История одного мира. Часть I

Артём Александрович Нахапетов, 2016

В столице королевства, чьи города раскиданы по множеству миров, появляется профессиональный убийца, жертвы которого – только самые богатые и влиятельные политики. Лучший детектив городской полиции берется за расследование серии убийств, а воля судьбы втягивает в это дело молодого лорда Кевара Аргомантиса, офицера космодесанта в отставке. С каждым принятым решением и каждым витком загадочной игры, которую ведет прозванный в народе Кровавым Фанатиком убийца, герои все яснее понимают, что столкнулись с чем-то куда большим, чем они могли представить…

Глава 2

Омбро

Канализация столицы была намного древнее самого города, который был полностью снесен не раз за его историю: во время метеоритного дождя Трехтысячного года от Планетарного Исхода, во время обеих войн с пентами и еще несколько раз — правда, уже частично.

При этом город отстраивался заново, в то время как канализация кое-где реставрировалась — да и только. Густая сеть древних лабиринтов вгрызалась вглубь огромного астероида, поверхность которого покрывал город. Как червоточины, коридоры расползлись в гигантском камне, и бесконечным переходам, залам, лестницам и шахтам не было счета.

Про Нижний город, как его называли в народе, ходило множество легенд, большинство из которых, конечно, были просто сказками из разряда городских ужастиков, но некоторые были вполне правдивы.

Омбро же не было никакого дела до слухов — канализация была ее тайным убежищем последние пару месяцев, и ее интересовала только безопасность и недоступность. Просторное помещение, располагавшееся чуть ниже старого технического уровня и служившее раньше, по всей видимости, складом припасов на время осады города, подошло ей идеально. Достаточно удаленное от используемых техническими сотрудниками маршрутов, но при этом совсем рядом — заброшенная ракетная шахта старых систем обороны, по которой можно быстро попасть наружу, и не где-то, а в седьмом районе, пустующем со времен Лунной чумы. А главное, что тут было достаточно места для хранения аппаратуры и припасов. Впрочем, она уже давно нашла для себя другое убежище, самое надежное и скрытое, но для хранения оружия и прочих приспособлений, необходимых в ее деле, оно не подходило.

Предыдущая ночь, наконец-то, принесла долгожданные плоды — начало претворению ее плана в жизнь было положено, и даже намного удачней, чем она планировала. На самом деле, разобраться с казначеем она рассчитывала через пару месяцев, но, придя за Аргомантисом, обнаружила этажом выше и самого Вар-дена. Не воспользоваться шансом было глупо, разве что только второе послание она не подготовила, а жаль. Ей стало интересно, насколько быстро полицейские начнут хоть о чем-то догадываться. Игра, которую она затеяла, была чертовски опасной, но отказываться от своего плана она не собиралась — никто и не думал, что будет просто, а риск есть всегда и во всем.

Причем с каждым ее шагом риск и опасность только увеличивались, но останавливаться было нельзя. Вот и сейчас, вместо того, чтобы отсидеться хотя бы пару дней, Омбро, следуя плану, собралась в новую вылазку. По узкой расшатанной лестнице, поднимавшейся спиралью по стенкам глубокой ракетной шахты, она вскарабкалась на поверхность. Осторожно подняла крышку люка, осмотрелась. Вокруг было темно и тихо, как и показывали камеры, установленные ей в округе. Тихо выбралась из шахты, прикрыла и без того не очень приметный люк досками и строительным мусором, в огромном количестве сваленными в этой части района. Со всех сторон — пустые малоэтажные дома с черными провалами окон, разваливающиеся прямо на глазах. Вдалеке с одной стороны — светящиеся гиганты шаровых домов, с другой — переливающийся размытыми фонарными огоньками Аристократический полумесяц. Над головой — защитный купол, почти прозрачный, а за ним — открытый космос, миллиарды звезд и миров. Омбро остановила поток отвлеченных мыслей, вывела из неприметного закоулка космобайк и рванула в сторону центра города, набирая высоту.

Она пролетела весь центр насквозь, стараясь прижиматься как можно ближе к крутобоким стенам зданий, проскальзывая в узкие проемы арок навесных переходов и мостиков, лавируя между парящими в воздухе дешевыми продуктовыми магазинчиками и избегая крупных воздушных магистралей, проложенных вдоль верхних ярусов домов. Вся столица была нашпигована камерами слежения и жучками, принадлежащих как государству, так и корпорациям — за людьми следили с абсолютно разными целями. Службы безопасности пытались выискивать и отлавливать недовольных режимом, нарушителей порядка и прочих неугодных обществу и государству личностей. Корпорации же отслеживали привычки и предпочтения населения, для того чтобы лучше продавать свои бесконечные и в большинстве своем бесполезные товары. Слежка, однако, осуществлялась только в тех местах, где постоянно находилось большое количество людей, в то время как достаточно было немного изменить свой маршрут, чтобы обнаружить изнанку процветающего общества потребления: обветшалые стены, горы мусора и прочую грязь. Желающих столкнуться со всем этим почти не было, поэтому именно такими путями, спрятанными в тени и не привлекающими лишние взоры, и приходилось пользоваться Омбро.

Пару раз байк царапал стены корпусом, его начинало закручивать так, что легко можно было сорваться с огромной высоты в темноту нижних трущоб, но Омбро привычными движениями возвращала его в исходное положение.

Бешеная гонка закончилась достаточно быстро. Оставив жилую часть центра позади, она попала в офисный район с тысячами зданий всевозможных форм и размеров. Но и здесь она не задержалась, лишь пронеслась темным пятном мимо представительств банков и семейных корпораций, подсвеченных разноцветными неоновыми логотипами. За офисным кварталом широким темным пятном раскинулся Парк Планетарного исхода. Это было огромное зеленое пространство в несколько сот гектаров, местами покрытое ухоженными лужайками, местами — дикими густыми зарослями всевозможных экзотических растений с далеких планет. В центре парка высился громадный монумент в форме спирали, Галактика Памяти. Впрочем, в народе его называли исключительно Червем Амнезии. Поставили его в последний год правления предыдущего короля, в честь ветеранов войны с пентами, а буквально следующим указом король лишил прав на материальную помощь последних оставшихся в живых из тех самых ветеранов.

Вне зависимости от названия, монумент был замечательным объектом искусства — больше трехсот метров в диаметре, выполнен из алмазного стекла со светящимся разноцветным газом внутри. Ночью Галактика впечатляла особенно сильно, освещая большую часть парка и близлежащие районы, заменяя искусственное солнце, отключенное до утра. Слева среди деревьев торчал несуразный конус Старобожьего храма, необычное по своей архитектуре строение, уходящее своей узкой частью в землю, а широкую плоскую площадку возносящее к небесам. Вдали, далеко за краем парка, за темнотой озера Пунги, высился Королевский дворец, окруженный тускло мерцающим энергетическим куполом.

Омбро проскочила между огромными трубками Галактики и, не снижая скорости, начала спускаться навстречу верхушкам деревьев. Вскоре до земли оставалось уже не больше десяти метров, байк летел над брусчатой дорожкой, вокруг свистели извивающиеся ветки Аргонских акаций. Это была самая безлюдная часть парка; дело в том, что ландшафтные дизайнеры, высаживая эти акации в парке, не учли, что при взаимодействии с взвешенными в городском воздухе примесями их кора и листья становились в высшей степени ядовитыми. Таким образом, кусок парка площадью около гектара превратился в зону отчуждения, в которую не рисковал заходить никто. Ну или почти никто. Например, Омбро направлялась именно сюда.

Ближе к середине Аргонской пущи она остановила свой байк, примяв густую ни разу не стриженную траву. Внимательно осмотрелась, наконец, увидела то, что искала, и быстрым шагом направилась к толстой акации. Ее ствол в обхвате был не меньше пяти метров, ярко-желтая гладкая кора отсвечивала в призрачном свете Галактики, а по дереву плясали тонкие черные тени ветвей. Омбро осмотрела дерево, обошла вокруг него пару раз. Потом заметила маленький сук на уровне глаз и потянула его вниз. Под ногами что-то заскрипело, задрожало, и часть дерева с куском дерна уползла вниз, открывая узкий темный проход. Омбро сняла с пояса армейский пистолет, активизировала его и прикрепила в специальный паз сверху мощный крохотный фонарик. Внимательно посмотрела напоследок по сторонам и шагнула в темный провал.

Лестница была настолько узкой, что Омбро цеплялась металлическими наплечниками костюма за каменные стенки, издавая тихий, но противный скрип. Узкий белый луч фонаря выхватывал старую кладку на стенах и потолке и прогнившее дерево ступеней, кое-где торчали корни акаций. Даже сквозь фильтры костюма пахло сыростью, перегноем и еще чем-то сладким, возможно, пыльцой акаций. Спуск продолжался не меньше десяти минут, а в конце ее ждала массивная железная дверь с пятнами ржавчины и прожилками голубой плесени. Не останавливаясь, Омбро выпустила несколько тепловых снарядов в район замка и плечом распахнула жалобно застонавшую дверь.

За дверью было просторное помещение с высоким бетонным потолком. По потолку в несколько рядов шли яркие лампы, освещавшие скудную обстановку зала: несгораемые оружейные шкафы, ряды двухъярусных кроватей, огороженные ширмами столы. Насколько Омбро могла оценить на первый взгляд, зал был почти пустой, если не считать привалившегося к колонне совсем рядом с входом полусонного парнишки лет шестнадцати, по всей видимости, оставленного за часового.

Среагировав на грохот двери, парнишка встрепенулся. Омбро могла и не трогать его, но ей надо было продемонстрировать серьезность своих намерений и показать, кто есть кто. Поэтому она коротким быстрым движением ударила часового в кадык, милосердно обеспечив тому почти моментальную смерть. Жалобно пискнув напоследок, с тихим шлепком паренек опустился на пол. Перешагнув через тело, Омбро неторопливо прошла через зал к двери в противоположной стене, попутно осматривая помещение. Небогато живут господа, совсем небогато. Но в ее ситуации выбирать помощников не приходилось.

Когда он почти уже пересек зал, дверь открылась ей навстречу. В проеме показался крупный мужчина в болотного цвета армейском космокостюме, без шлема. Лицо его было испещрено сетью тонких шрамов, а через лоб, начинаясь от бритой налысо макушки, шел безобразный ожог — вероятнее всего, от выхлопа рефлекторных двигателей.

— А вот и наша мастерица пожаловала, — глухим бесцветным голосом поприветствовал гостью мужчина. Мельком глянул на мертвого парнишку, недовольно цокнул языком — но вслух никак не прокомментировал, — меня зовут Ванти Кхала, руковожу центральной ячейкой.

— Надо обсудить кое-что.

— Ну само собой, я вас ждал… Спасибо, что связались с нами. Я только так и не понял, вы из какой-то региональной ячейки организации? Странно, что меня не предупредили об акции в моем городе.

Омбро молча смотрела на собеседника, буравя его взглядом своих светящихся красным визоров. После нескольких секунд молчания, она все тем же ровным голосом ответила:

— Нет, я не из ваших. И не из сочувствующих. Сочувствовать таким как вы — не в моих правилах. Но я хочу предложить вам сделать хоть что-то полезное.

Судя по вытянувшемуся лицу собеседника, его несколько ошарашили слова Омбро, равно как и форма их подачи, но, еще раз быстро взглянув на труп часового, он, видимо, решил быть максимально учтивым. Вместо этого он нервно кивнул и пригласил гостью пройти в небольшой скромно обставленный кабинет. Кроме массивного стола и пары колченогих стульев, в узкое помещение вместилась только раскачивающаяся под потолком лампочка без абажура; запах сырости и плесени здесь был еще сильнее, чем в первом зале и на лестнице.

Омбро настроила воздухозаборники костюма, чтобы они не пропускали запахи извне, и смогла, наконец, сосредоточиться на цели своего визита, не отвлекаясь на навязчивые рвотные позывы. От предложения присесть на не вызывающий доверия стул она отказалась, и сразу перешла к делу:

— Хочу обсудить всего одно дело: готова ли ваша революционная ячейка оказать мне посильную помощь?

— Мочить зажравшихся уродов — всегда пожалуйста! С вашими умениями мы горы свернем! К аристократам так просто не подобраться, с нашими-то ресурсами…

— Дело не в ресурсах. Просто у вас руки растут не оттуда. В первую очередь мне нужно, чтобы вы не мешались мне под ногами — это раз. И два — я хочу, чтобы в любой момент по моей просьбе вы были готовы сделать то, что я скажу. Тогда буквально через несколько месяцев мы доберемся до самых верхов. И никакой самодеятельности без согласования со мной.

Было видно, что лысый вовсе не был согласен с поставленными условиями, но на его обезображенном лице явно читалась внутренняя борьба: эта странная мрачная госпожа в тяжелом боевом космокостюме, с глухим скрежещущим голосом, только что легко убравшая казначея, об убийстве которого они даже не помышляли, да еще и заодно с его наглым подпевалой Аргомантисом, была для них крайне необходима. С другой стороны, Обожженный строил и организовывал деятельность на благо революции в этом городе уже много лет, и эта заносчивая особа сильно его раздражала и беспокоила. Нет, конечно, она не могла быть засланным агентом или вроде того — ее действия говорили сами за себя. Но то, как она себя ставила… Тем не менее, единственно верное решение было принято, лысый тяжко вздохнул и ответил:

— Да, идет… Идет. Каков план?

— Для начала: завтра я сделаю еще один ход, после чего хочу переждать некоторое время в укрытии. Пока я буду в тени, вы должны будете сделать немного мелкой, грязной, но полезной работы. Потом я с вами свяжусь. Здесь, — он протянул чип, — вся информация. Если сделаете все грамотно — продолжим совместную работу, если нет — всех вас ждет его судьба, — она ткнула пальцем за спину, в направлении бедолаги-часового.

— Хорошо, да. Спасибо… Как мне с вами связаться?

— Никак. Я сама назначу встречу, и, пожалуй, на нейтральной территории — здесь у вас мерзковато. На этом все, — Омбро развернулась и направилась к выходу.

— Товарищ! Последний вопрос! Как вы нас нашли? Мы же так неплохо спрятались тут… Под самым носом у копов…

— Неплохо? Вам просто пока везет, что копы еще тупее вас. От ваших генераторов идет такой электромагнитный фон, что мне вообще странно, как к вам еще электрики не заявились со штрафами. И не надо называть меня товарищем, я вам не товарищ. Зови меня Омбро.

Кевар

Предыдущий день у Кевара выдался далеко не самым приятным, а очередная ночь с кошмарами добила его окончательно. Так что лорд решил, что ему непременно стоит отдохнуть и поразмыслить обо всем случившемся.

Он вообще любил поразмышлять — умственная, духовная разрядка была для него, пожалуй, самым главным и непременным условием осмысленного и комфортного существования. Другое дело, что возможности спокойно остаться наедине с собой у него всегда было крайне мало, особенно в последние годы. Без этого силы его истощались, нервы окончательно изнашивались, а эмоции теряли из своей палитры все оттенки, оставляя лишь блеклые серые полутона.

В качестве меры для борьбы с душевной хандрой Кевар выбрал на этот раз прогулку по любимой части города, Аристократическому полумесяцу и прилегающей к нему части Королевских Полей. Он накинул потертую легкую куртку из тонкой кожи дракона абисто (выловленного еще его прадедом где-то в глубинах Бездны), заправил брюки в высокие сапоги и активировал костюм. Теперь он стал хоть немного походить на нормального в представлении столичных жителей человека, и такая роль могла гарантировать ему спокойную прогулку. Вообще, как он давно уже заметил, лучшая маскировка в человеческом обществе — это умение никак не выделяться из него. Особенно, если на самом деле ты для этого общества нечто вроде отмершего куска кожи на мозоли, который все никак не может оторваться — вроде и не сильно досаждаешь, но все же достаточно, чтобы напрягать окружающих — ведь ты не дотягиваешь до благонадежного, положительно-усредненного члена уважаемого общества.

Выйдя за территорию усадьбы, Кевар вдохнул полной грудью. Через систему очистки воздуха костюма прошли какие-то жалкие отголоски запахов — что-то терпкое и немного сладковатое, но абсолютно невнятное. Секунду поколебавшись, он свернул маску и снова втянул в себя порцию воздуха, уже настоящего, не очищенного. Голова тут же закружилась от обилия цельных запахов и бесконечного числа оттенков. Здесь всегда была ранняя осень, а воздух был еще не прогрет до дневной температуры. Вокруг витал запах легкого морозца, смешанный с благоуханием опавшей листвы, отцветающих акаций и чистой мостовой, а издалека доносились ароматы свежеиспеченных булочек с корицей и еще что-то едва уловимое, что вызвало у Кевара теплые воспоминания из далекого уже прошлого.

Вернув маску на место, он направился по мощеной разноцветными полупрозрачными камнями аллее, окруженной высокими желтеющими тополями, в сторону Обзорной площади, чтобы взглянуть на город, который он за пять лет войны почти забыл.

Искусственное солнце поднялось уже достаточно высоко, и с холма в форме полумесяца, по вершине которого растянулся фешенебельный район с фамильными виллами древнейших родов страны, открывался замечательный вид на просторы жилых кварталов. Темное отвратительное пятно района номер 7, опухолью прилипшее к подножию новых кварталов, от взоров городской элиты закрывала живая изгородь исполинских размеров, тянувшаяся вдоль всей северо-западной оконечности холма. В темно-зеленые густые ветви вечнозеленого кустарника-гиганта были вплетены многочисленные прозрачные сферы, в которых жили разумные светлячки из Треугольника огненных планет, одной из самых дальних окраин Королевства. В свое время, когда все лица нечеловеческого происхождения были вынуждены покинуть столицу, светлячки (сами себя они называли Народом Внутреннего Света) смогли добиться Высочайшего разрешения остаться жить внутри атмосферного купола. В качестве платы за это их дома-шары и самих светлячков стали использовать в качестве фонарей, а потом и просто для украшения города. А пару десятков лет назад, когда народ внутреннего света набрался смелости и изъявил желание основать свой собственный квартал и жить не порознь, а рядом друг с другом, все прозрачные дома собрали вместе и вывесили на изгородь на Аристократическом полумесяце. С тех пор светляки оказались ближайшими соседями самых влиятельных людей Королевства, и многие из них даже умудрялись заводить полезные знакомства и пробиваться в верхние слои общества.

Среди светляков у Кевара был один хороший знакомый по имени Боб, и, насколько Кевар сумел выяснить, сейчас он занимался изучением родины Народа Внутреннего Света, заброшенной триады огненных планет в глубине Бездны. Аргомантис решил для себя, что когда, в конце концов, столица доведет его до исступления, он слетает навестить старого товарища — явно лучше, чем прозябать в обществе столичных кутил.

Пройдя мимо изгороди, Кевар вышел на узкий каменный язык, выпирающий из Обзорной площади и холма на несколько десятков метров. С него открывался самый лучший вид на эту часть города. Сферы домов жилого квартала вдали, за Королевскими Полями, сверкали на солнце до боли в глазах. На их фоне ярко-зеленые просторы Полей приятно контрастировали со стеклянным блеском монументальных зданий, взгляд отдыхал на столь редком островке природы.

Кевар с любопытством осматривал город, в котором он провел немало лет, но который так и не стал ему родным. Столица, шумная, пыльная, многогранная, погрязла в суете, делах, пороке и лжи. Он никогда не любил политиков, чиновников, торговцев — всех тех, кто паразитирует и наживается на других людях — а тут их концентрация на квадратный километр была значительно выше допустимой нормы.

Налюбовавшись вдоволь видом, Кевар решил спуститься по широкой мраморной лестнице с холма, где по окраине Полей расположились многочисленные рестораны, уличные кафе и бутики — в общем, все то, что необходимо для приятного времяпрепровождения избалованным роскошью аристократам. Впрочем, кроме дорогих и безвкусных магазинов, тут были и крайне милые и уютные кафешки, прятавшиеся в старинных двориках, и неплохие семейные ресторанчики. Достаточно было немного углубиться в сторону от главной улицы, и можно было найти даже крохотные лавки со всевозможными самодельными украшениями, старинными космокостюмами и прочими любопытными штуками для ценителей душевных вещей. Немного побродив среди цветастых зонтиков и ярких витрин, Кевар вскоре нашел свое с давних пор любимое кафе «Судьба Дет’кина» и пристроился за круглым столиком на уличной веранде. По грубым потемневшим от времени доскам настила легкий ветерок, задувавший с Полей через узкий проем между двумя трехэтажными домами, лениво гонял несколько опавших листьев: ярко-желтый, бордовый и сморщившийся коричневый. Кевар наклонился и подцепил пальцами изъеденный тлением и временем крохотный листик. Два других пощеголяли еще немного своими яркими красками и унеслись в неизвестном направлении. А ущербный малыш остался в руках Кевара. Тот долго рассматривал ломкие края и засохшие прожилки, явно проступающий узор на полупрозрачной поверхности листа. Потом молодой лорд аккуратно убрал листик в нагрудный карман куртки и сделал заказ владельцу кафе, старому, хромому на обе ноги, Арнольду Дет’кину.

Запах крепкого настоя из коры Варского дуба немного взбодрил, а терпкий чуть сладковатый вкус напитка, растекающийся по языку горячими волнами, настроил мысли на правильный лад. Он оставил длинную трубочку, тянувшуюся из специального стакана, подключенной к системе циркуляции жидкости шлема и неторопливо потягивал настой, погружаясь в свои мысли. Глазные прорези закрылись сплошной тонировкой, так что Кевар остался в полной темноте, и ничто не мешало размышлениям и воспоминаниям.

Мысли его по обыкновению начали разбегаться и углубляться все дальше и дальше в пучину памяти. Порой у него складывалось ощущение, будто он тонет в этом круговороте воспоминаний, что они затягивают его все глубже и глубже. Раньше он даже жалел, что некому вытащить его из этой трясины, пробовал забываться в вечеринках и увеселениях, но это не помогало, а скорее даже усугубляло его склонность к рефлексии. Бывало, что он уходил в себя прямо в разгар веселья, и это отталкивало многих — людей со странностями мало кто хочет терпеть рядом с собой, мало ли что от них можно ожидать. Поэтому, вероятно, он в итоге и начал медленно, но верно, выпадать из социума — сначала время от времени стал под различными предлогами отлучаться из столицы, а потом и вовсе решил отправиться на фронт. Но, кроме всего прочего, самую большую роль во всем этом сыграли его отношения с семьей и особенно с отцом.

Тут же всплыли воспоминания далекого детства, как всегда, отрывочные и частично смазанные. Редкие теплые воспоминания из того времени ему подарила мать, единственный человек, который хоть немного его понимал, от которого он всегда ощущал тепло и любовь. На самом деле он плохо помнил, как она выглядела, какой у нее был голос — но зато он никогда не забудет ее запах, теплый, нежный аромат лаванды и корицы. Еще он помнил, что она была все время грустной и часто плакала. Теперь-то он понимал, что это из-за его отца, и что-то поменять он все равно был не в силах, но тогда, будучи добрым ребенком, он старался ее успокоить, мастерил ей подарки из металлических пластин и кусочков дерева. И лишь одна вещь осталась у Кевара от матери до сегодняшнего дня и хранилась в потайном сейфе на его личном безднолете. На его четвертый день рождения мать подарила ему маленькую белую шкатулку из кости дракона бездны, с тонкой работы рисунком, изображающим герб рода ее отца, оборвавшегося на ней же — ветвь вереска, оплетенная тонкой цепочкой.

Всплыли новые воспоминания. Ему пять лет. Они с семьей на охоте в угодьях близ резиденции на Варке: Кевар, средний брат Кррик, мать и отец. Старший брат Рор тогда уже уехал учиться в школу-интернат, куда потом отправились и младшие. На белогривых трехголовых жеребцах, гордости семейства Аргомантисов, неторопливо едут мать и отец, они вновь ссорятся. Щеки отца красны от гнева, мать, наоборот, бледна, но еще не плачет. Про детей они уже и забыли в своих спорах, и они плетутся сзади на крошечных пони. Кевар уже привык к извечной войне между родителями, но он всегда чувствует где-то в глубине, как страх холодными пальцами сжимает его маленькое детское сердце. Он широко открытыми глазами смотрит снизу вверх на мать, и ему очень хочется как-то защитить ее, ударить маленьким кулаком отца, остановить его — только чтобы он не кричал на мать. Потом переводит взгляд на брата — тот с благоговением уставился на отца, в его глазах читается восторженное почтение, мол, так и надо с ними, с женщинами, поставь ее на место, папа. Кевар хочет ударить теперь и брата, да посильнее, чтобы он никогда больше не поддерживал отца. Но он этого не сделает — он добрый и тихий мальчик, который боится темноты и монстров, что непременно должны прятаться под его кроватью. И он молчит, только тихонько, пока никто не видит, плачет от безысходности.

Та поездка закончилась трагично. Кевар так и не смог вспомнить, что же в действительности тогда произошло, вероятно, мать действительно в запале ссоры пришпорила коня чуть сильнее, чем нужно, и жеребец вместе с ней сорвался с обрыва в Синюю Пропасть. В любом случае, в его глазах и тогда, и сейчас, в ее смерти был виноват отец.

Тогда у него случился первый серьезный провал в памяти — следующее осознанное воспоминание было уже с похорон матери. Кевар помнил чувство опустошения и отстраненности, и еще жуткий страх. Вот, собственно, и все. На этом фактически и закончилось его детство. Отец, и раньше не особо баловавший своим вниманием младшего сына, тощего, бледного и по-девичьи слабого, с тех пор и вовсе перестал смотреть в его сторону. Кевар был похож на мать, такой же светловолосый и сероглазый, с такими же узкими скулами, и, вероятно, Рор не хотел больше видеть сына, чтобы он не напоминал ему покойную жену.

В интернат его отправили на три года раньше положенного — одновременно с Крриком. Впрочем, для Кевара это не было печалью — он мог наконец-то вырваться из гнетущей атмосферы мрачных и помпезных поместий Аргомантисов, где он жил в вечном страхе перед гневом отца. Кроме того, это не было и проблемой — лет в семь стало очевидно, что, хоть младший лорд и не блещет, в отличие от отца и старших братьев, силой и красотой, но в уме, смекалке и находчивости он давал фору и среднему брату, да и старший во время редких визитов в отцовский дом не раз попадался в хитроумные ловушки Кевара.

Так что с десяти лет он начал самостоятельную жизнь, где уже без каких-либо серьезных ограничений начал проявляться его своенравный характер и всеобъемлющее любопытство. При том, что он продолжал оставаться все тем же учтивым и добрым мальчиком, он сразу поставил себя в мальчишеском коллективе, где все были старше его на несколько лет, таким образом, что никому и в голову не приходило даже пытаться его шпынять. Он участвовал во всех играх и шалостях, а в большинстве даже выступал заводилой, так что благодаря его богатой фантазии и неуемной энергии в интернате постоянно нарушалась дисциплина. Ребята ночами выбирались за территорию школы и играли в заброшенных зданиях, которых в округе было немало из-за прошедшей пару десятилетий назад очередной войны. Они поджигали журналы с оценками и устраивали ловушки для преподавателей. Регулярно устраивались шутливые поединки, которые нередко заканчивались серьезными увечьями.

Кроме того, в интернате он познакомился со своим единственным действительно близким другом — генералом Фаэтоном Савоне. Вернее, тогда будущий генерал еще был молодым выпускником столичного университета, решившим пару лет позаниматься преподаванием и воспитанием детей подальше от Стольного Астероида. Возможно, именно навыки и сноровка, которые он получил за время общения с сорванцами, помогли ему через много лет стать кумиром и беспрекословным авторитетом среди солдат. Кевар не знал, что заставило Фаэтона уйти в армию и сделать там головокружительную карьеру, но тогда, в детстве, очень скучал по другу. Они с самого начала как-то очень прониклись друг другом, и старший товарищ учил маленького лорда всевозможным полезным наукам, начиная с истории и географии и заканчивая самообороной. Потом, через много лет разлуки, генерал Савоне без объяснения каких-либо причин забрал тогда еще младшего лейтенанта Аргомантиса из штаба армии за дальней линией тыла в свой легендарный отряд специального назначения, но сейчас Кевару было очень сложно что-то вспомнить из военного периода жизни — сплошь пробелы в памяти.

А во время его жизни в интернате провалы повторялись всего пару раз, так что он решил забыть об этой своей болезни, и она почти не напоминала о себе до самой войны.

Война… Память Кевара не захотела дальше мучать себя и его, и позволила ему забыться легкой дневной полудремой.