Самый тихий пациент

Анна Чи

Пожилой отец приезжает из Башкирии в клинику Санкт-Петербурга, чтобы установить диагноз своего заболевания. В результате обследования у него выявляется рак лёгкого и он решает оперироваться. На протяжении трёх недель идёт борьба за жизнь пациента. Рядом только старшая дочь, которая свято верит в исцеление отца. Ежедневное общение с больным отцом становится для дочери возвращением их утерянной любви.

Папин декабрь

4 декабря.

Это был день обследования в Песочном. По времени нам было назначено явиться в одиннадцать утра, но приехать нужно было заранее, поэтому я заехала за папой в больницу в девять. Подходя к приёмному покою, я ещё издали увидела отца, который одиноко стоял на крыльце и всматривался вдаль, ожидая меня. Его маленькая, худенькая фигура заставила моё сердце сжаться от какой-то ненужной жалости. Папа не видел меня почти до того момента, как я начала подниматься по крыльцу, и я поняла, что со зрением у него не очень.

— Доброе утро! Давно ждёшь? — спросила я бодро и весело.

— Доброе утро. Нет, недавно вышел, дышу свежим воздухом. Я ведь уже десять дней, как не курю.

— Отлично! А хочется? — я опять с улыбкой спросила его.

— Нет, не хочется. Пойдём?

— Сейчас вызову такси, нам ехать сорок минут, примерно.

Такси приехало быстро, и мы удобно расположились в салоне автомобиля. Я уточнила:

— Документы не забыл?

— Взял. С утра лечащий врач принесла. Мой доктор ушла в отпуск, дали вместо неё молодую девушку, Александра Олеговна зовут.

— Ну и как, хороший доктор?

— Да кто ж её знает, она особо ко мне и не подходит, — отец начал доставать телефон из кармана брюк. Телефон звонил настойчиво и долго. Папа наконец извлёк его из своего бездонного кармана, а посмотрев на экран, сморщился и сказал:

— Ладно, потом перезвоню.

— Кто это? — уточнила я.

— Ромка, брат. Не хочу сейчас. Потом, как-нибудь, наберу.

Младший брат отца был загадочной личностью. Видела я его только в детстве и потом, один раз, когда мне было уже двадцать лет. Он внезапно и надолго исчез, лет сорок назад, сбежал от жены и двух прекрасных мальчишек в Сибирь. Потом, также внезапно появился. Я не вникала в его семейную тайну, желания знать чужие секреты за мной не наблюдались. А папа сильно тогда на него обиделся за это исчезновение, ведь для Ромки он был когда-то и отцом, и матерью, одновременно. Но это, уже другая история, не сейчас.

Мы ехали, в основном, молча. Играла негромко музыка, а я думала — знает ли папа, куда мы направляемся? Наверное, знает. Ведь не маленький мальчик. Папа был, какой-то, сосредоточенный. Устал, наверное, от этих бесконечных обследований. Водитель, смотря в зеркало, спросил:

— Вам к какому корпусу?

— Нам, где обследования проводят — это кажется дальше, я смотрела по карте.

Мы вышли из машины и направились искать нужный нам корпус. Проходя мимо пушистых сосен, которые росли на территории центра, я невольно залюбовалась их снежной красотой. Воздух был свежий и чистый, сразу почувствовалось, что мы за городом. Я достала телефон.

— Давай, сфотографируемся на память, смотри, как красиво! — мы развернулись спиной к деревьям, и я сделала «себяшку». — Вот, как здорово получилось!

Найдя нужное здание, мы вошли в холл и, тут же, охранник спросил нас, записаны ли мы на приём. Человек поискал в длинном списке фамилию отца, отметил её галочкой, объяснил, где гардероб и где нужные нам кабинеты. Всё чётко и понятно. Направляясь к кабинетам, папа остановился и сказал:

— Подожди, я сейчас, прихватило живот что-то, — он направился к заветным дверям, а я пошла осмотреть помещение.

Здание было интересное — с прозрачным куполом посередине и просторным холлом. Людей было не очень много: кто-то сидел на скамьях, кто-то пил кофе, некоторые разговаривали негромко по телефону. В центре находился фонтан, и он своим журчанием успокаивал обстановку.

«Господи, бедные люди… Это же, какая беда, онкология. Огромный центр. А сколько корпусов много с больными, я их заметила, пока мы ехали. Откуда только берётся эта зараза? Хоть бы, у папы не подтвердился диагноз заведующего.»

— Ну что, куда нам? — папа быстро подошёл ко мне, и мы направились к кабинету, где должны были проходить эту ПЭТ-КТ.

— Сейчас спрошу, ты присядь пока, думаю, это не быстро, — я только хотела открыть дверь кабинета, как оттуда вышла девушка в белом халате и уточнив, на какую мы процедуру, велела подождать.

— Ну вот, видишь, сказали ждать и заполнять анкеты. Я заполню за тебя, не переживай, — я достала паспорт отца и принялась за обычную формальность.

Ждать нам пришлось около получаса, так как у медперсонала было своё распределение клиентов по процедурам. Напротив места, где мы сидели, располагалось электронное табло.

Я не хотела, чтобы папа читал информацию, которая там транслировалась и стала задавать ему вопросы по анкете, чтобы он отвечал, а я записывала. Заполнив анкету, я получила на руки договор об оплате и пошла в кассу, чтобы заплатить за услугу, а папа, тем временем, направился на подготовку к процедуре — пить воду в нужном количестве.

Поясню, что процедура ПЭТ-КТ — это комплексное исследование тканей организма в рамках онкологического поиска. Методика основана на применении двух отдельных составляющих:

— ПЭТ или позитронно-эмиссионной томографии. Представляет собой способ визуализации изменённых, чаще всего раковых тканей, основываясь на контрастировании наиболее «прожорливых» клеток препаратами на основе глюкозы и специального радиоактивного компонента;

— КТ — классическая компьютерная томография, которая позволяет визуализировать здоровые ткани.

Раковые опухоли отличаются крайней «прожорливостью». Для роста и развития им требуется много веществ. Настолько много, что остальной организм остаётся в состоянии дефицита. Для определения таких ненасытных тканей используется вещество, которое универсально и нужно всем клеткам — глюкоза.

Чтобы зафиксировать интенсивность и степень накопления глюкозы в изменённых клетках, её маркируют специальным радиоактивным веществом. В значительной части случаев используются препараты радиоактивного фтора. Они отличаются большим периодом полураспада, без проблем транспортируются и хранятся. А с другой стороны, не вызывают токсического и радиоактивного поражения организма пациентов.

Препарат с такой маркировкой накапливается в изменённых тканях, окрашивая наиболее агрессивные области. Врачи получают визуальное подтверждение, картинку. Результаты исследования дают возможность сделать выводы, какая опухоль имеет место.

Я оплатила процедуру и присела в холле, ожидая папу. Процедура должна была длиться от двух до четырёх часов (у всех она проходит по-разному), поэтому, я перекусила бутербродами и бананом.

— К вам можно? — около меня остановилась женщина лет сорока, указывая на свободное место рядом со мной.

— Да, конечно, тут не занято, — я дружелюбно улыбнулась.

— Вы тоже ждёте кого-то? — спросила моя новая соседка.

— Папу. А вы?

— А я мужа. Мы тут были пять лет назад и вот, опять пришлось приехать. Я, Галя, а вас как зовут?

— Лера, очень приятно.

Галя рассказала историю болезни мужа, я слушала и думала, сколько же таких историй по всей стране. Мимо провезли на каталке мужчину из больничного корпуса, на процедуры. Мужчина был лысый, бледный и смотрел на нас совершенно равнодушно.

— Здесь очень хороший центр, мы были до него в Москве, так там в сравнение не идёт с этим. Поэтому, опять решили сюда. Мужчины очень тяжело переносят болезни, особенно такие, как рак. Прямо, как дети становятся. Я мужа успокаиваю, а он весь на нервах. У него не должно быть рецидива, я точно знаю, даже уверена, — женщина улыбнулась, увидев выходившего из коридора мужчину, замолчала.

— А вот и мой муж. До свидания, здоровья вашему папе и вам!

— И вам здоровья! Пусть всё будет хорошо! Приятно было познакомиться.

— Взаимно, Лера!

Я пересела из холла в коридор, поближе к дверям, откуда должен был появиться папа. Прошло уже полтора часа, как он зашёл. Саша позвонила, спросила, как у нас дела.

Прошло ещё полчаса, и отец резко появился в конце коридора. Он шёл, слегка покачиваясь и опуская рукава рубашки, и мне опять невольно стало его жаль. Я прогнала это чувство, помахала папе рукой и сказала ему, когда он приблизился:

— Ну, как ты, живой? Хочешь перекусить, у меня есть бутерброды и бананы?

— Давай банан, а то я со вчерашнего вечера не ел, — папа присел рядом со мной.

Я достала ароматный банан, очистила кожуру и подала отцу. На руке у него стоял катетер.

— Он у тебя был? В больнице поставили?

— Да. Удобно очень, каждый раз не искать вены.

— Результаты будут в личном кабинете сегодня поздно вечером или завтра. Но скорее всего завтра. Пароль от личного кабинета дали, видишь, до чего дошел прогресс, даже ездить сюда не нужно второй раз за результатом.

— Ну, хорошо, будем ждать, что там покажет. Я сейчас в туалет забегу, пока ты в гардероб, — папа нервничал, хотя вида не показывал. У меня у самой, когда я переживаю сразу прихватывало живот.

Мы оделись и вышли на свежий воздух.

— Ты даже на обед успеешь. Покушаешь, — я взяла отца под руку.

— Не очень-то и хочется, — честно признался отец.

Я вызвала такси, которое примчалось через три минуты, и мы поехали обратно в больницу.

— Я позвоню тебе сразу, как будет результат, скорее всего завтра, хорошо?

— Хорошо. Сейчас лягу посплю, устал что-то.

Такси остановилось около больницы, мы вышли и папа удивился:

— Ты что, не едешь дальше?

— Поеду на трамвае, тут недалеко, полчаса езды. Пройдусь пешком немного, устала сидеть. Ну, ладно, пока, — я подошла к отцу и обняла его, и почувствовала, как он слегка отстранился от меня. Может, показалось? А может, он знал, что не нужно ни с кем близко контактировать после обследования.

— Пока, — сказал папа и устало побрёл в сторону приёмного отделения.

Весь вечер мы заходили в личный кабинет, ожидая результаты. Но, как я и думала, они появились только на следующий день.

5 декабря.

Саша прислала мне сообщение в вацапе, что она прочитала заключение, но ничего из него не поняла. Я зашла в личный кабинет, скачала документ и села его читать. Действительно, не обладая знаниями в области расшифровки медицинских заключений было сложно, что-то понять. Единственное, что я поняла, предварительно проштудировав интернет, что у отца показатели накопления радиоактивного вещества выше нормы сразу в нескольких органах. А в левом лёгком, этот показатель превышает допустимый в три раза…

Надо было отправлять результаты обследования заведующему, вот он то и подскажет, что к чему. Я отправила документ, а к вечеру позвонила Александру Михайловичу.

— Александр Михайлович, здравствуйте! Это дочка Петра Владимировича, вы успели посмотреть результаты ПЭТ-КТ? Если честно, то я ничего толком не поняла.

— Здравствуйте, да посмотрел. Знаете, что. Приезжайте, завтра ко мне часам к пяти, сможете? Это лучше не по телефону и вместе с вашим папой обсудить.

— Да, конечно, смогу. Тогда, до завтра.

«Значит, всё-таки, есть опухоль. Ну, как, так-то… В Башкирии ничего не обнаружили. А может и видели, но не хотят возиться с пожилым человеком. Вот, сволочи.»

Мысли быстро бежали у меня в голове и противный холод заполз под домашнюю футболку. Я позвонила сестре, сообщила ей о разговоре с заведующим и попросила пока ничего маме не говорить, до завтра. «Пусть не нервничает раньше времени, сначала поговорим, а потом всё расскажем», — сказала я. Мама очень мнительная, ночь не будет спать, если ей сегодня рассказать промежуточные итоги.

6 декабря.

Утром отец позвонил сам.

— Ну, что там, с результатами?

— Сегодня приеду к пяти к тебе в больницу, заведующий сказал, что тебя тоже позовут и он всё расскажет нам. Я сама ничего не поняла из заключения, так написано, что не разберёшься. Так, что, до встречи. Тебе привезти, что-нибудь?

— Не надо, всё есть.

К пяти часам, оставив Танюшку с Димой, я прибыла в больницу. На этот раз, меня провели прямо в отделение пульмонологии и торакальной хирургии к заведующему. Спустилась за мной к проходной лечащий врач папы Александра Олеговна. Зайдя в лифт, я попросила её передать в палату отцу пирожные и спросила:

— У папы всё очень серьёзно?

— Да, есть одна маленькая проблемка, вам сейчас нужно будет принять решение вместе, — сказала она таким тоном, будто нам нужно будет принять решение о чём-то очень приятном. «Ну и дамочка», — подумала я и посмотрела на неё, с удивлением.

— Проходите в кабинет к Александру Михайловичу, а я схожу в палату, — лечащий врач удалилась вместе с пирожными.

Я постучала в кабинет заведующего и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.

— Здравствуйте, Александр Михайлович.

— Добрый вечер. Присядьте, я сейчас закончу, — заведующий, что-то писал в компьютере. — Мы ведь вместе с вашим папой будем обсуждать? Или вы хотите без него? Мы ничего не скрываем от наших пациентов, — он посмотрел на меня в упор.

— Да, конечно, с ним вместе.

Зазвонил телефон, и заведующий стал объяснять кому-то, что нужно иметь для госпитализации в отделение. Открылась дверь и вошёл папа, он присел на стул, напротив меня. Его лечащий врач опустилась на диван, который находился сзади меня, поэтому я её не видела во время разговора. Папа слегка нервничал, я заметила это.

— Здравствуйте, Пётр Владимирович, как ваши дела? — бодро уточнил заведующий, повесив трубку стационарного телефона.

— Не унываем, хорошо. Я тут, как на курорте: сплю, ем, гуляю.

— Болит-то, сильно?

— Да болит, но терпим.

— Пётр Владимирович, мы вас пригласили для того, чтобы обсудить план наших с вами дальнейших действий. Судя по результатам обследования, которое мы видим, с большой долей вероятности, причиной болей является заболевание левого лёгкого. Это скорее всего опухоль, опухоль недоброкачественная. Проблема заключается в том, что она так расположена, что подтвердить диагноз очень сложно — это с одной стороны. С другой стороны — если бы мы точно знали, что это опухоль, у нас было бы подтверждение, то существуют разные способы их лечения — химиотерапия, лучевая терапия и так далее. Но, пока диагноз опухоли не подтверждён, эти лечения обычно не проводят, потому что разные опухоли по-разному чувствительны к разным терапиям. Изменения в лёгком расположены в очень неудобном месте и получить оттуда биопсию без операции почти невозможно, технически очень сложно. Если ничего не делать, то процесс будет потихонечку распространяться. И боли будут ещё сильнее. Сейчас нет признаков разрушения костей, ни рёбер, ни позвонков, но эта болезнь находится очень близко к позвонкам и скоро она их начнёт потихонечку разрушать.

Что мы можем вам предложить. Есть три принципиальных варианта. Первое: ничего не делать, оставить всё, как есть и просто жить дальше. Вариант второй: сделать диагностическую операцию — зайти, посмотреть на это место, сделать биопсию и на этом закончить. Этот вариант позволяет определить тип болезни и уже, при необходимости, подбирать лекарственную терапию, соответственно, по месту жительства. Вариант третий: сделать большую операцию, убрать эти изменения с половиной левого лёгкого.

У каждого из этих вариантов есть плюсы и минусы. При большой операции, какие есть плюсы? Мы уберём, надеюсь, всю эту опухоль с половиной левого лёгкого. С большой долей вероятности речь пойдет, когда вы поправитесь, ещё о каком-то лечении. Но у этого варианта, есть и большие минусы: вам достаточно много лет и наша хирургия достаточно сложная, и тяжело переносится больными, и ваше правое лёгкое выглядит тоже сильно нездоровым. Все проблемы с лёгкими связаны с курением.

Можем ли мы ошибаться? К сожалению, можем. И может, речь идёт вообще не об опухоли, а о каком-то варианте туберкулёза. Принципиально тактики это не меняет, но это выполняется в специализированных учреждениях, плюс проводят противотуберкулезную терапию.

Вы не самый для нас пожилой пациент, мы оперировали и более пожилых людей, и с более серьёзными сопутствующими патологиями. Но не могу не сказать, что эта операция серьёзного риска и послеоперационных осложнений. Для нас — это ежедневная, обычная работа. Операция, если мы её будем выполнять, будет носить лечебный и диагностический характер. Если это опухоль, только одной операции будет недостаточно, после выздоровления речь пойдёт о какой-то терапии.

Вам надо подумать, с семьёй посоветоваться и нам сказать. Потому что, если вы скажете — да, то возможно мы это сделаем, уже послезавтра, в пятницу. Если — нет, то мы вас спокойно отпустим с теми результатами обследования, какие есть. Сейчас не надо принимать решение. Подумайте, всё обсудите, с семьёй посоветуйтесь и уже окончательно определитесь.

— Надо ночь переспать… Будем думать, — сказала я.

— Вопросы есть у вас? — заведующий обратился к папе.

— Да нет, — спокойно ответил отец.

— Вы, пожалуйста, не ходите без маски по отделению, сейчас инфекция ходит, не дай бог, чем-нибудь, заболеете. Если вопросов нет, тогда всё, отдыхайте.

— Спасибо вам большое, — сказала я.

Мы с папой вышли в коридор и присели на скамью.

— Дать тебе маску?

— У меня есть, не надо.

— Что ты сам думаешь?

— Не знаю…

Я сидела и лихорадочно думала, что мне говорить. Сказать, чтобы отец не оперировался — это значит, отправить его домой умирать на любимом диване. Там, он никому не нужен из врачей, это уже доказано двухлетней волокитой по больницам и неумением местных лекарей диагностировать заболевание. Дальше рак начнёт пожирать соседние органы и жизнь моих родителей превратится в ад. Я представила, что будет с мамой, которая должна будет ухаживать за отцом всё это время, непонятно сколько.

Сказать папе, чтобы он шёл на операцию я тоже не могла, так как понимала, что риск очень огромный. Он заядлый курильщик со стажем более шестидесяти лет. Возраст приличный. Другие органы тоже не в идеальном состоянии. Я не могла советовать, решение он должен был принять сам.

Я спросила, чтобы не висело молчание:

— А как у тебя с сердцем, нормально?

— Нормально, — ответил папа.

— Тебе делали кардиограмму? Показатели какие?

— С сердцем всё нормально, — повторил отец.

— Ну, хорошо, это очень важно при операциях. У многих сердце не выдерживает, если нормально, то хорошо. Ты же понимаешь, что при операции может случиться всё, что угодно… И осложнения после операции часто бывают, сказал заведующий. Это тебе не палец порезать.

— Вот, ведь и домой не попадёшь, — хмыкнул отец.

— Ну почему, не попадёшь. Отказывайся от операции, завтра же выпишут и поедешь до дому. Только сам понимаешь, что дальше болеть будет больше, эта зараза переходит на кости и другие органы, — я резко замолчала, понимая, что об этом говорить не хочу.

— Как-то сразу всё заболело: и глаза, и это, — папа растерянно, как ребёнок, смотрел на меня.

— Да, с возрастом все болячки вылазят. Что ты хотел? К сожалению, так.

— Что же делать? Рискнуть? — отец бодро вскинул голову.

— Давай, ты ночь переспишь и уже решишь, что делать. Я не могу тебе советовать. Мама говорит, чтобы ты возвращался домой. На мой характер, я бы, наверное, рискнула. Но по тебе — тут надо взвесить все плюсы и минусы. Возраст, плохие лёгкие, осложнения, терапия после операции обязательно будет ещё. То, что они здесь делают такие операции хорошо, я не сомневаюсь. Я изучила их опыт и отзывы, прежде чем класть тебя сюда. У них тут почти ежедневно, кого-то оперируют, так что за профессионализм Александра Михайловича я не переживаю. Выдержишь ли ты, вот в чём вопрос? Давай, созвонимся с Сашей, что она скажет, подумаем, а утром решим, хорошо?

— Давай.

— Я тебе пирожные принесла, твоя врач должна была передать в палату, поешь с чаем, они вкусные.

— Да, она принесла. Это вместо Эльзы Георгиевны теперь мой врач, та в отпуск ушла на месяц. Молодая, ко мне особо и не подходит.

Мы поговорили по мелочам, и я поехала домой, а папа отправился думать, как ему поступить.

Все мои домочадцы сказали, что раз есть шанс на жизнь и выздоровление, надо делать операцию. Мы с Сашей тоже так решили. Мама была категорически против операции, указывая на то, что отец слишком старый и на то, что мы будем делать, если он умрёт в Санкт-Петербурге. На что мы ответили, что будем решать проблемы по мере их поступления.

Основное решение оставалось за папой. Я ложась спать, думала, что он откажется от операции и поедет домой.

Но, я ошиблась.

7 декабря.

Утром раздался телефонный звонок. Это был отец.

— Я решил оперироваться.

— Ты хорошо подумал? Всё взвесил?

— Да. Тут ещё сосед по палате говорит, что раз приехал в такую даль, есть шанс, то надо оперироваться. Кому я в Башкирии нужен, опять начнут гонять по кругу, да всё бестолку. Врач сказала, что нужно будет купить чулки для операции, а я ведь все деньги у вас оставил.

— Не переживай, я пришлю сейчас Диму, он всё купит. Врачу позвоню, у меня есть её телефон, узнаю, что нужно ещё купить. До связи!

Я набрала лечащего врача. В результате разговора я узнала, что нужно купить и привезти операционные чулки, растворы для ингаляций Лазолван и Атровент. Отправила за покупками Димку, чулки решили взять в аптеке при больнице, чтобы папа смог их там померить. Часа через два сын вернулся:

— Дед какой-то странный. Выбежал, толком с ним не поговорили, дёрганный какой-то…

— Дим, а ты бы не дёргался, если бы у тебя завтра серьёзная операция была? Если бы ты завтра мог умереть, если, что не так пойдёт? Он волнуется, переживает, жить хочется всем, даже в восемьдесят два года, — я сердито ответила сыну.

— Мам, ну что ты. Просто, он даже не поприветствовал меня и не поговорил. Понятно, что волнуется. Эх… Чулки ему подобрали, лекарства я купил, дед всё забрал и унёс. Утром операция?

— Да, он первый будет в очереди. Думаю, к обеду сделают уже. Врач его обещала позвонить, как всё закончится. Будем молиться за него завтра. Мама в церковь пойдёт. Так хочется, чтобы всё прошло хорошо.

— Всё будет хорошо, мам, ты не переживай, — сын подошёл и обнял меня.

— Я надеюсь на это. Он у нас везунчик по жизни, ангел хранитель у него сильный, сколько было ситуаций разных, всегда жив оставался. Будем верить, что и в этот раз ему повезёт!

Весь вечер прошёл в телефонных переговорах. Все очень переживали за папу. Мама сказала в конце нашего разговора:

— Надо было его убедить ехать домой. Что вы будете делать, если он умрёт? Как его везти в такую даль?

— Мама, за это не беспокойся. Сейчас есть ритуальные службы, которые всё делают «под ключ» и доставят, куда угодно. Только деньги плати. Но, надеюсь, этого не случится. Всё будет хорошо, мама. Папа принял решение и нам остаётся только с ним согласиться. Это его жизнь, и он вправе решать, как поступить. Мы не знаем, какие боли он испытывает. Я бы тоже приняла такое решение, будь я на его месте. Это шанс, пусть небольшой, но шанс на выздоровление. Если оставить всё, как есть, то впереди его ждёт ад. Даже думать не хочу об этом. Пока мама, до завтра, буду держать вас в курсе событий.

Я позвонила папе.

— Привет, как ты?

— Нормально, погулял по коридору, сейчас пойду спать.

— Всё будет хорошо, папа.

— Да, тут за меня Николай Угодник и Григорий Победоносец, с ними не пропадёшь, — папа пытался шутить.

— Иконы есть в палате? — спросила я, удивлённо.

— Да, есть. Я вещи сложил в сумку, в другую палату после операции привезут. Лекарства отдал врачу, чулки утром оденут, они очень узкие.

— Да, такие и нужны после операции, чтобы не было тромбов. Я завтра утром рано наберу тебе, спокойной ночи.

— Хорошо, спокойной ночи.

8 декабря.

Я плохо спала этой ночью, проснулась рано и набрала отцу. Он, как всегда, спокойным голосом ответил:

— Да.

— Доброе утро! Как спалось?

— Давно проснулся. Сейчас начнут готовить к операции, чулки натянут.

— Ни пуха, ни пера. Ты должен с этим справиться, слышишь? Мы все будем молиться за тебя. А завтра, я приеду к тебе, как будет можно. До встречи, держись, хорошо?

— Хорошо. Давай, пока.

И потекло время томительного ожидания. До обеда я ходила спокойно, занимаясь обычными домашними делами: готовила завтрак, гуляла с дочкой. Потом пришла подруга, чтобы отвлечь меня от тяжёлых мыслей. После двух часов дня позвонила сестра, спросила, нет ли новостей. Александра Олеговна молчала.

Тогда, в голову полезли разные мысли. «А что, если он умер при операции? Я же не знаю, какие у них правила. Может, заведующий ещё оперирует и позвонит после всех операций. Нет, не может быть. Надо позвонить Александре Олеговне и спросить, может она закрутилась и забыла мне позвонить? Как это забыла? Она же обещала?»

Я набрала на мобильный лечащему врачу, она не взяла трубку. Я уложила спать свою малышку и просто сидела, тупо смотря в стену. Время близилось к четырём часам дня. Моё состояние было близко к истерике. Слёзы полились градом.

— Господи, не дай умереть ему сегодня, пожалуйста, я тебя очень прошу. Пусть он будет живой. Ведь сегодня восьмое число, это его число, он родился восьмого сентября, он не может сегодня умереть…

Я решила позвонить заведующему, набрала больничный номер телефона. Трубку взяла женщина и спросила, что передать, так как Александр Михайлович ещё на операции. Я сказала, что очень волнуюсь за папу, которого оперировали ещё утром, что лечащий врач обещала позвонить, но не позвонила и вся семья очень переживает. Женщина пообещала передать мои слова заведующему, как только он освободится. Я поблагодарила её и опять впала в непонятное состояние затянувшегося ожидания.

Прошёл ещё один томительный час, я снова позвонила лечащему врачу на мобильный.

— Алло? Простите, я закрутилась, дел очень много. Ваш папа не так давно пришёл в себя после операции, он сейчас в реанимации под контролем. Правда, немного дурнаватенький после наркоза, но это скоро пройдёт.

— Послушайте, мы тут уже все перенервничали, не знали, что и думать, вечер уже… Хорошо, что всё хорошо. Когда к нему будет можно приехать?

— Завтра, если всё будет хорошо, его переведут из реанимации в палату. После обеда к нему можно будет прийти.

— Я наберу вам завтра, до свидания, спасибо, — мне нечего было сказать этой молодой особе, которая даже не извинилась за своё недержание слова. Не люблю таких людей. Лучше не обещай, если не уверен, что сделаешь.

Я набрала сестре, она сидела у мамы и обе они ждали моего звонка.

Конец ознакомительного фрагмента.