Пиши о любви

Ася Исай (2024)

Когда тебе немножечко за тридцать, а все принцы, что встречались в жизни оказались настоящими дураками, перестаешь верить в любовь и чудо.Особенно, если очередной дурак, решает, что это не самая плохая идея за час до свадьбы, запустить свой язык в другую женщину!Что же делать, спросите меня вы? Понятия не имею! Я — решила устроить праздник. И найти сразу другого дурака. Вдруг, окажется принцем?(История Маши из «Измена в подарок»)

5. Голос города

— Так о чем? Маш? — отпивая чистый кипяток из кружки, переспрашивает Паша.

— О том, куда поедем отмечать мою свободу, — мямлю растерянно, первое, что приходит в голову. Только бы не проболтаться про манящий жесткий контур губ и колкую на вид щетину. — Мы же за этим тут… Собрались. И какой у нас вообще план? Нужно позвонить, забронировать столик… Наверное.

— А я уже.

— Да?

— Да! — морда Паши буквально расцветает вмиг. Будто что-то коварно-игривое выпустили на волю. — Лучший столик Петербурга. У меня блат. Бронь не нужна. Пойдем.

Он задает направление кивком головы и идет в сторону эркера. Но на полпути резко останавливается, я не успеваю затормозить и врезаюсь в его спину.

— Осторожнее, Маш, — говорит с участием, словно не планировал никакого коварства. Оно само, ага. — Возьми в ящике над плитой коньяк и рюмки.

Злобно щурюсь на его блестящие лукавством глаза, но иду за коньяком. Пригодится, если я хочу переиграть этого наглеца. Когда догоняю Пашу, наблюдаю странную и пугающую до тошноты картину.

Подвинув кресло, он открывает окно, забирается на подоконник и спрыгивает наружу! Мое несчастное сердце, не успевшее оправиться от измены жениха, ухает вниз, замирает и принимается выламывать ребра с особой жестокостью!

Тысячи мыслей успевают промелькнуть в моей голове. Основная тема — заголовки газет в стиле: “Обиженная невеста убивает случайного любовника”. Хочется по-детски обидеться на злобных журналистов, сочиняющих гадкие названия у меня в голове. Ну почему любовника-то вдруг?! Неужели просто посмотреть на красивое уже нельзя?!

Безумный хоровод мыслей останавливает рука, забирающая тарелку с бутербродами и кружку с чаем, с подоконника.

— Там крыша, что ли?! — кричу оглушенная биением сердца в ушах.

— Ну да, — выныривает с той стороны окна голова Паши. — А откуда столько разочарования в голосе?

— Ты нарушил мои планы по покорению желтой прессы, — чувствую, как, наконец, расслабляются, пропитанные адреналином мышцы.

— Что?

— Ничего. Это и есть твой лучший столик?

— Да. Иди ко мне.

Подхожу ближе и недоверчиво выглядываю. Тут и правда выход на просторную крышу. Паша протягивает мне руки приглашая.

Город, бывший просто волшебной картинкой в окне, оживает. Его голос становится громче и объемнее, когда я спрыгиваю на крышу. Паша пытается удержать меня в объятиях, но зачем мне он, когда здесь величественный Петербург как на ладони.

— Ты обманул меня со столиком. Это же карниз! — шепчу, опасно подходя к краю.

— Это детали. Зато как красиво…

— Красиво… — выдыхаю.

А глазами не могу никак насмотреться. Мне всегда его мало. Его блестящих крыш, золотых шпилей и шелковых лент каналов и рек. Я люблю его всем сердцем. И только этот, по-настоящему святой мужчина меня никогда не предаст.

— Я не понял. А коньяк где?

Звучит возмущенно за моей спиной, а я понимаю, что и сбежать-то мне толком некуда.

Где коньяк и остался ли он в живых, видит бог, я не знаю. Также, мне неизвестна судьба рюмок. Когда увидела, как этот дурак прыгает в окно, выронила все, что было в руках. А грохот сердца в ушах вытеснил все звуки, существующие в мире. Так что ни звона бьющегося стекла, ни грохота падающей бутылки я не услышала. И уж тем более не запомнила. Паша не услышал, видимо, потому, что был уже на крыше, окутанный шумом ветра и голосом города.

Медленно отхожу от края крыши на безопасное расстояние и оборачиваюсь к зеленоглазому наглецу. Красивый зараза. Особенно сейчас, когда показательно хмурится. Пальцами своими сухими и длинными вертит пачку сигарет. На указательном и среднем поблескивают колечки. Не простые гладкие ободки, а что-то крайне интересное. Из кожи и белого металла. Хочется рассмотреть поближе, но сейчас не до этого.

Нужно ему ответить. Словами через рот, ага. Но я все время отвлекаюсь. На острые черты лица, на челку упрямую, что лезет в глаза постоянно. Зачем только очки носит? Все равно ничего не видно.

Очки огромные. Кажутся не по размеру, но ему идет. Он весть такой… Небрежный. Поза, движения, даже ухмылка. Измятая льняная рубашка и брюки цвета топленого молока. И босые ступни на голой крыше.

Только сейчас понимаю, что в сквере он сидел в этом же облачении и домашних тапочках. Ну конечно, я могла повестись только на сумасшедшего! Теперь все сходится!

Киваю своим мыслям и отвлекаюсь, на тонкую линию губ. Тоже острую. Он весь, будто создан из изломанных и рваных линий.

Мы с ним одного роста. Целоваться удобно, наверное. Так сложилось, что у меня всегда были только накаченные двухметровые лоси. С которыми не только при поцелуях, но и при общении затекала шея. Неудобно. А без массажа и зарядки никак. Голова болеть будет.

С этим бы таких проблем не возникло, да.

Паша склоняет голову набок. А я понимаю, что слишком далеко заплыла в своих рассуждениях и просто нагло его разглядываю. Долго. Молча. Надеюсь, не очень плотоядно. А то как-то неловко получится.

— Упс, — пожимаю плечами, вспоминая, о чем там мы говорили и выдаю максимально внятный ответ, на который способна.

— Упс? — переспрашивает.

— Ну да, — подтверждаю.

Очень информативный диалог получился. Прямо загляденье. Ровно на все два высших и курсы по кулинарии на сдачу.

— Женщина, ты настоящая беда. Не могла пройти десяток метров без приключений?

— У меня лапки, — поднимаю возможное орудие убийства дорогущего коньяка.

Паша только щурит глаза, выдыхает дым, пристраивает сигарету в пепельнице и ныряет в глубину квартиры, а я оглядываю крышу на предмет укрытия и пожарных лестниц. И, естественно, ничего не нахожу. Кроме небольшого огнетушителя в уголке, рядом с пепельницей.

Нет. Ну он точно сумасшедший.

Пока Паши нет, достаю телефон. Холодный кусок стекла и металла впервые за долгое время не хочется включать. Не волнуют новости и куча непрочитанных сообщений в чатиках. Я не жду посты с красивыми фоточками и продолжение в книгу любимого автора. Нет желания даже просто поболтать, но выйти на связь нужно.

Телефон захлебывается звуком уведомлений. Сообщения сыпятся, устилая экран мешаниной из букв. Это все потом. Потом выброшу в корзину не читая. Уверена, там одно и то же.

Чудом уворачиваясь от всплывающих оповещений, набираю номер Малинки.

— В порядке? — она берет трубку после первого же гудка. Ждала. Волновалась.

— Кажется. Там все плохо?

— Не беспокойся. С родителями порядок. А остальное — ерунда. Ты как проветришься, приезжай к нам, ладно? Мы твоих в гостиницу отвезли. А тебе я спальню приготовила. Если тебя нужно забрать, говори обязательно.

— Нет, нет. Я еще проветрюсь, — оглядываюсь на панораму Петербурга. — Спасибо, — молчу. Она тоже, но это уютное, а не тягостное молчание. Я решаюсь сказать важное, а она не торопит, а просто рядом. Всегда. — Мирра, прости, прости меня… Ты же совсем одна осталась, когда Костя изменил. Я не представляю, как просить прощения, что меня не было рядом. И как благодарить сейчас, что помогаешь. Кажется, в русском языке не хватит слов.

— Глупости Машунь. Все позади и вообще ерунда. А вот за тебя я переживаю. Ты далеко?

— Я на крыше.

— Ма-а-аш? — перебивает меня испуганная Малинка, а я не успеваю договорить, как сзади слышится кто-то третий.

— Нашел под кроватью. Маш, как так, скажи? — притворно возмущается Паша.

— А это еще кто? — искренне удивляется Малинка.

Упс.