (воздуху ли?), а в небе висела двойная звезда, а также разные другие обычные или невероятные вещи..

Через некоторое время после утомительного бдения над протирочной машиной был ещё один момент прозрения. Среди справочников и старинных отчётов базы Ролекс нашел документ, предназначенный строго для персонала лазарета, в котором определялись нормы введения в пищу персонала депрессанта. Депрессант предназначался для дозированого добавления рядовому составу, которого на базе были сотни штатных единиц. Не настолько много, чтобы они не могли работать и корчились от рвоты над гальюнами, но настолько, чтобы крамольные или мятежные мысли о предназначении базы обходили их головы далеко по околице.

Ролекс сидел тогда в углу на топчане, слушал разговоры нескольких техников о девочках и автомобилях и чувствовал, что на лбу выступает пот. Он тоже любил покушать еду с кухни, но, видимо, не отупел за месяц пребывания на базе настолько, чтобы не понять, что он прочитал только что. Взяв смету, напечатанную чёрной краской на пластиковой карточке, он быстренько засунул её в груду хлама подальше, чтобы никто, не дай бог, не заметил, что он её читал. Эта научная фантастика, думал Ролекс, не настолько великая часть моей жизни, чтобы умереть за неё. Лучше я помру дома и от старости.

На земную армию и милицию в деле спасения Ролекс перестал полагаться уже давно — они перед базой как кролики перед волками. Но вот Лемминги… Эти американские зверушки, о которых Ролекс лишь мельком слыхал на базе, стали его надеждой. Но не прыгнет ли тогда Ролекс из огня да в полымя?

Тогда до встречи с Лизой оставалось три года.

А сейчас Лиза смотрела на странного паренька и не знала, что сказать. Он же улыбнулся.

— Слушай, я есть хочу. Я давно не ел. Где здесь можно поесть?

Лиза потрясённо покачала головой, показала рукой в сторону и сглотнула, — Там есть столовая. А… что это всё? Я ничего не понимаю.

Ролекс подумал и предложил:

— Слушай, у меня денег нет. Давай ты меня покормишь, ты же недалеко живешь. А я тебе всё расскажу. Я у тебя ничего не украду, не бойся. Идёт?

— Да, — ответила Лиза, — только… Я домой не могу, там мама. Давай, я принесу тебе сюда. Тут пять минут! У меня картошка варёная есть — будешь картошку?

— Да, давай так! На свежем воздухе картошка — самое то.

Лиза кивнула и, спотыкаясь на ровном месте, побежала к дому. Этот парень со странным именем стоял перед её глазами, но Лиза почему-то перестала бояться его: что-то располагающее в Ролексе было. Но что за чёрт! Совершенно русский парень, который знает, что такое картошка, вылезает из космического корабля, созданного явно не на Земле.

Дома мамы, слава богу, не было, и Лизе не пришлось объяснять, зачем она забирает картошку, оставленную Лизе же на обед. Взяла и выбежала вон, чтобы через три минуты стоять с кастрюлей перед Ролексом, сгорая от стыда и кляня себя за то, что картошка несолёная, а кастрюля — с чёрным неотмытым налетом гари. Надо же такую гостю принести!

Ролекс поблагодарил Лизу, нежно пожал ей руку в благодарность и только было сел на камень, предложенный ему Лизой, как на небо набежала тучка, верхушки деревьев затрепал прохладный ветерок, и совсем уж некстати на Лизу и Ролекса упали первые капельки дождя.

Ролексу это, видимо, тоже не понравилось, потому что он взглянул на Лизу, подмигнул ей и сказал:

— Сейчас я всё устрою.

В тот же момент огромная машина мгновенно прыгнула вбок и вверх, словно резвый котенок, и перевернулась на сто восемьдесят градусов. Бесшумно, блеснув боком как звездой.

— Заходи! — пригласил Ролекс, и Лиза увидела, что перед ней кабина, как в автомобиле, только вот приборов в ней, как ни странно, нет. Два обширных удобных кресла, обтянутых синей материей, приглашали сесть и отдохнуть. Перед креслами — журнальный столик, чья металлическая ножка как бы вытекала из пола и изящно перетекала в круглую, также металлическую столешницу сантиметров шестидесяти в диаметре. И всё.

Лиза осторожно занесла ногу за тонкий борт, села в левое кресло и, наконец, задала тот вопрос, который не давал ей покоя:

— А это что, космический корабль?

Ролекс засмеялся:

— Нет, нет. Это Пассионария.

Он уже сидел рядом с Лизой. Она вдруг заметила, что в какой-то неуловимый момент над их головами оказалось стекло, закрыв кабину сверху, и капельки дождя плавно стекают по нему. Пахло как и в овраге — свежей травкой. Лиза заметила вдруг, что до сих пор слышит голоса птичек, поющих несмотря на дождь, — кабина не отсекала звуков окружающего мира.

— Я сам придумал ей название, — похвалился Ролекс с гордым видом, — это значит «пламенная», с французского. Красиво, да? Когда мне её дали, у неё был шестизначный номер, но это не по мне. Я и переименовал сам для себя. Она очень хорошая. Пассионария — не космический корабль, потому что она не летает. И не в космосе.

Ролекс руками уплетал картошку, поставив кастрюлю на столик.

— Понимаешь?

Лиза не понимала.

— Фантастики начиталась? — ухмыльнулся Ролекс, — Там очень ограниченный взгляд на вещи. Она не летает, потому что летание — это просто один из способов перемещения. Вот если ты, например, идёшь, ты перемещаешься в пространстве с помощью движений ног, отталкивая себя от земли в сторону. Полёт — это отталкивание в сторону от воздуха. Полёт в космосе — отталкивание от пространства, струи пламени или от себя самого. Но Пассионария не летает. Она перемещается.

Видя, что Лиза закрывает глаза и сейчас начнёт сходить с ума, он объянил:

— Смотри. Пассионария сейчас здесь. В следующий момент она, если я захочу, очутится в сантиметре выше, но она не переместится через пространство. Она просто очутится в этом новом для неё положении. Ей для этого не надо преодолевать расстояние. На ней спейсер стоит — это прибор, создающий телепортацию.

Теперь Лиза начинала понимать.

— То есть, если ты захочешь, она просто попадёт в центр Земли. Я поняла!

— Точно! — улыбнулся Ролекс и отдал Лизе пустую кастрюлю.

— Я с лёгкостью могу заставить Пассионарию двигаться как обычный космический корабль — внешнему наблюдателю так покажется. Однако тогда я просто попрошу её очень быстро менять местоположение в направлении одной точки. Миллиметр, ещё миллиметр, ещё, ещё, ещё… Создастся иллюзия движения.

— И когда такую изобретут? — спросила Лиза, и тут же осеклась, поняв, что сказала глупость.

— Изобрели уже, — пошутил Ролекс, — а вот машину времени пока нигде в известной мне Вселенной не изобрели. Так что можешь считать Пассионарию объективно существующей.

Лиза оглядела кабину.

— Тут совсем нет приборов. Или я их просто не вижу?

— Да, приборов нет. Машина управляется мыслью.

— Ты телепат? — Лиза с опасением взглянула на Ролекса, но в глазах всё же проскочила смешливая искорка.

— Нет пока. Хотя на самом деле все люди — телепаты, просто в маленькой степени. Конструктор, что придумал Пассионарию, пошел другим путём. Вместо того, чтобы усиливать способности человека, работающего с неподатливой материей, он просто научил приборы улавливать обычный уровень колебаний человеческой мысли, вот и всё. Это не что-то мистическое, просто дело техники.

Но тут Ролекс прервался, потому что Лиза хрюкнула в кулачок:

— Что-то вот этот предмет не подходит для высшего воплощения человеческой мысли! Ха! — она держала в руках распрыскиватель для промывания окон — полулитровый баллончик с пульверизатором на конце и рычажком для пуска струи.

— Ну… — Ролекс сконфуженно улыбнулся. — Я же землянин, страдаю ностальгией, можно сказать. У меня ещё, — он потянулся рукой назад, за кресло, и порылся там в невесть откуда оказавшемся ящичке, — мяч футбольный есть, вот…

Мяч Ролекс, впрочем, тут же запихнул обратно.

Тут Лиза заметила ещё одну странность, о которой не преминула сказать Ролексу:

— А как так получается, что звуки настолько легко проникают сквозь кабину? Её словно и вовсе нет, а дождя не проникло и капли.

— Что-то много вопросов сразу! Ладно. Тут есть определенный физический закон, и, по-моему, он известен даже физикам Земли — вся материальная вселенная это, по сути, волновое движение: частички материи и энергии колеблются с разной скоростью, то есть частотой.

Может быть, знаешь, что через зелёный бутылочный осколок весь мир видится зелёным? В этом случае частота зеленого света резонирует с частотой веществ в зелёном стекле. Таким образом зеленая волна может просочиться сквозь структуру зелёного стекла, а вот частоты других цветов — нет, они застревают.

Подобно же и Пассионария — я настроил её так, чтоб она не пропускала материю с частотой воды, но в то же время она пропускает материю с частотой звука. Могу настроить так, что листья с деревьев будут пролетать и падать на тебя, пока мы здесь сидим, а звуки не будут проходить. Ну и так далее — как воображение позволит.

Но тут Ролекс встрепенулся.

— Слушай, нам надо спешить. Нас засекут.

— Засекут? Кто?

— Кто? — Ролекс явно был огорошен её вопросом и посмотрел на Лизу, что-то в ней высматривая и не в силах выговорить ответ.

— Ну да, кто, откуда? Представь: ты встретил космический корабль на пороге твоего дома — что ты о нём знаешь? И ещё один вопрос у меня к тебе есть — ты зачем сюда прилетел, то есть прибыл?

В кабине повисла тишина, и лишь через несколько секунд тихий ангел отлетел. Ролекс серьёзно посмотрел на Лизу и спокойно сказал:

— Зачем прилетел? Лиза, я прилетел сюда за тобой.