Сквозь камень и кровь

Артем Борисович Чупраков (2025)

Тьма шахт не прощает ошибок. Там, где над головой вековыми слоями лежат молчаливые пласты руды, а в тенях затаились кровожадные твари, начинается путь человека, которому предстоит выжить в неизвесном мире. Его оружие — кирка и лом. Его враги — полчища гигантских крыс, кровожадные монстры и беспощадная природа подземного мира. Но главное испытание ждёт не снаружи, а внутри: страх, сомнения и груз потерь сковывают душу сильнее любых цепей. «Сквозь камень и кровь» — это история о молодом человеке, перенесённом в иной мир после трагических событий. Новое тело далеко от идеала, но даже с такими ограничениями он не сдался и не стал жертвой обстоятельств. Упрямство, смелость и твёрдое стремление выжить превращают его в героя, способного изменить не только себя… Добро пожаловать в историю, где каждый бой решающий, а победа — лишь начало долгого пути к свободе и силе.

Глава 2

— Вы совсем охренели, камнями обкидываться! — закричал я, указывая на булыжник, который чуть не размозжил мне голову. — Какая сволочь кинула? — мой голос эхом прокатился по пещере, которая сразу напомнила о своём мощном акустическом эффекте — тут, похоже, даже оперу можно было бы исполнять.

Трудяги, стоявшие неподалёку, замерли, открыв рот от удивления, а потом один из них, с проседью в волосах и бородой, словно бодибилдер с широченными плечами, мотнул головой и с малохольной улыбкой произнёс:

— Гляньте, братцы, заговорил.

— Да-да, посмотри, какое чудо! — раздался хоровой отклик от других горняков, и пещера наполнилась гомоном десятка голосов.

— Тише, — приказал тот же здоровяк, размахивая мощными руками, — будет вам гомонить. Рабочие почти сразу успокоились, и здоровяк обратился ко мне. — Ты как, как так заговорил-то?

— Да ты лучше Сван спроси, какого чёрта этот понос падальщика добрых людей сволочью называет, — перебил здоровяка Ольф.

— Ахах, — заржали несколько рудокопов.

–"Это ты, что ли, порядочный? Да ты ж сам вроде как кинул в меня, но я же видел, что хотел добить этого крысёныша. Да только хрен тебе, даже если ты его сейчас в камень закапаешь, спор ты уже проиграл. Выжил наш крысёныш, а ты мне теперь торчишь дневную норму руды" — сказал молодой парень с белыми волосами и дурацкими усиками.

–"И мне" — крикнул ещё один рудокоп, очень похожий на белого, похоже, его брат.

–"Ольф, ты с этим даже не спорь" — тоном лидера сказал Сван,"По правде, это!"

–"Так Сван, я ж с этим и не спорю. Юргену и Джиму торчу по дневной норме руды, но вот Бруку я ничего не дам. Не сговаривался я с ним!" — упрямо заявил Ольф.

— Да я ж за компанию крикнул, шутканул больше, а ты в драку полез и каменюками кидать стал! — начал оправдываться Брук.

–"Затихли все!" — рявкнул Сван."Ольф, Юргену и Джиму ты должен по дневной норме руды, отдашь на этой неделе, край на следующей. Спрошу лично. А ты, Брук, если ещё раз так шутковать будешь, уши оторву и весь долг на тебя повешу. В этот раз в качестве наказания пол пайка сегодня крысёнышу отдашь. Понял?"

–"Понял, понял" — повесил нос Брук.

–"Всё, идите работать, скоро жрать идти, а мы норму с нашей штольни ещё не сделали. Голодные решили спать лечь?" — не то спросил, не то скомандовал Сван.

–"А ты чего, небось норма общая?" — осведомился один из горняков, который не уступал по комплекции Свану.

–"А я свою норму ещё пару часов назад сделал. Больше для вида камень крошу, чтобы вас не расстраивать" — усмехнулся Сван.

Рудокопы дружно разошлись по своим местам, и вскоре снова раздался звон кирок, а Сван продолжал наблюдать за мной, то хмурясь, то вглядываясь в глаза. И всё же решил подойти.

Тусклый, странный кокон-светильник еле заметно мерцал, озаряя часть пещеры, где я сидел. Напротив, молча стоял Сван, как бы предлагая мне начать разговор первым.

–"Что, не так, Сван?" — спросил я его.

Его брови поползли вверх, он явно не понимал, почему я говорю. Но, взяв себя в руки, ответил:

–"Что не так, крысёныш? Что не так?! Я тебе скажу, что не так! Я знаю тебя с младенчества, ещё когда ты молоко у Хейды сосал. И до того дня, когда на тебя обвалился свод шахты, долбанув по черепушке и привалив там. И ни разу я за эти 13 или 14 лет не слышал от тебя ничего, кроме тупого мычания и блеяния. А тут сразу столько всего. Ну и удивил ты всех. И ещё это!" — он кивнул в мою сторону, указывая на мои глаза.

–"А что не так с глазами?" — спросил я.

— Что не так? Да ты ж никогда никому в глаза не смотрел, взгляд либо в пол, либо на пальцы свои на ногах уставлен, и мычишь. А тут вдруг смотришь как на равного, взгляд не отводишь, не боишься ничего. Речь у тебя какая чистая, нет, это уже не ты.

–"Ну, а кто ж тогда я, если не я? И почему ты меня крысёнышем называешь? Имя же есть!" — я отодвинулся на край скамейки, намекая, чтобы он сел рядом, а не стоял.

У рудокопа брови, казалось, уползли на макушку от удивления. В состоянии крайнего недоумения он спросил чуть ли не по слогам:

–"А какое имя у тебя?"

Вот дятел, — мысленно прокручивая мысли, подумал я. — И что теперь ему говорить? Не своё же имя. Имена тут явно звучат совсем по-другому. Блин, что делать… Пауза затягивалась. Подумав ещё пару секунд, я не нашёл ничего лучше, чем ляпнуть:

–"А я не помню"! — изобразив максимально идиотский вид.

–"Конечно, не помнишь, и никто не помнит. Я уж испугаться решил, думал, может, ты демон какой." — настороженно, глядя на меня, произнёс Сван.

Было немного странно видеть, как крепкий, бывалый мужик побаивается ребёнка, которого можно было бы сбить одним лёгким движением. Да и по ощущениям, ничего особенного, сам скоро загнусь. Мой живот урчал так громко, что казалось, перебивал звуки ударов кирок по камню.

–"Ты садись, Сван, в ногах правды нет. И как понимать твои слова, что никто не помнит моего имени? И кто такая Хейда, что даже грудью меня кормила?" — спросил я.

–"Да нет, я постою" — отрезал Сван. — "Воняет от тебя, как от уборной в жаркий день, весь измазан в дерьме. Нет уж, сиди сам. А то, что никто не помнит, так это нехорошая история. Да пара человек с тех дней и дожили. Давно это было, а шахта наша быстро убивает. Вот и не стоит тебе знать, поверь мне."

–"Да как же, это ведь и моя история. Помоги вспомнить хоть что-то" — попросил я, ведь стало крайне интересно, может, это поможет мне адаптироваться здесь.

Сван, возвышавшийся в тусклом свете пещеры, выглядел внушительно. Его рост превышал шесть футов, а широкие плечи и массивная грудь придавали ему вид человека, который всю жизнь сражался с врагами. Его кожа была обветрена и покрыта шрамами от бесчисленных сражений, грубая текстура его тела свидетельствовала о годах лишений. На нем была залатанная и потрепанная туника, некогда яркий цвет которой давно выцвел и стал приглушенно-коричневым. Завершали этот наряд тяжелые, с разводами грязи кожаные с заплатами штаны, заправленные в напрочь убитые кожаные сапоги. Борода с редкой проседью обрамляла его лицо, а темные глаза, несмотря на усталость, сохраняли острый, умный блеск. Несмотря на его внушительную внешность, в его позе чувствовалась некоторая усталость, как будто тяжесть прошлых сражений и унылая реальность рудников сказались на нем.

— Хм… ладно, но скажу сразу, для тебя она будет крайне неприятной, крысёныш, — Сван повернулся к кокону-светильнику, пару мгновений куда-то в него всматривался и начал рассказ. — Как ты уже видишь, мы находимся в шахте. Добываем мы тут железную руду для хозяев этой проклятой шахты, но все мы всего лишь невольники и живём ровно столько, сколько можем работать, ведь руду мы меняем на крохи еды. Держат и охраняют эту шахту бандиты и головорезы, но и они работают не сами на себя, а на кого-то сверху, кто может отвести глаза короля от этого беспредела. И вот этот кто-то, давным-давно, полюбил одну девушку, Хейду, но та решила отвергнуть его предложение, и за это была похищена из родного дома и брошена к нам в шахту. Сам видишь, с женщинами тут совсем туго, а нас эти ублюдки довели до животного состояния, и бедняжке Хейде здесь ничего не светило, кроме страшной смерти. К её беде, она была невозможно красива, я, например, таких женщин за всю жизнь не видывал.

Сван замолчал, глянул на меня как-то по-свойски, что ли, и отвернулся, уставившись снова в свет, продолжил.

— Всё осложнилось и тем, что бросили её к нам как раз к второму вечернему принятию пищи, перед длинным ночным отдыхом. В это время все, кто добыл свою норму, собираются у входа, принося руду и забирая еду. Как сейчас помню, этого жирного ублюдка, тогда я единственный раз его и видел, эх, какой же я был молодой, мне тогда только 20 лет было. Стоит и громко гад объявляет, мол, это вам за хорошую работу, делайте с ней, что хотите и бросил девчушку. Ну а дальше сам понимаешь, что было: сначала дрались все со всеми, потом собрались те, кто в какой штольне работает, и друг против друга ополчились. Забрали её с нижних ярусов горняки, в общем, в конце, через неделю отбили её то ли с западных кто-то, то ли с верхних штолен. Там она и пол недели не провела, на девку страшно смотреть было, побитая, вся заляпана, глаза дурные… беда. Так из рук в руки пару месяцев её отбивали, но в конечном итоге с нашей штольни мужики собрались, да не смотри на меня так, не хотели мучить даже, просто жалко девку стало. Эх, хорошо тогда сходили, рож разбили всем, и кто попался на пути, и кто в штольне той был, кого-то говорят даже на смерть забили, ну да не в том суть, забрали мы Хейду к себе, а там от неё одно название, что девка осталась. Как сейчас помню, старший тогда Гунар был, посмотрел он на бедняжку и сказал: кто её тронет на этой неделе, голову сам откручу. Так она и жила у нас. Пару раз пробовали, конечно, её от нас отбить, но быстро зубы-то по растеряли. Хехех, так о чём это я? А, да, вот жила, говорю, она у нас, пайкой все складывались по малой части со всех. Ну и она как-то поняла, что не звери мы дикие, хозяйничать стала через пару месяцев, порядок наводить, ну а мы, сам понимаешь, на добро только добром. Не знаю, сколько с того момента времени прошло, но как сейчас помню, выходит Гунар от Хейды и говорит: не ходите, други, более к ней, беременна она. Ну все как-то оживились, вроде как ребёнок будет в этом проклятом месте. Общий, конечно, но всё же.

Время быстро прошло, разродилась она тобой. Все мы заметили в тот миг, как Гунар её полюбил, и с тех пор вы втроём начали жить отдельно, в той заброшенной тупиковой штольне. Время неслось, но однажды Гунар сломал ногу, как уж там вышло, не знаю, он внизу всегда работал, но похоже тому было суждено случиться. Слёг в общем он, а пайки и так в притык хватало на всех. Тебе тогда уже 3 или 4 года было, бегал по всей штольне, как угорелый. Ну да и пришлось Гунору хоть по 2 ложки в день да выделять. Может и выкарабкался бы, но одной ночью услышали мы крик Хейды. Пока просыпались, пока забежали, а там краулеры, ну ползунами их ещё называют, рудокопы, откуда-то по всему заброшенному крылу лазят. Мы обратно за кирками, кто-то за надсмотрщиками, но не успели: убили они и Гунара и Хейду. Да и мы с кирками на этих тварей не полезли, а утром надсмотрщики с воинами пришли, я тогда ассасинов впервые увидел, жуткие. Когда зачистили они шахту, заставили нас трупы выносить, а то мы бы туда и не сунулись вообще. Заходим мы, значит, в то крыло, ну и видим, как частично объеденный Гунар в обнимку с двумя задушенными ползунами лежит, а рядом ещё один валяется с оторванной башкой, ох и крепок был.

Сван помолчал пару мгновений, думая о своём, и продолжил дальше. — Потом начали вытаскивать тела, а из угла писк какой-то. Глядим, бочка стоит старая, а в ней ты с крысой в руках, прижал её к себе. Она тебя грызёт, кусает, пищит, а ты её держишь, не отпускаешь, обнимать пытаешься. У всех тогда слёзы на глазах навернулись. Вот так вот вышло! А к тебе с того времени так и прилипло имя Крысёныш, сначала в шутку всё звали, а потом прилипло оно на мёртво, а настоящее имя и забыли. Сломал тебя тот день, стал ты нелюдимый, мычащий олух. Пайкой, конечно, делились, но, уже сам понимаешь, не так чтобы обязательно это было, да и толку в тебе никто не видел. А чем старше ты становился, тем меньше людей оставалось, кто помнит твою историю и делится своей едой. Быстро это проклятое место силы забирает, а потом и жизнь. Сейчас вот только я и знаю, как ты здесь оказался, но хоть убей не могу вспомнить имя твоё, коим родители тебя нарекли. Столько времени прошло, а здесь это и вовсе почти вечность, уж прости.

Открыв рот, я слушал Свана и не мог понять, как этот мальчишка, в чьё тело я угодил, вообще выжить умудрился. Сопереживая ему и его семье, всё это казалось мне за гранью возможного. Да и его безумие в принципе объясняет замену личности и подтверждает мою попаданческую теорию. М-да… Попал так попал. Судя по моей тщедушности, я скорее сдохну, чем смогу добывать руду, чтобы менять её на еду. Охотиться на крыс? Ха, по моему состоянию меня и мухи до смерти забить могут, а крысы и вовсе… да и попасть по ним ещё надо как-то. Так что думай, жрать-то что-то надо.

–"Сван, а грибы тут есть?" — первое, что пришло мне в голову.

Сван аж крякнул:

— Да нет, похоже, не много изменилось в тебе. Я ему тут, какую историю его жизни рассказываю, аж на слёзы самого пробивает, а он раз и про грибы. Как был идиот, так и остался, буди что говорящий стал.

Сван махнул рукой, отворачиваясь и собираясь идти.

–"Дядь Сван, ну как же, я всё понимаю, но вот беда — жрать хочется, как из ружья, кружится всё в голове, слабость такая, что ноги еле переставляю. Хоть чего-нибудь перекусить, а то скоро камни жрать начну!" — взмолился я.

— А-а, вот в чём дело! Это да, минимум четыре дня не ел ведь уже, но придётся потерпеть. Сейчас мы на сдачу руды пойдём; оттуда Брук тебе пол нормы своей пайки принесёт, ну и от меня пару ложек дам, так что терпи, малец. А насчёт грибов — да, тут растут и грибы, и травки разные, но там, где их можно взять, тебя сожрут. Заброшенные места, выработанные давно, и гадов там не мерено: от гигантских крыс до ползуний разных видов и расцветок. Говорят, не одну сотню лет отсюда железо добывают, все ответвления уже и не помнит никто. Да и уровней здесь аж пять штук в глубь, а ни времени, ни желания лазить по местным лабиринтам ни у кого нет — нормы такие, что спину не разгибаешь от пробуждения до сна, особенно пока опыту в рудном деле не наберёшься. Так что забудь.

–"Дядь Сван, а с вами можно к выходу сходить, посмотреть, да там сразу и взять у Брука свою долю?" — спросил я.

–"Нет!" — рыкнул рудокоп, — "от тебя воняет за версту; в трёх метрах стою, дышать нечем. Мы ж не свиньи, чтобы жрать где попало и с кем попало. Вот помоешься тогда и посмотрим, но думаю, что в тебя эта вонь въелась так, что не отмыть никогда."

–"А где помыться-то можно? Шахта же тут." — спросил я.

–"Есть на нижних уровнях озерцо небольшое. Рудокопы оттуда берут порой воду себе пить, так что бери ведро, черпай аккуратно и уёбывай подальше оттуда. Совсем подальше. И моешься. Но совет тебе дам: иди ночью, иначе прибьют тебя там скорее, чем дадут приблизиться к воде. Пить воду со вкусом говна, знаешь ли, никто не хочет. Ладно всё" — сказал рудокоп, отвернулся от меня и гаркнул во всю глотку:"Всё, парни, собираемся, идём жрать. А ты, Брук, не смей забыть про должок, голову оторву."

–"Да что ж я, без понятия" — взмолился тот.

Рудокопы, похохатывая и переговариваясь, собирались возле Свана и, пыхтя, стали взваливать на себя тяжёлые мешки с рудой. Потом дружно двинулись колонной в сторону, как уже понятно мне, выхода из нашей штольни, а я остался сидеть тут, размышляя над планами своих действий. Стало понятно, что сегодня меня ожидает первая миссия в этом мире — ночная стелс-помывка.

Через какое-то время, показавшееся вечностью, мне всё-таки принесли поесть. Брук сдержал слово, спасибо ему, и Сван дал горбушку хлеба, как и обещал. Поблагодарив их, я принялся есть. Каша была больше похожа на клейстер, а хлеб — чёрствый и постный, но на тот момент это хрючево казалось мне вкуснейшим из всех. Еле-еле доев всё, меня стало клонить в сон, и я плюхнулся прямо здесь, на лавке.