Пальмы, солнце, алый снег

Анна и Сергей Литвиновы, 2007

Алена приехала в дорогой подмосковный отель и в первый же вечер случайно услышала, как руководитель психологического тренинга говорит в телефонную трубку: «Они, все пятеро, покойники!» Интересно, кого он имел в виду?.. Алена выкинула странный разговор из головы, однако мрачный прогноз очень быстро начинает сбываться: успешный менеджер Антон Нечаев покончил с собой, а исполнительный директор компьютерной фирмы Александра Клевенская погибает от передозировки наркотиков. Так-то им помог психолог! Алена решает сблизиться с оставшимися в живых участниками тренинга, присмотреться к его руководителю… Она пока не понимает, насколько опасно ее расследование, ведь убийца, скорее всего, живет здесь, в отеле, они обедают в одном ресторане и плавают в одном бассейне…

Глава 4

Борис Борисович, директор гостиницы «Тропики»

О происшествии в триста втором номере ему доложили в семь ноль пять утра, тем самым отменив и привычную утреннюю зарядку, и даже неизбежный в столь ранний час кофе.

На рабочее место Борис Борисович прибыл задолго до начала рабочего дня — в семь сорок.

Проходя в свой кабинет, с неудовольствием отметил: в секретарском предбаннике опять бардак, в вазе засыхают вчерашние булочки, немытые чашки из-под вчерашнего же чая покрылись неприятным коричневым налетом. Но верный заместитель уже здесь, сутулится на краешке посетительского диванчика, волнуется, ждет…

Борис Борисович сухо поздоровался и тут же перешел к делу. Попросил:

— Рассказывай.

Заместитель и доложил во всех красках — была у него, несмотря на бесцветную внешность, склонность к цветистому, в стиле бульварных романов, живописательству. Про полную крови джакузи. Про истерику несчастной любовницы. Про обморок «забредшей на огонек» туристки, к тому же оказавшейся беременной, едва выкидыш от ужасного зрелища не случился…

— На каком она сроке? — прервал рассказ зама Борис Борисович.

— Этого не скажу, — смутился тот. И показал: — Но живот — во!.. Того и гляди родит.

— Внеси в список ограничений: с сегодняшнего дня беременных на сроке свыше тридцати недель в отель не оформлять.

— Сделаем, — кивнул зам. — А с этой-то что делать?

— А что с ней поделаешь? — поморщился Борис Борисович. — Отправь ей корзину с фруктами. За счет отеля. И врачу нашему скажи: пусть присматривает. А той, которая любовница, выдели другой номер. У нее обычный люкс был? Так определи ее в сьют. В качестве компенсации за моральный ущерб. И вот еще что. Посмотри по регистрационным карточкам — журналисты в отеле есть?

— А зачем нам журналисты? — не понял зам.

— Именно, что незачем, — поморщился Борис Борисович. И объяснил непонятливому: — Ты представляешь, какие могут быть заголовки? «Наш корреспондент оказался в отеле, где убивают»…

— А этого Антона вроде бы никто не убивал, — прищурился Костюня. — Сам по венам чикнул.

— Вот и надо эту мысль довести до журналюг. Если таковые у нас в отеле окажутся, — разжевал заму Борис Борисович. — Человек с расстройством психики, не выдержали нервы, то, се… Кто его, кстати, в отель оформлял? Похож он на ненормального?

— Оформлял его Миша Талалаев, — продемонстрировал осведомленность зам. — Он сегодня как раз в ночь, так что я спросил. Нет, говорит, нормальный мужик. Только смазливый. И подозрительно, что не просто отдыхать, а на психологический тренинг приехал.

— Это тот самый, как его… «Путь в бездну»? — нахмурился Борис Борисович.

— «Путь к себе», — со вздохом поправил заместитель. — Говорил ведь, не нужно психов в отель пускать!

— Ты? Это говорил? Когда? — усмехнулся директор.

— Ну, может, вам и не говорил, а думал. А на будущее — надо от таких справки из психдиспансера требовать.

— Справки — ерунда. Я тебя уверяю: этот парень ни на каком учете не состоит, — заверил Борис Борисович. И вновь поморщился: — Черт, но до чего же некстати!..

— Уже ментов понаехало. Немало, — подлил масла в огонь заместитель.

— Проследи, чтобы их всех покормили. За счет отеля, — велел Борис Борисович. — И предложи, кто захочет, — бассейн, сауна…

— Понял, — кивнул зам.

— И попроси: пусть тело заберут как можно быстрее. В триста втором номере сразу, как милиция позволит, — полную дезинфекцию. И приказ по отелю: все разговоры о самоубийстве запрещаются, нарушившему — немедленное увольнение. Нам такого пиара не нужно…

— Может, прикрыть этот их тренинг к чертовой бабушке? — выступил с очередной инициативой заместитель. — Пусть разъезжаются?

— А под каким предлогом? — пожал плечами Борис Борисович.

— Ну… придумаем.

— Нет, это не дело, — возразил Борис Борисович. — У них все оплачено, денег в ресторане и в СПА наверняка оставляют изрядно, никаких нареканий нет. Выгоним — будут наш отель на каждом углу славить, что мы договоренностей не соблюдаем, а это нам надо?.. Так что пусть уж их… репетируют дальше. Будем надеяться, что ненормальный в этой компании — только один.

Тренинг, день второй

Черного галстука в дорожном гардеробе не имелось, и потому Яков Анатольевич ограничился темно-синим. В сочетании с рубашкой цвета весеннего неба выглядело, как надо: в меру строго, но без трагизма.

— Да уж, трагизма нам совсем не надо… — бормотал Яков Анатольевич, стоя подле окна в ожидании, пока начнется тренинг.

Погода будто оплакивала Антона: свинцовое небо, поземка, тоскливый вой ветра. И психолог понимал: без тяжелых объяснений, к сожалению, обойтись не удастся.

Первой, как и вчера, явилась Ярослава. Она тоже попыталась соблюсти траур — облачилась в черную водолазку и темно-горчичные джинсы, но цели, по мнению Якова Анатольевича, не достигла: одежка сидит в обтяг, грудь выставлена вперед, попка обрисована, какие уж тут скорбные мысли… Одни глаза соответствуют ситуации: горестные, с красными ободками.

— Спасибо, что пришла, Ярослава, — тихо молвил психолог.

— Спасибо, что тренинг на после обеда перенесли, — слабо улыбнулась она. — Утром я бы не смогла, так тяжело было… Да и милиция налетела, объяснение пришлось писать…

— Сильно донимали… — Яков Анатольевич пощелкал пальцами, как бы подбирая слово, — местные копы?..

— Да нет, — вздохнула она. И невпопад добавила: — А у Антона, оказывается, невеста была… Они собирались на той неделе заявление подавать. — Она жалобно взглянула в глаза психологу: — Яков Анатольевич, ну зачем, зачем же он это сделал, вы мне можете объяснить?..

Ответ на этот вопрос психолог заготовил давно. И тон — отстраненный, в меру назидательный — тоже отрепетировал.

Яков Анатольевич подошел к пластиковой доске, взял маркер, нарисовал окружность, крупно вписал в нее «ТРИДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ». Объяснил:

— Видишь ли, Ярослава… Все человечество делится на три больших сегмента. Самый центральный, в нем тридцать процентов населения, — это абсолютно нормальные люди.

Он сделал паузу, уточнил:

— Ты, безусловно, относишься к этой трети.

«Сейчас она просияет».

Ярослава благодарно улыбнулась, а психолог продолжил:

— Следующий сектор — это те, чью психику можно назвать пограничной. Их — сорок процентов… — Он обвел первый круг вторым. — Ну, и оставшиеся тридцать процентов — это, как говорят в народе, конкретно ненормальные.

— Так много?! — ужаснулась Ярослава.

— Увы, — кивнул тот. — Психически больного ведь в отличие от других инвалидов за версту не видать.

— Кошмар, — поежилась собеседница.

— И вот ведь какая штука, — продолжал Яков Анатольевич. — Посмотри еще раз на картинку. — Он махнул в сторону трех вписанных друг в друга кругов. — Люди из первой окружности, из нормальных, к законченным психам попасть не могут ни в каком случае. Как, соответственно, и сумасшедшие — к здоровым. А вот пограничные могут мигрировать и туда, и сюда…

— А каким был Антон? — жадно поинтересовалась Ярославна.

— Антон, к моему глубокому сожалению, в тридцать процентов абсолютно здоровых не входил, — вздохнул психолог.

Ярослава слушала, затаив дыхание.

— Конечно, он не являлся сумасшедшим, — поспешил добавить Яков Анатольевич, — но его психика — да, она была не вполне адекватной. Антон ведь пережил тяжелое детство… сложную семейную ситуацию… и все это наложило на его поведение своего рода фатальный отпечаток… Вот — опять же, как говорят в народе, — нервы и не выдержали…

— То есть, — Ярослава, как деловая женщина, предпочла расставить все точки над «i», — его психика была пограничной, а вчера, после нашего тренинга, после того, как исповедоваться пришлось, у него крышу окончательно снесло?

— Можно полагать и так. Что пусковым механизмом его поступка стал именно наш тренинг, — безропотно согласился психолог. А потом пытливо взглянул на собеседницу: — Но с таким же успехом катализатором его сумасшествия могло стать его внезапно вспыхнувшее чувство к вам. Вы ведь, кажется, весь вечер провели вместе?..

Ярослава отшатнулась, побледнела, забормотала:

— Да, вместе, но…

— Ах, боже мой, милочка, да бросьте вы оправдываться! — перебил Яков Анатольевич, ласково обнимая ее за плечи. — Вы — взрослый человек, и Антон — тоже взрослый…

— Был — взрослый, — припечатала Ярослава. — А сейчас его нет. Вообще нет. Нигде. — Она потерянно, жалко улыбнулась. — Я, как вы понимаете, совсем не девочка, а до сих пор привыкнуть не могу. Что человек жил, дышал, мечтал — и вдруг внезапно его не стало. Облако. Пыль. И не будет больше никогда…

«А ведь она переигрывает, — определил психолог. Безошибочно сказались десятилетия практики. — Совсем уж не так сильно переживает, как показывает. Интересно почему?»

Но расколоть Ярославу он не успел. За их спинами раздалось:

— Но это был его собственный выбор, правда?

Ярослава и Яков Анатольевич обернулись. Она — поспешно и нервно, он — спокойно и с достоинством.

На пороге стояла Александра. Как обычно, в нелепых широких джинсиках и мешковатом свитере — одежках дорогих, но до безумия ей не идущих. Зато щеки сегодня не бледные, как всегда, а разрумянены, и глаза блещут.

— Зачем ты так говоришь?.. — начала было Ярослава.

— Здравствуй, Сашенька, — дружелюбно поздоровался психолог. — Изумительно выглядишь.

Девушка расплылась в благодарной улыбке.

«Она и правда сегодня чудо как хороша. Несмотря на все свои веснушки и девчачью нескладность…»

— Действительно, Сашенька, ты такая симпатяшка… — нежно пропела Ярослава. И тут же разбавила медовый тон жестким: — Тебя, наверное, смерть возбуждает? Кровь, трупы?

Александра вспыхнула, закусила губу… впрочем, быстро нашлась:

— Ну, в плане трупов… Антон ведь, кажется, в твоей ванной комнате себе вены перерезал?..

— Брэйк, девочки, брэйк, — вмешался психолог. — Я понимаю, нам всем тяжело, но все-таки давайте держать себя в руках.

— Мне — не тяжело. Мне, наоборот, очень прекрасно, — упрямо повторила Саша.

— Во как… — буркнула Тося.

Она, под руку с Андреем Степановичем, как раз появилась на пороге.

— Да. Мне хорошо, и я этого не скрываю. — Александра с вызовом взглянула на пришедших.

— Ну, и ради бога, — равнодушно отвернулась от нее Тося.

Саша явно расстроилась, что ссоры не получается.

«А эта крошечная Тося — крепкий орешек, — мелькнуло у психолога. — Совсем не похожа на бывшую официантку. И Ярослава, которая обычно как на ладони, сегодня явно что-то скрывает…»

Но разбираться сейчас не время.

— Ну, вот и чудненько. Все в сборе, — заторопился психолог. — Давайте наконец начинать.

— Давайте, — буркнула Ярослава. — Только сразу предупреждаю: я сегодня ничего рассказывать не буду.

— А как же пограничная ситуация? Полное очищение? Катарсис? — ехидно обратилась к ней Александра. — Ты ведь ночью такое пережила… Мертвое тело в ванной, у меня бы от ужаса точно инфаркт случился! Неужели не хочешь об этом поговорить?..

— Слушай, заткнись, а? — ледяным тоном попросила Ярослава.

— Нет, — вновь вмешался Яков Анатольевич. — Затыкаться Александре совсем не надо. Мне кажется, — он внимательно взглянул на девушку, — сегодня как раз ее день. Поговоришь с нами, Сашенька?.. Расскажешь нам все?

— Расскажу, — охотно кивнула та.

Жестко улыбнулась. Обвела взглядом аудиторию. На Тосю с Ярославой посмотрела презрительно. На мужчин — скорее даже с ненавистью. И с вызовом.

Вышла в центр комнаты. Села в кресло. Откинула со лба прядь взмокших волос (хотя в аудитории совсем и не было жарко). Произнесла:

— Врать не буду: я боялась рассказывать о себе. И когда сюда ехала, думала над купюрами. Как рассказать — да не все. Чтоб, не дай бог, вы меня в обидчицы-гадины не записали… А сейчас решила: слушайте все. Все, как есть. Потому что с вами, так сказать, с сильным полом, — снова гневный взгляд в сторону мужчин, — по-хорошему просто нельзя.

Александра, кандидат наук и лауреат многочисленных конкурсов

Она очень старалась учиться, но все равно институт запомнился вечным кошмаром.

Александра всегда, даже после ночных посиделок с однокурсниками, спешила к первой паре. Занимала самое удобное, ближе к кафедре место. Добросовестно записывала за лектором и даже кивала, когда взгляд преподавателя останавливался на ней. Казалось бы, примерной студентке и карты в руки. Ан нет.

После занятий, еще в метро, по дороге домой, она открывала свежезаписанные лекции и в ужасе осознавала, что ничего, почти ничего в них не понимает! Точнее, так: вот эта формула ясна и вот эта — понятна, но к чему они здесь? Зачем? И что доказывают?!

Папа, правда, утешал: «Я в институте тоже лекции чисто механически записывал. Не вникая. А потом уже разбирался». Но беда-то в том, что у нее и после лекций, в спокойной, домашней обстановке — и то разобраться не получалось. Приходилось сверяться с учебниками, заткнув гордость в карман, звонить однокурсницам или просить, чтоб помог, брата Артема.

Он, в отличие от легкомысленных однокурсниц, помогал ей всегда. И объяснял, не чета многим институтским преподам, легко и толково. Какое-то заветное слово, что ли, знал — только что была тетрадка с непонятными иероглифами, и вдруг, будто волшебной палочкой взмахнули, ряды бессмысленных формул обратились в стройную и логичную картину… «Почему так? — гадала Саша. — Преподов — не понимаю, зато брата — всегда. Учил бы меня только он…»

Но учить ее на постоянной основе Артему, конечно же, было не с руки — собственных дел хватало. Да и человеком он был дрянным, хоть и преподаватель от бога. Просто объяснить, а потом выслушать горячую благодарность сестры не умел. Обязательно нужно было оттянуться на ней во всю мощь отвратительного характера:

— Послушай, амеба, ты что — совсем тупая? Это ведь настолько элементарно! Даже высшей математикой не назовешь, так, школьная алгебра!..

— Тебе, может, и алгебра, а я никак понять не могу… — всхлипывала сестра.

— Так ты тогда лучше в текстильное ПТУ переводись! На швею — вот он, твой максимум. Ну а я, так и быть, швейную мастерскую тебе куплю. Будешь как Вера Павловна из «Что делать?».

Самое интересное, что ни мама с папой, ни сама Саша даже не сомневались: Артем действительно, если захочет, купит. Хоть мастерскую, хоть даже фабрику. Потому что он уже курса с третьего научился зарабатывать совершенно несусветные по меркам их скромной семьи деньги.

Свою нишу Артем нашел легко.

Однажды однокурсник предложил ему:

— Хочешь подработать?

— А что надо? — скривился Артем.

К деньгам он, не чета другим студиозусам, был всегда равнодушен.

— Компьютерную программу написать. Для одной торговой компании.

Такая задачка Артему показалась интересной, и за работу он взялся. Интересно стало — получится или нет? Одно дело — поражать нестандартным мышлением институтских преподавателей, и совсем другое — угодить придирчивым бизнесменам. (Ну а для бизнесменов, особливо из небогатых фирмочек, нанимать бедных студентов обычное дело. На настоящих-то, дипломированных программистов денег не у всякой фирмы хватит.)

Артем программу написал и привел заказчика в неподдельный восторг. Ему полной горстью отсыпали денег — обычно-то, жаловались однокурсники, приходилось за жлобами-бизнюками чуть не неделями ходить — и пообещали: отныне он без работы не останется.

И не наврали: заказы посыпались один за другим. Потому как писал Артем свои программы с такой легкостью, вкладывал в работу столько таланта, что заказчики передавали его из рук в руки, словно драгоценную, тонкого фарфора вазу. Опять же, и для учебы польза — не надо специально с курсовиками париться. Описал в нем уже созданную и проданную программу — и готово дело. И денег в кармане шуршит немало, и преподы с обожанием смотрят. К тому же на полном серьезе именуют его «надеждой российского программирования».

Конец ознакомительного фрагмента.