Лучше бы я осталась старой девой

Анна Малышева, 2004

Выходя за сокурсника-араба, Лена не могла и подумать, что вскоре ее жизнь превратится в нескончаемый побег. Только что созданную семью травят, преследуют, сгоняют с квартир. Муж лжет и, кажется, все больше впутывается в темные махинации. Она решает уйти и со всем покончить, даже не подозревая, что это – только начало ее злоключений…

Глава 5

Они сидели в гримуборной — небольшой комнатке на задах ночного клуба. Тут были два столика с зеркалами, подсвеченными неоновыми трубками по бокам, на столиках — бутылки с косметическим молочком и тоником, комья чистой и испачканной ваты, кисточки, лак для волос, фены, косметика… Шкаф в углу, вдоль стены — широкий удобный диван, обитый синевато-черной кожей. Сергей развалился на этом диване по-хозяйски — колени расставлены, голова откинута на спинку, рука свешена с подлокотника, вид скучающий, снисходительный и усталый. Лена с любопытством рассматривала комнату, следила за быстрыми передвижениями Инны — от шкафа к зеркалу, от зеркала к умывальнику, притулившемуся в углу… На несколько минут та исчезла из комнаты и появилась потом в сопровождении официанта в черном костюме и крахмальной рубашке с бабочкой.

— Два коктейля гостям, Витенька… — ласково сказала она.

Сергей взял высокий тяжелый бокал, в котором плавал цветной фруктовый лед и маслины, рассеянно поболтал его и поставил на пол рядом с диваном. Лена раздраженно стрельнула в него глазами: «Почему он ведет себя так, словно делает одолжение? Почему коктейль заказывает Инна, а не он, почему сидит так, будто его с трудом уговорили сюда прийти?! Какой он мерзкий! И что это ничтожество из себя строит? Да ведь он презирает и меня, и ее, сразу видно! За то, что мы женщины? За то, что он почти настоящий балетный артист, а мы — никто?» Она выпила половину бокала — медленно, сосредоточенно, пытаясь успокоиться. Визит в клуб взбудоражил ее — давно она не видала такой красивой, парадной жизни, таких интерьеров, такого обслуживания… Сергей подъехал на своей старой машине к заднему входу, Инна выскочила, пошла впереди, ловко виляя на высоких каблучках, они последовали за ней и оказались в маленьком служебном вестибюле. Там сидел охранник в форме, Инна кивнула: «Мои гости». Парень даже не взглянул в их сторону, зато перекинулся с Инной парой многозначительных тихих фраз. Сергей не обращал на это никакого внимания, что тоже было внове для Лены. Она-то помнила, какие истерики закатывал ей Ариф по всякому ничтожному поводу — посмотрела в чью-то сторону, встретила на улице приятеля по институту, лишний раз упомянула чье-то имя… Инна провела их в уборную и предупредила, что скоро придут еще две девушки, но они не будут против, когда увидят гостей. И вот начала переодеваться и краситься. Когда она оторвалась от зеркала, Лена ее не узнала. Все черты ее лица как будто обострились, стали вызывающими, резкими. Тонкие брови почернели, глаза, обведенные перламутровыми зелеными и белыми тенями, приобрели театральную огромность, глубину. От ресниц на загорелые скулы ложились длинные тени, кожа светилась. Она скинула запачканный легкий халатик, в котором гримировалась, и осталась под ним почти голая — только в черном кружевном белье. Инна натянула тонкие чулки, застегнула на бедрах шортики, состоящие из двух отдельных частей — передней и задней. По боковым швам они соединялись крючками.

— А то как бы я могла их снять? — спросила она Лену, поймав ее удивленный взгляд.

— А в чем ты останешься к концу номера?

— Только в трусиках и туфлях. Ну и в чулках, конечно.

На плечи Инна набросила белую шубку из страусовых перьев. Шубка дошла до пояса и скрыла подтянутый загорелый живот. На голове закачался сложный убор из острых черных перьев.

— Его я тоже не сниму, — пояснила Инна. — Ну вот и все.

На огромных каблуках она казалась еще выше. Если бы Сергей встал, то оказался бы ей по плечо.

— Хочется покурить, но это после номера… — как-то напряженно сказала Инна.

— Ты волнуешься?

— Понимаешь, зал всякий раз настроен по-другому. Иногда идет такая отрицательная эмоция, что я ее животом чувствую…

Сергей хмыкнул.

— Конечно, мы — артисты балета, презираем стриптизерок, — бросила ему Инна, впрочем, без гнева. — Больше всего потому, что у балетных отвратительные фигуры.

— Это твоя собственная фантазия, — ответил Сергей, едва посмотрев в ее сторону.

Она посмотрела на часы и взволнованно сказала:

— Еще минут семь… Ну, пойдешь со мной?

Вопрос адресовался Лене, она встала, тоже волнуясь, и вопросительно посмотрела на Сергея. Тот покачал головой:

— Сто раз видел.

— Ну и сиди тут, — Инна резко повернулась на каблуках, и девушки вышли из комнаты. Они миновали короткий коридор, и по мере того, как они подходили к двери в конце, нарастал какой-то странный шум — гул, звон, музыка… Лена услышала голос — мужской, который что-то громко и приветливо говорил.

— Мой выход, — прошептала Инна и вдруг, бросив подругу, быстро прошла вперед, толкнула дверь, и Лена едва успела увидеть, как та вдруг побежала куда-то…

…Мягкая музыка была чем-то знакома Лене. «Эммануэль»? Какая-то песня Джо Дассена? Или просто умело смешанный французский музыкальный коктейль, исполняемый «живым» оркестром? На маленькой сцене замер круг белого света, и в этом круге плавно распласталась по стене тонкая, какая-то нереальная фигурка… Лена видела ее сбоку, из тамбура, в котором она очутилась после того, как тоже вошла в ту дверь, за которой пропала Инна. И теперь Лене казалось, что девушка на сцене — вовсе не ее давняя подруга, нет… Инна где-то пропала, а на сцене оказалась другая, одетая, как Инна, в той же белой шубке и черных перьях, но совсем, совсем не она… Глаза у этой девушки были прикрыты, на лице застыла какая-то очень опытная, «знающая» улыбка. Ноги расставлены так широко, что еще немного — и девушка упадет… Но она не падает, нет… Медленно приседает на расставленных ногах, руки отрываются от стены, грудь в прозрачном лифчике на миг показывается из-под распахнутой шубки и тут же исчезает. Начинается танец — она танцует как будто сдержанно, неторопливо, и это на первый взгляд не стоит ей никаких усилий — просто она делает те движения, которые делает любая женщина, чтобы показать красоту своего тела. Но Лена видит, как напряжены мускулы ее ног. Девушка на сцене играет со своей шубкой — и вот это уже не шубка, а чьи-то мягкие объятия — она скользит в них, потирается щекой, распахивает их и снова исчезает в белых перьях. Диковинная черно-белая птица, танцующая брачный танец. Но где же в таком случае самец? «Самцы в зале, — сказала себе Лена. — Отсюда не видно, а жаль… Хотелось бы посмотреть на их глаза». Шубка оказывается на полу, танец становится все откровенней и свободней… Девушка в черном белье потирается о блестящий металлический шест возле стены. Начинает играть с шестом, который все больше становится похожим на что-то другое, во всяком случае не на металлический холодный предмет. Обвивает его упругими ногами, откидывается назад, повисая на согнутых коленях, почти касаясь руками пола, снова прижимается к нему всем телом, даже делает вид, что пытается вскарабкаться вверх… Вот она избавилась от шортиков — черная тряпочка полетела на пол и упала совсем рядом с Леной.

Лена прислонилась плечом к стене и засунула руки за пояс подаренных джинсов. В клуб она оделась совсем не по вечернему — эти джинсы да затейливая кофточка из «Галери Лафайет», лаковые сабо. Волосы распустила по плечам и спине. Теперь она чувствует себя не в своей тарелке, как будто выбилась из общего стиля ночного заведения. Хотя тот мужчина, который объявил номер Инны и с которым Лена столкнулась в тамбуре, ничего ей не сказал. Видимо, Инна часто приводила кого-то в гости.

Теперь музыка стала напряженной, в ней появились новые мотивы — ритм кабаре, намек на канкан. Инна одной рукой берется за кнопочку на лифчике, между грудей. Лукаво медлит, словно не решаясь ее расстегнуть, следуют еще несколько страстных па — лифчик сползает по спине и оказывается под каблуками. Она подставляет лучу света обнаженную грудь, и тут уж начинается что-то совсем томное — танец на грани полной доступности, еще немного — она ляжет на пол совершенно голая. Это продолжается минуты три, потом Инна направляется к кулисе и оказывается рядом с подругой. Она тяжело дышит, на груди — испарина, она растирает рукой колено. Мимо девушек на сцену снова проскальзывает ведущий и с хохмочками поднимает с пола разбросанные вещи, демонстрируя каждую залу. Потом уходит за кулисы, а оркестр играет что-то отдохновенное, чтобы можно было выпить и закусить.

Инна взяла у ведущего шубку и накинула ее на плечи.

— Если пригласят в зал, я буду в уборной, — вяло сказала она.

— Ладно, отдохни, но будь готова. Там сидит компания, и, по-моему, ты понравилась.

— Я никого не видела, — уныло ответила Инна, забирая у него лифчик и шортики. — Пошли?

Они двинулись в обратный путь по коридору. Инна молчала, а Лена не решалась что-то сказать. Только спросила, когда они оказались у двери в уборную:

— Устала?

В уборной, кроме Сергея, сидела еще девушка. Увидев Инну, она кивнула и спросила:

— Ну?

— Нормально. — Инна уселась на диван, взяла коктейль, к которому Сергей так и не притронулся, и отпила глоток. Девушка ее предупредила:

— Только не напивайся, как в тот раз. Что случилось?

— Настроение неважное.

— Ты еще в зале не была?

Инна сунула бокал Сергею, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Потом пожаловалась, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Как подумаю, что меня кто-то может позвать пообщаться, в дрожь кидает. Танец — что! Эта проклятая консумация — самое худшее.

— И не говори, — кивнула ее коллега. Это была совсем молоденькая девочка, на вид — лет шестнадцати. Она торопливо гримировалась, отвернувшись от них к зеркалу, и Лена видела только ее черные волосы и кончик носа. — Я сама это ненавижу, но что поделаешь? Вот когда я работала стриптиз в ресторане, было не так скверно, не надо было спускаться в зал. Зато и платили мизер. Дешевым девушкам живется легче, что и говорить.

— Дешевым? — тихонько переспросила Лена. — Это как?

— Ну мы, например — дорогие девушки, — охотно пояснила та. — А есть дешевые. Они получают всего двести-триста долларов в месяц! Это обычно в каких-нибудь ресторанах на окраине… Вот и я была такой. Потом перешла сюда и не жалею. Правда, тут тоже не бог весть что… — Она пожала точеными плечами, по-прежнему глядясь в зеркало. — Иногда густо, иногда пусто…

— Инна, пойдем, — в дверь просунулся ведущий. — Тебя зовут.

Она вдруг быстро пожала руку Лене, встала и вышла, высоко подняв голову и заранее улыбаясь. Лена так и осталась сидеть, подавшись вперед, глядя вслед подруге. На душе у нее было тяжело. «А что же он? — подумала она о Сергее. — В конце концов — Инна его девушка, он с нею спит, они вместе развлекаются… И — ничего?» Сергей, казалось, дремал.

— Меня Ира зовут, — представилась ей девушка, наконец, повернувшись лицом. Она уже была накрашена.

— Лена. А ты давно здесь работаешь?

— С весны. Всего два месяца.

— А вообще давно танцуешь?

— О… Я стала работать в шестнадцать лет. Что? Рано?

— Не знаю… — Лена уловила в ее вопросе вызов.

Тот же самый жалкий вызов, маскирующийся под цинизм, который она уже видела и у Инны. — Тебе, наверное, всего семнадцать?

— Пока нет, — рассмеялась та. — Да это фигня, возраст. У нас и двадцатипятилетняя работает. Так ей точно так же тяжело, как нам с Инкой. Она еще придет сегодня. Ее Наташей звать.

У Иры было милое круглое личико, веселые темные глаза; волосы — очень густые, черные как смоль и, наверное, грубоватые на ощупь, придавали ее облику что-то восточное.

— Моя кличка — Шахерезада, — она словно угадала мысли Лены. — У нас у всех тут клички, так нас и объявляют. Инка, например, — Эммануэль. Наташа — Пантера. А этот все спит?

Она подошла к Сергею и презрительно сказала:

— Не занимай мебель, нам отдыхать негде.

— Я не мешаю, — мгновенно откликнулся тот, хотя, казалось, и правда, дремал.

— Мешаешь! Хватит с меня тех мужиков, что в зале сидят!

— Разбирайся с Инкой, она меня сюда притащила.

Быстрый обмен ненавидящими взглядами — и девушка отвернулась. Теперь она переодевалась, не стесняясь Сергея, не обращая больше на него внимания. Ее костюм был так же сложен и затейлив, как у Инны, но в другом роде — восточном. Колготки она надела на голое тело, без трусиков. Наклонилась, поднимая с пола туфли, стоя спиной к дивану, и Лена вдруг заметила, что Сергей жадно смотрит на открывающуюся перед ним картину — нежную округлость ягодиц, рассеченных посередине швом. На бедра Ира надела что-то вроде юбочки, состоявшей из двух рядов черной и золотой бахромы. Стоило ей сделать шаг или просто немного выставить вперед одну ногу, как бахрома расходилась в стороны, открывая ее почти обнаженное тело. Лифчик тоже был восточный — черный, с бахромой внизу, расшитый золотом и совсем прозрачный. На шее — пышное боа из перьев. На голове — золотой тюрбанчик, из-под которого выбивались тяжелые черные локоны.

— Танец с питоном, — весело сказала Ира, повертев в воздухе концами боа. — Я там такое показываю…

— А кто придумал тебе этот костюм? — спросила Лена. Несмотря на то что наряд был очень откровенный и конечно совершенно непристойный, он понравился ей — уж очень Ира была в нем хороша — настоящая восточная принцесса.

— О, это не мы сами придумываем. Есть специальный человек, стилист. Он решает, как мы должны быть одеты, какие у нас будут образы на сцене. Ведь нужно разнообразие.

— А танцы кто ставит?

— Никто… — засмеялась та. — До этого наука еще не дошла. Говорят, в Париже стриптизерши делают только то, что хореограф придумывает. А мы всегда придумываем свое. Я, например, просто наряжаюсь в эти тряпки, слушаю музыку и танцую как бы для себя… Фантазия на тему Востока, понимаешь?

— Но кто-то же научил тебя этому?

Ира помрачнела — как-то вдруг, бросила вертеть боа, взяла со стола сигарету и сунула в рот.

— Кто-то да научил, — коротко ответила она. — Что там делает Инка? Мой выход.

Едва раскурив, сунула сигарету в пепельницу и пошла к двери — легко, царственно, словно шла к любимому человеку на свидание, а не в зал, где ждут ее потные, разгоряченные, нетрезвые и совершенно чужие мужчины. Когда дверь за ней закрылась, Сергей вдруг обратился к Лене:

— А история-то у нее самая банальная.

— Да? — рассеянно переспросила Лена.

— Конечно, — он, казалось, проснулся — открыл наконец глаза, закурил и теперь говорил даже оживленно и с пафосом: — Танцевала в хореографическом кружке, как Инка…

— И как я.

— Да? Можно было понять… — Он пробежался взглядом по ее фигуре и снова остановился на лице. Так и говорил, не сводя с нее глаз: — Потом попала к одному типу, фамилию называть не буду, на подтанцовку. Ну он поет, а она пляшет с мальчиками и девочками. Тут-то, казалось бы, и конец ей, невинной крошке, но вышло по-другому. Попался ей некий господин, очень культурный, образованный, вежливый. Он предложил ей танцевать в шоу за границей. Но с шоу ничего не вышло — ей тогда еще и шестнадцати не было. А программа была вроде здешней — девочки танцевали голые в ночных клубах в Словении. Она не поехала, а он вот уехал с другими девушками. Тогда она поняла, что влюбилась. Ждала его и страдала. А когда он вернулся, отдалась. Естественно, залетела. Аборт, слезы, мама ругает, папа сердится… А кончилось все тем, что этому господину она надоела. Он ее прогнал — уж слишком часто малышка признавалась в любви, ревновала к танцовщицам… И вот — стриптиз. В знак протеста. «А вдруг он узнает?» И представь, вышло, как в дешевой мелодраме — кто-то его сюда привел, а девочка как раз танцевала. Ну узнавание, встреча за кулисами, «я вас любил, любовь еще, быть может…». А что делает Ирочка? Посылает его. Интересно?

Лена могла бы сказать, что да, но слишком ее возмутила интонация, с которой рассказывал Сергей — издевательская, презрительная.

— Если ты так их презираешь, почему же пришел сюда? — спросила она его.

— Должен же кто-то увезти Инку в пять утра домой, — неожиданно последовал ответ. — У меня трудовая повинность. Это все, чем я могу быть ей полезен. Впрочем, она часто просит меня уехать в середине ночи.

— Почему?

— По-твоему, она зря спускается в зал? Находятся добрые дядьки, которым лестно подвезти красавицу… Не всегда к ней домой, правда.

Он не договорил — грохнула дверь, и в комнату ворвалась Инна. Ее шубка была распахнута, грудь оказалась на виду, в руке она держала сорванный с головы убор из перьев, в глазах стояли злые слезы.

— Сволочи! — Она швырнула на диван перья, сорвала шубку, яростно метнула ее в угол. Нежный белый пух полетел, как снежный ком, и распластался на полу. Инна набросила халатик, уселась перед зеркалом и громко зарыдала. Все произошло так внезапно, что никто не успел сказать ни слова. Только теперь Лена нерешительно приблизилась к подруге и положила руку ей на плечо.

— Что случилось? — тихо спросила она. — Тебя обидели?

— Ничего! Ничего! — яростно выкрикивала Инна. — Они думают, что я проститутка! Да у них денег не хватит меня купить!

Схватила со столика носовой платок и, как будто разом успокоившись, стала осторожно промакивать в уголках глаз. Она часто и тяжело дышала, и в конце концов скомкала платок и бросила его на пол. Сидела сгорбившись, свесив между колен обнаженные руки, и уныло рассказывала. Пьяная компания из каких-то крутых пацанов. Вот именно — пацанов. Люди постарше так себя не ведут. Она подошла к ним, улыбаясь, ведь это входит в ее обязанности. Уселась рядом с одним, наименее противным — это значило, что она выбрала его для общения. Начала беседу — нет, вовсе не игривую. Это уже не входит в кодекс ее поведения, это ее собственная добрая воля. Попросила, как водится, заказать дорогие коктейли — себе и ей.

— Я получаю проценты за напиток… — пояснила она. — И выпила с ним, когда принесли коктейли. Мне дали легкий, так у нас уговорено с барменом. Дает мне сок или колу, а коктейль-то очень дорогой… Разница идет мне, да и танцевать в подпитии трудно. А этот сопляк налил мне вина, которое стояло на столе. Предложил, я отказалась. Сказала, что на работе. А он… Сунул мне руку между ног и спрашивает: «А эта штука у тебя как работает?» «Никак, — отвечаю и отталкиваю его руку. — Это не моя работа». Встала и хотела уйти, он стал меня материть… Едва не поднялся скандал.

— Боже мой… — Лена не могла опомниться. — Они не понимают, что ты только танцовщица?

— Никто не понимает… — Инна принялась пудриться. — И я никак не могу привыкнуть.

— Инночка, — в комнату заглянул ведущий. — Они ушли. Все в порядке?

— В полном.

— Плакала?

— Немножко…

— Мы наших девушек в обиду не даем… — сказал тот, почему-то обращаясь к Лене. — Все уже это поняли. А где Наташа?

— Откуда мне знать… — довольно невежливо ответила Инна. — Сейчас придет, наверное… Если у нее ребенок болеет, то может опоздать.

— Она доиграется. — Дверь захлопнулась.

Инна закурила, дала сигарету Лене. Та вспомнила о Сашке. Он остался дома под надзором Александры — полной дамы лет под пятьдесят, чьи волосы были выкрашены в ядовито-рыжий цвет. Голос у нее тоже был ядовитый, и при этом сладкий. Лену она ощупала взглядом и елейно спросила, откуда приехала подружка. С Сергеем тоже поздоровалась очень сладенько. А вот с самой Инной чуть не поругалась — требовала какой-то надбавки за то, что сходила на днях в магазин за продуктами. Инна ничего ей не дала, сказала, что денег пока нет, и Александра осталась с детьми, чрезвычайно недовольная. Она упомянула еще и о том, что за второго ребенка ей тоже полагается надбавка, но Инна ее успокоила — за этим ребенком надо следить один раз. «Пока не хочу говорить, что откажусь от ее услуг, — пояснила она в машине. — Иначе закатит скандал. И мне спокойнее — хоть нормально присмотрит сегодня за детьми. Но и стерва же она, скажу тебе! За все ей полагается надбавка… Я подозреваю, что это она распускает про меня сплетни в доме. Все знают, кем я работаю! Не удалось утаить… Представь, один раз ко мне пыталась завалиться компания местных подростков! Ну я их выпнула, пригрозила, что им кое-кто башку оторвет. Не Сергей, другие люди найдутся. Клуб нас защищает. А вообще, жить в этом доме неприятно…»

— Дети сейчас спят… — Лена посмотрела на часы. — Все-таки мне хотелось бы самой сидеть с ними.

— Ну и сидела бы, — буркнула Инна. — Что лучше? Никто тебя не заставлял ехать в этот дурдом.

Тут она была не права, но перечить не хотелось — Лена видела, как расстроена подруга, и ей было очень ее жалко. Инна, гордая Инна! Все говорили, что гордая. Нет, конечно, она была далека от кавказского кодекса чести, который все еще исповедовала ее мать, несмотря на то что давно жила в Москве. И все же…

Дверь снова отворилась, и в уборную вошла высокая девушка. Ее внешность поразила Лену: лицо словно с картины старинного художника, специализирующегося на мадоннах, ледяные, очень светлые глаза, узкие губы. «Неужели и к этой пристают?»

— Тебя уже спрашивали, — Инна повернулась к вошедшей.

— Знаю.

Ни слова больше не говоря, девушка скинула плащ, повесила его в шкаф и принялась раздеваться. Сергей поздоровался с нею даже как будто с уважением, но та не повернула головы.

— В зале сидела мерзкая компания, — продолжала Инна, — но я приняла огонь на себя. Тебе повезло, Наташка. Теперь их там нет.

— Ну и что… — послышалось из-за дверцы шкафа. Оттуда протянулась тонкая голая рука и перебросила через всю комнату что-то черное. Тряпка упала на диван, Сергей бережно поднял ее и расправил. Это оказалась прозрачная кофточка, на «молнии» спереди.

— Пантера! — позвал ее Сергей. — Ты сегодня не в духе?

— Не смей называть меня так, — Наташа продолжала переодеваться за дверцей. — Какого черта ты вообще тут сидишь? Инка, почему он не может приезжать за тобой утром?

— Прекрати, — возмущенно ответила та. — Он мне тут нужен. И не так уж часто он тебе мешает.

— Он ко мне клеится, неужели не видишь? — хладнокровно пояснила Наташа. — Стоит тебе выйти, начинает приставать.

— А мне-то что? — Инна пожала плечами.

— Твое дело…

«Пантера» переоделась и подошла к зеркалу. Ее наряд был из черной лаковой кожи, крепко обтягивающей фигуру почти без признаков пола. Крохотная грудь, сильные прямые ноги в сетчатых чулках… Она уселась перед зеркалом и начала краситься. Сергей встал и вышел, хлопнув дверью. Лена уже ничему не удивлялась.

— Вернется! — прокомментировала его уход Инна. — Сокровище какое… Покружит по городу и приедет назад. А хоть бы и не возвращался!

— Кого-то подцепила? — поинтересовалась Наташа.

— Черта с два. Просто он мне надоел. Как твоя дочка?

— У нас все еще течет из ушка, просто кошмар… — пожаловалась Наташа, поворачиваясь к подруге. Теперь ее глаза вовсе не были ледяными. — Муж опять просидит с нею всю ночь. Хорошо, что у него каникулы.

— Когда он институт закончит?

— Еще два года.

— Не ревнует?

— Еще как ревнует… Я его умоляю не выдумывать всякие гадости, а он все равно изводится. Но что я могу сделать? Если я уйду отсюда, мы окажемся на улице. Сама знаешь! Квартиры нет, он ничего не может заработать. Ребенок…

— Я не хотела бы иметь мужа, — проворчала Инна. — Всю ночь убиваешься, а вернешься домой — и готова сцена ревности…

— Нет, обычно сцена бывает под вечер… — усмехнулась та. — Когда я собираюсь на работу. А когда прихожу — все спят. Он просто подвигается в сторонку, и я ложусь рядом.

— Алло, девчонки, что вы сделали с Сергеем? — Это вернулась Ира. — Я его встретила в коридоре, он собрался уходить.

— Несчастная любовь, — ухмыльнулась Инна. — К ней вот!

Наташа скривила губы и с любопытством спросила вошедшую:

— Ты сколько там проторчала?

— Минут двадцать. Смотрите! — Ира пошурчала стодолларовой бумажкой, вынутой из-за резинки колготок. — Щедрый дядечка дал. Сказал, что я, наверное, мало зарабатываю и он будет ждать меня в холле.

— Смотри, узнают…

— Никто не узнает. Ведь вы меня не заложите. — Ира спрятала бумажку в сумочку и повесила ее в шкаф.

— Ты пойдешь с ним? — брезгливо спросила Наташа.

— А я когда-нибудь с кем-то ходила?

— Гляди, доиграешься…

— Ничего страшного. Дядечка просто меня потеряет. Ведь есть служебный выход.

— А завтра явится и сделает сцену!

— Ни черта не сделает! Сколько раз так бывало… Он смотрел на меня? Смотрел. Я с ним сидела, болтала? Болтала. Это чаевые, а не аванс… — твердо ответила Ира. — Если он не разобрался в этом — его проблема. Я смогу ему объяснить, как следует.

— И все же ты нарвешься!

— Надоело. — Ира принялась пудриться.

Наташа, совсем уже готовая к выходу, встала и достала из ящика стола сложенный веер из черных пушистых перьев. Ловко взмахнула им, он раскрылся, она пощекотала перьями свою грудь, шею и молча вышла.

— Вот так мы и живем, — вздохнула Инна, повернувшись к Лене. — Довольно гнусно. Счастливая ты… Няньчишься с ребенком, и никто тебя не лапает!

Конец ознакомительного фрагмента.