Буратино и спички. Короткие рассказы для тех, кому не спится по ночам

Андрей Мошанов

Этот сборник коротких юмористических рассказов для тех, у кого сегодня кризис середины жизни. Правда он наступает у всех в разное время, в зависимости от той скорости, с которой живёт человек. Легко читается в течение одного авиаперелета и оставляет читателя в состоянии легкого похмелья от встречи со своим прошлым и настоящим. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

Отрочество

Отрочество это время написания на заборах односложных слов, выяснения их глубинных смыслов и начало большого путешествия в пространстве и времени в поисках своего я. Это время отречения от детства, это разделительная полоса, водораздел между тобой и всеми остальными.

Отрочество это время сбора первого и неожиданного урожая, когда вдруг (через толстую кожу всеобщего ханжества!) прорастают первые собственные волосы сомнений. И почему для этого природа определила самые странные места под мышкой и на лобке?? Почему нельзя было обойтись какими-нибудь прыщами, какой-нибудь сыпью, просто температурой?? У нас в классе есть один еврей, и я давно за ним наблюдаю! Мне кажется, что у них нет отрочества и они рождаются сразу взрослыми и очень практичными. А почему? Наверное потому, что их сразу режут острым скальпелем по самому главному месту и им всё становится понятно, зачем ты пришел в этот мир, с кем надо дружить и как надо дружить. А все остальные вынуждены столько лет бороться с разными инфекциями и предрассудками!

Вот поэтому моё моральное разложение началось задолго до наступления половой зрелости и первого нравственного падения. Я взрослел в клещах противоречивых понятий и странных цитат, которые приобретали прямо противоположный смысл когда каждый раз звучали с разной интонацией в исполнении дворовых мастеров этого жанра.

Ленин жил… Ленин жив?…Ленин…??…Будет жить???

Вся сила моей унаследованной морали, которая быстро таяла словно сосулька весной, заключалась в непоколебимом знании наших родителей о том, как всё должно быть и табу на любые сомнения. Конечно, однажды начали поступать первые сигналы, но я воспринимал их как проверку на прочность, особенно после просмотра кинофильма «Мёртвый сезон», в котором немцы пытали до смерти советского разведчика, а он так им ни в чём не признался.

Одноклассник Лёха пришёл в класс, кипя от возмущения от увиденного сквозь замочную скважину двери бывшей спальни своих родителей, где недавно устроилась сестра с её новоиспеченным мужем.

— И эти люди запрещают мне ковырять в собственном носу?? — искренне возмущался он.

Слово «секс» как научно-популярный термин всё ещё медленно приживалось, но вопрос стоял остро. В отсутствии объясняющей теории все систематически и масштабно импровизировали, несмотря на лингвистическую ограниченность того времени — на безальтернативноe прилагательное «половой», лишённое всякого романтизма понятие «щель», какой-то уж очень политизированный термин «член», ну и короткое, очень брутальное, звучащее как выстрел существительное «акт».

Порнографический журнал привезённый отслужившим в Польше старшим братом моего закадычного дружка существенно расширил мои познания в женской анатомии и даже спровоцировал мой интерес к урокам биологии (за что я долго оставался ему благодарен!). Но червь сомнений уже начал вылупляться из своего железобетонного кокона и уже прицеливался куда бы присосаться своими липкими лапками, намечая маршрут и последовательность, в которой он собирался посетить и обгадить все уголки моей полудетской наивности.

Я просыпался от страшного сна, в котором я листал этот журнал и видел, как на его страницах бесстыдно совокуплялись члены Политбюро, руководители кружков районного Дворца пионеров и даже принимал участие педагогический совет школы в полном составе, увлекаемый нашим неутомимым физруком. Мне казалось, что я только что узнал страшную тайну, которой я не мог поделиться ни с кем. Но я умел хранить тайны! И моё либидо стало её заложником, по крайней мере до самого выпуска из средней школы, прогибаясь и подстраиваясь под реалии ценой формировавшихся бесконечных комплексов.

Ну, а в общем и целом, это было прекрасное время, когда наши родители тоже были молодыми, пробовали что-то творить и радовались каждому дню, хотя кризис непонимания между нашими поколениями медленно нарастал. Мы черпали свои познания друг у друга, и удивлялись a как же они живут?, ведь им доставалась только газета «Правда», которая не могла объяснить им всё, хотя и была самым много-профильным предметом нашего быта. Она издавалась в умопомрачитeльных количествах на душу населения и использовалась практически везде, вплоть до оклейки квартир и летних веранд изнутри (конечно же временно! в ожидании завоза в город очередной партии обоев сыктывкарского целлюлозно-бумажного комбината).

Человек придумавший эти обои явно находился в острой фазе внутреннего творческого конфликта между своей совестью и технологиями определяющими научно-технический прогресс. Обои удивительным образом отторгали любой клей и не ложились даже на самые лучшие стены страны, но зато вцеплялись мёртвой хваткой в пиджаки членов ЦК КПСС обильно cдобренные густой типографской краской.

После того, что я узнал о них из своих сновидений, мне было как-то неловко заходить на веранду и видеть эти лица расклеенные аккуратными рядами по стенам, и я не мог дождаться, когда же мы закроем их бесстыжие глаза новыми обоями в цветочек или в ёлочку.

Об этом знали в Сыктывкаре и работали без устали в три смены. Но за ними надо было ещё выстоять очередь. В то время не все удовольствия имели свою твёрдую цену в валюте, и за многие из них люди по-прежнему расплачивались исключительно своим собственным временем.

Я чувствовал себя как на другой планете и начал уходить всё дальше и дальше от своих родителей, а они продолжали жить здесь, каждый день в своем придуманном мире.

По большому счёту это они изобрели виртуальный мир, вход в который с помощью различных гаджетов нам показал гораздо позднее Стив Джобс. Они имели какие-то свои, тайные технологии попадания в тот мир задолго до всех этих силиконовых стартапов. Они уверяли нас, что с их помощью они тоже чувствовали (то, что тогда не могли чувствовать в принципе!) и тоже имели (то, что тогда даже не существовало в прямом доступе!). Они пытались учить нас своим технологиям, они повторяли, что доброта спасёт мир, но казались нам такими наивными, что я думал что это ИХ детство затянулось и наложилось на мой пубертат, а Я сразу пошёл в детский сад с фигой в одном кармане и с коробком спичек в другом.

Но кто может знать все достоверно? Может у них и, в правду, были свои особенные ночевки у костра, рыбалки, свои грибы, ягоды, свои особенные маки? Одно хорошо, что всем когда-то приходится повзрослеть и покинуть свой виртуальный мир созданный Стивом Джобсом или кем нибудь ещё. Ну и пускай для этого придётся использовать ту самую гениальную методологию счастья наших родителей — самообман. Маленькая ложь во имя большой правды допустима, главное, вырваться за флажки, перебраться на ту сторону, а там все можно переосмыслить и начать заново.

Первый раз я попал в Париж в своих приключенческих снах, начитавшись в школе Александра Дюма, а когда оказался там в реальноcти в достаточно зрелом возрасте, то моё разочарование не ограничилось тем, что здесь никто не ходил в мушкетерских шляпах и не носил фламандских усов как у Флобера. Оно было необъяснимо больше.

Да и хрен с ними со шляпами и прочим фетишем, но я ожидал услышать как минимум звуки менуэта с их полутонами и полунамёками, вдохнуть тонкий запах французских духов. Вместо этого Париж шибанул мне в нос терпким запахом повсеместного разврата.

Нескончаемые витиеватые чугунные перила балконов парижских улиц напоминали бесконечные ряды длинноногих женщин, выставивших себя на показ в одних кружевных чулках вдоль стен в ожидании своего vis-à-vis.

В воздухе стоял вязкий, сперматозоидный дух от того, что самцы разных пород и мастей двигались густой массой в плотных потоках похоти вдоль Rue de Lafayette и Rue de Vaugirard, среди этого гигантского нагромождения женского нижнего белья из черного чугуна.

А утром все делали вид, что пьют кофе, расположившись вдоль тех же вчерашних улиц за крохотными столиками многочисленных кафе и осмысливая произошедшее с ними накануне под песни Мирэй Матье или Сержа Гейнсборо.

О, сука-Париж! ты навсегда изувечил мой виртуальный мир, орудуя своим эйфелевым скальпелем как хирург-садист. Ты обнажил мне эту голую правду жизни, которая, как прорвавшаяся прошлой зимой труба с горячей водой в нашем бараке, неожиданно открыла миру мощь своей струи, обжигая его обитателей своей жизнеутверждающей силой и особой сакральностью. И не было на свете таких сантехников способных скрутить её своими разводными ключами. И этот калейдоскоп гормонов (главных движущих сил моей природы!) забурлил, засиял и заискрил нескончаемыми пузырьками в бокалах моего Château Lafite, вынося их на поверхность как начинающего аквалангиста потерявшего грузила.

Конечно, нам легко всё свалить на Сусанина, географическую удалённость и бездорожье. Но пусть часть вины возьмёт на себя врач-вредитель Фрейд. Мерзавец, конечно, ещё тот, с легкой руки подсадивший пол-Европы на кокаин. Хотя с другой стороны, честь и хвала ему, это же он установил причинно-следственные связи между сном и реальностью, между деформированным в детстве либидо и поведением человека во взрослом мире. А это дорого стоит если может объяснить всё, или почти всё.

«Дорогой дедушка Зигмунд — пишет тебе ученик кировской средней школы №29 Ванечка Петухов — я точно знаю, что ты есть на свете и мне очень хочется получить от тебя на Новый Год какой-нибудь подарок… нет, лучше сразу три, за прошлый год, за этот и за следующий. A вдруг ты не сможешь больше прийти и у меня разовьётся комплекс неполноценности и мне потом придётся сразу жениться на той девушке, которая первой подарит мне сразу три подарка».

Ох, как ты прав, Ванечка Петухов! Волосы ведь не растут сами по себе. Они всегда растут в связи с чем-то! А если этого «чего-то» не хватает, а хочется? Bот вам и первый детский комплекс, который вы пронесёте через всю жизнь, да ещё и навяжете своим детям.

— Дедушка Зигмунд, родители хотят увезти меня жить в Европу, а там сейчас одни трансгендеры. Вдруг я там стану Ванессой Петуховой?…

— Ничего, Ванечка! Тогда ты выйдешь замуж за самого первого мужика, у которого тоже будет всего по три. Так работает этот мир. Ты, главное, не напридумывай себе ничего лишнего пока не вырастут все волосы.

Вот такое оно отрочество. Как зеркало. Сломаешь — вряд ли склеишь. А если и склеишь, то будешь потом на себя смотреть через эту сеточку морщин всю жизнь.

Ненавижу prossecco!