Ты где, сосед? Психологическая проза

Антон Владиславович Хапилов

Однажды, выйдя из магазина с пакетом продуктов в руке, главный герой попадает в такое приключение, которое запомнится ему на всю оставшуюся жизнь.

Абстинентный сидром

Следующий день был понедельником. Этот день во все времена характеризовался как тяжелый, по причине внезапной смены ритма, связанного с прошедшими выходными днями. Даже если рабочий график подразумевал особый порядок, а это значит, что человек мог трудиться и по официальным выходным дням, то первый день новой недели, все равно заставал его врасплох. Возможно, это впиталось с молоком матери, и отложилось на подкорке головного мозга человека. Или замкнутые циклы повторяющихся раз за разом дней, задают гипнотическую коллизию действий, неподвластную ментальному восприятию. Так или иначе, но в понедельник всегда нелегко начинать жить.

Что же тогда говорить о людях, злоупотребляющих спиртными напитками по воскресеньям, сидящих допоздна в барах, бегающих в ближайший магазин за новой порцией крепкого алкоголя. Они никак не могут угомониться, считая подобное проведение свободного времени, вполне естественным и плодотворным. Этим они оправдывают себя, однако организм испытывает главные нагрузки, а значит, затем, приходит долгожданное похмелье.

Именно такой абстинентный синдром и испытывал с самого раннего утра Алексей, буквально поднимая себя «за волосы» с постели, чистя зубы перед зеркалом, стоя в переполненном автобусе, двигаясь по проторенной дороге к месту стройки. Голова болела тихой непреходящей болью, и всякие физические нагрузки, вместо положенного лечебного эффекта, оставляли лишь щемящую боль на периферии сознания, одаряя дремлющие рецепторы скрытым чувством вины. Лехе очень хотелось затушить этот внутренний пожар бокалом прохладного пива, или парой рюмочек ледяной обжигающей водки. От подобного скрытого желания невероятно закружилась голова, ноги сделались ватными, на сетчатке глаз появились разноцветные круги, которые вертелись, как в трубе детского калейдоскопа. Ему теперь хотелось все бросить и вернуться домой, туда, где его окутает тишина и покой, и он уже был готов осуществить задуманное, но обнаружил себя стоящим на стройке, аккурат, возле «голубого вагона» прорабской.

— Алле, ты чего опаздываешь?

Навстречу, с самого верха, на него по ступенькам, буквально летел прораб Владимир. Столкнувшись «нос к носу», Леха затих, промямлил что — то вроде «автобус задержался», и побрел в квартиру номер четыре, служащую для переодевания рабочего люда в казенную одежду.

— Смотри, оштрафую на приличную сумму! Быстро переодевайся и за дело!

Все это Владимир выкрикивал уже набегу, направляясь к группе ожидающих его субподрядчиков. Начиналась обычная трудовая неделя.

Алексей собирал с подземной парковки строительный мусор, и бросал его в тачку. Наполнив ее до краев, направлял к выходу, где, поднатужившись, толкал в горку, напрягаясь всем телом и постоянно отталкиваясь ногами, шел до самого верха. Этот нелегкий труд внешне походил на работу землекопов, запечатленной на кадрах немых, черно — белых фильмов, начала двадцатого века. Великая масса людей, снует в гору по деревянным настилам, туда — сюда. В руках у них одноколесные тачки, полные грунта, камней и грязи, и эти люди непрестанно двигаются, совершая беспрецедентные акты личной силы, в непрерывной круговерти давно минувших дней. О чем могли тогда думать люди, занимаясь столь тяжелым физическим трудом. Вполне возможно, нагрузки сильно выматывали их, «выжимали», не оставляя сил, и тогда работники падали от изнеможения, на жесткую деревянную кровать, и забывались в неспокойном, тяжелом сне.

Леха тоже был близок к обмороку, но человек двадцать первого века, обладая меньшей физической силой, наделен избыточным интеллектом, поэтому, совершив несколько «ходок» на старенькой двухколесной тачке, он присел в полутемном подвальном помещении на стопку полетов и затих, снедаемый потоком мыслей.

Он думал о прошедшем дне, и все приходящее ему на ум было окрашено темной краской. Теперь он называл соседа Михаила Сергеевича, не иначе как «ханжа». А как еще можно относиться к человеку, постулирующему некие двойные стандарты. Сначала он нелестно отзывается о пьющих людях (они, безусловно, должны быть презираемы обществом, и находиться в глубокой изоляции), и агитирует за здоровый образ жизни, подкрепляя сказанное личным примером, в виде совместной утренней гимнастики, а вечером напивается «вдрыск», орет и что — то прячет в подвале. Что не понятно. Может это кошка так скребется, или мыши. А дочка его, полностью похожа на папашу, руководствуясь принципом яблони и яблока, падающего недалеко от ствола «родителя». При этом внешность у дамы хорошая, даже очень, хотя, что с того, ведь видно было сразу, что Леха не в ее вкусе. Да он и не собирается быть в чьем — то вкусе, он же не еда. Причем здесь еда?

Поток мыслей прервала небольшая группа людей, спустившихся на территорию подземной парковки, и неминуемо двигающуюся в сторону Алексея. Верховодил комиссией, а это была именно комиссия, бравый старичок, имеющий достаточную выправку, свойственную «важным» персонам. За ним шагали две еще вполне молодые женщины, создавая ореол свиты. Замыкал шествие прораб Владимир. Он был хмур, что можно было трактовать, как сосредоточенность, необходимую в волнительные моменты. Но моментов не было, по причине того, что все шли в полном молчании, как группа партнеров, осуществляющих секретную миссию. Инородным телом в данном случае выступал только прораб. Он был в полинявшей на солнце, синей демисезонной куртке, пошитых когда — то в ателье темных штанах и высоких, сапогах болотного цвета, залепленных грязью.

Старичок из комиссии явно молодился, испытывая очередной ренессанс своих физических возможностей. Он бы необычайно юрок для своих лет и отлично пользовался этим качеством, бодрым шагом ступая по пространству подземной парковки. Осматривая территорию, старичок заметил сидящего на стопке полетов человека, замедлил движение вперед, а затем резко свернул с намеченного маршрута и направился к Алексею. Примерно так поступал президент Михаил Горбачев, желая вживую пообщаться слюдьми, ознаменовав новый подход в отношениях со своим народом. Алексей вздрогнул, слегка ссутулился, на секунду ощутив подсознательный страх холопа перед потенциальным барином, доставшийся в наследство от далеких — далеких предков, но секунда минула очень быстро, не оставив от «рабского» ни следа.

— Молодой человек…

Алексей поднялся с импровизированного сиденья, заставив подошедшего «задрать» голову, настолько большой была разница в росте. Теперь они стояли друг против друга, где один готов был слушать, а второй собирался сказать. Вся ситуация была несколько странной и запутанной, ведь что можно ожидать от пожилого человека в разговоре с молодым парнем. Поэтому Леха и «напрягся», лишний раз, поглядывая на прораба, стоящего в некотором отдалении. Две, еще вполне молодые дамы, воспользовавшись неожиданной свободной минуткой, дружно достали сигареты и закурили.

— Алексей?

— Да. Я слушаю вас…

— Вы не помните меня? Меня зовут Николай Павлович. Я был другом вашей мамы. Часто бывал в гостях. Помните меня?

— Нет…

Леха слегка отстранился, как это делают люди, имеющие некоторые дефекты зрения и разрывающие дистанцию, для лучшей фокусировки изображения. Он даже, невольно прищурился, всматриваясь в испещренное глубокими морщинами лицо. Облик этого человека мог быть ему знаком, и Леха силился его узнать, но все что он мог уловить, это то, что старичок был похож на Шарля Азнавура, своими густыми, темными бровями и аккуратно зачесанными назад светлыми волосами.

— Давно это было…. Я помню тебя еще маленьким. Сейчас то, ты, вон какой. Как здоровье мамы?

— Нормально.

— Работает? А живете все там же?

— Мать сейчас живет в другом месте….

— Да? Ну что ж…. Передавай ей привет. Хорошо было бы встретиться, посидеть…

Старичок пристально рассматривал Алексея. Все выглядело так, что человек, подойдя по совсем иному случаю, вдруг узнал в стоящем перед ним оппоненте давнего знакомого. Но все воспоминания о прошлом были частично утрачены, связи разорваны или потускнели со временем, поэтому Николай Петрович больше и не претендовал на информацию о былом, рискуя заблудиться в этих дебрях, но вежливость требовала достойного окончания разговора.

— Ты когда увидишь ее, свою мать, передавай большой привет… от Николая…

Он протянул вперед руку и Леха пожал ее, тряхнув пару раз для приличия. В момент рукопожатия брови старичка смешно приподнялись вверх, затем вернулись на место, руки расцепились, и он пошел, а за ним и вся кавалькада двинулась дальше, гулко шагая в пустом пространстве «подземелья».

Напоследок прораб бросил многозначительный взгляд на Алексея, в котором читался и укор, и изумление и зачатки потенциальной уверенности в своих силах, замешанные на личной административной власти. Последнее было бесспорно, но на Алексея особого впечатления не производило. Он взял в руки двухколесную тачку и побрел в дальний угол, где виднелись кучки мусора на бетонном полу парковки. Время абстинентного синдрома закончилось, оставив только усталость и желание скорее дожить этот несносный день. Старичок заставил вспомнить его о матери. Значит, пришло время навестить ее.