Смоляной дневник

Артур Постинин (2024)

Главный герой Том работает над сценарием к компьютерной игре, основанной на романе Г.Ф. Лавкрафта «Случай Чарльза Декстера Варда». Погруженный в тему оккультизма, он сталкивается с сомнениями в своих способностях и переживает творческий кризис. В поисках вдохновения Том начинает изучать оригинальные гримуары — книги о черной магии. Его исследования привлекают внимание тайной организации. Один из её членов, Мартин, устанавливает контакт с Томом и посвящает его в историю и философию организации. Для Тома это становится важным событием, наполняющим его жизнь новым смыслом. Но он даже не догадывается, что у организации на него свои планы.

08/05

Привет, дневник, мы с тобой на Балканах. Застряв в проклятой петле творческого ступора, я принял приглашение друзей отправится с ними в спонтанное путешествие.

Последние несколько дней мы ведем образ жизни цыган. Я и забыл, что могу быть легким, ловким, молодым и подвижным. Есть жадно, пить взахлеб, вдыхать дым полными легкими.

Жизнь имеет запахи, она пестра и извилиста. Лишь пьяный может разноцветными нитками сшить из едких, вычурных, обжигающих глаз лоскутов сколь-нибудь цельное покрывало. Неровное, броское и аляповатое, но живое и насыщенное.

Я перестал писать и чувствую себя просто превосходно. Зачем только я изводил себя? В последние дни мне не хотелось даже делать записи в дневнике. Словесная удавка более не стягивает мое горло, я сорвался с привязи и могу петь во всю глотку.

Несколько ночей подряд мы жадно глотали соки рыжего Белграда. И, кажется, я нашел свое истинное призвание — пить вино графинами, вести бурные беседы на террасах, азартно перекрикивая обступивших столик музыкантов, дышать густым дымом, смеяться, царапая горло, шутить колко, самозабвенно, отплясывать ватными ногами, и глупо улыбаться раннему солнцу, обнимая друзей и в глубине души желая умереть в этот самый сладостный момент, будто и не было вовсе. В этот момент небытие и существование смыкаются в пульсирующую точку в груди. И ты задыхаешься от пенистой крови, волнами накатывающей и выплескивающейся носом. Когда все что ты говоришь — скупая, тупая, спотыкающаяся поэзия. И ты мычишь в такт природе, лежа на колючей траве белградского парка, пожирая одну за другой дрянные сигареты.

Калемегдан — это слово звучит как заклинание. Это абракадабра — самое сильное заклинание черных колдунов средневекового Багдада. Это гимн базаров древнего Магриба, просочившиеся с османами тайны черной Африки.

Калемегдан — слово, заключающее в себе разврат. Это лобызания бледных коленей, холодной пупырчатой кожи. Это жадные губы турчанки, обрамленные черным пушком и покрытые сахарным песком.

Писать — значит страдать, до посинения доить язык. Писать — это мучительно выкладывать мозаику, фрагменты которой принципиально несовместимы. Писать — значит огрубевшими пальцами нанизывать бисер на колкую леску. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, жесткое ухо верблюда насадить на нить, вычислить количество чертей на кончике иголки, провести операцию на открытом сердце онемевшими от наркоза руками, наблюдая за собой со стороны зажмуренными от радости глазами.

Прощай жар Белграда и холод вина. Завтра мы на автобусе отправляемся в Сараево.