Разделенные

Бахтик Аширов (2024)

"Разделенные" В 2100 году человечество обрело иллюзию идеального порядка под управлением всемирного государства — "Власти Шести". Сто тысяч кластеров, разделенных стометровыми стенами, стали новым домом для миллиардов людей. В этой системе каждый выполняет свою функцию, но свобода и личная инициатива остались в прошлом. Генрих, молодой специалист из шахтерского кластера, верил в порядок нового мира, пока случайное открытие не привело его к запретному тоннелю. В надежде покинуть свою ограниченную жизнь вместе с возлюбленной, он начинает опасное путешествие, которое вскоре приводит его к разоблачению страшной правды: за стенами нет места для свободы, а каждый шаг контролируется системой. Плененный за попытку бегства, Генрих оказывается втянут в замысловатую игру "Власти Шести", которая использует его интеллект для усиления системы контроля. Но сможет ли он отказаться от мечты о свободе ради иллюзии гармонии? Или его выбор изменит не только его судьбу, но и судьбу всей системы?

Глава 11

— Куда мы пойдем? — Голос Элеоноры звучал из динамиков голографического экрана коммутатора, напоминая музыку. — "Цитадель вкуса"? Это же место, о котором мечтают почти все жители нашего кластера, а может, и всего анклава!

Генрих с трудом сдерживал улыбку. После тяжелой смены он решил порадовать Элеонору неожиданной новостью: сеть ресторанов подарила им два билета в VIP-ложу"Цитадели вкуса". Ресторан, расположенный на крыше самого высокого здания в кластере, был настоящей мечтой, недосягаемой даже для многих успешных обитателей. И Генрих имел туда доступ.

— Это небольшой бонус за мои страдания, — улыбнулся парень. — Скоро тест, и нам нужно как можно больше позитива.

Упоминание о предстоящем тесте на мгновение омрачило лицо Элеоноры, но она быстро справилась с собой и подарила Генриху свою самую очаровательную улыбку.

Пневматический лифт оказался неожиданным контрастом с привычной стерильностью их быта. Его интерьер напоминал роскошные особняки древних эпох: панели из темного дерева, обитые бархатом стены, золотистые ручки и кнопки. Казалось, они перенеслись в виртуальный фильм о жизни середины XX века, где элегантность и уют были символами успеха.

Из скрытых колонок мягко зазвучала мелодия Вивальди — "Времена года". Звонкие скрипки наполнили пространство атмосферой утонченности и спокойствия. Музыка, казалось, идеально дополняла обстановку, подчеркивая её изысканность.

— Здесь так красиво, — прошептала Элеонора, водя пальцем по гладкой деревянной панели. — И музыка такая… волшебная.

Лифт плавно начал подниматься, не издавая ни звука, а скрипичная мелодия словно уносила их в другое время, даря ощущение полного покоя и гармонии.

Через несколько секунд двери лифта мягко открылись, словно приглашая их в прошлое. Перед ними простирался огромный бальный зал, залитый теплым светом громадных хрустальных люстр, которые свисали с высокого потолка, переливаясь, как алмазы.

Под ногами блестел идеально отполированный паркет, отбрасывающий золотистые отблески света. Вдоль стен лежали мягкие ковры с intricate узорами, их ворс словно поглощал каждый шаг, делая его бесшумным. Пространство дополняли массивные деревянные столы и изящные кресла, обитые дорогой тканью.

Все вокруг было выдержано в безупречном викторианском стиле: сложные лепные украшения на потолке, резные ножки мебели, витиеватые узоры на шторах, скрывающих большие окна. Казалось, что они не просто вошли в зал, а шагнули в другую эпоху, где роскошь и изящество правили бал.

— Это… невероятно, — выдохнула Элеонора, оглядываясь по сторонам с неподдельным восторгом.

— Добро пожаловать в"Цитадель вкуса", — раздался мягкий, почти музыкальный голос метрдотеля, который ждал их у входа в зал. — Ваш столик уже готов.

Музыка Вивальди продолжала звучать где-то на фоне, словно подчеркивая неразрывную связь времени и величия этого места.

За огромными окнами ресторана открывался захватывающий вид: величественный лес тянулся до горизонта, где его границы терялись в тумане. Серебристая река извивалась, словно лента, впадая в сверкающее озеро, обрамленное горными вершинами, покрытыми снежными шапками.

Генрих на мгновение застыл, восхищаясь картиной перед ними. Природа во всей своей первозданной красоте раскинулась, казалось, прямо перед глазами, маня своей живой, потрясающей гармонией. Только через несколько секунд он уловил движение — тонкий силуэт птицы исчезал в воздухе, растворяясь, как дым. Тогда он понял, что перед ним всего лишь голографическая проекция.

— Интересно, а как выглядит настоящая природа? — задумчиво произнесла Элеонора, её голос был тихим, словно она боялась нарушить тишину. — Не та, что нам показывают в виртуальной реальности, а настоящая.

Генрих молчал, погружённый в свои мысли. Его взгляд скользил по голографическому пейзажу, а в душе поднималась странная смесь грусти и надежды. Вздохнув, он повернулся к девушке.

— Думаю, она выглядит так же, как на этом экране, — наконец сказал он, его голос звучал мягко, но с оттенком сомнения. Уголки его губ дрогнули, формируя легкую улыбку. — Надеюсь, дикие земли, о которых все судачат шёпотом, выглядят так же.

Элеонора на мгновение задержала на нём взгляд, будто пытаясь понять, верит ли он в то, что сказал.

Метрдотель, стоящий неподалеку, с легким поклоном пригласил их к уютному столику, выполненному под настоящее дерево. Текстура пластика искусно имитировала шероховатую поверхность древесных досок, создавая иллюзию натуральности. Генрих провел рукой по краю стола, на мгновение задумавшись, когда в последний раз видел настоящее дерево.

Они уселись на удобные стулья, обитые мягким материалом, напоминающим старинные ткани, и быстро сделали заказ. Официант, молодой человек с доброжелательной улыбкой, с энтузиазмом приступил к объяснению сложных названий блюд, словно боялся упустить малейшую деталь.

— Мы рекомендуем начать с классического лукового супа, который подается с золотисто-поджаренным багетом под слоем расплавленного сыра Грюйер, — сказал он с вдохновением. — Это настоящий вкус Франции. К супу идеально подойдет бокал белого Chardonnay из Бургундии.

Он сделал паузу, чтобы поймать их заинтересованные взгляды, и продолжил:

— Как основное блюдо, я бы посоветовал говядину по-бургундски, томленую в красном вине с добавлением моркови, лука и шампиньонов. Это сытное и богатое вкусами блюдо. К нему великолепно подойдет красное Pinot Noir.

Элеонора слегка улыбнулась, а официант, заметив её интерес, добавил:

— И, конечно, наш фирменный рататуй — овощное рагу из баклажанов, кабачков, перца и томатов с прованскими травами. Оно идеально сочетается с лёгким Côtes du Rhône или освежающим розе из Прованса. Все продукты для наших блюд действительно натуральные, что мы можем гарантировать.

Генрих с Элеонорой переглянулись. В мире, где натуральное стало редкостью, обещание звучало почти как роскошь. Они выбрали бокал насыщенного красного Pinot Noir, который официант рекомендовал к говядине по-бургундски, и освежающее белое Chardonnay для лукового супа.

Погружаясь в атмосферу ресторана, они с предвкушением вкусного ужина сделали первый глоток вина. Генрих отметил глубокие, бархатистые нотки красного, которые словно раскрывались на языке, оставляя приятное послевкусие. Элеонора, держа бокал белого, улыбнулась, наслаждаясь его лёгкостью и тонкой фруктовой кислинкой.

— Кажется, начало ужина обещает быть прекрасным, — заметила она, слегка приподняв бокал в жесте тоста.

Генрих кивнул, мельком глядя на другие столики, за которыми гости выглядели такими же увлечёнными вкусами и разговорами. В этот момент еда казалась не просто трапезой, а маленьким праздником.

Ужин был действительно великолепен, настоящая еда и вино делали свое дело. И пара расслабилась. Генрих пригласил Элеонору на танец и на площадке где играли настоящие музыканты, правда квартет андроидов.

— Интересно, — шепнула на ухо Элеонора, наклонившись ближе, — а в диких землях тоже всё такое вкусное? Тебе никогда не хотелось узнать, как там, за пределами кластера? Я понимаю, что кластеров на Земле много, но… неужели совсем не осталось настоящей, живой, дикой природы? — Она на мгновение замолчала, мечтательно смотря куда-то вдаль. — Как бы я хотела оказаться там и увидеть это своими глазами.

Генрих смотрел на неё, и сердце его сжалось. Её слова задели что-то в глубине его души, пробуждая одновременно тревогу и нежность. Он вспомнил о своём страхе перед предстоящими тестами на совместимость Может быть, именно этот страх заставлял Элеонору думать о загадочных диких землях, о которых никто ничего не знал, кроме слухов и фантазий обывателей. Или она просто искала утешение в мечтах о свободе, которой в кластере никогда не было.

Он обнял её, на мгновение задумался, а затем нежно поцеловал в висок. — Я люблю тебя, любимый, — прошептала она, прижавшись к нему. Такси плавно скользило между башнями города, в салоне звучала мягкая, приятная музыка.

— Я люблю тебя очень. Всё получится, Эли, — тихо сказал он. — Всё будет хорошо. Главное, не волнуйся. Если мы будем в хорошем настроении, без грусти и тревог, система поймёт, что мы счастливы вместе. И тогда у нас всё будет так, как должно.

Уже лежа в постели у себя дома, Генрих не мог избавиться от навязчивых мыслей о диких землях. Перед сном он разглядывал голограммы, показывающие виды нетронутой природы, и терялся в догадках: а есть ли ещё такие места? Если они остались, то кто мог бы туда отправиться и рассказать об этом? Мысли бегали по кругу, не давая покоя. Он ворочался, прислушивался к гулу города за окном, но сон не спешил приходить. Только под утро усталость взяла своё, и сознание погрузилось в забытьё.

Ему снилось огромное поле, залитое мягким светом. Генрих шёл по зелёной траве вместе с Элеонорой. Она смеялась, легко и беззаботно, её платье колыхалось от лёгкого ветерка. Поле было усыпано полевыми цветами, в вышине кружили птицы. На краю поля виднелся лес сине-зелёных деревьев, под которым прогуливались животные — от грациозных оленей до маленьких зайцев. Всё было наполнено какой-то умиротворяющей, почти магической красотой.

Но внезапно тишину разорвал резкий, пронзительный визг. Генрих обернулся и замер. Из леса на поляну вышло существо — огромная крыса-мутант. Её чёрные глаза блестели злой яростью, а из пасти, полной острых зубов, вырывался зловещий визг. Генрих почувствовал, как холодный ужас сковал его движения. За первой крысой одна за другой появлялись другие, ещё больше, ещё страшнее. Они бросались на животных, разгоняя их, ломая гармонию сна, как крик ломает тишину.

И тут Генрих заметил, что крысы направляются к Элеоноре. Она стояла у кромки поля, обнимая пушистого белого кролика, и казалась совершенно безразличной к происходящему."Элеонора!" — закричал он, но голос будто увяз в воздухе. Она не двигалась, её лицо оставалось спокойным, даже счастливым.

"Беги! Убирайся оттуда!" — Генрих кричал изо всех сил, но его ноги будто приросли к земле. Он боролся с собственным телом, чтобы двинуться с места, чтобы спасти её, но крысы были уже слишком близко. Её безмятежность, их ужасные морды, визг, заглушающий всё вокруг…

Генрих резко проснулся, в груди гулко стучало сердце. Комната была погружена в полумрак, лишь мягкое свечение голограммы на стене разгоняло тени. Несколько мгновений он лежал неподвижно, силясь осознать, где реальность, а где ещё остатки кошмарного сна. Перед глазами всё ещё стояла картина того жуткого поля — огромные крысы, их визг и безмятежное лицо Элеоноры.

Он провёл рукой по лицу, пытаясь отогнать неприятные образы. Наконец, встав с кровати, Генрих подошёл к окну. За ним простирался стерильный городской пейзаж — высокие здания, неоновая подсветка и ни намёка на дикую природу. Никаких зелёных полей, никаких лесов, а уж тем более диких животных.

Парень тяжело вздохнул, поднялся с кровати и направился в ванную. Домашняя сеть включилась автоматически, мягкие струи воды начали очищать его тело, а воздух наполнился свежим ароматом. Умная система заботливо настроила температуру и интенсивность подачи воды, завершая привычный утренний ритуал. Но даже под расслабляющим потоком парень не мог избавиться от навязчивых мыслей о диких землях. Он старался представить их — леса, горы, бескрайние поля — но образы получались смутными и расплывчатыми. Его мир всегда ограничивался городом и виртуальными реалиями, созданными чужой фантазией.

За завтраком его осенила безумная идея. Отложив приборы, он уставился в одну точку, будто на экране перед ним развернулась неведомая карта."Старая шахта," — пробормотал он, словно только что нашёл ответ на сложный вопрос. — "Её дальний конец уходит почти к самому краю кластера."

Решение исследовать этот забытый уголок мира захватило его с головой. Он чувствовал, что за пределами привычного пространства может скрываться что-то важное. Что-то настоящее.

Через час флаер плавно скользил над серым после ночи городом, направляясь к промышленному району. Генрих сидел в кресле, глядя на ровные линии городского пейзажа за окном. Его путь лежал в глубины собственной шахты, где уже ждали остановившиеся роботы и комплексы, нуждающиеся в профилактике и ремонте.

Ещё рано утром он получил подробный отчёт от нейросети: список неисправностей, рекомендации по замене компонентов и приоритеты работ. Генрих любил такие моменты — структурированные задачи, которые можно было выполнять быстрее, чем ожидалось. А сегодня скорость была особенно важна.

Он был полон решимости освободить время, чтобы отправиться в заброшенный уголок шахты, где редкие следы человеческого присутствия давно стёрлись временем. Исследование этого места казалось ему единственным способом вырваться из рутины и найти ответы на вопросы, которые он пока не мог чётко сформулировать

Флаер замедлил ход, опускаясь к массивным воротам шахты. Генрих мельком взглянул на тусклый металлический фасад здания, привычный до автоматизма, собрал свои мысли и вышел в отсек рабочей каптёрки. Едва он переступил порог, его встретил ожидаемо дружелюбный голос системы:

— С добрым утром, мастер Генрих.

Голос прозвучал тепло, но не смог вытеснить его размышлений. Тем не менее, система продолжила: в мельчайших деталях она озвучила объём работ на день, добавила рекомендации и даже предложила оптимальный порядок выполнения.

Генрих кивнул, словно соглашаясь с невидимым собеседником, и начал готовиться. Уже через полчаса, забрав необходимые инструменты и данные, он погрузился в рабочий флаер. Тот плавно ускорился, неся его по коридорам шахты.

Темнота окружающих стен, приглушённый свет ламп и мягкое жужжание флаера действовали успокаивающе. Однако мысли Генриха были уже далеко: он вспоминал карту старой шахты, размышлял о маршруте и рисках. Рабочий день стал для него лишь подготовкой к чему-то большему.