Вовка-центровой 3

Андрей Шопперт, 2022

Владимир Фомин продолжает играть за московское «Динамо» в футбол и хоккей. Кроме того команда СССР едет на Рождество в Давос (Швейцария) на кубок Шпенглера. А там не за горами и отборочные матчи на чемпионат мира в Бразилии по футболу.

Глава 4

Событие девятое

В жизни — как в шахматах: когда партия заканчивается, все фигуры — пешки, ферзи и короли — оказываются в одном ящике.

Ирвин Ялом

Всегда лучше жертвовать фигурами своего противника.

Тартаковер

Обидно немного. Всё почти «Динамо» улетело в Гагры. Тепло там. Лазурное море ласковыми голубыми волнами омывает поросшие лесом горы, что не оставили людям и сотни метров для строительства их уродливых сооружений, разрушающих эту красоту. Вот разве замок принца Ольденбургского Александра Петровича органично вписывается. Так его ещё до революции строили, жили тогда архитекторы. Челенков десятки раз был в Гаграх, вот так с командой весной. Селились в полукруглой гостинице «Скала». Играли на уютном стадионе, о котором ещё не ходили слухи, что абхазы там играли в футбол головами убитых грузин. Пока все себе мирно сосуществуют. Как до такого довели? Кто виноват? Можно ли исправить? Как исправить? Найти сейчас мальчика Горбачёва и стукнуть камнем по меченой головке. Хрущёва подкараулить? Ельцина? Разве может один человек с пути свернуть двухсотмиллионную страну? Где-то глубже всё зарыто.

Тряхнул головой Вовка, мысли бесполезные из неё вытряхивая. Приехал трамвай. Выходить надо. Уже две недели они тайком с Наташей репетируют песню, пока никого нет дома, буквально час у них есть, пока за Ленкой, что учится во вторую смену, мама Тоня ходит, из школы забирая. Иногда чуть больше получается, заходят те по дороге в магазин за продуктами. Очереди. Карточки отменили, а очереди отменить забыли. Магазинов мало, а в них мало продуктов. Как-то, уже после перестройки, задумался Челенков, почему очереди были. Могли ли больше магазинов открыть? А ведь не могли, не то что безработицы не было. Везде и всегда рабочих рук не хватало. Страна строилась. Дома, заводы, садики, школы. И везде нужны люди. А тут война, унёсшая десятки миллионов человек и ещё несколько миллионов сделав инвалидами. Чтобы открыть больше магазинов нужно от настоящей работы, созидательной оторвать миллион людей. Из штукатуров в продавцы. Ничего продавцы в отличие от токарей или штукатуров не производят. Ну, и открыли бы больше магазинов, исчезли бы очереди и появились пустые полки. Фёдор детство вспомнил, как стоял почти каждый день в очереди за молоком и всё боялся, что отстоит часовую очередь, и прямо перед ним молоко закончится. Да и заканчивалось. И не раз. И вечное: «За молоком, или творогом, или сметаной больше не занимайте»! Открыли больше магазинов, отстоял очередь не час, а десять минут, и всё равно перед самым носом молоко закончится. А почему полны магазины после перестройки? Нет. Не экономист. Но откуда-то взяли.

Песня не давалась. Всё же Наташа не певица, то тут сфальшивит, то интонацию не ту даст. И хуже всего, что Фомин и слышал-то песню всего несколько раз, не помнит точно, а как должно быть в идеале. Просто интуитивно понимает, что не правильно. Не так надо. А как надо? Вот и бились, через тернии к звёздам прорываясь. Per aspera ad astra. Древнеримлянин Луций Сенека сказал. Сказал и помер, (насмерть) хорошо ему, а они вот мучаются. На сегодня решили песню первый раз представить на суд зрителей. Ну, в смысле, спеть для остального семейства Аполлоновых.

Мандражировали. Не так чтобы совсем тряслись, но волновались и потому финальный прогон без зрителей прошёл совсем плохо. Наташа даже заканючила, что лучше ещё недельку поготовиться, есть же время ещё до девятого мая.

— Пошутить?

— Чего пошутить? — глазами зелёными захлопала. Красота, аж пришлось головой тряхнуть.

— Про тебя и твои отговорки пошутить?

— Издеваешься. Шути! — теперь глаза осуждающие.

— Если я боюсь — это осторожность. Если ты боишься — это трусость!

— Гад.

— Полегчало?

— Нет. Ещё давай. Шути, — а глаза теперь, как трава в мае. И чуть менее испуганные

— На детских утренниках мальчиков всегда одевали зайчиками, а девочек — снежинками. Вот и выросли — трусливые женихи и ледяные женщины.

— Зайчик, — колокольчики зазвенели.

— Наташик, ты мне три поцелуя за песню обещала, — вот лучший способ отвлечь.

— Точно зайчик.

Это в смысле — трусливый. Приди и возьми, если смелый, или это про «похотливый как заяц», а нет, там кролики. Ну, значит про смелость. Вовка подошёл к «певице» и забрал у неё саксофон. Положил на самодельную кровать. Притянул зеленоглазую к себе. Не сопротивлялась. Губы встретились на полпути и… Тут же отпрыгнули, как коты, в разные стороны бросившись. В двери входной заскрежетал ключ. Мама Тоня с мелкой не вовремя вернулись.

— Это не считает.

— Конечно, зайчик.

Потом Фомин помогал чистить картошку и варить суп. Из комнаты Наташи раздавались звуки саксофона, и Вовка с чувством удовлетворения отметил, что вот в этот раз и не фальшивит ни капельки. Помогла смехотерапия.

Генерал Аполлонов пришёл в плохом настроении. Чего-то со спортом не ладилось? А точно, во всех же газетах есть. Матч века. Сейчас большие шахматисты переехали в Москву из Гааги. Идёт самый необычный турнир в истории шахмат. Два года назад умер Алёхин, который чемпион. И ФИДЕ (интересно, что «Е» — это шахматы) решила сделать ход конём, каламбур получается, провести матч с участием шести лучших шахматистов в мире, но перед самым началом турнира американец Ройбен Файн отказался от участия, а ФИДЕ опять сделало ход конём, решило оставить количество игр неизменным и провести турнир по пяти круговой системе, вместо четырёх, сначала в два круга в Гааге, а потом три в Москве. Вот, приехали в Москву, а лидер — Ботвинник взял и проиграл партию голландцу Максу Эйве. Есть о чём Аркадию Николаевичу переживать. И не успокоишь, пообещав, что чемпионом всяко-разно станет Михаил Ботвинник. А вторым Смыслов, совершенно не о чем переживать. Не поверит, но запомнит, а потом спросит, откуда сорока на хвосте принесла.

— А ты, Володя в шахматы играть умеешь? — отложив неожиданно ложку и, прямо вперившись в Фомина, спросил Аркадий Николаевич. Ну, значит, точно, про шахматный чемпионат думка.

— Второй юношеский, — сказал и чуть не схватился за голову. Откуда это у Фомина. Неоткуда. Это Челенков в детстве в шахматный клуб ходил. Потом футболом увлёкся и бросил.

— Ботвинник проиграл, — принял, как должное, генерал.

— У него же запас.

— Запас, завтра Сам вызывает. Не по шахматам, как раз по твоему футболу, в том числе. Пришло приглашение от ФИФА принять участие в Чемпионате мира. Я докладную записку написал, всё как ты говорил, и про коммерческие турниры в том числе. Вот, завтра на восемь вечере вызывает. А тут Ботвинник, чёрт бы его побрал, проиграл. Обязательно Иосиф Виссарионович напомнит. Не вовремя как.

— Михаил Ботвинник выиграет этот турнир, — как мог более пренебрежительно, махнул рукой Вовка.

Доели молча суп.

— Товарищи Аполлоновы, мы тут с Наташей песню новую разучили про войну. Хотим силу искусства на вас опробовать. Согласны побыть подопытными кролик… зайцами?

Событие десятое

Если тебе грустно, то не нужно петь весёлую песню. Если тебе грустно, то нужно петь очень грустную песню. И тогда снова станет весело.

Лиза Фитц

«Это просто война, это просто разлука,

Это просто беда да, да, что на землю пришла,

Это просто судьба, злая доля и мука,

Это просто война, что мальчишку нашла,

Это просто война…»

Вовка отложил гитару. Всё время, пока Наташа пела, был к ней повёрнут и спиной к зрителям. Помогал, то глазами, то кивком головы, то улыбкой одобряющей. Почти зря волновался, начинающая певица отыграла на саксофоне свою партию на пять, а спела на четыре. Повернулся к семейству и чуть не присвистнул. Аполлоновы плакали. Все трое, причём мама Тоня навзрыд. Лучше всего держалась мелкая Ленка — просто сопли по мордашке размазывая. Генерал сидел с красными глазами и из правого глаза, сидел чуть голову наклонив, слезинки стекали на кончик носа и с него срывались.

— Кха, Кха, — Аркадий Николаевич рукавом халата барского домашнего вытер слёзы, встал и ломанулся в прихожую. Вода зажурчала на кухне в умывальнике. Потом что-то сгрохотало. На помощь убежала мама Тоня и только мелкая осталась реветь.

— Нда, Наташ… — договорить не успел вернулись умытые Аполлоновы.

— Володька вот скажи, мать твою, ну, почему ты не можешь жить как все люди? Вечно чего-нибудь такого отчебучишь, что после этого хоть стой, хоть падай. Вот что делать теперь? Ты представляешь, во что ты нас всех в очередной раз втравил? — даже ответа ждать не стал, махнул в сердцах рукой и пошёл к себе в комнату за папиросами. Зашёл уже с дымящейся, но, бросив взгляд на ревущую Лену, прошёл к форточке, открыл, в неё выдохнул.

— А что не так, «снайпера» убрать? — не понял Фомин. Вроде нормальный текст. Ну, вот снайпер в зелёнке, хотел же поменять.

— Снайпера? — генерал помотал головой, улыбнулся, — Мозги тебе надо поменять. Ты, даже не представляешь, сколько нам с Антониной теперь бегать придётся и денег тратить.

— Каких денег? — совсем ничего не понятно.

— Надо будет Наташеньке репетитора нанимать из консерватории — голос ставить, — подключилась мама Тоня.

— Зачем, чтобы спеть на школьной концерте? — всё ещё Вовка не въезжал.

— Да какой школьный концерт, вон вымахал выше меня на целую голову, а ума не набрался. Да ты такую великую песню написал, что теперь Наташе придётся петь её и на радио и на концертах, может даже перед Самим. Это же на уровне «Землянки» или «Жди меня». Это мне придётся такие связи поднимать, чтобы на тебя эту песню зарегистрировать. У тебя же ни музыкального образования ни… Да вообще у тебя никакого образования нет. И у Наташи нет. Кто ей такую песню доверит.

— Я доверю, — было бы из-за чего шум поднимать. Ну, пусть её заслуженные артистки поют. Русланова. Ага, уже раскручивается трофейное дело и скоро Русланову арестуют.

— Ты уже своё дело сделал! Как в это болото литературно-музыкальное лезть? — генерал затушил сигарету, но форточку не закрыл. Звенели трамваи вдалеке, ветер трепал на соседней крыше полуоторванный кусок жести.

— Надо на пластинку договориться записать, — плеснула бензина мама Тоня.

Аполлонов подпрыгнул и пальцем в Вовку ткнул:

— Ну, понял теперь!

Словно не слушая их, Антонина Павловна сама с собой продолжила.

— На маленькую пластинку четыре песни надо. Если с одной стороны две военные, а с другой две лирические. Вова, — она вспомнила о виновнике кипеша, — Нужно ещё две песни и одну обязательно военную. Для женского голоса. Срочно нужно!

— Ага, добился! — обрадовался Аркадий Николаевич, — Впредь думать будешь, своей ударенной молнией головой. Тут, мать их, сейчас такой аппетит у всех проснётся.

— А малой кровью нельзя? — Фомин повернулся к Аркадию Николаевичу, — Споёт Наташа песню на концерте этом школьном, похлопают ей и забудут через неделю.

— Володенька, ты с ума сошёл, нельзя, чтобы такая песня пропала. Нужно обязательно пригласить на этот концерт известных журналистов и кого-нибудь из Союза Композиторов. Аркадий? — Антонина Павловна включилась в процесс раскручивания новой эстрадной звезды.

— Всё, Володька, самолёты задом не летают. Садись, пиши ещё две песни.

— Ну, одну я написал, — Нда, Окуджаву решил не обворовывать, но раз надо. Да и вон как глаза зелёные сверкают, — Хотел её Наташе отдать, но там саксофон никак не вписывался, пришлось другую придумывать.

— Пой, — бам и гитару уже в руки мама Тоня сунула. Деловая женщина.

— Это на ту же тему.

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая:

Стали тихими наши дворы,

Наши мальчики головы подняли —

Повзрослели они до поры»…

Опять слёзы, теперь у всех четверых. И зелёные глаза смотрят влюблённо.

Простите, Булат Шалвович, ей нужнее.

Событие одиннадцатое

Пить надо уметь, но лучше уметь не пить.

Александр Перлюк

Алкоголь убивает нервные клетки. Остаются только спокойные.

Джордж Бернард Шоу

Со столом для кухни Председателя Спорткомитета не заладилось. Так и хочется сказать от слова «совсем», но есть нюансик, потому от слова «твою мать». Главплотник стадиона «Динамо», он же дядя Паша, он же товарищ Краморенко, оказался запойным пьяницей. Вот почему у плотника высшее филологическое образование. Кому нужен филолог или скажем учитель Литературы, который по неделе в месяц просто в дымину пьяный. И самое не комильфо, что пьёт на работе. Это если на школу экстраполировать, то приходит он в класс на урок, открывает учебник и говорит:

— Сегодня ребята у нас Лермонтов. «Бородино». Кто скажет, как оно начинается?

— Я. Я. Я.

— Ну, давай Иваньков, у тебя самая длинная рука.

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

— Неправильно Иваньков, Садись два, на самом деле Лермонтов написал так:

— Скажи-ка, дядя, ведь не сразу

Твоя жена с разбитым глазом

К разводу подала?

А всё почему. Культурно отдыхать мужу мешала. Вот принял бы он на грудь мерзавчик «Зубровки» и спокойно спать завалился, ан нет. Нашла заначку и перепрятала. Дал он, ну, я, ей в глаз. И по дороге сюда купил, таки, мерзавчик. Ну, вы уткнули носы в книжку и не подсматривать. А я быстренько опохмелюсь и продолжим Лермонта изучать, — достаёт чекушечку и прямо из горла. Занюхал рукавом…

Ну, как-то так. Выперли, понятно. И из школы и из семьи. На стадион «Динамо» дядю Пашу устроил Владимир Савдунин — полузащитник, один из знаменитой команды лейтенантов. Пришлось им вместе недолго повоевать и там лейтенант Краморенко спас жизнь Володьке. Вовке тёзка так эту историю поведал: «В сорок втором году дело было. Однажды ехал в трамвае на работу, и меня одолели мысли о том, что вот я, здоровый парень, сижу здесь, в тылу, в то время как идёт такая страшная война. В тот же день подал заявление на фронт.

Направили меня сначала в пехотное училище в Ярославль, откуда уже после окончания на передовую в район Харькова отправили. В первом же бою, наш отряд попал под массированную танковую атаку врага. У пехотинцев была одна винтовка на пятерых, у артиллеристов — по три снаряда. Разбили нашу часть. Почти живых не осталось. Меня в блиндаже засыпало. Сам бы не выбрался, ещё и бревном ноги зажало, не пошевельнуться, вот дядя Паша меня и откопал. Часть нашу из-за огромных потерь расформировали, так что больше я лейтенанта Краморенко и не видел. Меня-то под Воронеж отправили, а он, как потом выяснили, в Курске оказался. А в прошлом году встретил его в Москве. У магазина копейки выпрашивал на опохмелку. Поговорил с Якушиным. Тот договорился с директором стадиона — плотником взяли. Ещё бы пить бросил. Золотые ведь руки у человека».

Руки и, правда, золотые. Как там, в «Джентельменах удачи» — слабохарактерный. Запой закончился только через неделю после того, как зарплату выдали. Ходил дядя Паша злой и работящий. Всё что нужно и не нужно быстро починил и пришёл за замечаниями к директору, а у него как раз Вовка сидит. Вовка договаривался, что пока команды не будет, он на малой арене со своими «молодёжниками» поиграет. Получил разрешение и подождал за дверью, пока выпивоха с золотыми руками получит «последнее» предупреждение.

— Дядя Паша, есть один интересный заказ. Стол хочу разборный сделать. Не поможешь.

— Ни! Ни! Семёныч ругается! — кивнул на кабинет директора.

— Я сам не справлюсь. Там массив набирать надо.

— Ни. Лается, вылупком назвал (Выродок), — отошли уже, но шёпотом сказал.

— Дядя Паша. Ну, очень нужно. Я генералу Аполлонову обещал. Да и невеста обедает на двери, которую на табуретки положили.

— Для дивчины? Це святое. Дашь на опохмелку.

— Нет. Дядя Паша, может, попробуешь бросить пить-то. У меня мысль есть, открыть артель по производству мебели, мои эскизы, помещение. Инструмент подберём. А ты там рулить будешь. Только сам понимаешь, рулевой и пьянка вещь несовместимая.

— Ни, Володька, шо я навижэный (сумасшедший) не смогу. Сто раз бросить хотел. Слово себе давал, та и жёнке. Дочери. А як иду мимо магазина, так ноги сами туда несут, и пока всё не пропью, не могу остановиться, — вздохнул тяжело и посмотрел ну очень просительно.

— Нет, дядя Паша, стол же будем делать.

— Тоды не будемо.

— Будем. И артель организуем. Слушай, а если это будет, где в лесу, ну, где нет магазинов. Где нет водки.

— Лес це не преграда.

— Стоять. А, ну это я себе. Я знаю, что нужно сделать и знаю место, где водки не достать.

— И где? — а в глазах мутных надежда засветилась.

— Сначала стол для Аполлоновых, — понятно с генералом же о непростой вещи придётся договариваться.

— Пошли. И что точно оградишь меня от змея зелёного, сразу на чистом русском, без мовы. Филолог же.

— Христом богом клянусь.

— Я — коммунист!!!

— Тогда Карлом Марксом. Вылечить не знаю, хоть и поспрашиваю про экстрасенсов, а вот огражу от змея точно.

— Ох, не отставай, мигом тебе стол изладим. Опять с секретами всякими. — уже чуть не вприпрыжку понёс свои старые кости к мастерским.

— Опять, дядя Паша. Опять.