Волшебная гора

Анна Яковлевна Яковлева, 2016

Что свело в одной палате противотуберкулезного диспансера столь разных и в то же время чем-то похожих женщин? Почему болезнь уложила на соседние койки яркую продавщицу и тихую учительницу, студентку и бабушку, русскую и татарку? Автор повести прошла этот путь сама и попыталась осознать причину случившегося с точки зрения православной христианки. С ее мнением можно соглашаться, а можно спорить, но несомненно одно: часто болезнь имеет духовные причины, в ней есть смысл и она может быть полезна человеку.

Елена.

У Лены почти полностью поражено левое легкое. Худая, плоска, беззубая, с орлиным носом и большими навыкате голубыми глазами, Лена все время ругается матом.

Дома Лену ждут родители и трехлетняя дочь. По сведениям, Лена попала в диспансер сразу после родов.

Как первое, так и второе пришествие Елены в диспансер сопровождается лав стори.

Сейчас у Лены роман с Колей тщедушным субъектом из соседней палаты.

Вторая группа инвалидности не препятствует нахлынувшим чувствам, а ожидание резекции легкого и риск быть уличенной придает страсти остроту, как перед боем.

Бог присматривает за Леной издалека, и она этим вовсю пользуется.

Чем ближе время «Ч», тем больше отвязывается Елена. Перед вечерним обходом расправляет постель, создает эффект присутствия. После обхода намыливается на всю ночь к любимому. Им двоим не тесно на односпальной больничной койке. Коля на днях получил пенсию, и джин-тоник течет рекой с пятницы до понедельника. Голубые глаза навыкате наливаются кровью, Лена становится подозрительно молчаливой. В палату является утром, падает и спит до завтрака. Затем молча поглощает кашу, запивает ее холодным чаем и снова заваливается спать.

— У Ленки мать с отцом тоже пили, пока здоровье было, — сплетничает Ирина, — Ленка и предшественника Колькиного здесь подцепила. Выписалась в прошлом году с Сашкой отсюда. Пожили и разбежались. Сашка тоже пил. Мать Ленкина его выгнала.

Выходит, Лена у нас потомственная пьянчужка.

Ясно, что Господь попустил ей болезнь для вразумления, только Лена не вразумляется. Она как-то умудрилась болезнь превратить в праздник. Мрачный пир во время чумы. На ум приходят строчки: «Где стол был яств, там гроб стоит…».

«Неужели, — с сомнением думаю я, — спасительное попущение никого не спасло? Или все-таки спасет?».

***

Каждый вечер после ужина и приема таблеток мы включаем кварц в палате и перебазируемся в коридор. Коридор превращается в подобие Бродвея. Здесь мыкаются такие же страждущие-болящие. Здесь играют в карты, коротают время за разговорами и сплетнями. Здесь случаются судьбоносные знакомства и любови.

Любители одиночества терпят фиаско: уединение возможно только в туалете.

Но стоит встать к окну лицом, возникает иллюзия покинутости.

За окном в снежных обочинах лежит трасса. «Кому-то же пришло в голову построить ПТД вдоль дороги», — думаю я, провожая глазами машины.

Скоро понимаю, что завидую свободе за окном, и отлипаю от стекла.

Повезло: кушетка напротив палаты не занята.

Так вот. Об уединении, которого нет.

Для меня это не прихоть и не блажь. Здесь негде уединиться для молитвы. Нет молельной комнаты или библиотеки. Не предусмотрена.

Молиться приходиться урывками, ловить моменты. Утром я молюсь, когда девчонки еще спят. Но вечером… Вечером я отворачиваюсь к соседкам спиной и утыкаюсь в молитвослов.

За спиной у меня кипит жизнь: орет телевизор, низкими прокуренными голосами что-то обсуждают Лена и Ира, кому-то звонят родные. В этой какофонии не слышно собственных мыслей, не то, что слов.

Альке этот гвалт не мешает. Скрючившись на койке, она рисует с фотографии портрет любимого мужчины.

«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй мя», — шевелю я губами.

Помилуй мя…

От угрозы операции.

От аллергии на препараты.

От микобактерии-мутанта помилуй мя.

Богородица, Матушка Заступница, помоги вылечиться к Пасхе.

Новости заканчиваются, начинаются «Менты». Я бы назвала их «Менты со знаком бесконечности», «Менты ∞».

— Девочки, сделайте потише телевизор! — раздражаюсь я.

Ирина огрызается:

— По губам читать? Купите беруши.

«Или вы себе наушники», — мысленно огрызаюсь я.

Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный… Достойное по делам моим приемлю…

— Здесь до вас еще не такое было! К нашим девушкам в палату приходили каждый вечер мужики, чай пили и в карты резались, — делится свежими воспоминаниями Алла.