Дотла

Анна Эйч (2024)

Всё, чего я хотела — это сбежать от властного отца и той жизни, которую он для меня уготовил. У меня получилось стать кем-то другим и начать путь к своей мечте. Но одно случайное знакомство, опасный взгляд, сексуальная улыбка и вот уже я теряю себя и тону в больной любви к плохому парню. Вовремя одумавшись, я решаю покончить с этими отношениями раз и навсегда, но внезапная трагедия меняет всё. Стас Куртов — мой парень и причина моих слёз, борется за нас как никогда прежде. Я знаю, что правда, которую он скрывает, уничтожит меня, но как любая жертва абьюза я не могу остановиться и позволяю сжечь мое сердце в этой пламенной тяге дотла.

Глава 5. Лучший из нас.

Вика.

Настоящее.

Поднявшись в квартиру Стаса и его погибшего брата, я сразу обращаю внимание на беспорядок в гостиной, но, в отличие от бедлама, который творился у ребят всегда после очередной вечеринки, сейчас здесь не валяются пустые бутылки от пива, коробки от пиццы и прочее. Вся гостиная устлана огромными листами с рисунками, стоят два мольберта, а на столе разбросаны принадлежности для рисования.

Сердце сжимается от боли: всё это принадлежало Денису, ведь он наверняка работал над каким-то крупным проектом, трудился ночи напролёт, был воодушевлён и готов свернуть горы. Но теперь он не закончит его, теперь это всё ― только горькое напоминание о нём. Я медленно обхожу мольберты, касаясь их кончиками пальцев, рассматриваю потрясающие идеи брата Стаса и замираю. Он невероятно талантлив. Помню, он столько раз помогал мне с практическими работами, подсказывал интересные мысли и способствовал их воплощению. Я не замечаю, как мои щёки становятся мокрыми. Денис был отличным другом, но почему я плачу только сейчас? Будто всё это время я не осознавала, что самого прекрасного человека, которого я когда-либо знала, больше нет.

— Ты… не можешь? ― на выдохе произношу я, обращаясь к Стасу за своей спиной. Всё это время он суетился, бегал по квартире и наводил порядок.

— Что? ― Он наконец-то останавливается.

— Я понимаю, ― тихо поясняю. ― Ты… ты не можешь это убрать, да? ― Я поворачиваюсь к своему парню с глазами, полными слёз.

— Эм… да, просто… ― Он пытается подобрать слова или ищет оправдание, почему прямо посреди гостиной у него огромное, душераздирающее напоминание о его погибшем брате?

— Не объясняй. ― Я бросаюсь к нему на шею в полной истерике. ― Не надо, я понимаю! Кажется, что он всё ещё с нами. Боже мой, малыш, я даже не представляю, что ты сейчас чувствуешь, мне так жаль… ― Слёзы полностью застилают глаза, душат, сдавливают горло невидимыми лапами жестокой боли, я всхлипываю. ― Так жаль, он был прекрасным человеком, лучший из нас!

— Да… ― тихо отвечает Стас, обнимая. ― Он был прекрасным человеком, ― повторяет, но не плачет, держится или уже излил всё, что было на душе. Стас гладит меня по спине, успокаивает.

— Хочешь, я всё это уберу? ― спрашивает, целуя меня в висок.

— Нет, то есть… не знаю. Тебе так будет легче? Давай я уберу, если тебе тяжело. ― Я отлипаю от его твёрдой груди и вскидываю голову, чтобы заглянуть в глаза.

— Не нужно, я всё сделаю, ― спокойно отвечает он. ― Иди в мою комнату, я сейчас принесу еды.

Киваю и ухожу в комнату Стаса, пока он остаётся в гостиной, чтобы убрать вещи брата и встретить курьера с ужином.

Мы лежим на кровати, наевшись тайской еды, и смотрим какой-то выпуск трэвел-блогера на Youtube. Я не особо вникаю в смысл, потому что все мои мысли о Денисе: я хочу знать, как он погиб, понять, как действовать дальше. Стаса подкосила его смерть, это очевидно, но при этом он ведёт себя так, будто ничего не произошло, кажется, что хочет оттянуть момент, когда нужно принять смерть брата и жить с последствиями.

— Малыш, ― не отрывая глаз от экрана, зовёт меня Стас. ― В четверг мы… то есть я… ― Моя голова лежит у него на груди, и я чувствую, как ускоряется стук его сердца.

— Ты хочешь поговорить о том, что произошло? ― Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

— Да… ― Он сглатывает, в глазах страх, какого я ни разу не видела: он даже в момент, когда ударил меня, испытывал совершенно другие эмоции. А, вдруг тогда он был под чем-то?

— Стас, скажи мне, ты в тот вечер что-то принимал? ― Я решаю играть в открытую.

— А мог? ― Вопрос ставит меня в тупик ― Я раньше мог себе такое позволить?

Я застываю, не понимая его реакции. Эта фраза должна быть произнесена с наездом, в его классической манере, от которой я почувствую себя виноватой. Но в нём нет злости — он просто спрашивает, будто сам не знает.

— Я знаю, что ты можешь, ― отвечаю я.

Это был не секрет. Стас мог побаловаться травкой или таблетками на вечеринке, но, как правило, он делал это только в компании ребят, где не было меня. Однако не исключено, что и со мной он не всегда был в трезвом уме.

— Что я сделал? ― спрашивает он, а у самого дыхание останавливается ― Я был… я был не в себе. Не помню, во сколько ушёл, и, если честно, не помню всех событий.

В моей голове происходит замыкание. Я просто смотрю на него, как замороженная, не понимая, злиться или наоборот ― вздохнуть с облегчением. Мне хочется, чтобы была причина, которая объяснит его поведение, но если эта причина — наркотики, то это совсем не радует. Если он настолько меняется, что не помнит себя, как я могу ему доверять? А сейчас он вообще трезвый? Может, вся эта нежность и забота ― тоже побочный эффект какой-нибудь травы?

— Господи, Вика, почему ты молчишь?

— Потому что я тебя боюсь, ― шепчу я.

— Что? ― Его глаза вспыхивают. ― Ты? Я что… тебя…

— Ударил, ― заканчиваю фразу за него.

— Чёрт! ― Он прикрывает глаза ладонью.

— Ты что? Серьёзно ничего не помнишь? Ты не выглядел, будто под кайфом. Да, ты был взвинчен и разозлился из-за полной ерунды, но ты и раньше так делал, или… ― Тут до меня доходит.

Стас и раньше принимал что-то, и, возможно, все приступы его агрессии или необоснованной ревности продиктованы как раз этими препаратами.

— Я и раньше тебя бил? ― Он спрашивает, а значит, не помнит.

Я вскакиваю с кровати и начинаю истерично собирать вещи.

— Вика, ты куда?

— Не иди за мной! ― Я выставляю ладонь в защитном жесте. ― Я не знаю тебя, совсем! Какой ты ― настоящий?

— Господи, прости… ― Он снова трёт лицо ладонями. ― Вика, я спокоен, трезв и ничего тебе не сделаю, клянусь, я больше ничего в жизни не приму. Давай просто поговорим?

Я стою у двери спальни, прижав к груди свитер и рюкзак. Я хочу ему верить, спокойно поговорить и убедиться, что всё дело в каких-то чёртовых таблетках и на самом деле мой парень меня любит, заботится и никогда-никогда больше не ударит. Вот только этот парень делал мне больно слишком много раз, причём если не физически, то морально. Я не была готова поверить в то, что в один момент всё это закончится.

— Во сколько я ушёл от тебя? ― спрашивает он спокойно.

— Около девяти часов вечера, ― отвечаю, всё еще прижимаясь к двери.

— Хорошо. Как я тебя ударил?

— Дал пощёчину. ― Я закатываю глаза: мне кажется, он издевается надо мной. Как можно такое не помнить?

— Это был не в первый раз? ― снова вопрос.

— В первый, раньше ты мог только шлёпнуть или схватить сильно, но никогда…

— Губа! Это я? ― аккуратно продолжает, и я вижу вину в его глазах: он правда не ожидал от себя такого.

— Да, кольцом. ― Я указываю на его руки, правда, сейчас на его пальцах ничего нет.

— Ясно, ― сглатывает он. ― Ты… ты хочешь порвать со мной? ― голос сдавлен, будто он сдерживает слёзы.

Вопрос ставит меня в тупик. Я же правда хотела, и сейчас, когда я банально не могу даже приблизиться к нему, самое время остановить эти отношения. Но в эти пару дней он вёл себя совершенно иначе, будто стал замечать меня. Он был трезв, вот в чём всё дело! Он перестал принимать после смерти брата и снова превратился в парня, в которого я влюбилась.

— Я не знаю, ― хриплю я: голос куда-то пропадает.

— Малыш, я не хочу тебя терять, ― всё так же осторожно произносит он каждое слово. ― Если не хочешь оставаться, давай я тебя отвезу. ― Он следит за моей реакцией, все его движения плавные: боится меня спугнуть. ― А завтра мы встретимся и… и решим, что делать, ладно?

Я киваю, и Стас встаёт, чтобы одеться и отвезти меня в общежитие. Всю дорогу мы молчим: я вымотана и не готова сегодня к новой правде, а он… Не знаю, что у него на уме, выглядит он так, будто искренне раскаивается, но я не знаю его. Вдруг это игра или эффект новой увеселительной химии, которую он в себя влил? А может, ему и правда жаль, вот только это всё уже случилось, и я не знаю, как снова начать ему доверять.

— Вика, я скотина, я знаю.

Стас останавливает машину у общежития и прерывает наше гнетущее молчание.

— Понятия не имею, как я мог так себя вести, но я хочу, чтобы ты верила: сейчас я чист и никогда ничего не буду употреблять. Я готов хоть каждый день анализы тебе приносить, только прошу: не бойся меня. Я… я не могу потерять ещё и тебя. ― Он не может даже смотреть мне в глаза, говорит, уставившись на руль, выдавливая каждое слово, наполненное мучительным чувством стыда.

И это рвёт моё сердце. Я люблю его, люблю и верю. Как дура? Как жертва абьюзивных отношений? Возможно! Но иначе я просто не могу.