Подарок для шейха. Я не стану твоей

Арина Асовская (2024)

Я мечтала провести отпуск с подругой в жаркой арабской стране, но попала в плен к жестокому властному шейху. Меня подарили ему, как вещь. Теперь я его наложница. Рабыня, запертая в золотом дворце. И сбежать из него почти невозможно…

Глава 5. Мира

— У тебя красивые волосы, госпожа, — говорит Асия, нависая надо мной с расческой. — Золото на голове. Очень красиво.

— Под платком их все равно не видно, — бормочу отвлеченно. Зачем Имран приставил ко мне эту служанку? И зачем позвал на завтрак? Не самая приятная новость с утра. Хочет испортить мне настроение сразу на весь день? — Мне обязательно его надевать?

— Конечно, — Асия смотрит на меня так, будто я сморозила глупость. — В доме мужчины!

— Да, это веская причина замотать меня в кокон, — ерничаю. — Спасибо, что не в никаб. Смотреть на мир через прорези для глаз меня совсем не привлекает.

— Господин Имран не заставляет закрывать лицо, — успокаивает меня Асия. — Только платок. Посмотри на меня, я накрашу тебе глаза.

Поворачиваю к ней лицо. Она хмурится, жалостливо смотрит на меня:

— Плакала, госпожа?

— Плакала, — киваю. — И не от счастья.

Асия начинает красить мне веки и почти шепотом говорит себе под нос:

— В этом доме все только и делают, что плачут. Ты… Захра…

— Захра? — цепляюсь за новое имя. Еще одна наложница? — Кто такая Захра?

Асия пугается, будто сболтнула лишнего.

— Нельзя говорить, — качает головой.

— Почему? — удивляюсь. — Асия, кто такая Захра? Наложница Имрана?

— Сестра, — нехотя выдавливает Асия.

— И почему о ней нельзя говорить? — допытываюсь я. Интуиция сигналит — это важно! — Почему она плачет?

— Господин Имран сам расскажет. А я не могу.

— Ты его боишься, поэтому не говоришь? Я ничего ему не скажу, Асия. Не выдам тебя, — горячо обещаю ей.

Асия решается, присаживается на кровать и начинает рассказывать:

— Пару месяцев назад Вахида садовника Бахира взяла работать. Он молодой, красивый. Захру увидел и влюбился. Она знала, что нельзя. Знала, что с самого рождения сосватана Салиму своим покойным отцом. И все равно переступила черту. Забыла, что прислуга молчаливая, но не слепая. Донесли про них господину Имрану. Он вне себя от ярости был, Захру только и спасло то, что она не успела отдаться Бахиру. А к нему снисхождения господин Имран не проявил. Как только стихла ярость, решил поскорее отдать Захру Салиму. Видеть ее не мог. И до сих пор не простил.

— А Захра не хочет замуж за Салима? Поэтому она плачет?

— Да. Она все еще любит Бахира.

Я потрясена до глубины души этой печальной историей и легко верю в то, что Имран способен поступить так жестоко с сестрой. У него нет сердца.

— Значит, кроме меня, в доме есть еще одна девушка, которая желает смерти нашему доброму господину. Асия, помоги мне увидеться с Захрой. Я должна с ней поговорить.

— Как я это сделаю, госпожа?! — искренне удивляется Асия. — Не могу. Нет, не просите меня. Страшно подумать, что будет, если господин узнает.

— Он не узнает, если ты ему не расскажешь. Но скажи честно, ведь он именно для этого приставил тебя ко мне? Следить за каждым моим шагом?

— Вахида сказала доложить, если ты надумаешь сбежать, — признается Асия.

— Так я и думала, — вздыхаю. — Асия, передай Захре, что я хочу с ней встретиться. Скажи ей, что это очень важно и касается ее свадьбы. А потом расскажи мне, что она ответит. Имран будет дарить мне золото, у шейхов эта привычка в крови. Я тебя отблагодарю.

Асия недолго колеблется. Кивает, соглашаясь.

Заканчивает мой макияж и ведет на завтрак с Имраном.

За дворцом красивый сад. От разнообразия растительности пестрит в глазах. Тень от деревьев закрывает от жаркого солнца, а ближе к земле ощущается приятная прохлада.

Имран сегодня одет по-другому. Вместо кандуры легкие темные штаны и светлая рубашка. Мне это нравится. В моих глазах он стал таким… более приземленным. Не недосягаемый для мечтательных девушек шейх, а просто серьезный влиятельный мужчина.

Он ждет меня у высокого арабского шатра, стенки которого сделаны из легкой полупрозрачной ткани. Внутри ковры, столы, мягкие диваны и просто безумное количество пестрых подушек и покрывал.

Я буквально ощущаю терпкий вкус пряностей во рту. Очень атмосферно.

Словно я в восточную сказку попала.

Ущипните меня.

Имран отпускает Асию и предлагает мне войти.

Подхватываю низ платья и смело шагаю в шатер. Сажусь на диван, утопаю в подушках и окидываю взглядом стол. Впечатляет. Не меньше двух десятков блюд вместе с ароматными сладостями… И это все для нас двоих?!

Скрещиваю пальцы под столом, когда Имран подходит. И незаметно выдыхаю, когда он садится не рядом со мной, а напротив.

— Господин Имран, у нас… свидание? — спрашиваю, затаив дыхание.

— Свидание? — удивляется Имран. — Просто завтрак, Мира. Не придумывай. Свидания у нас разрешены только после помолвки. И то в присутствии мужчин со стороны невесты. А на тебе жениться я не собираюсь.

Он зачем-то забирает тарелку с аппетитным паштетом, которая стояла у меня перед носом. И ставит ее возле себя.

— Я и не жду, что ты женишься на мне. Твои жены наверняка будут из уважаемых семей, — пожимаю плечами, делая вид, будто меня это не задело. — Я поняла, господин Имран. Невеста заслуживает уважения, ради нее можно хотя бы попытаться ей понравиться. Она ведь не бесправная наложница, развестись может.

Имран откладывает вилку и пристально смотрит мне в глаза:

— Бесправная ты моя, мы оба понимаем о каких правах ты говоришь. Таких широких прав в Эмиратах нет даже у мужчин. А ты женщина под моей опекой, не забывай. Я решаю, что тебе позволено, а что нет. Оглянись на свою прежнюю жизнь. У тебя было время делать все, что вздумается. И куда тебя привела неограниченная свобода?

— К тебе.

Имран кивает.

— Ко мне. А сидела бы ты дома, и не завтракала бы сейчас со мной. Но ты же вольная птица… Тебя не удержать, если не подрезать крылья и не посадить в надежную клетку.

— Можно отпустить птицу на волю, господин Имран. Пусть себе летает, если ей так дорога свобода… — не соглашаюсь.

— Нельзя. Ради твоего же блага, — в его голосе проявляется сталь. Живо вспоминаю, что передо мной шейх, а не обычный мужчина. — Закончим бесполезный спор. Займи рот едой.

Я утыкаюсь взглядом в тарелку.

Бесполезный спор? Он прав. Мне надоедает дергать льва за усы. Был бы толк, но его нет.

Имран хочет видеть меня покорной?

Увидит.

Ему важно подчинить меня, так пусть думает, что подчинил. Мне не сложно держать закрытым рот. Но как быть с постелью? Я не могу перестать думать о том, что меня ждет ночью изнасилование. И как выкрутиться, не знаю.

— Налей кофе, — не глядя на меня, отдает приказ Имран.

Ищу взглядом кофейник, натыкаюсь на тот паштет, который выглядит ну очень аппетитным. Очень. Меня так и подмывает его попробовать, но попросить Имрана подвинуть блюдо ко мне поближе я не решаюсь.

Молча наливаю кофе ему в чашку, и себе заодно.

Беру ложку и тянусь через весь стол к паштету. Имран ест, меня не замечает. На секунду он поднимает взгляд и резко хватает меня за руку.

Поздно. Я успеваю отправить в рот паштет.

И мгновенно жалею об этом. Специи обжигают губы, язык и горло. Невыносимая жгучая боль. Меня бросает в жар, на глазах выступают слезы. Часто-часто машу перед лицом руками, словно это может унять пожар в моем рту.

Имран с тяжелым вздохом качает головой, пересаживается на диван и дает мне какой-то напиток. Жадно пью, по вкусу едва узнавая кармак — пряный арабский чай с молоком.

Я себе все рецепторы во рту сожгла!

— Съешь, — Имран подносит к моим губам рахат-лукум. Откусываю немного, стараясь не задеть зубами его пальцы, потом еще и еще, пока не съедаю весь.

— Что я съела? Господин, зачем делать еду такой острой? — спрашиваю, только сейчас замечая, что Имран сидит настолько близко, что я чувствую его терпкий с древесными нотками парфюм. Расслаблен, руку положил на спинку дивана за моей спиной. Спокоен, как хищник, загнавший добычу в тупик. Знает, что никуда не денусь. Но не спешит. Незачем. Я для него легкий трофей.

У меня подскакивает пульс. Слишком близко.

— Эту пасту понемногу намазывают на хлеб, а не едят ложкой, — объясняет Имран. — Хочешь еще рахат-лукум?

— Нет. Не хочу больше ни острого, ни сладкого.

Его взгляд скользит по моему лицу, останавливается на припухших от притока крови губах.

— А мне наоборот, неожиданно сильно захотелось острого, — говорит и наклоняется ко мне, сзади придерживает рукой за плечи, не позволяя отклониться. Его требовательные и теплые губы сминают мои в сильном поцелуе. Язык тараном раздвигает их, врывается в мой рот. Находит мой язык, уверенными касаниями заставляет ответить ему. Горячий поцелуй. Влажный. Глубокий. Ни грамма нежности. Его язык властвует в моем рту, полностью подчиняя своей воле.

Дышать нечем. Меня ведёт. Голова кружится, губы печет.

Имран крепко держит меня, не оставляя ни шанса на сопротивление. Контроль во всем. Даже в поцелуе. Он пугает меня. Стиснутая в его руках, я беспомощна и уязвима. Терплю. Жду, когда он меня отпустит.

Чувствую сильные руки на своем теле. Имран гладит поверх платья мои бедра, сжимает несильно и отпускает, спускается ниже. Накрывает ладонью колено, и вверх по бедру ведет рукой к животу. Проводит по талии и упирается ребром ладони под грудь.

Отрывается от моих губ, в глазах горит неутоленное желание.

Он откидывается на спинку дивана, проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, задевает большим пальцем мои губы. И раздраженно одергивает руку: — Красивая и холодная. Смотреть можно, трогать нельзя, так, Мира?

Киваю и отодвигаюсь от него.

— Ты меня пугаешь. Когда ты на меня так набрасываешься, я тебя боюсь. Мне страшно, что если ты себя не остановишь, то мне просто не хватит сил тебя остановить, — признаюсь честно.

— Ты боишься, что я возьму тебя силой?

— Да.

Я смотрю на него с такой надеждой…. Он должен сказать, что этого не произойдет! Должен успокоить меня и пообещать, что подождет и не станет насильно делать своей. Ведь именно так поступил бы любой мужчина, который обязан меня защищать и оберегать! Разве не это Имран имел в виду, когда сказал, что я под его опекой?