Нежное дыхание смерти

Анна Малышева, 2008

Ей дорого пришлось заплатить за право любить. Сперва – утратить иллюзии, затем – душевный покой, ну а дальше… Даша, медсестра наркологического центра, пытается выяснить, отчего погиб в Венеции, во время карнавала, ее возлюбленный – талантливый скульптор. Она ведет собственное расследование и заходит слишком далеко… На ее пути появляются люди, с которыми трудно спорить.

Глава 4

— Даша!

— Да, иду!

В то утро любой окрик казался ей слишком резким, любой взгляд — сердитым. «За что они все на меня окрысились?» — думала Даша во время обычной беготни по палатам.

На душе у нее было так тяжело, что пришлось выйти на минутку на лестницу и постоять на площадке на своем любимом месте между этажами.

Тут они говорили с Аркадием в последний день перед его выпиской. Вот-вот должна была прийти его жена, он нервничал, теребил в пальцах потухший окурок. Даша принесла сигареты, но забыла отдать сразу — они лежали у нее в кармане, она вспомнила об этом в последний миг. Говорила ему, что не сможет обманывать Аллу. Что вообще ничего не хочет, если все будет так — втихомолку. Он кивал, соглашаясь с каждым ее словом. И она радовалась, видя это. Согласен, значит, сделает все, как уговорились. Все расскажет жене. Сделает так, чтобы она отпустила его к Даше. А если не удастся — они расстанутся. Не будут больше встречаться.

— Даша! — Наверху, в отделении, кто-то открыл дверь и позвал ее. — Поднимайся, сейчас обход!

— Да, иду! — откликнулась она и осталась на месте. Заставила себя не думать о нем.

Но мысли возвращались к одному и тому же — вот Аркадий выписывается из клиники, звонит ей поздно вечером… И Даша понимала, что он делает это в то время, как выносит ведро. Она знала, где находятся мусорные баки у его дома, а где — телефон-автомат. Заметила, когда бывала в гостях у Аллы. Каждый вечер она как бы видела Аркадия внутренним взором — вот он вышел из квартиры с ведром в руке, пересек двор, вот быстро спрятал ведро за баки, бегом бросился в подворотню и оказался на углу Среднего проспекта и Шестой линии. Там — телефонная будка, которая, слава Богу, работает. Он набирает ее номер, в коммунальной кухне раздается звонок. Даша берет трубку и слышит его голос.

Этот голос говорил с ней отрывисто, сбивчиво, как будто за ним гнались.

«А за ним на самом деле гнались, — подумала Даша. — Гналась его больная совесть, ведь он так переживал, что скрывает меня… А может быть — что обманывает Аллу… Теперь мне уже не узнать, чего было больше в этом укрывательстве — страха за свой покой или жалости к ней. И все равно он оказался трусом. Обыкновенным женатым трусом. Про каких рассказывают девчонки в отделении. Каких тысячи и миллионы…»

Но на самом деле она знала, что таких больше не было. Хотя бы потому, что никто из мужчин не останавливал на Даше таких глаз — глубоких, серых, оттенка, какой бывает у грозовой тучи перед летним ливневым дождем…

Их свидания проходили в одном из садов — в Летнем, в саду позади Михайловского дворца или в маленьком, но уютном садике возле академии в Соловьевском. Она дожидалась его. Всегда приходила пораньше, зная непунктуальность Аркадия. Ей приходилось быть точной за двоих. Вставала навстречу, брала его за руку и целовала в теплую белую шею, в темную родинку, похожую на прилипшую ягодку изюма. Он тоже целовал ее, осторожно прижимая к себе. И она чувствовала, какими сильными могут быть его худые руки.

Потом они гуляли по аллеям, стараясь оставаться в тени деревьев — так хотела Даша. Аркадия это обижало, но она мягко возражала: «Если уж ты прячешь меня, то прячь до конца… Какая разница — звонок или прогулка?»

Даша в глубине души надеялась, что «воспитательная работа» оставит свой след. «Боже, какой я была глупой!»

Она все стояла на лестнице. Подышала на холодное стекло и провела по нему пальцем. Один раз. Другой. Вышла галочка. Подрисовала к ней перекладину, и получилась буква «А».

Мысли ее вернулись к Алле.

«Вчера она умоляла меня остаться. Что это было такое? Одиночество? Страх перед пустой квартирой в первые дни после похорон? Надо позвонить ей».

Она вернулась в отделение и, улучив момент, когда вокруг никого не было, взяла трубку городского телефона и набрала номер подруги. Ей ответили долгие гудки. «Конечно, она на работе».

Попробовала позвонить Алле и в конце своего дежурства — напрасно. Трубку никто не поднял. Даша положила ее на место, посмотрела на часы и увидела свою сменщицу Ольгу. Та, уже облачившись в халат и шапочку, лениво листала иллюстрированный журнал, принесенный с собой. Девушки поздоровались.

— Бледно выглядишь, — отметила без снисхождения сменщица, бросив оценивающий взгляд на Дашу.

Та вздохнула. Ольга была очень светлой, белесой блондинкой с легкими волосами-паутинками и розоватой кожей. «Поросеночек», — звали ее в отделении за глаза. Ольга активно красилась, пользовалась накладными ресницами и алой помадой, так что про нее-то нельзя было сказать, что выглядит она бледно. Но Даша предпочитала не развивать дискуссию на тему о красоте искусственной и естественной, а поспешила сдать дела. Но та, предчувствуя скуку очередного дежурства, не хотела ее отпускать.

— Как твой? — бесцеремонно спросила она. Об Аркадии Ольга знала. «Подслушала, конечно!» — решила Даша. Узнала еще во время его лечения и с тех пор никогда не забывала спросить, как поживает он сам и как — его жена.

— Он не мой, — монотонно ответила Даша.

— Ну, понятно, что не твой, — согласилась сменщица. — Но дело-то у вас идет к тому? А?

— Дело уже ни к чему не идет. А он не только не мой, а вообще уже ничей. Он умер.

Ольга с трудом взмахнула густо накрашенными ресницами — своими и приклеенными. Потом изобразила на лице ужас и сочувствие.

— Что ты говоришь! — медленно протянула она. — От того самого?

Даша ее прекрасно поняла:

— Да. Видишь — не вылечили.

Ольга только махнула рукой:

— А я всегда была уверена, что у нас вылечить не могут. И вообще нигде не могут. Это неизлечимо. А такие, как он, вообще не вылечиваются. Я давно хотела посоветовать тебе бросить его, да все…

— Все хотела посмотреть, чем у нас кончится, верно? — простодушно спросила Даша, и Ольга, не сразу сообразив, энергично закивала. Потом до нее дошло, и шея сменщицы залилась багрянцем.

— Это я понимаю, — спокойно продолжала Даша, облачаясь в дубленку и накидывая на плечо ремешок сумочки. — Я бы тоже посмотрела. Со стороны. Из первого ряда. Пока.

Ольга погрузилась в журнал. Она раскрыла его где-то посередине и перегнула пополам. В глаза Даше бросилась иллюстрация — стена какого-то дворца, блестящая вода канала перед ней. Из воды торчали палки. А снизу написано: «Венеция — город на лагуне».

«Этого еще не хватало».

Даша почувствовала, как судорога перехватывает ей горло. Она сама не заметила, как вышла из отделения, потом из клиники, пошла по улице к метро.

У нее перед глазами одна за другой вставали картины — словно раз за разом прокручивался эпизод из неведомого фильма. Какой-то канал. Дворец. Небо над каналом и дворцом. Аркадий написал ей письмо из Венеции.

«Здесь очень синее небо. Я только что приехал, и мне тут понравилось. Только тебя нет. А так есть все для работы. Я буду работать и скоро вернусь к тебе».

«Странно, как трудно давались ему письма! — подумала она. — Он мог говорить часами, да так, что заслушаешься. А письма писал смешно и коряво, как мальчишка. Даже делал ошибки. Неправильно ставил запятые».

Ей снова захотелось плакать, но слишком силен был мороз. Она прибавила шагу и вошла в здание метро. Показала проездной, спустилась по эскалатору. Дождалась битком набитого поезда. Втиснулась. Замерла. Закрыла глаза.

«Станция «Василеостровская», — прогудело в динамике вагона. С шипением раздвинулись внутренние и внешние двери, и Даша сама не поняла, что ее вынесло наружу — поток выходящих людей или ноги, повинующиеся собственным желаниям. Ей вдруг захотелось увидеть Аллу.

«Все рассказать, — Даша задрожала, когда осознала, чего же она на самом деле хочет. — Сказать все. Что Аркадий мечтал уйти от нее. От своей спасительницы, ведь она так себя называла. Что ему это спасение было хуже любого наркотика. Сказать ей, что он мог быть здоров только в том случае, если бы жил со мной. Что он давно уже любил меня».

Даша оказалась наверху. Она стояла на перекрестке Среднего проспекта и Шестой линии и смотрела на поток машин. Дождавшись зеленого света, перешла улицу и двинулась знакомой дорогой. Даша ужаснулась задуманному, пыталась внушить себе, что такое объяснение никому не поможет, никого не спасет… Что оно основано на простой жестокости, на жажде отомстить, предъявить на Аркадия права. Но остановиться не могла.

«Если бы это было так просто… Если бы это была месть. — Она пыталась оправдаться перед собой. — Но это все равно что мучиться жаждой, а потом выпить воды. Я больше не могу молчать, не могу держать это в себе. Что же это за счастье такое было у меня, если я даже рассказать о нем никому не смела?!»

Она поднялась по лестнице и позвонила в дверь Аллы. Подождала некоторое время, посмотрела на часы. Позвонила опять.

«Где она бродит?» — удивилась Даша.

Решила дождаться ее, машинально оперлась плечом о дверь (стена подъезда не показалась ей слишком чистой) и чуть не упала прямо в прихожую. Дверь оказалась отперта.

— Алла? — Даша недоуменно ступила внутрь квартиры и повертела головой. — Ты дома?

«Ведро выносит? Уснула? — продолжала удивляться она. — Почему дверь оставила открытой? С ума сошла, тут же центр… Бродят бомжи…»

Даша постояла в нерешительности и все же прикрыла за собой дверь, задвинув щеколду. Разделась, сняла сапоги, обула тапочки, которые Алла держала для гостей женского пола, — почти новые тапочки, гостей захаживало немного. Прошла на кухню. Там заглянула под раковину и удивилась — ведро было на месте, хотя явно нуждалось в том, чтобы его вынесли.

«Все, Алла, прошло то время, когда он бегал с ведром по вечерам, — горько усмехнулась она. — А если бы не звонки мне — ни за что бы не побежал. Ты ведь сама жаловалась в больнице, что Аркадий отошел от домашних дел. И от супружеских тоже…»

Ей пришло в голову, что Алла могла на минутку выйти к соседям. Мало ли зачем — спички, к примеру, одолжить… Хотя зажигалка и сигареты Аллы лежали на столе.

Даша нервно прошлась по кухне. Слишком разгуляться не позволяли габариты панельного дома — два шага в одну сторону, два в другую… Посмотрела на свои руки — не слишком чистые, и отправилась в ванную.

— Ты с ума сошла! — воскликнула она, увидев подругу сквозь пластиковую занавеску.

Та принимала ванну и даже не соизволила повернуть головы в ее сторону.

— Я сейчас уйду, раз я некстати, — продолжала она, не глядя в сторону Аллы, чтобы самой не смущаться и ту не смущать. — Можешь не вылезать. Я пришла затем, чтобы сказать, что Аркадий провел два месяца у меня. Так что не волнуйся — он не кололся. А по приезде он подал бы на развод.

Слышала Алла или нет — она не издала ни звука. Даше стало холодно от этого молчания. Потом поняла, что холод исходил не только от полной тишины, последовавшей за ее словами. В самой ванной оказалось холодно — а ведь Алла должна была сидеть в горячей воде.

— Алла…

Что-то мешало ей уйти сразу, не услышав ответа. Любого ответа, даже состоящего из оскорблений. Но та молчала. Дашу начинало трясти.

— Я ухожу, раз ты молчишь. Может, ты и права.

Алла и тут ничего не ответила, и Даша ощутила страх. Главным источником его были неподвижность и безмолвие подруги — вода в ванне не плескалась, даже дыхания ее не слышно.

— Алла! — Даша решительно отдернула занавеску. — Тебе плохо?

Но тут же стало ясно, что Алле сейчас не плохо и не хорошо. Ей никак. Даша сразу поняла, что подруга мертва, но причину этого увидела чуть позже — включенный в розетку фен покоился на теле, прикрывая низ живота.

Она выскочила из ванной и кинулась к телефону. Помедлила. «Что вызывать? — мелькнуло у нее в голове. — «Скорую»? Она покойников не возит…» Даша нашла в телефонной книге нужный номер и вызвала бригаду из морга.

— Кто констатировал смерть? — раздался голос в трубке. — Был врач?

— Я сама врач, — сказала Даша жестко. — Здесь несчастный случай. А мертва она уже давно, мне кажется.

Машину обещали прислать.

Даша бросила трубку и задумалась.

«Дверь была открыта. Черт возьми, но почему? Алла забыла закрыть? Маловероятно… Она ведь не страдала провалами в памяти, наоборот — у других это свойство все забывать очень ее раздражало. Может, вызвать еще и милицию?»

Даша позвонила в местное отделение.

— Алло, я не совсем уверена, что надо вызывать, — быстро начала она. — Тут женщина умерла в ванной от фена.

— От чего? — переспросили ее.

— Сушила, видно, феном волосы в ванной, а тот упал в воду, и сейчас там лежит… — пояснила Даша. — И дверь в квартиру открыта.

— А вы кто?

— Подруга ее. Вы приедете или можно ограничиться машиной из морга? Тут все ясно, знаете ли. Мертва. И давно.

— Приедем, — сказали ей. — Ваше имя и адрес?

— Дарья Воронина, — ответила она. — А чей адрес?

— Ее.

— А если из морга раньше вас приедут — тело не отдавать?

— Дождитесь нас!

— А вы плохо их знаете, — возразила Даша. — Будут ругаться, что зря приехали. Приезжайте побыстрее и сами с ними ругайтесь!

— Девушка, вы не волнуйтесь. — В голосе дежурного прозвучал смешок. — Надо будет — поругаемся. Вы оттуда пока тоже не уходите.

Она пообещала, что не уйдет, и в изнеможении опустилась на диван. Потом, снова что-то вспомнив, вернулась в ванную. На этот раз занавеску отодвинула с помощью зубной щетки — чтобы не смазать отпечатки пальцев.

«Хотя моих отпечатков тут теперь предостаточно. Да, как же это она так… Умерла уже давно. Окоченение… Голова наверху… Сушила волосы… Страшная смерть, хотя не страшнее любой другой, наверное. Алла… Аккуратная, даже слишком аккуратная и исполнительная, в противоположность своему мужу. И она должна прекрасно знать, что с электричеством в воде не шутят. Удар током, наверняка остановка сердца. Глупая и страшная смерть. Хотя она, наверно, умерла быстро. Шок, потом она не должна была оправиться…»

В коридоре послышались голоса. Она торопливо вышла.

— Вы… Бригада или милиция?

Двое вошедших были одеты в длинные темные пальто, модные в этот сезон. Младший энергично сморкался в огромный платок, старший критически рассматривал Дашу.

— Бригада, — наконец отреагировал он. — Где труп?

— Труп в ванне, — ответила она, соображая, как воспрепятствовать извлечению и увозу тела. — Но его нельзя трогать до приезда милиции.

Как и ожидалось, они разозлились. Младший отнял платок от красного маленького носа и сердито фыркнул на Дашу:

— А вызов зачем делали? Зачем тогда нас вызывали, если тут еще милиция нужна?

— Вы тоже нужны, — оправдывалась Даша.

— У нас еще четыре трупа, — вмешался старший. — Один полуразложившийся. Делать нам нечего — вашу дамочку караулить. Вы кто?

— Знакомая, — растерянно сказала девушка. — Подождите немножко, я вас прошу. Милиционер сказал, чтобы вы подождали!

— Милиционер сказал? — почти издевательски спросил старший. — Уходим!

И они было ушли, но тут на пороге появились новые гости — два милиционера в форме, с автоматами наперевес. У Даши гора с плеч свалилась, и она четко сообщила:

— Труп в ванне лежит… Только, по-моему, это несчастный случай.

— Не важно, — ответил один из милиционеров. Другой обменялся парой слов с бригадой из морга, и те вместе отправились в ванную. Возвращались они оттуда поодиночке, почему-то строго поглядывая на Дашу.

— Что такое? — испугалась она. — Я ее не трогала! Я даже занавеску второй раз щеточкой отодвинула!

— Ладно, — кивнул милиционер. — С занавесочкой разберемся. Давно нашли?

— Сразу вам позвонила, когда нашла, — честно ответила девушка. — А «скорую» вызывать не стала… И так все понятно, не хватало мне еще ругаться за ложный вызов. Вы ее заберете?

— Мы — нет, — ответил милиционер и пригласил Дашу отойти в сторонку. — Ваши документы!

Даша документы предъявила и обстоятельно все рассказала. Разумеется, она умолчала о цели своего посещения и о своих отношениях с покойным мужем Аллы. Все остальное выложила как на духу. Ее внимательно выслушали. Потом милиционер обратился к бригаде, совсем уже озверевшей от простоя.

— На экспертизу ее, — сказал он, кивая в сторону ванной. — Я результаты запрошу.

— Давай вниз, веди Тешкина с носилками, — сказал старший молодому, и тот вышел из квартиры. Второй милиционер тем временем осматривал комнату.

— Ничего не пропало? — обратился он к Даше. Та пожала плечами:

— Откуда мне знать? Я тут бывала редко. А в последний раз вообще очень давно… Может быть, с тех пор что-то и пропало.

— А вчера? — возразил милиционер. — Вы же говорили, что вчера навестили вашу знакомую?

— Вчера я не проходила в комнату, — пояснила она. — Мы сидели на кухне, потом я пошла домой. На кухне точно ничего не пропало, но там и пропадать нечему было.

— Деньги на месте, — негромко сказал один милиционер другому. Он осторожно отогнул край бумаги, в которую была завернута тощая пачечка долларов, и показал ее напарнику. Тот кивнул.

— А что с ней случилось? — спросил он у Даши. — Часто она забывала запереть дверь?

Та покачала головой:

— Насколько я ее знала — была очень аккуратна. Но в том состоянии… Я ведь говорила — у нее муж недавно умер. Шестнадцатого февраля…

— А подробней? — заинтересовался наконец милиционер. — Отчего умер?

— От большой дозы наркотиков, — призналась нехотя Даша. — Он их регулярно употреблял. Но тут их нет. — Она заметила движение милиционера. — Тут ничего нет. Он умер в Венеции, где работал в последнее время. Алла привезла его тело оттуда, и вот… Видимо, сильно переживала, хотя старалась не показывать этого. Я, честно говоря, думала, что она владеет собой.

Даша сделала паузу, раздумывая, не сболтнула ли лишнего. Милиционер подбодрил ее:

— Ну, так что ваша подруга? Думаете, могла пойти на самоубийство?

— Что вы?!

Милиционер переключился на родню покойной:

— Родители у нее живы?

Девушка ответила утвердительно.

— Еще кто-нибудь?

Она вспоминала и попутно проклинала свой болтливый язык.

«Какого черта я пустилась в откровения с ментом? Когда я домой теперь попаду! Настасья Филипповна как раз будет торчать на кухне, в это время у нее перерыв между двумя сериалами… А так можно было бы спокойно приготовить ужин».

— У нее есть свекровь, — вспомнила она. — Еще кто? Не знаю… Точно знаю, что родни было мало, и почти никто с ней не общался. Из-за мужа.

Входная дверь широко распахнулась, и на пороге возник могучий мужик — видимо, Тешкин. Старший из бригады шел за ним. Ни на кого не глядя, они прошли в ванную, и Даша поежилась, услышав плеск воды.

— Вы меня не отпустите? — нерешительно спросила она у милиционера. — Мне пора домой… Я не думала долго задерживаться.

— Ладно, — вздохнул он в ответ. — Вы, если что, в отделение заедете… Живете рядом?

— На Кораблестроителей. Неужели отпускаете?

— Идите, — милостиво сказал милиционер. — Дайте адрес.

Даша продиктовала адрес и ушла, не чуя под собой ног. На площадке к тому времени собралась маленькая толпа — старичок из соседней квартиры, старушка — вероятно, его жена, молодая девица с набитым жвачкой ртом и здоровенная баба в байковом халате. Все дружно глазели на дверь, из которой вышла Даша, и шептались. При ее появлении смолкли. Старичок храбро выступил вперед.

— Что там такое? — спросил он своим визгливым высоким голосом. — Ограбили квартиру или нет?

— Убили Аллу, что ли? — обратилась к ней баба в халате. — Допрыгалась девка!

— Почему вы сказали — допрыгалась? — спросила неизвестно зачем Даша.

— Допрыгалась — потому что за границу на работу ездила и доллары имела, — пояснила баба. — А дверь давно пора было ставить железную. И вам я то же самое говорю, — обратилась она к старичкам.

Те только замахали руками:

— Что ты, Ирочка! Да откуда у нас деньги на железную дверь?! У нас и брать-то нечего!

— Сейчас ни за что убьют, телевизор надо смотреть, — угрожающе предупредила баба и со жгучим интересом повернулась к Даше. — А там милиция сейчас?

— Да, — кивнула она. Обернулась на дверь, посторонилась — оттуда медленно и величественно выплывал Тешкин, держа передок носилок. На носилках лежало что-то плоское, и трудно было поверить, что это тело женщины.

Те, кто стоял на площадке, приросли к месту. Старики замерли как парализованные, баба шумно задышала, девица отвернулась, еще энергичнее зачавкав жвачкой.

Тешкин с молодым помощником, усиленно фыркавшим и сопевшим простуженным носом, спустились по лестнице, маневрируя на поворотах носилками с грузом, пристегнутым поверх ткани ремнями. Милиционеры не выходили, зато появился старший бригадир из морга. Он обратился к девушке неожиданно тепло:

— Увезли вашу подружку… А вы что тут загораете? Шли бы домой…

Даша вышла из подъезда, пересекла двор и оказалась на улице. Машинально посмотрела на часы. Девять.

«Привет родителям… — как-то вяло подумала она. — Теперь Филипповна не уберется с кухни до ночи. Что ж, придется обойтись без ужина. Или уж караулить яичницу — бабка и плюнуть в нее может…»

Но Настасья Филипповна оказалась неожиданно мила и добра. Дашу это нисколько не обрадовало — она-то знала, что такой старушка бывает только накануне большой гадости. Гадости же Настасья Филипповна готовила заранее и отличалась при этом необычайной изобретательностью. Даша внутренне взмолилась, чтобы возможная гадость была намечена не на нынешний вечер — пожалуй, на сегодня будет слишком.

Она разделась и переобулась у себя в комнате, вымыла руки на кухне и молча взялась готовить незатейливый ужин. Филипповна ошивалась здесь же и развлекала Дашу воспоминаниями своей молодости.

— Мы, конечно, тоже могли поразвлечься… — как всегда обобщенно говорила она, помешивая кашку в кастрюльке.

На голове у нее этим вечером красовался необычный чепчик из веселенького желтого полотенца. В этом головном уборе старушка выглядела сущим божьим одуванчиком. Посторонний человек не смог бы смотреть на нее без умиления или смеха, но Даше эти чувства были давно чужды. Она ни словом не откликалась на болтовню Настасьи Филипповны, которая ровным потоком лилась все дальше:

— Мы и на каток могли сходить, и на танцы… Не то что нынешняя молодежь. Нет. Разве теперь умеют веселиться?

Настасья Филипповна махнула рукой и чуть не пролила кашку на плиту. Кухня огласилась громогласными охами и проклятиями, которые непонятно кому адресовались. В общем и целом они сводились к тому, что ей, больной и слепой старухе, никто даже не думает помочь. Вот в ее-то время…

Даша по-прежнему не поворачивала головы. Это невнимание бесило Настасью Филипповну больше всего. Она отбросила церемонии и перешла прямо к делу.

— Да! — с невыразимым сарказмом заявила старуха, глядя прямо на соседку. — Мы-то не гуляли!

— Говорите — на каток ходили, — вымолвила наконец Даша. — Как же не гуляли!

— Да разве я про это?! — воскликнула Настасья Филипповна. — А вот так, как некоторые. Чтобы жить сначала с одним, потом с другим… Всю квартиру загадили, сволочи!

Бабуля перешла к непарламентским выражениям, и Даше волей-неволей пришлось обернуться. Дольше молчать и надеяться на мирный исход вечера было невозможно.

— На кого это вы намекаете? — задала она бессмысленный вопрос, потому что прекрасно знала, что намекать старуха может только на одну персону. — И что вы имеете в виду?

— Сама знаешь, что имею! — храбро отвечала та. — Сначала с одним жила… С этим худющим. Скелетом этим! Теперь вот другого водить будешь!

— Вы что это, Настасья Филипповна? — изумилась Даша. — Кого это я водить буду?! С чего вы взяли?

Старуха ядовито сощурилась.

— А то мы не знаем! — пропела она. — Жениха своего нового водить будешь! Если бы я знала, что тут бордель будет, разве я дала бы твоему отцу тебя прописать на жилплощади! Он меня только ради своей болезни уговорил, а ты мне тут сто лет не нужна!

— Вы, Настасья Филипповна, пейте шалфей, — посоветовала медсестра. — Что-то лицо у вас прямо трупного цвета.

Та взвилась, как смерч, и даже сделалась выше ростом. В первое время этих коммунальных ссор Даше было совестно ругаться со старухой, но вскоре она поняла, с кем имеет дело.

— А вот посмотрим! — шипела Настасья Филипповна, приблизившись к Даше на опасно близкое расстояние.

Та, словно невзначай, подняла с плиты кастрюлю с кипятком, в который только что собиралась бросить макароны, и развернулась к соседке. Бабуля мигом удалилась на другой конец кухни и оттуда прокричала:

— Проститутка! Тебе опять мужики звонят!

— Вы, Настасья Филипповна, ни Бога, ни милиции не боитесь, — уже спокойно сказала Даша, отправляя макароны в кастрюлю и тщательно их размешивая. — Я ведь тоже не без прав… Что вы меня все жилплощадью тычете? Я так же тут прописана, как и вы.

— Я тут с девятьсот пятого года живу! — несколько остыв, ответствовала старуха.

— Ясно, с «Кровавого воскресенья», — кивнула Даша. — А я с восемьдесят восьмого. Ну так что? За хулиганство я вас притяну и без «Кровавого воскресенья»… Вы лучше сказали бы, кто звонил.

— Мужчина, — немедленно ответила та. — Очень даже приличный голос.

— Не назвался?

— Сказал только, что знакомый и что еще позвонит.

— Ну и откуда вы взяли, что это мой любовник? — не без ехидства спросила Даша, прикрывая кастрюлю крышкой и подхватывая ее за ручки, обмотанные полотенцем. — Он что — так и сказал?

— Может, и не сказал, да голос у него был такой… — заявила проницательная старуха. — Меня не проведешь. Вот что, Дашка! Если ты снова хахаля на проживание приведешь или еще что, я тебя отсюда выселю! Запомни!

Девушка не отреагировала. Ссора по всем признакам утихала.

Даша ощущала невыносимую усталость. Ей уже не хотелось есть. Ей было неинтересно, на самом ли деле Аркадий собирался уйти от жены. Ей было не важно, почему Алла не закрыла дверь своей квартиры, почему фен выскользнул у нее из рук… Ей хотелось одного — лечь и уснуть, не умываясь на ночь, не приняв душа, не намазавшись кремом… Лечь и забыть обо всем. О каждом дне этого года и о последних днях — в особенности.

Настасья Филипповна тоже поняла, что Даша выдохлась и больше ничего интересного не будет, съела последнюю ложку каши и потащилась к себе в комнату, громко охая по дороге и жалуясь стенам, что ее, старуху, бедную, больную и слепую, все бросили, оскорбляют и обижают. Потом в конце коридора раздался мощный лязг задвигаемого засова — Настасья Филипповна заперлась на ночь. Даша поставила макароны на стол и неслышно заплакала.

В этот миг зазвонил телефон.