Лучше бы я осталась старой девой

Анна Малышева, 2004

Выходя за сокурсника-араба, Лена не могла и подумать, что вскоре ее жизнь превратится в нескончаемый побег. Только что созданную семью травят, преследуют, сгоняют с квартир. Муж лжет и, кажется, все больше впутывается в темные махинации. Она решает уйти и со всем покончить, даже не подозревая, что это – только начало ее злоключений…

Глава 2

Ранним утром следующего дня к перрону Ленинградского вокзала подошел поезд. Пассажиры торопливо вытискивались из вагонов и спешили к зданию вокзала. Покрикивали носильщики, суетились, заманивая клиентов, шоферы такси. Проводники курили на платформе и сонно переговаривались друг с другом. Утро было серенькое, туманное, но теплое, московский воздух пах дымом.

Лена вышла из вагона в числе последних пассажиров. Она нарочно дождалась, когда проход опустеет — ведь нужно было одновременно тащить и сумку и ребенка. Мальчик до сих пор не совсем проснулся, щурил глаза, пытался потереть их кулачками и хныкал: «Мама, спать хочу!»

— Прекрати, без того тошно! — резко ответила ему Лена и, сняв его с полки, поставила на пол.

— Мы к папе приехали? — неожиданно спросил ребенок.

У Лены опустились руки. Значит, он все-таки понял, что-то услышал из ее разговоров с матерью перед отъездом в Москву. Она предпочла бы, чтобы Сашка ничего не знал и ни на что не надеялся. Ведь он так любил отца!

— Нет, Санечка, — нежно сказала она, поправляя на нем кофточку. — К папе пойдем потом.

— Потом?

— Когда сделаем все наши дела. У нас много-много дел. Ты хоть помнишь Москву?

Сашка неуверенно кивнул. «Ничего он не помнит, — сказала себе Лена. — Ведь когда я увезла его, ему было всего два года. Если и помнит, то разве общагу… Подумаешь, светлое воспоминание детства».

Она вела его за руку, в другой руке тащила сумку. Остановилась на платформе, огляделась по сторонам, мысленно подсчитала деньги в кошельке. Их было немного — только пару дней питаться, да еще на обратный билет… Инна ее не встретила, впрочем, она и не обещала этого наверняка. Сказала, что ей помешает работа, она сильно устает… Кем работает Инна? Кем вообще способна работать такая избалованная девушка, как она? Лена недолго занималась этим вопросом — схватила и потащила Сашку и сумку к метро. Она больше не слушала его капризного хныканья, ей было совсем не до этого. По кольцевой линии они доехали до станции «Курская» и сделали пересадку. Теперь они все больше удалялись от центра. В вагоне было по-утреннему тесно, Сашку кто-то придавил, он громко хныкнул. Лена не смотрела на него, разглядывая свое отражение в темном оконном стекле вагона. Двадцать три года. Приятные мягкие черты лица, гордая посадка головы, длинные, разбросанные по плечам волосы, которые она красила в цвет красного дерева. В стекле не видно выражения ее серых глаз, но Лена знает, что они, должно быть, сейчас злые… Еще бы! Есть вещи, которые не проходят даром никому…

— Мама, пи-пи…

— Ну вот, — устало сказала она, наклоняясь к сыну.

— Другого момента не мог выбрать? Где теперь наш горшок?

— В сумке?

— В сумке. Потерпи чуточку, сейчас приедем.

— К папе приедем?

Эти наивные черные глаза с хитрецой в глубине, трогательный носик-крючок, робкая улыбка… Лена покусала ненакрашенные губы и тоже улыбнулась ему:

— Мы едем к тете Инне. Запомнил? Тетя Инна. Она нас ждет.

— Пирог испекла? — поинтересовался Сашка.

— Откуда я знаю. Может быть, испекла. Потерпишь еще полчасика?

— Ладно, — вздохнул мальчик. — Потерплю полчасика.

И стал откручивать пуговицу на кофточке. Им уступили место, Лена села, придвинула сумку к ногам, взяла Сашку на колени и, вдыхая запах его курчавых волос, снова задумалась. Мысли были горькие, и она так ушла в них, что едва не пропустила нужную станцию. Они вышли на «Первомайской». Лена достала из кармана джинсов бумажку с адресом. Оказалось, что ехать никуда не надо — дом Инны был совсем рядом. Она снова подняла сумку, подхватила Сашку и из последних сил двинулась в нужном направлении.

Инна открыла дверь в белом махровом халатике, едва прикрывающем верхнюю часть бедер, и Сашка сразу обалдел от такой красоты — открыл рот и вытаращил глаза. Ничего подобного он до сих пор не видел.

— Ленка! — завизжала Инна, обнимая подругу. — Ленка! Здорово, что ты здесь!

— Привет… — Лена поцеловала ее в щеку и отодвинулась. — А это мой арабский принц.

— Хорошенький, — Инна потрепала его по голове. Сашка доверчиво смотрел на нее снизу вверх и улыбался, не решаясь от смущения вымолвить ни слова. — Устала? Спать будешь или кофе пить?

— Сначала надо Сашку сводить в одно место.

Ванная у Инны была потрясающая. То есть в самом интерьере ванной не было ничего шикарного — обычный белый кафель, не очень чистый, отечественная сантехника, беленый потолок. Но какие пушистые полотенца разных цветов, какой набор кремов и шампуней, какая гора дорогой косметики на зеркальных полочках… Рядом с зеркалом на подставке красовался огромный фен последней модели. Лена подсчитала, что на сумму, в которую он обошелся Инне, она с Сашкой могла бы питаться полмесяца. Сашка тоже вертел головой, рассматривал эти чудеса и пытался все потрогать своими цепкими смуглыми пальчиками.

Они вышли из ванной, и Инна прокричала с кухни:

— Идите сюда! Я сварила кофе!

— Ты здорово устроилась, — пробормотала Лена, усаживая Сашку за стол и садясь рядом. — Снимаешь?

— Конечно, — фыркнула Инна. — Я бы устроилась еще лучше, если бы квартира была моя. Снимаю за бешеные бабки. Потому что вся мебель хозяйская и рядом с метро, и телефон есть…

— Сколько платишь?

— Триста пятьдесят долларов в месяц. Нравится цена?

— Нет… — Лена покачала головой. — Я таких денег давно в руках не держала.

— Н-да? — Инна пытливо осмотрела ее. — Ладно, поговорим. Сашка, кушай булочки!

Мальчик ел, запивал сдобу молоком и клевал носом. Он не смог выспаться в плацкартном вагоне — всю ночь в соседнем купе играли в карты и громко разговаривали, да еще где-то плакал грудной ребенок. Лена тоже была как выжатая, у нее болела голова, но после чашки крепкого кофе все как рукой сняло. Она вздохнула свободнее и потянулась за сигаретами. Девушки закурили. Сашка заморгал глазами и хитренько сказал матери:

— Куришь, да? А вот я бабушке скажу!

— Доносчик… — процедила Лена. — Бабушка далеко.

— Все равно скажу.

— Сейчас пойдешь спать! — властно ответила она. — Инна, где его можно положить?

— А пусть ложится рядом с невестой, — весело ответила Инна. — Пошли!

В комнате стоял оранжевый сумрак — занавески были задернуты. В углу, на широкой постели спала, раскинувшись, девочка — совсем крохотная, белокурая, кудрявая… На вид ей было около полутора лет.

— Какая лапушка… — тихо сказала Лена. — Как ее зовут?

— Оксана… — прошептала Инна. — Хорошенькая, верно? Блондинка, в меня… Нравится тебе невеста? — обратилась она к Сашке.

Тот завороженно кивнул, не сводя глаз с девочки.

— Смотри, влюбился! — прыснула Инна. — Горячая кровь, восточная… Лен, раздень его и положи рядом. Я тебя на кухне подожду.

Сашка заснул почти сразу — он слишком устал, чтобы, как всегда, покапризничать перед сном, попросить сказку, водички — словом, потянуть время. Через десять минут на постели рядом мирно лежали две детские головки — черная и белокурая. Лена укутала обоих и осторожно вышла из комнаты.

Они с Инной снова закурили и теперь уже могли неторопливо беседовать и рассматривать друг друга. Лена сразу обратила внимание на то, как прекрасно выглядит ее подруга. Инна и раньше казалась ей очень привлекательной — высокая, стройная блондинка с узкими зелеными глазами, пухлыми губами и своеобразным носом — мать ее была грузинка. С тех пор как они расстались, Инна еще похорошела — кожа светилась здоровьем и свежестью, на щеках играл нежный румянец, тело покрывал ровный красивый загар, словно девушка только что вернулась с моря.

— Здорово выглядишь… — признала Лена. — Где отдыхала?

— Нигде, — засмеялась та. — Это я хожу в солярий, на загар, два раза в неделю.

— Боже мой! Так ты стала богатая? Квартира, солярий, шикарная косметика…

— Совсем нет, — Инна пожала плечами. — Работа обязывает и только. Я тратила бы меньше на себя, но нельзя. А вот ты какая-то усталая… Несладко пришлось?

— Что и говорить, — вздохнула Лена. — Ты же помнишь Арифа…

— Да, — уклончиво ответила Инна, еще больше сузив блестящие яркие глаза. — Я помню, как вы мучились с ребенком, когда ты закончила институт.

— Да и ты в то время тоже родила, — откликнулась Лена. — Но тебе хоть родители помогали.

— Родители?! — Инна вдруг заволновалась и придвинулась к подруге. — Мать назвала меня проституткой, ты ведь знаешь, какая она правильная и строгая… Отец что-то бурчал, но я бы на него наплевала, если бы не мать… И вот мне пришлось от них уйти. Теперь ни копейки не беру! Все сама!

— Как я тебе завидую, — прошептала Лена. — Мне бы так. Эти вечные попреки… И меня ведь тоже не лучше называют, хотя у меня-то был какой-никакой муж.

— А мне никакого мужа не надо! — злобно ответила та.

— И правильно… Лучше никакого, чем такой, как у меня, — грустно согласилась Лена.

И почти поверила в свои слова. Она знала, что отец ребенка Инны неизвестен, никто его не видел, и трудно было даже предположить, кто это мог быть. Инна, казалось, совсем не переживала по этому поводу. Могло случиться и так, что она сама не знала отца. Девушка отличалась легким веселым нравом, охотно принимала участие в некоторых студенческих развлечениях в общаге или у кого-то на дому… Она родила девочку, когда была на третьем курсе. Лена к тому времени уже была матерью годовалого Сашки и заканчивала институт. До этого девушки довольно тесно дружили, хотя и учились не на одном курсе, и характерами были не слишком похожи — Лена обычно держалась в стороне от шумных компаний, хотя ханжой не была. Сближало их одно обстоятельство — они два года вместе вели группу аэробики в институте. У обеих в прошлом были занятия в хореографических кружках, у обеих спортивные точеные фигуры, легкие движения и изящные формы. Конечно, после рождения детей занятия пришлось забросить. Инна — та вообще бросила институт, не пожелала даже взять академический год. Сказала: «С меня довольно!» — и ушла. Лена тянула лямку — готовила диплом, иногда вырывалась на занятия, когда удавалось упросить кого-то посидеть с Сашкой в общаге… Они иногда перезванивались, а встречаться было трудно. Но в конце концов вышло так, что когда Лене пришлось ехать в Москву, у нее не оказалось подруги ближе, чем Инна… И та с радостью согласилась дать приют ей и ее ребенку на несколько дней.

— Ты ведь знаешь, как мы мучились в Москве в тот год… — продолжала Лена, тоскливо глядя в угол. — Ну, когда я уже закончила институт. Ариф не захотел ехать ни к своим родителям, ни к моим…

— Подлец он, — подхватила Инна. — Наверное, он тебя стыдился. Русская жена, как же! Все они относятся к нам как…

И она изобразила пухлыми губами плевок. Лена пожала плечами:

— Не знаю, в чем было дело… У него не было никаких документов, ты ведь знаешь… Куда он дел свой паспорт, почему не продлил? Ведь это было так просто! А он все говорил — успею, потом, ничего страшного… Ну, и бегал весь год по Москве, спасался от ментов… Его же с такой внешностью постоянно проверяли на улицах.

— Но деньги-то у него были? Ведь вы снимали квартиру.

— Даже две квартиры, — Лена махнула рукой. — В одной ты была, в первой… Из-за нее-то я и здесь.

Когда она закончила институт, Ариф настоял на том, чтобы они остались в Москве. У него была какая-то работа, в подробности которой он жену не посвящал. Работа была связана с торговлей, но чем он торговал — Лена до сих пор точно не знала. То ли мылом, то ли порошком для стирки и чистки посуды, то ли дешевыми арабскими шампунями, то ли жвачкой… Все время, пока Ариф был в Москве, он пытался чем-то торговать. Иногда получал прибыль и тогда делал жене дорогой подарок. Самым крупным его предприятием было открытие кондитерского отдела в булочной неподалеку от общаги. Это было, когда Лена еще училась на пятом курсе и возилась с новорожденным ребенком. Ариф договорился с заведующей, что снимет угол в булочной, построит там прилавки, поставит кассу и начнет торговать арабскими кондитерскими изделиями — печеньем, вафлями, леденцами, конфетами, жвачкой… Так он и сделал. Лена радовалась, когда видела красивые золотистые прилавки, Светку-татарку за кассой (Ариф дал ей эту работу), покупателей, рассматривающих товары… Две недели торговля шла полным ходом. Выручка была приличная, и она сразу ощутила это на себе — Ариф купил ей шикарную куртку на меху, золотое кольцо с двумя маленькими бриллиантами, дал денег на одежду для Сашки, на столе появились дорогие продукты… Кончилось все внезапно — оказалось, что Ариф договорился с заведующей авансом — обещал выплатить аренду после первой недели торговли. Так же авансом он построил прилавки, так же — в долг — набрал товару у знакомых арабов на складе… Пришел срок платить по счетам, и тогда-то оказалось, что деньги куда-то исчезли… Лена швырнула ему в лицо новую куртку, сорвала кольцо, скандалила со Светкой в коридоре — та, оказывается, поставила Арифу условие, что будет получать зарплату каждый день, по частям, и получала-таки ее… В кассе оказалась такая смехотворная сумма, что Ариф не смог даже умаслить заведующую, не говоря уже о других расходах. Кроме того, он совершенно упустил из виду тот факт, что надо было получить сертификаты на все товары. Заведующей он соврал, что бумаги есть, и как-то сумел уломать и очаровать ее. Да, обманывать Ариф умел великолепно! Отдел закрыли, прилавки заведующая оставила себе «в счет убытков» и самостоятельно открыла там новый отдел. Ариф прятался от кредиторов и успокаивал жену — все скоро уладится, он найдет деньги… Не лучше были и другие его предприятия. Во всех них он руководствовался одним принципом — брать товар в долг, избегать любых отношений с налоговой инспекцией и санэпидстанцией, и в результате оказывался ни с чем — разве что с кучей долгов и штрафов… Но к тому времени, когда Лена закончила институт, у Арифа откуда-то взялась небольшая сумма — долларов пятьсот, и он снял квартиру в Текстильщиках. Прекрасную двухкомнатную квартиру, очень дешево, правда, далеко от метро, но зато после ремонта, с необходимой мебелью и телефоном. Лена наконец могла спокойно стирать пеленки и купать ребенка, готовить еду на собственной кухне, принимать ванну и спать на чистых простынях. Она так устала от общежитского быта, что даже боялась спрашивать Арифа, как долго продлится это благополучие. С виду все было превосходно — он уговорил хозяйку квартиры, что платить будет в конце каждого третьего месяца — сразу по шестьсот долларов, дал аванс за месяц — двести… Хозяйка была довольна и даже поиграла с Сашкой, когда увидела ребенка… Лена блаженствовала. Ариф уходил куда-то утром и возвращался вечером. Усталый, голодный, мрачный… Но успокаивал жену — все идет хорошо, деньги будут. Через четыре месяца, когда пришла хозяйка, он сказал ей, что теперь они заплатят сразу за полгода. Хозяйке предъявили ребенка, и эта добрая женщина растрогалась, восхитилась младенцем и ушла. Лена уже была как на иголках — ей вовсе не нравилось такое положение, и было стыдно перед хозяйкой.

— Ариф! — говорила она вечером, когда он приходил домой. — Мы же не сможем заплатить… Откуда ты возьмешь эти деньги? Давай откладывать… Я продам кольцо, куртку… И у тебя столько долгов!

— Долги я заплатил! — отвечал Ариф.

— Откуда ты взял деньги?! Почему я не вижу этих денег…

Он обнимал ее и шутливо терся головой о ее грудь:

— Моя дорогая суровая жена… А что я, по-твоему, делаю с утра до вечера? Работаю!

— Где?

— Везде!

И больше Лена ничего вытянуть из него не могла. Так прошло еще три месяца. На этот раз хозяйка пришла не в таком уж веселом настроении. Видимо, она посоветовалась с кем-то, и ей объяснили, как глупо доверять таким жильцам, как Ариф с Леной. Она поставила жесткое условие — все деньги через неделю и еще за два месяца вперед. Тогда она оставит их на квартире. Если же нет…

— Хорошо, — легкомысленно ответил Ариф. — Через неделю мы вам заплатим тысячу двести долларов за то время, которое прожили и еще четыреста долларов вперед. Не переживайте, пожалуйста!

Разумеется, ничего они не заплатили. Лена билась в истерике и требовала, чтобы Ариф что-то сделал. Занял деньги, позвонил своим родителям в Дамаск, поехал с нею в Питер… Он ласково успокаивал ее, но она уже понимала, что все его заверения гроша ломаного не стоят. Миновала неделя. Хозяйка пришла не одна — с нею явились двое мужчин. Они сразу выяснили, что денег у жильцов нет и, кажется, не будет, и занялись бурной деятельностью. Лена лишилась золотого кольца и сережек, которые когда-то подарила ей мать. Ариф отдал свои дорогие часы. Также они оставили в залог мебель, которую привезли из общежития и телевизор.

— А теперь адресок! — сказал один мужчина.

— Какой? — Лена вся горела, не смела посмотреть им в глаза.

— Постоянного места жительства.

— Мой муж — иностранец, — объяснила она. — Вам нужен его адрес в Дамаске?

— Нет. Ваш адрес, где вы прописаны?

— В Питере.

— Там у вас кто?

— Мать… И бабушка.

— Вот и давайте паспорт, мы запишем их адрес, если вздумаете не заплатить, пожалеете.

Она покорно отдала паспорт, хотя Ариф сделал попытку возмутиться. Никто его не слушал.

— А в Москве родственники у вас есть? — спросил ее тот же мужчина.

— Никого у нас нет.

— И никто вам в долг не даст?

— Никто.

— Жаль. Для вас было бы лучше. Ну вот что, девушка! Отсюда вы уйдете немедленно, сейчас же. Вещи остаются в залог. Вашей хозяйке они не нужны, она их продавать не будет, да они и не покроют сумму долга. Когда принесете деньги, она вам все вернет. Ясно?

— Но куда же мы пойдем с ребенком? — умоляюще спросила Лена.

Снова вмешался Ариф. Он гордо заявил, что сейчас они с женой уйдут, ничего им не нужно, никаких отсрочек. И заставил Лену в полчаса собрать только самые необходимые вещи. В спешке она оставила всю свою косметику, полотенца, постельное белье, успела взять только одежду ребенка, свою и Арифа… Книги, посуда, одеяла — все осталось там. Больше они в ту квартиру не возвращались. Начались скитания.

Они ночевали на квартирах у знакомых Арифа, где Лена не знала ни одного человека и не понимала ни одного слова — все говорили по-арабски. Две недели прожили в гостинице, где тоже не заплатили. В гостинице было полно арабов, и Лена боялась ходить в душ, который был один на весь этаж. Там было грязно, холодно и отовсюду неслась тягучая музыка и темпераментная восточная речь. У Лены разваливались туфли, она давно забыла, что значит одеть приличное платье, Ариф становился похожим на бродягу, его все чаще штрафовала милиция. От ареста спасала поддельная зачетная книжка того самого института, где он учился с Леной. Это были его единственные документы. Лена изредка звонила маме в Питер и говорила, что Ариф работает, живут нормально… Жаловаться она не могла — мать и без того была настроена против этого брака, Арифа не выносила, подозревала во всяких мерзостях по отношению к Лене. Ребенок стал неухоженным и нервным, по ночам кричал и не мог уснуть. Отношения с Арифом портились день ото дня, он не позволял ей даже заикаться о будущем, деньгах, долгах… Требовал, чтобы она молчала и делала свое дело — ухаживала за ребенком. Лена была на грани нервного срыва, когда Ариф сказал, что теперь они снова снимут квартиру.

— Нет! — закричала тогда Лена. — Что ты выдумал? На какие деньги? Не пойду!

— Нам нужна квартира хотя бы на месяц… — непреклонно отвечал Ариф. — И прошу тебя, замолчи! Я слишком устал!

Он был похож на мумию, от него остались кожа да кости. Лена не решилась ему возражать. Они переехали на новую квартиру. Это была однокомнатная халупка в хрущевском доме, обставленная очень скудно, с провалившимся диваном и потеками на потолке в ванной и кухне. Лена уже не радовалась. Она даже не спросила, как Арифу удалось снять квартиру. Выяснила только, что платить придется дороже, чем в первый раз — двести пятьдесят долларов в месяц. Конечно, с той, первой квартирой им неслыханно повезло, она теперь понимала это. Если бы она тогда настояла на том, чтобы откладывать деньги на оплату, если бы вообще умела на чем-то настаивать! Не то чтобы она была робкой и безответной, нет… Но невозможно было что-то доказывать такому человеку, как Ариф. Он мог даже согласиться для виду с ее доводами, а потом все равно сделать по-своему. Не имело смысла воевать с ним, она заранее проигрывала любую борьбу.

Ребенок ломал на части телефон, ползал по холодному полу, чихал и кашлял, Лена, как сомнамбула, стирала белье, готовила скудные обеды, убито выслушивала вечернее молчание Арифа… Теперь он все чаще молчал, вместо того чтобы убеждать ее, что все будет хорошо, как было раньше. Так они прожили полтора месяца. И вот наступил тот вечер. Лена прекрасно запомнила его, может быть, потому, что Ариф впервые сказал ей что-то похожее на правду.

— Знаешь… — начал он, теребя пуговицу на рубашке. Рубашка была дешевая и нечистая. Лена тупо глядела на него. — Так дальше невозможно… Тебе надо на время уехать к матери в Питер.

— Да? — откликнулась она. — А ты?

— Я останусь в Москве и попробую заработать денег.

— И что дальше?

— Я сниму квартиру и вызову тебя с сыном. Будем жить по-человечески.

— Опять потратим все деньги… — Лена пожала плечами. — Сколько можно снимать квартиры? Таким голодранцам, как мы, это не по карману… Почему ты не хочешь позвонить своим родственникам в Дамаск? Почему они тебе не помогут? Ты же говорил, что они богатые, что у вас там трехэтажный дом, фонтан во дворе, и у всех машины… Врал?

Ариф разозлился:

— Да ты в жизни не видела того, что я там видел! Врал! Конечно, тебе этого не объяснишь! Это я в Москве голодранец, а там я мог быть принцем!

— Так будь им, — иронично согласилась Лена. — Давно мечтаю увидеть тебя принцем.

— Ты не представляешь себе, о чем говоришь!

— Как же я буду представлять, если ты мне ничего толком не объясняешь?! Разве трудно попросить, чтобы они прислали тебе хоть тысячу долларов? Раз уж они такие богатые… Или они тысячи долларов в руках не держали?

— Заткнись! — заорал Ариф.

Лена не шелохнулась. Теперь он часто орал на нее, мог оскорбить, выругаться матом, откуда-то взялись новые замашки, она считала, что он научился этому у торгашей на рынке, где постоянно пытался что-то заработать. А раньше он был таким вежливым, галантным… Настоящий принц в дорогом костюме…

Ариф закурил и протянул ей сигарету. Так они сидели на кухне друг против друга и пускали дым в потолок. Наконец она сказала:

— Ладно, ты в чем-то прав. Надо что-то переменить в жизни, иначе я недолго протяну. И потом ребенок… Мне его жалко… С чего начинается его жизнь? Трудно поверить, что когда-то мы жили хорошо… Я поеду к родителям. А ты? Как ты будешь крутиться тут один, без документов, без работы?

— Одному будет легче, — возразил Ариф, который, как будто, очень обрадовался ее словам. — Легче с жильем, могу жить у знакомых, и вообще… Расходов будет меньше. А как только что-то заработаю, сразу пришлю тебе деньги в Питер, чтобы ты приехала!

На том и порешили. Лена уехала с Сашкой в сентябре. Ариф проводил их на вокзал, усадил в поезд, и она еще некоторое время видела в окне его жалкую худую фигурку в трепаной куртке и джинсах… Потом он пропал из виду.

… Инна выслушала этот рассказ молча, не перебивая, не сводя с Лены глаз. Потом вздохнула и спросила:

— Ну и что?

— А ничего… — Лена горько улыбнулась. — Я ждала его звонка, ждала денег… Мать меня доканывала, бабка и того хуже… Сашку, правда, не травили, все-таки дитя, но с меня семь шкур спустили… Приходилось каяться каждый день в том, что была такой дурой… Жила за счет матери, обещала ей, что Ариф пришлет денег. А он пропал!

— Как, совсем? — насторожилась Инна.

— Совсем. Ни разу не позвонил, не написал… Так прошел почти год. Я перестала ждать, перестала ему верить… Звонила сюда, в Москву, его знакомым арабам, телефоны кое-какие были… И все мне отвечали одно, как сговорились: «Ариф? Ничего не знаем и знать не хотим!» Никто даже не мог сказать, в Москве он еще или уехал к родным в Дамаск. Представляешь? А я там отдувалась с ребенком.

— Какая тварь этот Ариф! — с чувством произнесла Инна. — И ни копейки?

— Но самое худшее не это… Квартира, наша первая квартира! Мужики, которые тогда записали мой адрес, потребовали и телефон дать. И вот теперь стали мне названивать, а потом и с матерью разбираться. Все нервы вымотали! Когда мать узнала, что им надо заплатить тысячу двести долларов…

— Ариф, дрянь! — повторила Инна. — Попадись он мне!

— Да плевала я на него… — Лена снова закурила и поморщилась, разгоняя дым. — Теперь сама не понимаю, как могла быть такой доверчивой дурочкой… Ребенок на руках, работы найти не могу, и долг… Они в последний раз пригрозили, что, если я не привезу им деньги, они меня найдут в Питере и разберутся по-другому!

— Что — так всерьез? — задумалась Инна. — Это крутые мужики? Мафия?

— Не думаю. Но это дела не меняет. Как я могу жить спокойно, если каждую минуту думаю об этих деньгах… И зачем мне нужна была та квартира? Если бы я тогда поставила на своем и мы с Арифом уехали бы в Питер! Он нашел бы работу, жили бы у нас…

— Ты же сама сказала, что никаких документов у него не оказалось, — напомнила Инна. — Как он нашел бы работу?

— Боже, голова раскалывается!

Инна облокотилась на стол и погладила подругу по плечу:

— Расслабься! Меньше думай о неприятностях, ты и так выглядишь страшно усталой! Здесь немного передохнешь…

— Если бы! — Лена допила остатки кофе и отставила чашку в сторону. — Я ведь не отдыхать приехала. Ты прости, что я свалилась как снег на голову и даже не объяснила ничего… Но переговоры стоят дорого, а лишних денег у меня нет. Ведь даже те гроши, которые у меня в кармане — не мои, а матери… И я поклялась их вернуть. Не думаешь ведь ты, что она устроила мне прогулку в Москву только ради моего удовольствия… Ни за что бы меня не пустила, если бы не деньги…

— Деньги?

— Ариф прислал мне деньги, — пояснила Лена. — Фантастика?

— Ну, я тебя поздравляю! — иронично улыбнулась та. — И сколько прислал? Откуда? Ты с ним говорила? Он звонил?

— Ничего не знаю. Мне позвонил его родственник, Мухамед. Ты его, кажется, немного знала?

— Видала пару раз, когда он приходил в институт. Красивый парень, не то что Ариф…

— Да, ничего себе. Но для меня теперь все они одинаковы, с этими людьми для меня покончено. Какие они лживые, корыстные, мы для них — мусор под ногами! Они могут быть очень вежливыми, а на самом деле они нас презирают!

— Ишь, как ты запела! — ухмыльнулась Инна. — А когда-то была интернационалисткой! По-твоему, русские мужики никого не обманывают?

— Вовсе нет, но с русскими мужиками мне как-то меньше приходилось сталкиваться.

— Ну, так поверь моему опыту — все они на один манер сделаны. Так что Мухамед?

— Он сказал, что Ариф уехал к себе на родину, в Сирию. Где-то полгода назад.

— Сволочь! — с наслаждением произнесла Инна. — Деньги на билет у него были, значит?!

— Нет, перед этим он два месяца просидел в тюрьме, его поймали в очередной раз без документов и засадили… Потом родня вроде вытащила его оттуда и купила билет домой. Два месяца никто не знал, где он находится. Мухамед спрашивал, не сержусь ли я на Арифа. Объяснял, что у него были тяжелые обстоятельства, но он никогда не думал меня бросать. Я ничего ему на это не сказала. Сдержалась. Не в моих обычаях оскорблять людей.

— А зря сдержалась! С такими типами не церемонятся!

— Была бы ты на моем месте… У тебя есть возможность огрызаться, потому что деньги водятся, а у меня ни гроша и куча проблем… Тут уж любой человек становится вежливым и тихим. Еще Мухамед сказал, что как только Ариф оказался дома, он стал бегать по родным и занимать деньги на билет мне и сыну, на визу и прочее… Собрал нужную сумму, купил нам билеты в Дамаск и визы, прибавил денег и отослал все в посольство в Москве… На мое имя. И вот я должна срочно приехать и все забрать.

Инна смачно выругалась, ее глаза сузились в две ядовитые щелки:

— У меня слов нет! Он уверен, что ты прибежишь к нему после всего, что было? После того как он наплевал на тебя? Сидел в тюрьме? Два месяца? А какого черта он молчал все остальное время, ведь вы не виделись почти год! Позвонить не мог? Потерял твой телефон, адрес? Совесть он потерял! Просто решил отдохнуть от тебя и сына! А тут, видно, ему в уши нажужжали, что непорядочно бросать жену с ребенком… Нашелся какой-то нормальный человек! И ты собираешься к нему ехать?

— Нет… — Лена вдруг смущенно улыбнулась. — Знаешь, я впервые в жизни решилась на кражу.

— Что?

— Ну, деньги ведь и билеты, которые он прислал, все равно мои, да? А билеты наверняка можно сдать обратно. Никуда я не поеду, и ребенка не повезу. Не дождется! Я с ним давно развелась — в уме. И ничего я к нему больше не чувствую — даже ненависти. Я так устала от его бесконечного вранья, глупых планов, от самодовольства, скрытности… Понимаешь, это такой человек, что врет всегда — спросишь его, что он ел на обед, скажет — курицу, хотя на самом деле ел рыбу. Зачем врать в таких мелочах? Это необъяснимо! И я сразу решила — заберу все, превращу в деньги и заплачу московский долг. Больше мне ничего в жизни не надо. Как ты думаешь, сколько стоят билеты в Дамаск?

— Ой, боюсь, не дорого… — задумалась Инна. — Долларов триста, где-то так… А ты сколько должна заплатить?

— Тысячу двести.

— А сколько он денег прислал?

— Мухамед не знает. По-моему, у него возникли какие-то подозрения на мой счет. Он ведь не дурак, можно догадаться, что я украду эти деньги.

— Эти деньги по праву твои, никакая это не кража! — Глаза Инны сверкали просто бешено.

«Вот что значит кавказский темперамент! — подумала Лена, любуясь подругой. — Мне бы в нужную минуту такой убийственный взгляд, не сидела бы я здесь в старых джинсах!»

— Деньги твои, и не только эти гроши, которые он прислал! — продолжала Инна. От возбуждения она стучала по столу кулаком, так что чашки звенели о блюдца. Характер у нее действительно был взрывной, но отходчивый… Она могла захохотать, взбеситься, успокоиться и приласкаться — все за десять минут. Лена даже заулыбалась, глядя на этот приступ праведной ярости. Инна казалась ей совершенным ребенком, хотя была младше ее всего на два года. Дитя — красивое, загорелое, ухоженное… Дитя — несмотря на то что уже стала матерью и, наверное, тоже хлебнула неприятностей… Но эти невзгоды не оставили следа на ее лице, тогда как на свой счет Лена не обольщалась — теперь она выглядела старше своих лет.

— Ты совсем не изменилась, — тихо и печально перебила ее Лена. — Все такая же… А я даже кричать не могу. Не знаю, что теперь может меня расстроить по-настоящему? Только атомная война…

Инна вскочила и зашагала по кухне, посыпая пол пеплом сигареты. Наконец остановилась, потуже затянула халат на тонкой талии и уже спокойнее сказала:

— Я тебя одобряю. Никуда не езжай, будешь там жить бог знает где, в чужой семье, языка ты не знаешь, Ариф не добытчик, тебя не сможет содержать… Станешь есть чужой хлеб. Даже поговорить тебе будет не с кем. А как к тебе будут относиться?

— Страшно представить…

— И не представляй! Оставайся тут!

— Да я и остаюсь… — засмеялась Лена. — Ты меня еще уговариваешь?

— Ты меня не поняла. Оставайся в Москве!

— Что ты? — Лена весело округлила глаза. — Кому я тут нужна? Разве что кредиторам…

— Ты мне нужна, просто необходима! — торопливо заговорила Инна. — Я даже не представляла себе, что у тебя такие обстоятельства… Ну, знала что-то про тебя и Арифа… У меня тебе будет лучше!

— Инна, таких предложений всерьез не делают, — вздохнула Лена. — У тебя что — наследство в миллиард, своя квартира, с жиру бесишься? Кто меня будет кормить? Нет, ты пошутила.

— Вовсе нет… — Лицо у Инны запылало, она показалась Лене такой молоденькой и хорошенькой, что та не удержалась и воскликнула:

— Но как же ты потрясающе выглядишь! Это какое-то чудо…

— Вот и поговорим о чуде, — Инна присела за стол и наклонилась к Лене: — Угадай сумму, которую я получаю в месяц.

Лена задумчиво посмотрела на нее.

— За квартиру ты платишь триста пятьдесят баксов в месяц… Шмотки, косметика, солярий… Наверное, делаешь массаж, маникюр, ходишь к парикмахеру? Иначе ты бы так не выглядела…

— Прибавь питание, расходы на Оксанку, развлечения, отдых на курорте…

— Сколько же тебе на это надо? Тысячу долларов в месяц?

— Хм… — загадочно протянула Инна.

— Больше? Не может быть! Ты же пошутила?!

— Ничуть. Я зарабатываю тысячу семьсот.

Наступило недолгое молчание. Девушки разглядывали друг друга — Лена недоверчиво и почти подозрительно, а Инна, казалось, проверяла произведенное впечатление. Первой заговорила Лена:

— Но ты, надеюсь, не…

— Я — не, — озорно ответила та. — Проституция меня никогда не привлекала. Позорный и тяжелый хлеб. Гадость. И мать бы меня убила.

— Тогда не понимаю… — Лена с жадным интересом всматривалась в глаза подруги, словно перед ней сидело загадочное инопланетное существо. — Как может женщина с ребенком на руках заработать такие деньги… Прости за вопрос, тебя кто-то содержит?

— Меня?! Ха! — резко выкрикнула Инна. — Я работаю стриптиз.

— Стриптиз?!

— Ну да. Танцую голая на сцене… — Инна говорила даже цинично, с вызовом, но в ее тоне заметно было беспокойство. Она еще выше подняла точеный подбородок, в глазах появилось напряженное выражение. Лене стало ясно, что для нее очень важна оценка подруги, и она подавила в себе первую естественную реакцию — воскликнуть: «Какой ужас!» Вместо этого она спросила:

— Ты довольна?

— Да, — с облегчением ответила Инна. Увидев, что нотаций не последует, она заговорила горячо и быстро: — Я знала, что ты правильно меня поймешь. Помнишь, как мы вдвоем вели группу аэробики? Конечно, не одно и то же, но большой разницы нет. Тогда я танцевала для удовольствия, теперь для денег…

— Но к тебе пристают?

— Надо уметь обращаться с такими типами. Это не так уж трудно, только начинаешь в конце концов ненавидеть всех мужчин подряд… Может быть, они того и заслуживают, не знаю.

Инна захохотала. Лена несмело поддержала ее смех, и озабоченно поинтересовалась:

— И тебя никогда не пытались изнасиловать? Ты ведь их возбуждаешь, наверное…

— Подружка, у меня столько секретов… — протянула Инна. — Если захочешь, я поделюсь с тобой всеми. Но для начала скажи — ты ведь не считаешь такое занятие позорным?

— Нет, но оно не из легких…

— Согласна. А результат?

— Результат впечатляет… — кивнула Лена. — Тысяча семьсот долларов в месяц…

Инна улыбалась, постукивая по сигарете пальцем. Потом сунула ее в рот, закурила и сказала себе под нос, выдыхая дым:

— Ты первая, кто так меня выслушал. Спокойно, без криков: «Что ты наделала?!» А ведь мне приходится скрывать свое занятие от многих… Мать знает, конечно. О, что было! Отец ходит как живой мертвец, мне его так жалко. Мать на мне, конечно, поставила крест — сперва дитя непонятно от кого, теперь — вот такая работка. Она записала меня в проститутки, ни больше ни меньше. И никакого смысла объяснять разницу. Я ведь продаю не душу и не тело, а только как бы свою фотографию на память, понимаешь? Я танцую голая перед всеми этими типами, потом беру деньги, исчезаю.

— Все равно что выступать в цирке с животными…

— Не оскорбляй животных! — усмехнулась Инна. — Теперь понимаешь, что я не бедствую?

— Да, но зачем я нужна?

— А ребенок? — ошарашила ее Инна.

— Что — ребенок?

— С кем он сидит по ночам, как думаешь? Я ведь работаю с восьми вечера до пяти утра. Каждый день. Ну почти каждый. Приходится нанимать няньку. Это одна баба из нашего подъезда, она, конечно, знает, чем я занимаюсь, пришлось сказать, ведь я по вечерам уходила накрашенная и разодетая. Она все равно не поверила бы, что я работаю ночной санитаркой или чем-то в этом роде. Так эта баба безбожно сдирает с меня деньги. Двести долларов в месяц я отстегиваю ей за просто так! Она сидит тут, смотрит телевизор, пьет мой кофе, ест мои продукты, получает деньги, а я совсем не уверена, что она смотрит за ребенком.

— Да уж, — кивала Лена. — Наши дети никому, кроме нас, не нужны!

— Это точно. Как я попрошу мать смотреть за Оксаной? Да она видеть мою малышку не в силах… И черт с ней, обойдемся… — В глазах Инны показались злые слезы. — Прости, накопилось столько… Я так устала от этой войны… Почему она не дает мне жить так, как я хочу? Разве я делаю что-то плохое? Кормлю себя и ребенка и ничего у них не прошу.

— Твоей матери нелегко перестроиться и понять… — начала было Лена, но та отмахнулась:

— Хотела бы — поняла бы! И давай больше не говорить о моей матери! Хватит того, что она мне звонит каждый день и устраивает сцены…

— Даже так?

— Конечно. Она вовсе не смирилась с моей работой, думает пристыдить меня и заставить жить по-своему… А я… Не могу слышать ее ханжеские нотации, сразу срываюсь и начинаю кричать. Насчет того, чтобы свидеться… — Она махнула рукой. — Живем в одном городе, а все равно как на разных материках. Я не об этом хотела с тобой поговорить. Александра, та баба, которая следит за малышкой, мне надоела! В печенки влезла! Вот если бы ты согласилась следить за девочкой, а? Чего лучше? Живи у меня, и Сашке твоему тут будет веселее… Я уже себе голову сломала, думала-думала, куда девать ребенка по ночам.

— Она очень миленькая, — вздохнула Лена.

— Очень… — горько ответила та. — Надеюсь, что у нее не будет такой судьбы, как у меня. Сама я раскаялась во всем и ни перед кем больше каяться не хочу. Буду работать, пока смогу. Ну как? Ты согласна?

Лена виновато покачала головой.

— Но почему?

— Понимаешь… — проговорила Лена, отводя взгляд в сторону. — Я достаточно полагалась на других людей. Сперва на Арифа, потом жила за счет мамы…

— Ты меня с ними не равняй! — обиделась Инна. — Я же не буду тебя травить, надеюсь, ты обо мне так плохо не думаешь? Боишься жить за мой счет? Но ты мне так нужна! Зачем я буду платить этой суке Александре, лучше отдам деньги тебе!

— Не так все просто. А еда? А одежда для Сашки? А многое-многое еще? Ты думаешь, что я буду есть твой хлеб и еще брать у тебя деньги? Если я согласилась бы, то бесплатно. И все равно ты потратила бы на мое с Сашкой содержание больше, чем на няньку. Это вовсе невыгодно.

— Скажи прямо, что тебе скучно будет сидеть с детьми.

— Нисколько! — Лена покачала головой и призналась: — Это моя мечта — сидеть дома, растить детей, все мыть, убирать, готовить обед… Но одно дело, когда делаешь это для мужчины, для мужа, и совсем другое…

— Боишься попасть в прислуги ко мне?

— Нет-нет…

— А если нет, почему отказываешься?

Инна, казалось, всерьез обиделась, передернула плечами и сощурилась, глядя в лицо подруге:

— Работа, как всякая другая, и уж получше, чем моя. Странная ты, Ленка! Как будто тебя дома ждет что-то более приятное.

— Нет, о господи… — вздохнула Лена. — Можно, я пока забуду о доме? Видишь, дело в том, что такая жизнь, которую ты мне предлагаешь, конечно, даст мне возможность передохнуть, подлечить нервы. Но никакого будущего я не вижу! А совсем уж отказываться от будущего как-то грустно… Я все-таки надеюсь в чем-то реализовать себя. Молодая, не дура, не уродка… От работы не бегаю. Почему бы мне не поискать для себя какое-то местечко в жизни? Я бы делала для тебя все даром, Инка, честное слово! И меня вовсе не оскорбило твое предложение. Но я же паутиной зарасту в твоем углу и окончательно разучусь жить самостоятельно. А это страшно. Пока я буду тебе нужна — все будет нормально. А когда ты найдешь другую няню? Другую работу? Выйдешь замуж, в конце концов?

Инна захохотала, но тут же оборвала смех, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате.

— Кажется, дети проснулись? — прошептала она.

— Тебе послышалось, тихо. Когда Сашка проснется, он первым делом закричит. Это у нас такой обычай. Ему сразу становится одиноко.

— А моя плачет, если увидит, что в комнате никого нет, — вздохнула Инна. — Нет, спят. Не хотела бы я, чтобы моя дочь когда-нибудь узнала, чем я зарабатывала на жизнь в молодости…

— Может, она поймет тебя лучше, чем твоя мать, — возразила Лена. — Ну, ты не обижаешься больше на меня? Конечно, пока я буду здесь жить, все для тебя сделаю. Хоть неделю с твоей девочкой понянчусь. И квартиру вылижу, и если что постирать надо, сразу говори… А для начала надо позвонить Мухамеду. Он просил, чтобы я дала ему знать, где остановилась. Предлагал у него, но я отказалась.

— Еще ты у Мухамеда какого-то не останавливалась! — одобрила Инна. — Ну, звони, вот телефон, можешь и матери в Питер позвонить. Не стесняйся! А я пойду приму ванну. Честно говоря, с ног валюсь, ведь не спала ночью, работала…

— По тебе не видно! — восхитилась Лена.

— Пока возраст позволяет… — И та вышла из кухни, прикрыв за собою дверь.