Последняя пьеса

Анна Панкратова (2025)

Мойра мертва, но ее последняя пьеса в самом разгаре. Врата меж мирами уничтожены, и магия хлынула в мир. Электричества больше нет, люди стали пленниками города. Смогут ли они привыкнуть к новой жизни, где нет интернета, но есть колдовство, хранители и стихийники? А на сцену выходит Время. Она устала беречь покой, уносить души в Подземное царство, где те получают возможность перерождаться, а потому решила украсть принцессу, ведь с ее помощью сумеет уничтожить души. Как победить само Время? И как вернуть Хаоса, что знает, как справится с бывшей женой? Ведь Время придумала смерть, а Хаос — жизнь. Встреча двух первых людей, манипуляторов, что сделают все, чтобы выиграть в этой игре. И грандиозный финал последней пьесы, написанной мойрой.

Пролог

Возвращаться из хаоса всегда было больно. Но Никлаус Блэк привык.

В этот раз он только стиснул зубы, свыкаясь с огнем, что растекался по телу, запуская сердце и разгоняя кровь по венам. Магия обжигала, «включая» организм. А душа… Душа уже скучала по покою и отсутствию эмоций.

Клаус помнил, почему решил пожертвовать собой ради создания Врат: было невыносимо больно потерять единственную, кого он когда-либо любил. А потому и возвращение назад оказалось… словно подлым ударом в спину от самого близкого человека.

Резкий хлопок, топот, скрип, и тусклый свет заставил Клауса зажмуриться. Он устало сел, держа простыню, чтобы скрыть обнаженное тело.

Богиня похоти сбежала по ступенькам и уставилась на вернувшегося к жизни. Клаус хмыкнул: приятно знать, что за время его отсутствия не изменилась хотя бы Ева, ведь та носила все такие же неприлично короткие и обтягивающие платья, выделяя грудь и стройные ноги.

— Ну, наконец! Я уж думала тебя закапывать.

Ева улыбнулась, поставила свечу на пыльный стеллаж. Тусклый свет мерцал в ее глазах, а темные локоны подпрыгивали от резких движений. Клаус сощурился, силясь понять, где его тело дожидалось души. Окна отсутствовали, затхлый запах, лестница наверх — подвал?

— Сколько времени? — хрипло спросил Клаус. Отпустил простыню, оголяя грудь. Ева довольно облизала губы, грациозно, словно кошка, двинулась к нему.

— Я бы на твоем месте спрашивала какой год.

Клаус вопросительно вздернул брови.

— 5557, дорогой.

— Ну, не так плохо…

— После создания Врат, Никлаус. Соларис начал новое летоисчисление после разделения миров.

Клаус откинулся на стену, раздраженно выдыхая — пропустил пять тысяч лет. 5557, если быть точнее. И зачем хаос его вернул? Уж лучше бы навсегда оставил его покалеченную душу себе.

— Ненависть?

— Умерла при создании Врат.

— Аделин выдернули из хаоса вместе со мной. Потрясно. — Клаус потер переносицу. — Одежду дашь?

— А, по-моему, и так прекрасно.

Ева наклонилась, положила руку на его ногу, повела к паху, но он раздраженно хлопнул ее по ладони. Клаус подозревал, что мир сильно изменился, особенно тот, что лишился магии, но вот богиня похоти оставалась неизменным островком. С одной стороны, было приятно знать, что в ней можно найти необходимую стабильность после долгого отсутствия, но с другой, Ева всегда была напоминанием его слабости — похоти, которая толкнула в объятия Ненависти, хотя он обещал быть верной другой. Она родилась в момент, когда Клаус срывал одежду с темноволосой красавицы, забыв о той, что любил. Сгусток его магии, любви к сексу и страсти. Зато сразу после в мире появился бог забвения — так сильно хотелось забыть об этой ошибке.

— Даже не спросишь про Любовь? — выдохнула богиня ему в губы.

— Видел все сам. Кто у власти?

— Никто. Ну… слышала эта девка собирается восстанавливать страну. Изгнанный король подземки ей собирается помочь… Правда, уже не совсем изгнанный, он вернул власть… Они там с мойрой повздорили, та Великий пожар устроила. Хаос, разруха…

— Пустот-то хоть победили?

Ева закусила губу и томно вздохнула, потянула простыню, оголяя Клауса.

— Расскажу, если…

— Нет. Дашь одежду, накормишь, но сначала дашь прочитать память. Так будет быстрее восстановить пять тысяч лет.

Ева уронила простыню, отошла, обижено складывая руки на груди.

— И я дам тебе то, что ты хочешь.

— Но не один раз. Сколько сможешь до утра.

Клаус резко встал и подошел к Еве. Та успела опустить глаза к его паху, но он схватил ее за шею.

— Один раз, Ева. И скажи спасибо за это. Иначе я пойду к Арии. С ней еще и по душам всегда можно поговорить.

Ева оттолкнула Клауса, гневно пыхтя. Раскрыла створки шкафа и кинула в него брюки и рубашку.

— Я пять тысяч лет берегла твое тело. И что получаю взамен?!

— Ты жалкая.

Клаус надел брюки. Конечности плохо слушались, в глазах темнело, но магия держала на плаву. Видимо, сначала придется все же поесть. Так долго это тело еще никогда не обходилось без души.

— Честная. Я просто прямо говорю, что хочу. — Ева пошла по ступенькам. — И разве я не сгусток твоей похоти?

Клаус промолчал.

Еда дарила силы, разжигала магию и заставляла мозг работать, но возвращала и боль в душу. Плевать, что Любовь умерла больше пяти тысяч лет назад. Для него — вчера.

Клаус со стуком положил ложку, закрыл лицо ладонями, вспоминая, как прилетел и увидел лежащую на земле Любовь. Ненависть сидела рядом, смотрела куда-то вдаль. Без эмоций. Словно… отключилась. Словно уже умерла после того, что сотворила.

— Тебе лучше? — спросила Ева, ставя на стол чашку с ароматным чаем.

— Спасибо, Ева. — Клаус поймал ее взгляд, выдавил улыбку. — Правда. Спасибо. Ты всегда выручаешь меня.

— И всегда нахожу твое тело, чтобы никто его ненароком не сжег. Кстати, что произойдет, если тебе будет некуда вернуться?

— Не знаю. И не хочу знать.

Клаус сделал глоток горячего чая, тепло растеклось по телу, согревая израненную душу.

Ева подала ему нож, повернула руку. Клаус тяжело вздохнул. Хотелось умереть, переродиться, чтобы забыть все, что было. Начать сначала. С нуля. Хоть раз в жизни… Но вместо этого он порезал вену богини, свою и соединил порезы, чтобы узнать, что пропустил, пока дрейфовал в хаосе.

Окончание войны. Пустоты, согнанные в Подземное царство. Покой. Порядок. Но потом Великий пожар… хаос… беззаконие… пустоты, что снова заполонили Соларис. И мойра. Мойрова Флоренс! Глупое отродье…

— Да стой ты. — Ева схватила его за руку. Клаус упал обратно на стул.

— Пора убить ее. Я еще тогда говорил Ненависти, что эти ее пьесы отвратительны…

— Даниэлла и Элайджа работают над этим. И если они аж Время вытащили из хаоса…

— Неужто Зазеркалье уничтожили? — вздернул брови Клаус. — Надо проверить…

— Ты слаб. Наберись сил, а потом найдешь бывшую. И Флоренс.

— Флоренс… — хмыкнул Клаус, но согласно кивнул. Сука успела себе имя украсть за годы, что его не было…

— Ты много пропустил. — Ева нежно провела по его руке. — А она знает, где ее душа. Кто она теперь.

— Неинтересно.

— Никлаус… Ваши души связаны. Несчастная душа пять тысяч лет перерождалась, но не могла найти тебя…

— Неинтересно.

Ева поджала губы, словно не понимала, как больно было вспоминать про Любовь. Перед глазами вновь всплыло ее бездыханное тело, струйка крови изо рта. И огромное пятно в груди… Клаус хлопнул по столу. А Ева понимающе подала ему пачку сигарет.

— Дай себе время. А потом найди ее.

— Не твое дело, богиня.

Ева не обиделась. Она никогда на него не обижалась. Клаус затянулся, злясь, что богиня посмела заставить раны на сердце кровоточить. Словно он сам не понимал, как работало скрепление душ, и что душа Любви перерождалась все эти годы, но не могла найти того, кого так желала, ведь он отдыхал в хаосе.

Клаус дал клятву беречь эту душу. Пообещал любить во всех жизнях, но не сумел… И теперь горечь от потери любимой смешивалась с ненавистью к себе, чувством вины, что он не сдержал клятву, а сейчас еще и боялся до дрожи в пальцах искать душу любимой.

Вдруг, он не полюбит другую? Поймет, что больше не в состоянии быть верным кому-то? Или… вдруг он снова не сможет спасти ее? Позволит… умереть?!

— Раздевайся уже. Ненавижу быть в долгу, — холодно бросил Клаус, но глаза Евы зажглись от возбуждения.

Утром Клаус ушел, пока Ева спала. А два дня спустя нашел бывшую жену.

Аделин сидела на пустынном пляже в Лостхилле. Клаус видел город в воспоминаниях Евы, но меньше боли не испытал, оказавшись там. Разруха и уныние царили в некогда прекрасном городе, съеденном пожаром. Неизменным осталось море — холодное, но прекрасное. Соленые брызги летели в лицо, волны набегали на берег, обрамляя белой пеной.

Клаус плюхнулся на песок, подал открытую бутылку вина Аделин. Та закатила глаза, но сделала глоток прямо из горла. Она была красива, нечего скрывать. Особенно в этом белом платье, что трепал ветер, играясь с оборками и ленточками. Длинные волосы, глаза такие светлые, что казались белыми, острый подбородок и выделенные скулы. Но ничего кроме пустоты в душе Клауса не вызвала: слишком много боли они причинили друг другу.

— Слышал, ты-таки добралась до мойры. Поздравляю.

— Опередила тебя, да?

— Опередила. Зато весь Соларис празднует свободу. У них теперь что, правда две пары короля и королев будет? Странные они.

Аделин пожала плечами. Указала за закат. Клаус закатил глаза — словно он раньше не видел, как солнце тонет в море, что стало розовым в его лучах. Любовь его вечно таскала смотреть на закаты, без нее все стало бессмысленным.

— Что дальше планируешь? — спросил Клаус, сделал глоток вина. Он бродил по Лостихиллу весь день, пил, надеясь опьянеть так, чтобы утихла боль в груди. Но, увы, магия в венах не позволяла дойти до состояния, когда становится хоть немного легче.

— Пока не знаю. Пять тысяч лет прошло. Ты?

— В Терравил думаю съездить. Хочу узнать, каково жить без магии. Говорят, там все по-другому. Хоть какие-то новые эмоции.

— Я, пожалуй, останусь тут.

Они замолчали. Солнце скрылось, погружая Соларис в золотисто-розовый вечер. Клаус мечтал, что в Терравиле хаос до него не доберется, и он сумеет просто умереть, уйти в подземку и переродиться, как все. Хоть и предполагал, что это слишком наивно.

— Жалеешь, что вернулся? — тихо спросила Аделин. Они умерли почти одновременно, но она чуть раньше, ведь в очередной раз повздорила с Ненавистью, которая и отправила стерву в хаос.

— Да. Ты?

— Да. — Аделин отняла бутылку, сделала несколько мучительных глотков. — Несправедливо, что мы с тобой не можем перерождаться. Все могут! Но не мы.

— Это дар хаоса.

Аделин повернулась, и глаза ее сияли такой мукой, что даже Клаус сумел найти в себе жалость к бывшей жене, которую успел возненавидеть за их долгую историю.

— Я устала, Никлаус. Я хочу уйти. Как все. Насовсем.

— Так найди их короля. Элайджу, да? Он выжжет твою душу. И все.

Аделин отвернулась. Поджала губы. Думает, он ее не понял. Но Клаус слишком хорошо понимал, что она чувствовала, ведь хотел того же — умереть навсегда. Вот только он слишком любил свою душу, а потому понимал, что никогда не решится выжечь ее. Он желал перерождаться. Уходить в Подземное царство со всеми душами. Новый шанс. Новое начало. Новые впечатления. Эмоции. Все заново.

— Подземное царство, — выплюнула Аделин. — Зачем вы его создали? Я забирала души и относила их в хаос. Был покой. А вы? Перерождение. Новое начало для всех!

— Ну что? Уничтожишь Подземное царство?

— Это невозможно, и ты это знаешь. Поэтому буду недовольно пыхтеть и дальше, как делаю это уже пять тысяч лет.

— Поехали со мной в Терравил.

— Мы ненавидим друг друга.

— И что? Две сломленные души. Почему нет?

— Я останусь здесь.

Клаус допил вино, грустно вздохнул. Темнота пожирала остатки сумерек, отбирая у природы краски. Он глянул в сторону дома нынешней королевы, заметил теплые огоньки и слабо улыбнулся. Когда-то и ему было куда идти. Дом. Любимая. Дети.

Душу кольнуло. Клаус отвернулся. Теперь он один. Так безопаснее. Проще. Нельзя больше привязываться. Он молча встал и побрел по пляжу. Аделин окликнула его:

— Я нашла ее душу в Подземном царстве. Мойра привязала ее к определенной семье, понятия не имею к какой. И не знаю, когда она теперь родится.

Клаус вздрогнул. Даже искать некого: она еще не родилась. Он закрыл глаза, сдерживая слезы, ведь надеялся, — хоть и не признавался даже себе — что она уже где-то ждет его…

— Знаю, тебе будет тяжело, — не сдавалась Аделин. Ее голос оказался совсем рядом. Коснулся души, словно лапа дикого зверя, пронзила когтем, — ждать так долго. Пока она найдет путь в жизнь. Пока подрастет… Ты же не тронешь дитя, верно? Ты будешь ждать.

Клаус резко повернулся, занес руку, но в последний момент одумался и не сжал горло Аделин.

— Столько лет прошло, а ты все обижена? Я не выбирал тебя.

— Но выбрал ее.

— Выбрал. Полюбил.

— Все мужики козлы и изменщики.

Аделин закатила глаза, похлопала Клауса по плечу и вдруг улыбнулась.

— Я умею ждать, Никлаус. Я очень терпелива. И я дождусь момента, когда можно будет отомстить. Пока рано. Очень рано. Но… Я бессмертна.

Клаус хмыкнул, слыша угрозу, но качнул головой — плевать. Плевать на всех. На бывшую жену, на Соларис, на душу любимой, которая готовилась заново родиться. К мойре их всех.

На следующий день он ушел в Терравил. Выяснил, что даже там может использовать магию. Не удивился. Словно не знал, что он и есть магия. Частица хаоса, одаренная его дарами.

Клаус научился водить машину. Пару месяцев подрабатывал таксистом. Год просидел в офисе, пытаясь понять, что с людьми не так, что они по собственной воле выбирали такую участь. Три года жил в отелях, кочуя из одного в другой. Иногда в самых дешевых номерах. Но чаще — в президентских люксах. Смотрел сериалы и фильмы.

Клаус успел сняться в триллере в роли спецагента, прогулялся по красной ковровой дорожке и получил «золотую малину» за худшую мужскую роль, но не расстроился. Потом снялся в глупом фильме ужасов, полном фальшивых кишок и розовой «крови».

Жизнь кипела. Играла красками. Но все чаще он ловил себя на мысли, что устал быть один. Он не привязывался к людям, всех отгонял, постоянно менял место жительство, ведь помнил, как больно было потерять Любовь. Как больно было каждый раз, когда уходили дети. Друзья. Да даже просто знакомые! И все они знали, что сумеют начать новые жизни, не будут помнить о прошлом, возможно, снова будут вместе. Но не он. Нет. Судьба Никлауса Блэка — умирать, но возвращаться в это глупое тело, сохраняя воспоминания.

Он впервые вернулся в жизнь, в которой его никто не ждал. Всегда знал, что рано или поздно придется отпустить Любовь — она и так прожила ради него почти пять тысяч лет, каждый раз ждала его, встречала, выхватывая из лап Евы, что сторожила его тело. Так почему же так невыносимо было осознавать, что ее больше нет? Почему хаос решил, что только Клаус и Аделин не должны перерождаться, а первым душам просто подарил вечную молодость?

А еще он помнил, что она уже скорее всего родилась. Растет. Где-то там… где-то…

«Найди ее, Клаус. Просто найди. Она уже твоя. Просто пока не знает об этом…»

Клаус не искал перерождение любимой. Не мог. Не хотел. Знал, что она еще ребенок. И знал, что не хочет еще раз ее потерять… Но все равно нашел. И полюбил так, что снова пожертвовал собой.

Вот ведь ирония. В первый раз он умер ради создания Врат, чтобы убежать от невыносимой боли от потери любимой. А во второй раз — чтобы спасти мир ради Блэр. Знал, как это эгоистично. И как больно ей делает.

Но… на что мы идем ради любви, правда?