На роду написано

Борис Давыдов, 2023

Что толкает человека на путь греха? Может ли он преодолеть соблазн или вынужден слепо следовать за ведущими его потусторонними силами? Добром или злом отзовутся его поступки? Эти и многие другие вопросы встают перед Эммой и Максимом – героями романа Бориса Давыдова «На роду написано». Смогут ли они сохранить любовь в переломную для всей страны пору? Станут ли властелинами своих судеб? Или окажется, что права была бабка Эммы, говорившая: «Каждому человеку на роду написано, сколько он проживёт и как – напополам со счастьем или напополам с горестями и нуждой».

Глава 8

Неожиданная свобода. И не друг, и не враг, а так

Сидя в полутёмной и вонючей, к тому же тесной камере, Максим удивлялся: «Интересно, почему меня Охотенко не вызывает. Или того, что я написал, ему достаточно? А может, хитрый ход замышляет?»

На третьи сутки Муханова вывел на улицу младший сержант милиции, каждую секунду командуя, куда шагать.

Невысокий щуплый милиционер с кобурой на боку предупредил довольно высокого, крепкого Максима:

— Шаг в сторону, — негромко произнёс он, положив правую руку на кобуру, — стрелять буду.

Не обратив внимания на милицейское предупреждение, Максим спросил:

— Куда хоть идём?

— Сейчас узнаешь.

Увидев здание прокуратуры, Максим понял, куда его ведут. Через считанные минуты он был в приёмной прокурора. Вдруг, как чёрт из табакерки, в приёмную влетел Охотенко и с ходу проскочил в кабинет. Правда, уже в следующую минуту выскочил назад как ошпаренный, зыркнув на Максима испепеляющим взглядом. Потом к прокурору вошла секретарша, а выйдя оттуда, пригласила войти задержанного. Тот проследовал в кабинет и, поздоровавшись, посмотрел на сидящего за столом прокурора.

— Товарищ Муханов, почему вы отказались от следователя? — сразу последовал вопрос.

Услышав слово «товарищ», Максим понял, что он уже не «гражданин», значит, его освобождают из-под стражи. Внятно объяснил, по какой причине отказался от следователя, дополнив, что Охотенко давил на него.

Ответив ещё на некоторые вопросы, услышал самые нужные в данной ситуации слова:

— Вы свободны. — Прокурор сделал эффектную паузу и, увидев довольное лицо подследственного, сказал: — Прокуратура забирает это дело себе. И завтра в десять утра вас будет ждать следователь Мишин.

Сказав «спасибо вам», Максим вышел из кабинета. И только шагнул за дверь прокуратуры, от удивления разинул рот — возле крыльца стояла Эмма.

Обнявшись и расцеловавшись, Эмма заговорила просительным голосом:

— Максюша, я очень тебя прошу у меня жить. Пожалуйста, соглашайся, мне без тебя жуть как боязно.

От неожиданного предложения мужчина растерялся.

— Сначала маму бы надо увидеть.

— В таком случае пошли на автостанцию, возьмём такси и к маме съездим.

Минут через тридцать Максим с бывшей женой были в деревне.

Побыв с матерью около часа, сын сказал, как бы оправдываясь:

— Мам, я к Эмме сейчас поеду.

— Правильно, сынок, видишь, какая у тебя жена — готова за тобой в огонь и в воду.

Эмма улыбнулась:

— Спасибо, мам. — И, обняв её, поцеловала в щёку.

Пожилая женщина с любовью посмотрела на бывшую сноху. Она знала, что младший сын в разводе с Эммой, но всё равно считала её самой любимой среди других снох. По-видимому, за ласковое отношение к себе.

Уезжали бывшие супруги из деревни на том же такси, на каком и приехали. Эмма и в салоне «Волги» продолжала светиться радостью, прижималась плечом к Максиму, поглаживала его ладонь. Мужчина готов был расцеловать любимую женщину, но не решился. А войдя в Эммину квартиру, так разволновался, как будто сейчас придётся делать то, что с удовольствием бы сделал на пять, но знал, что получится из рук вон плохо.

Эмма буквально на днях, вновь задумавшись о своём будущем, решила, что ей нужен Максим такой, какой он есть: физически сильный, надёжный. И за его спину, в случае чего, всегда можно укрыться. «Любовники? Это, как говорится, всё временное, на чём не стоит зацикливаться. Вот ежедневно лежать перед сном с близким по духу мужчиной, гладить его сильное тело, прикасаться к нему губами — такое счастье не каждой женщине выпадает».

Вечер у «молодых» прошёл удовлетворительно. Во всяком случае, Эмма даже похвалила Максима, чего раньше не делала. Поверил он ей или нет, неизвестно, но его больше волновал другой вопрос.

— Всё это хорошо, Эмуля, но завтра мне в прокуратуру надо идти.

— Макс, ты дома, не переживай. Давай я тебя ещё поцелую…

Назавтра в десять утра Максим находился у следователя городской прокуратуры Мишина Виталия Петровича. Темноволосый мужчина лет тридцати (ходил он в гражданском костюме), как вскоре определил Максим, был интеллигентным и доброжелательным. Вёл протокол допроса спокойно, уделяя внимание самым незначительным, казалось бы, мелочам. Закончив допрос, который можно было принять за доверительную беседу, попросил Максима, чтобы все свидетели из деревни, не боясь, приходили в прокуратуру для дачи показаний.

— А мне когда приходить к вам в следующий раз? — спросил Максим.

— Думаю, не скоро, пока всех не опрошу. Но в первую очередь мне бы хотелось поговорить с Зениным, вашим другом. Короче говоря, вы работайте, а мы будем разбираться.

Попрощавшись со следователем, Максим подумал: «Какие разные люди работают в правоохранительных структурах — одни грубые и необъективные, а другие — воспитанные, грамотные специалисты, любящие свою работу. И ещё они видят в подследственных и подозреваемых не преступников, а прежде всего людей».

Геннадий Зенин лежал в районной больнице, куда его привезла машина скорой помощи. Ему в первый же день наложили на голову четыре шва, поскольку от ударов кирпичом были рваные раны. Максим, немного успокоившись после визита к следователю прокуратуры, съездил к Геннадию. У того хотя и были повязки на голове, однако в целом он чувствовал себя нормально. А во время беседы признался товарищу, что хитрит, рассказывая врачам про сильные боли в висках.

Максим попросил его:

— Ты хитри, но знай меру. И помни, что тебя следователь ждёт. Поговори с лечащим врачом, скажи, что тебе в прокуратуру срочно надо…

Спустя два дня после этого разговора Геннадий приехал в прокуратуру, где провёл более трёх часов. Всё это время следователь никак не мог понять, по какой причине Зенин увиливает от принципиального вопроса.

— Товарищ Зенин, я ещё раз уточняю: вы звали на помощь Муханова?

— Да, когда нападавший стал наносить мне удары половинкой кирпича по голове, я испугался, что он меня убьёт.

— Как вы на земле оказались? Между вами и Соколовым сначала была борьба?

— Нет, борьбы не было. Я побежал от калитки в огород, а мне кто-то бросил твёрдый предмет в затылок. У меня закружилась голова, и я упал.

— Вы упали лицом вперёд?

— Да.

— Кто вас перевернул на спину?

— Нападавший.

— Это тот, которого Муханов ударил доской?

— Да.

— Вы видели, как вас бил Соколов?

— Один раз видел: он замахнулся на меня.

— Чем замахнулся?

Наступила пауза.

— Так чем он замахнулся? Вы только что говорили, что Соколов наносил удары половинкой кирпича по вашей голове. Вы подтверждаете это?

— Я закрыл глаза.

— Ответьте конкретно: вы видели, как Соколов наносил вам удары?

— Помню что-то… расплывчато.

Как ни пытался следователь получить от Зенина вразумительный ответ, но так его и не дождался.

Через месяц следователь прокуратуры в очередной раз вызвал Муханова. Задав ему несколько уточняющих вопросов и получив исчерпывающие ответы, Мишин попенял, что Зенин не договаривает чего-то.

— Удивительно, как он не видел, что Соколов наносил ему удары половинкой кирпича. Память отшибло? Но он в той ситуации не терял память.

— Вы правы, Виталий Петрович, — уверенным голосом сказал Максим, — с памятью у него полный порядок, так как он в больнице мне говорил, что видел, как удары ему наносил Соколов. И я отлично видел: когда он лежал на земле, то крутил головой, чтобы уклониться от кирпича. Как он мог не видеть?..

Вновь встретившись с Геннадием, Максим прямо его спросил:

— Ты почему не говоришь следователю правду? Ты же видел, что на тебе Соколов сидит и половинкой кирпича удары наносит. С какой стати темнишь?

Зенин стал указательным пальцем правой руки тереть глаз, будто соринка туда попала. Потом, глядя куда-то в сторону, сказал:

— Понимаешь, Макс, я что-то растерялся и с дури ляпнул, что не видел, кто меня бил по голове. А потом испугался, что следователь скажет, что я хочу запутать следствие. И меня за дачу ложных показаний — в кутузку.

— Гена, в следующий раз, когда тебя следователь вызовет, честно скажи, что ты вспомнил: удары кирпичом тебе Соколов наносил.

— Макс, я ещё раз говорю: меня в этом случае могут привлечь к уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Нет, в тюрьму я не хочу, я там не выдержу.

— Гена, пойми, это не дача ложных показаний: вчера ты не помнил, а сегодня вспомнил. Ведь голова — это тёмный лес.

— Я согласен, что голова для врачей тёмный лес, но у следователей своя голова. Нет, Макс, показания я менять не буду.

Максим качнул головой и, не попрощавшись, ушёл. «Ну и козёл ты, Гена, — со злостью подумал. — Ты даже не козёл, а предатель. Как с тобой дружить после этого? Ты теперь и не друг, и не враг, а так. Правильные слова написал Владимир Высоцкий, значит, и его когда-то друг подставил, а может, и предал».

Вечером, как только Эмма пришла с работы, Максим рассказал ей о разговоре с Геннадием.

Выслушав бывшего супруга, Эмма с ненавистью в голосе произнесла:

— Ну и друг у тебя, с-сволочь. Мне он, кстати, с первого взгляда скользким показался, а у меня врождённый нюх на людей. В общем, мы с мамой срочно будем искать адвоката. Говорила сразу: надо найти хорошего защитника. — Заметив, что Максим хочет что-то сказать, Эмма рассерженно махнула рукой: — Деньги у меня есть, насчёт этого можешь не волноваться.

— Я не насчёт денег волнуюсь, а знаю, что адвокат мне пока не нужен. Чем он поможет? Я свои показания не изменю, Генка их тоже отказался менять. Хотя он-то обязан их поменять.

— Макс, опытный адвокат в любом деле найдёт то, чего ты не видишь. И подскажет, как правильно поступить.

— Нет, дело к концу подходит, тем более никто не будет менять показания. Давай закроем эту тему…

На следующий день Максим шёл по улице города, а навстречу ему школьный товарищ.

— Ма-а-кс, а я второй день тебя ищу. И в школу звонил, и в деревню.

— Что-то срочное? — пожав протянутую руку, спросил Максим.

— К нам мой дядя приехал, он главный прокурор военного округа, генерал-майор. Я ему рассказал про твой случай, и он хотел бы с тобой поговорить.

Минут через десять Максим был у родителей своего товарища, где в просторной гостиной представился немолодому генералу — тот был в брюках с красными лампасами и рубашке защитного цвета.

Расспросив, как было дело, и услышав обстоятельные ответы, сказал:

— Я могу вас успокоить только тем, что вы действовали в той ситуации правильно. Если бы вы убежали, не оказав помощи человеку, жизни которого угрожала опасность, то вас за это следовало бы привлечь к уголовной ответственности.

Мягко ступая по ковровой дорожке, генерал говорил, нет-нет да поглядывая на сидящего в кресле Максима:

— Дело в том, молодой человек, что у нас гражданские суды часто перестраховываются в подобных случаях. И если вас всё же осудят за умышленное убийство, то мой вам совет: пишите кассационные жалобы вплоть до Верховного суда СССР. А если надо, то и до Пленума Верховного суда, там вопрос обязательно решится в вашу пользу.

Максим около часа беседовал с военным прокурором, который в заключение сделал краткое резюме, что если бы похожий случай произошёл у них в округе, то он бы закрыл это дело за отсутствием состава преступления.

— Вы, молодой человек, действовали в состоянии необходимой обороны.

Во второй половине июля уголовное дело, возбуждённое против Муханова, и впрямь закрыли с формулировкой: «за отсутствием в действиях Муханова состава преступления, потому что он действовал в состоянии необходимой обороны». Прав оказался военный прокурор, но и следователь Мишин показал себя принципиальным в непростом вопросе, хотя зам городского прокурора просил его передать дело в суд, чтобы избежать неприятностей, которые могут исходить от вышестоящих органов. И кое-кто из коллег предупреждал Мишина: «Смотри, Петрович, схлопочешь по загривку». На что следователь отвечал в категоричной форме: «Муханов в той ситуации был прав».

Прошло всего несколько дней после закрытия уголовного дела, как посыпались жалобы в областную прокуратуру. Спустя ещё недели три всё началось сначала. На этот раз дело вёл не Мишин, а другой следователь городской прокуратуры.

Максим прекрасно понимал: уголовное дело повторно возбуждено потому, что там есть за что зацепиться — это противоречивые показания Зенина. И пока эта нестыковка будет присутствовать, дело могут возбуждать раз за разом. Везде нужна ясность, а в уголовных делах тем более. Подумав, решил ещё раз поговорить с Геннадием, попытаться убедить его, что тот, сказав правду, ничем не рискует.

Зная, в какое время Зенин приходит с работы, Максим стал поджидать его недалеко от дома. Увидев товарища, Геннадий аж споткнулся, побледнел, однако поздоровался.

Максим помедлил немного, затем спросил:

— Гена, может, всё-таки вспомнишь, что удары тебе Соколов наносил? А то это дело так и будет кочевать от одного следователя к другому.

Зенин стал переминаться с ноги на ногу. Наконец произнёс:

— Макс, ты думаешь, я не переживаю? Но что я могу сделать: сам себе приговор подписать?

— Гена, сколько бывает случаев, когда человек забывает даже то, как его зовут, а потом вспоминает. И ты вспомнил, хотя здесь смешно: всё помнит, всё знает, но не говорит. Как это называется?

— Макс, я всяко крутил, думал, но каждый раз прихожу к одному: меня могут посадить за дачу ложных показаний. Как ты не понимаешь?

— Гена, я видел, как ты бросил камешек в жигулёнок. И представь: я подтверждаю всё это на следствии. Что с тобой в этом случае сделают? Сразу же посадят.

Геннадий изменился в лице, ссутулился.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Затем, чтоб знал: я не сволочь, как ты.

Максим окончательно понял, что его бывший товарищ — трус. И не только трус, но ещё и предатель.

Буравя его прищуренным взглядом, медленно, с сарказмом проговорил:

— Иуда ты, Гена, и другого имени тебе больше нет.

Сплюнув через левое плечо, Максим быстрым шагом пошёл в другую сторону, побоявшись, что не сдержится и врежет подлому человечку промеж глаз.

В этот вечер Максиму впервые захотелось напиться. Придя к Эмме, сказал ей о своём желании. Она сразу смекнула, в чём дело.

— Ты с Геной, с этим уродом встречался?

Услышав острое словцо в отношении Геннадия, Максим с особой нежностью посмотрел на бывшую жену.

— Да, Эмуля, встречался. И знаешь, мне вдруг полегчало, потому что груз, который висел на душе, исчез куда-то. Значит, душа от грязи освободилась. Согласна со мной?

— Согласна. Рассольник будешь?

— Буду.

— А винца, может, всё же выпьем?

— Давай, сейчас я сам организую это дело.

Максим открыл холодильник и, взяв оттуда початую бутылку сухого вина, стал разливать по стаканам.

Эмма в эту минуту наливала в тарелки рассольник.

— Макс, я в зале сегодня буду спать.

— Почему?

— Я не выспалась из-за твоего храпа. А сегодня ещё сильнее будешь храпеть, потому что устал, говоришь. Ты не обидишься?

— Нет, конечно. А насчёт храпа ты права, я мастер по этому делу.

Эмма сказала, притворно улыбнувшись:

— Каждому своё…